Девочки в один голос, будто репетировали, заголосили:
– Здрасть, дядь Саш.
– Привет, привет девчонки, – сказал он и пошел к верстаку.
Наталья пихала в спину Вильдана. Он в знак протеста не слез, а огрызнулся:
– Не тронь меня, какая, а?
– Иди, иди, нечего, тут люди едят, – все-таки выпихнула Наталья Вильдана.
Он смотрел на Наталью, будто хотел выковырять ей глаза, даже палец приготовил для такого случая. Но она будто не видела его и подвинулась, чтобы лучше разглядеть дядю Сашу. Вильдан обиженно пересел на скамейку рядом с толстым, поддев его локтем, чтобы тот подвинулся, но тот даже не шелохнулся. Тогда Вильдан сильно толкнул его, толстый будто очнулся после комы и посмотрел на него.
– Двинь, – сказал Вильдан и скрючился.
Толстый, пожимая плечами, подвинулся.
Никогда Вильдан не видел, чтобы за столом сидели и ели. Но почему-то у него не было на старика обиды, во всем виновата Наталья, которая толкнула его. Он хотел как-то отомстить ей, злоба наполняла его, и мозги отказывались работать.
В одно мгновение все как будто замерли. Смотрели на дядю Сашу. Как он аккуратно снял кепку, повесил ее в сваренный шкаф, туда же повесил полосатую олимпийку. Закончив с одеждой, он закрыл шкаф и сел рядом с верстаком, откашлялся в тишине, взял сигарету, лежавшую на верстаке, и закурил.
Тишину нарушила Наталья. Она смотрела на него нежным, покорным взглядом. Глаза ее блестели, неживое лицо подобрело, и тонкие губы зашевелились. Она спросила про здоровье его жены, у которой удалили неделю назад аппендикс. Операция в таком возрасте очень опасная.
Дядя Саша улыбнулся, нога его стала раскачиваться, и он начал рассказывать, как готовил и кормил супом жену. Какие таблетки купил, что она не хотела их пить, а он, поговорив с ней, настоял на своем. Женщины в один голос вздохнули, смотрели на него, как на героя.
Вильдан провалился в свои вчерашние воспоминания. Как Лена сказала: «Здесь Галя сидит. Она не…», что «она не»? Недолюбливает его? Не хочет видеть его? Не кусается? Зря, зря он ушел, можно было подсесть к ней, обнять за тонкую талию, притянуть к себе, прижать, прикоснуться своим черствым боком к ее мягкому бочку. Слиться с ней. Никуда бы она не делась. Женщинам такое нравится.
Вдруг перед его глазами встала Света в парике. Он аж испугался своего воображения. Дернулся. Ее тонкие, потрескавшиеся губы шептали: «Иди ко мне, мой белый хлеб…», а он выбежал из ее дома и побежал по тротуару, потом по дороге, потом по лесу, и куда бы он ни завернул, из-за угла обязательно выходила она. Спасу от нее не было, тогда Вильдан лег на землю, и она стала кружить над ним коршуном…
«Правильно, правильно я с ней, не видать ей молодого тела», – с испугом сказал себе Вильдан.
Когда он очнулся от своих видений, в слесарке сидел только дядя Саша, причесывая густые усы, его нога качалась вверх-вниз. Вильдан смотрел на этого щуплого, доброго старика и видел внутри него железный прут, который не согнуть ничем. Только если саблей… и то вряд ли, такие, как ему казалось, не сдаются ни при каких обстоятельствах.
Такой же прут Вильдан хотел нащупать в себе. Но внутри оказался только один мякиш, как будто только что разрезали свежеиспеченный хлеб. Сначала палец, потом и рука провалилась в эту сыромятину. Из последних сил Вильдан собрал крошки своего достоинства и вышел из слесарки практически убитым.
3
Пекари, закончив работу, сидели, пили чай и ждали конца смены. На хлебозаводе было тихо, только иногда тишину нарушал гул тестомеса. Это Вильдан месил тесто и опары для ночной смены. Закончив, он пошел в котельную к Руденко Никите. Здесь пахло сыростью, возле печек стояли ведра, в них капала вода с труб. В огромном помещении стояла маленькая белая, застекленная комнатка два на два, где и сидел, склонив голову, Никита.
