Дмитрий Вощинин "Купола"

Наденька очень радовалась весеннему празднику: ей, как и всем детям в доме, была по нраву торжественная суета во всем доме, восторженные разговоры старших, застолья, разнообразные кушанья с пирогами, походы в гости, приемы родственных семей, шумные хороводы, восторженные и интересные игры.

В детской нежной душе еще не были стерты впечатления прошедшего «Рождества». Тихого и полного очарования сочельника, нежного блеска нарядной елки, уличных гуляний на морозном воздухе…

В день сочельника они вместе с пятилетним братом Леней восторженно помогали взрослым наряжать рождественскую елку собственноручно сделанными игрушками. Им очень хотелось быть похожими на взрослых, и они в первый раз в жизни решили не кушать в течение этого дня до первой звезды.

Правда, есть очень хотелось, и они поочередно и вместе часто выбегали на крыльцо и смотрели в небо, вздыхая:

– Ну, когда же покажется долгожданная первая звезда?

Зато как запомнились вкусные пироги, когда все сели за праздничный стол. Необыкновенно красиво одетые взрослые руководили хороводами вокруг елки. Нарядные дети, включая годовалую Сашеньку, получали разноцветные подарки: похожие на них самих куклы, качающиеся гривастые коняшки, хлопушки и другие индивидуальные по-возрасту красочные игрушки.

На «Крещение» в реке недалеко от берега была вырублена большая квадратная прорубь. Над ней – украшенная еловыми ветками беседка.

Из главного в городе Богоявленского Собора шел к проруби крестный ход. Впереди священники в красивом облачении с хоругвями, иконами, за ними причет и длинная цепочка простых людей. Над прорубью служили молебен. Потом набирали воду в бочки и везли в церкви, там продолжали богослужение и освящение воды. В нее погружали серебряные кресты и раздавали святую воду прихожанам до поздней ночи.

Зима затем наполнялась веселыми языческими праздниками: «святки» с загадочными гаданиями, «масленица» с блинами и народными шумными гуляниями.

О всех праздниках Надя знала из папиных пересказов Евангелие, которые он вел обычно перед ужином.

Дети внимательно слушали о жизни Христа и другие не менее торжественные повествования красивых образных и поучительных библейских сюжетов и часто задавали вопросы.

Эти беседы проходили не один вечер, иногда их проводила с детьми Кока.

Надя знала, что в память великих страданий Христа празднику «Пасхи» предшествует семь недель Великого поста.

Хотя маленькие дети не обязаны соблюдать пост, к радости бабушки, мамы и папы Наденька в этом году решила первый раз в жизни испытать себя его ограничениями. По истечении многих лет она помнила почти каждый его день.

При обилии продуктов в то время и умении готовить вкусно отказ от мяса, яиц и молочных продуктов больших неприятностей не представлял. Прекрасно готовились рыбные блюда, которые были позволительны во вторую, третью и шестую неделю поста. Необыкновенно вкусно готовились котлеты из овощей, душистые каши, блюда из гороха и фасоли, различные соления, включая грибы, а также домашний хлеб, пироги с рисом, луком и всякой всячиной, моченые яблоки, компоты, кисели.

На всю жизнь запомнился непередаваемый терпкий – сладкий запах только что вынутого из пропитанных льняным маслом форм испеченного ржаного хлеба.

Бабушка Кока, папа и мама в это время вели с ней и другими детьми беседы о необходимости делать добрые дела и вести жизнь так, чтобы было меньше грехов.

– Разве много на свете зла? Ведь кругом добрые и хорошие люди, – удивлялась она.

– Да, но многие люди забывают о ближних и больше думают о себе… С этого все и начинается…сначала немного…потом больше и больше. Вот давеча, ты побежала гулять, а маленький Митя просил тебя поиграть с ним.

Надя молчала, она вовсе этого не заменила, но про себя думала, что надо быть внимательней к своим братьям и маленькой сестренке.

Иногда она задавала себе вопрос – «А почему же Баба-Яга стала такой злой?». Но задавать его не решалась, внутренне чувствуя, что может обидеть им бабушку.

В зимние вечера родители Нади часто уходили в гости, дети оставались с нянькой и Кокой. Младшие дети играли в детской.

У Коки часто сидели за самоваром опекаемые ею монашки, богомольные старушки или родственники. Надя с трех лет жила в одной комнате с бабушкой и чтобы не мешать разговору старших, которые в основном касались житейских, городских или духовных тем, она уходила в комнату горничной Паши, где тоже собиралось общество из своей и соседской прислуги.

Разговоры там велись о страшных невероятных случаях, лесных жестоких разбойниках, покойниках, выходящих из гробов на кладбищах, оборотнях, домовых и прочей «нечисти». Надя не рассказывала Коке об этом, потому что знала заранее о запрете слушать это, да и прислуге могло не сдобровать.

Но хоть и боялась, ее притягивали эти разговоры, и она верила в них каким-то тайным от бабушки интересом. Ей живо представлялось все услышанное у Паши. Будучи храброй в четыре – пять лет, в свои неполные семь она стала бояться темноты и оставаться поздно вечером в комнате одна. Видимо, Кока понимала ее, не оставляла одну и, когда отправлялась по делам из дома, старалась брать с собой.

В церкви с первой недели поста проводилась дополнительная служба, посвященная жизни Христа, и сопровождалась особыми молитвами. Некоторые Наде запомнились, так как производили яркое впечатление силой своего смысла:

«Господи, Владыко живота моего,

Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия

Не даждь ми.

Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви

Даруй ми, рабу Твоему!»

Даже звон колоколов во время Великого поста был особенный.

Поскольку Кока опекала женские монастыри, Надя вместе с ней, а иногда с мамой в эти дни часто их посещала и даже знала лично несколько монашек.

Она всегда с удовольствием ходила со старшими к доброй «Матушке Нине» в ее отдельный домик-келью, две комнаты которого были увешаны иконами и интересными картинами с библейскими сюжетами. «Матушка Нина» была замечательной мастерицей рукоделия известной всему городу своим вышиванием, шитьем и вязанием. Дети обожали ее за прекрасно сделанные из плюша, атласа и бархата тряпичные куклы с тщательно выполненной одеждой: красивыми платьями, шапочками или пальто.

Перед изготовлением куклы она всегда ласково разговаривала с ребенком или расспрашивала о нем у взрослых.

Все куклы выполнялись прочно, добротно и с большим художественным вкусом. Их лица были расшиты цветными нитками с бисером и выглядели значительно интереснее чем, входившие в моду фарфоровые.

Накануне праздника Надя получила красивую бежевую куклу от «Матушки Нины» с яркими вышитыми глазами в изящном вишневом пальто с меховой опушкой. У брата Лени была ее кукла–мальчик с великолепной костюмом – тройкой.

«Матушка Нина» по заказам шила замечательные платья и взрослым, вышивала приданое для невест, вязала тонкие пуховые платки и не гнушалась стежкой одеял. В работе ей помогали две «послушницы».

Вторая монашенка, которую хорошо знала Надя, звалась «Пашенька-монашенька». Она жила тоже в отдельной келье, но там была совсем другая обстановка: строгая некрашеная деревянная мебель – столы, лавки, табуреты, которые напоминали Наде картинки из сказки о трех медведях. На деревянных полках толстые кожаные, казавшиеся тоже в деревянных переплетах, книги. Сама «Пашенька» всегда сидела в переднем углу перед раскрытой книгой, встречала и провожала посетителей низкими ритуальными, но подчеркивающими глубокое достоинство поклонами. «Пашенька» не занималась рукоделием: она давала жизненные советы, предсказывала будущее, лечила святой водой и святым маслом.

Как раз в это время приходили тревожные слухи о революции, свержении царя. Многие воспринимали все эти вести с недоверием и когда устремляли взгляды на «Пашеньку-монашеньку», она больше молчала и усердно демонстративно молилась.