– Че читаем? – Вильдан старался с ним разговаривать на молодежном сленге. Просто сокращал слова, добавлял окончания. И вроде как все звучало по-молодежному.
– Экстремальный тайм-менеджмент, – сказал Никита, покряхтев, как обычно.
Это был худой юноша, с прилизанной шевелюрой, глаза всегда выражали усталость, тонкие пальцы были похожи на прутья вил.
– Экс чё, – пробубнил Вильдан. Он слышал название и даже сам читал эту книгу. Зависть пролезла под ребра пчелой, укололо, аж дышать стало трудно. Эти тяжелые чувства таились в его несбыточных мечтах, потраченных впустую годах. Вильдан так же, как и Никита, хотел стать знаменитым бизнесменом, всякие курсы проходил по бизнесу, столько денег потратил, но не свезло, а у него, может, получится. Вильдан вряд ли себя простит, что так быстро сдался и остался на хлебозаводе, что не пытался и не добивался.
Его тело потряхивало, и, чтобы хоть не сдать себя, он сел на скамейку сзади него.
– Короче, не знаю, – повернувшись к Вильдану, начал говорить Никита. Он перевел взгляд в угол комнаты, где висел выцветший календарь пятилетней давности, – тут записался на бизнес-марафон и читаю про все, про родителей, про бизнес. Очень много. Так вот.
Вильдан покачивал ногой и, как загипнотизированный, смотрел на носок.
– Я понял причину того, что ни я, ни ты не смогли достичь цели, успеха. Помнишь с тобой бизнес хотели закрутить? – Никита немного помолчал, Вильдан слушал и громко вздыхал.
Да, Никита пару раз предлагал заняться бизнесом, продавать чехлы для телефонов. Даже закупались на десять тысяч. Никто и не старался, так своим попытались впарить. Свои сказали, что за такие деньги, за которые они предлагают, лучше пойдут нормальные купят. В действительности так и было. Цены они задрали даже для своих, и купили же, конечно, самые дешевые, какие могли найти. Так и прогорел их первый бизнес. Вильдан даже не вспомнит, где те чехлы сейчас.
Он не хотел размениваться на такую глупость, лучше он будет месить тесто, и то больше пользы, чем от этих чехлов, природу только засорять. Тем более бизнес должен менять чью-либо жизнь к лучшему.
– Это все из-за проблем в наших семьях. Ну понимаешь? – Никита встал, заряженный энергией. – Отец! Ни у меня, ни у тебя не было его… А отец кто? Это тот, кто показывает сыну этот мир, дает ему силу и в том числе…
– Во всем виноваты мужики, – женским голосом перебил его Вильдан. Он встал, похлопал друга по плечу и, посмотрев Никите в уставшие глаза, сказал: – Бросай, а? Мне за тебя страшно. Ты че вечером трубку не брал, я с такой телочкой, хм, соска… – И дальше он хотел показать жестами, что обычно делают с телочками, после того как их снимают в баре. Но вспомнил Свету, и его тело сковало отвращение.
– На тренинг записался.
– Молодец, – под ребром зашевелилась пчела, которая пытаясь вытащить свое жало. Дальше он продолжил низким голосом: – Ты бы бежал из этой секты.
– Не, не. Сейчас там такое! Сейчас надо первые деньги заколотить, вот, думаю, на чем! Там парень уже заработал. Знаешь на чем? Написал в ВК, что выгуляет собак, и тут же на – первый заказ. Надо че-то придумать.
– Ну ты можешь коров выгуливать, – пошутил Вильдан.
Никита не отреагировал, сел за стол и впился в книгу.
– Был пацан, и нет пацана, – напел Вильдан на ухо Никите, а тот даже не пошевелился, только глаза его бегали от строчки к строчке.
Он вышел из котельной и подошел к тестомесу. Он знал, что Никита хочет побыстрее заработать денег, купить квартиру и съехать от матери. Вильдан не стал ему рассказывать, что сам перечитал множество книг про бизнес и пришел к мнению, что это все лохотрон. Никита скоро сам в этом убедится, а если нет? Если он будет гонять на «БМВ», а он, Вильдан, будет ходить пешком и работать на хлебозаводе до конца своих дней. И зачем Вильдан зашел к этому чудику?