Был еще один тип монашек из общины женского монастыря, с который Надя встретилась позднее. Одну из них звали матушка Маркиана: она была регентшей монастырского хора. Хотя и малограмотная, она обладала хорошим голосом и слухом и даже играла на скрипке. С трех лет она жила в монастыре, взятая из бедной крестьянской семьи, и было ей тогда уже семьдесят лет.

Большую часть жизни провела она в церкви за службами и спевками. В свободное время занималась вышиванием. Несмотря на однообразную жизнь, она имела характер веселый и общительный. Как-то она рассказывала, был у нее в жизни и роман необыкновенный. Средних лет мужчина часто приходил в их церковь молиться и подолгу смотрел на нее внимательно и ласково. Поневоле и она на него поглядывала с интересом: и все больше он ей нравился. Приходил он в церковь во время спевок, стоял в уголке тихо, и все смотрел на нее. Так продолжалось довольно долгое время, и вдруг ходить перестал.

Для нее он так и остался единственным увлечением в жизни.

В конце каждой недели, в субботу, Наденька с бабушкой-Кокой, папой и мамой посещала церковь, внимательно слушала священника на службе и исповеди, чтобы на следующее утро получить прощение «Причаститься Святых тайн».

Теперь маленькая Надя знала, что такое таинство исповеди: говорить о непослушании, лжи вольной или невольной – это всегда тревожно, неловко и даже немного страшно. Но зато, каждый раз она испытывала непередаваемую радость очищения, особенно на следующий день, когда происходило причащение.

В воскресенье в конце службы выходил священник с серебряной, позолоченной, украшенной драгоценными камнями и медальонами святых чашей. Она была наполнена разбавленным красным вином, и священник ложечкой вливал его в рот подходящим по очереди к нему прихожанам.

К причастию шли в строгом порядке: сначала маленькие дети на руках у взрослых, потом подростки, затем девушки и юноши, люди среднего и пожилого возраста, старики и старушки и последними шли нищие. Ни один именитый прихожанин не мог позволить себе получить дары раньше установленной степенной очереди.

Волнующей и торжественной казалась исполняющаяся в это время литургия: хор восторженно пел – «Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите!».

В конце священник выходил с крестом и не спеша давал его для целования каждому. Многие прихожане целовали также мощи и иконы.

После причастия все чувствовали непередаваемую радость обновления и облегчения. Наденька тоже ощущала прилив

необычного чувства общей радости от насыщенного яркими красками совершаемых обрядов, исполнения литургии и мягкого тепла церковных свечей.

Особенно запоминающимися были две последние недели. На шестой неделе поста была «Вербная суббота» и к вечерней службе

«Всеношной» шли с пучком вербы. Детям на вербные веточки прикрепляли бумажные цветы или бумажные фонарики. В церкви стояли со свечами, после службы свечу надо было бережно нести домой и не дать ей затухнуть. При весенней влажной и ветреной погоде это было не легко. После «Всеношной» вербы считались освещенными и их ставили дома у икон. На другой день в воскресенье пекли душистые жаворонки.

Но самая насыщенная делами и событиями была последняя или страстная неделя поста. Кроме уже описанной грандиозной уборки и завершения шитья новых праздничных платьев эта неделя культа стряпни. Прежде всего, подготовка огромного количества пасхи на целую неделю для всей семьи и гостей. Для этого использовались разборные деревянные и глиняные специальные формы, в которые укладывался творог, смешанный и протертый с сахаром сквозь сито по определенным рецептам со сливочным маслом, сметаной, яйцами, сбитыми белками и прочими наполнителями. Формы ставили под гнет и, когда лишняя жидкость стекала, ее использовали для теста. Особенно много времени тратили на шоколадную пасху, приготавливаемую из топленого молока. Дети с большим удовольствием помогали взрослым. В приготовлении всего этого участвовали старшие дети Наденька и Леня, и, конечно, мама, бабушка-Кока, кухарка и горничная.

В четверг в церкви, во время «Всеношной» читались тексты из Евангелия и лучшие певцы города пели «помяни меня Господи, во царствии Твоем…». Пятничная служба посвящалась плащанице. Посреди церкви устанавливали стол с покрывалом, изображающем Христа во гробе. Прихожане с грустными молитвами подходили и целовали покрывало. Потом шел крестный ход вокруг церкви. В пятницу же пекли куличи. Куличей тоже было много: большие и маленькие для каждого из детей. Большие куличи пекли в специальных разборных формах. После выемки из печи куличи «отдыхали-остывали» на боку, чтоб «не осели».

В субботу красили яйца во всевозможные цвета. Потом выбирали самую красивую пасху, кулич и несколько крашенных яиц, увязывали вместе с тарелками в накрахмаленные салфетки, украшали цветами, сахарными барашками буквами «х» и «в» и несли в церковь «святить». На освещение куличей и пасх всегда брали с собой детей, которые с радостным любопытством смотрели на все это разнообразное разноцветье сладостей, расхаживая вокруг столов «освещения».

И вот, двенадцать часов ночи на Святое воскресенье…

Надя и ее брат Леня очень боялись, что их во время не разбудят, когда укладывали в постель, как только начало темнеть.

Но их подняли в одиннадцать часов, они успели одеться и теперь очень радостные и торжественные вместе с взрослыми шли в ярко освященную церковь к «Заутрене». Там собралось уже много народа.

Служба проходила особенно торжественно, освященная внутренней радостью и жизнеутверждением, начиналась крестным ходом вокруг церкви под разливающийся по всему городу звон колоколов и восторженным пением молитвы «Христос воскрес из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробе живот даровав!»

После «Заутрени» люди начинали «христосоваться»: целовались со словами «Христос Воскрес!» и на ответное «Воистину Воскрес!».

Наденька и Леня, не сдерживая своего восторга, также целовались друг с другом и со взрослыми.

Приятно было смотреть на всеобщую радость и счастливые лица.

Надя с улыбкой заметила, как многие юноши с удовольствием целовали молодых знакомых барышень, которые не могли отказаться после обращения «Христос Воскрес!».

Мало кто оставался после этого в церкви, хотя церковная служба продолжалась. Все веселые нарядные спешили домой к праздничным столам с красивыми и разнообразными кушаньями. Этой ночью после «Заутрени» заканчивался Великий пост, и можно было «разговляться».

За столом обменивались впечатлениями праздника. Все ощущали приятное непередаваемое весеннее настроение… бесконечного обновления жизни …Дарили друг другу подарки. Каждый подарок привлекал внимание и шумно принимался с благоговением и огромным достоинством и радостью. Наде приятно было смотреть на одетых в красивые платья бабушку, маму, щеголеватого папу в темно-синем так подходящем ему костюме, забавно наряженных братьев и сестер…

Все были такие красивые со счастливыми лицами, и, казалось, счастью этому не будет предела никогда!

Было уже поздно, когда дети отправились спать. Надя, проводив маму в ее комнату, вернулась за бабушкой.

Столовая опустела. Петр Александрович продолжал сидеть со своей матерью.

– Уже девять лет, как ушел наш батюшка. Видел бы он, как выросли дети… его внуки.

– Да…был бы счастлив он, Петенька. Но, чувствую я какую-то тревогу… с ним бы было легче…да, я… тоже не вечна…

– Ну что вы, маменька…

– Тревожусь за Егореньку…Вот также десять лет назад…я испугалась за него…когда отцу сказал…что не будет работать в торговле и обязательно поедет учиться в Москву…

отец разгневался,…ему было непонятно,… что дети хотят своей дороги в жизни…

– Да, отцу перечить было всегда сложно… Наверно, Георгий сильный…Я бы так не смог…Но в терпении…дух Божий.

– А сильным больше достается…и беды, в том числе.

– Бог с вами, маменька, неужто мы прогневали…Его…Ведь Вашему благочестию … и помощи Вашей искренней ближнему… Неужто, Он там не видит все это…

– Дай Бог…Пойду к себе…помолюсь за всех…и за Егореньку…

Петр Александрович, оставшись один, посидел некоторое время в раздумье. По лицу его было видно, что этот праздник принес ему очередную радость познания окружающего. Выразить он этого не мог, но чувствовал, что это как поиск истины: влечет и в руки дается с трудом. Даже тревожные слова матери не могли затмить эту его уверенность.

«Несомненно, что праздник любви к людям…самая светлая истина. Вот говорят, что человеку надо?… Построить дом…вырастить сына…посадить дерево… Но тут не хватает самого важного: в своем доме познавать глубже самого себя…смотреть на детей: наблюдать свои надежды и ошибки…смотреть также на дерево и видеть в холодном стволе и каждой почке…часть своей любви…и думать о вечной жизни…»

Утром долго спали. Часов в одиннадцать все дети нарядно одетые во главе с Наденькой шли с родителями в дом Гладковых, «христосоваться» к маминой бабушке.

На улице было людно и празднично, очень звонко и радостно играли колокола во всех церквях и соборах.

Мальчики – Леня и трехлетние Коля и Митя, хотели казаться взрослыми и целовали бабушку с достоинством, строго руководствуясь назиданием родителей, но, получив подарки, вся эта взрослость моментально слетала с их лиц. В доме гостеприимных Гладковых были свои дети: Шурик, Лева и Таня из них старшие. Тут же завязывались игры, шум … беготня друг за другом. После этого детей сажали за стол и угощали сладостями….

Взрослые оставались за столом. А дети бежали во двор…И были предоставлены сами себе, а совсем маленькие – нянькам.

Часам к двум возвращались домой, куда уже пришли гости: Валентин Александрович с женой и дочерьми Катей и Манечкой. Дети резвились во дворе.

Накануне праздника из Москвы приехала жена дяди Георгия, тетя Александра с мальчиком Шуриком. Самого дядю Георгий Надя знала только по фотографии на бабушкином комоде. Тетя Александра очень нравилась Наде своей энергией и неординарной деловитостью. Позднее она узнала от взрослых, что та в свое время окончила Бестужевские курсы и была женщиной по тем временам весьма образованной. Она занималась строительством собственного дома в городе, который, как казалось Наде, получился очень уютным, красивым и был со вкусом обставлен. Но временами жила в московской квартире и собиралась окончательно обосноваться на родине после окончания войны и возвращения мужа.

Все собрались в гостиной за столом, шли разговоры о Москве, последних событиях. А событиями была наполнена жизнь…Война, которая приняла затяжной характер…Волнения в самой армии и в народе…среди крестьян и рабочих на заводах и фабриках. Здесь, в провинциальном городе, все изменения выражались только слухами и сомнениями дотошных горожан.

Наденька сидела рядом с бабушкой.

Сначала все слушали тетю Шуру, которая из московских газет рассказывала о трудностях армейской жизни, неудачах и о последних событиях на фронте. Читала письмо мужа из Вильно. Еще совсем маленькой Надя помнила, как Кока тихо говорила маме, что дядю Георгия скоро должны мобилизовать на войну. Слово «мобилизовать» было непонятно, а слово «война» внушала непреодолимый страх и придавала в ее глазах силу незнакомого ей дяде.

Надя не очень внимательно прислушивалась к этой теме и больше смотрела на бледного Шурика, который очень красиво рисовал кораблик с мачтами, якорями и даже каютами с интересными разнообразными окошками.

Прислуга сообщила, что пришел отец Серафим. Кока поспешила навстречу. Поздоровавшись и благословив всех присутствующих,

отец Серафим занял почетное место рядом с хозяйкой.

– Отец Серафим, с праздником Вас, Христос Воскрес!

– Воистину Воскрес! Дети мои.

– Тревожен нынче праздник…Слышали об отречении царя, Николая Александровича? – произнес дядя Валентин.