ГЛАВА 3
1
Серая «Газель» остановилась на улице Речной. Из нее вышел Вильдан и посмотрел на криво висящий номер дома. Полгода назад он пытался выровнять эту синею табличку, но к нему приехал Игорь на своей старенькой «тойоте», он не стал заморачиваться и побежал за руль. Тогда Вильдан только получил права и согласен был катать пьяного Игоря с его дружками хоть весь вечер, только бы посадили на водительское сиденье. Каждый раз взгляд его падал на номер дома, а потом всплывали воспоминания, раньше улыбался им, сейчас же вздохнув подошел к забору.
Забор был деревянный. Доски падали сами по себе, ржавыми гвоздями вверх, из-за гнилой поперечины. Вильдан брал доски и вставлял их обратно, как пазл.
Вечер спускался с неба и лениво заполнял собою город. Воздух будто стоял на месте, его можно было видеть, щупать. Песчаная дорога, будто устав от шин машин, ждала, когда улягутся обратно разбросанные песчинки.
Вильдан пришел домой, устало вздохнул, в глаза бросилась коричневая коробка, стоявшая на полке среди кастрюль. Она стояла на краю и вот-вот, как показалось хозяину дома, должна была упасть. Но он прошел мимо, не до нее было сегодня.
Хозяин зашел в свою комнату, вдруг откуда-то у него появилась второе дыхание. Даже забыл, что нормально не спал целые сутки. Он сел на шатающийся стул, достал из нижнего ящика стола папку, в которых обычно прокуроры ведут свои дела, развязал узелок, в ней лежали исписанные кривым почерком бумаги. На последней странице романа было заполнено синими каракулями, а внизу стояло число шестнадцать.
Он начал ходить с листом бумаги в руках взад-вперед, повторяя последние слова: «…она опустила свою руку на его руку как мотылек…» Больше двух месяцев он пережёвывал эту фразу, но никак не мог найти продолжение, все идеи были плохи или неуместны, он искал что-то идеальное, манящее, от чего у читателя закружится голова.
Он сел и забыл о романе, о головокружительной фразе. Листок упал на пол, Вильдан не заметил этого, потому что воображение унесло его в студию давать интервью самому Дудю.
– Как же вам удалось написать книгу, которая изменила судьбы поколений, это книга, если честно, и меня не оставила равнодушным, – закинув ногу на ногу, говорил Дудь в его воображении.
– Знаете, Юр, скажу вам просто. Это все не я, это все далось мне свыше. Какой-то провод подключен к моим мозгам. И Боженька перекидывает мне всю инфу оттуда.
Вильдан в интервью рассказывал невероятные истории о том, как писал книгу, как пришла идея сюжета. То бранил себя за то, что долго писал, то хвалил, то вспоминал, как было вымучено произведение его подсознанием. На этой мысли он остановился и стал вспоминать, как же он мучился. Вроде никак. По сравнению с тем, как мучились другие писатели. Он закрыл глаза и начал заполнять пробелы в своей автобиографии.
Фантазии утомили его. Он встал со стула, посмотрел в окно, на соседнем участке стояла Лена, в красной футболке. Из-за большого ворота оголилось острое плечо, маленькие груди топорщились, как крючки, и будто ткань висела на них одних.
«Быть с ней одной, трогать за руки, обнимать, вдыхать ее запах, не отпускать… быть только с ней». Вот что вертелось у Вильдана в голове.
Вдруг у него всплыл вопрос: «А если бы мужчина в красной куртке толкнул ее, издевался над ней при всех?» Злость волной прошлась по телу.
Он метнулся к шкафу, достал черные с красной линией боксерские перчатки, которые пахли резиной, выбежал из дома, забежал в гараж, щелкнул выключателем пару раз, свет так и не появился. Месяц назад сгорела лампочка, а он так и не поменял. Ну ладно, Вильдан обошел «деу нексию» с угла, притащил грушу и повесил ее за крючок в середине гаража, как раз над капотом машины.
Боксерские перчатки дали ощущение, что он Тайсон. С минуту колошматил грушу, потом, задыхаясь от усталости, встал на месте и так стоял, пока не отдышался.
Отдышавшись, посмотрел на грушу, да, она поняла, за что получила, теперь будет висеть паинькой. Не снимая перчаток, злой, он вышел из гаража. До него долетала ругань Лены и Андрея. Он не слышал, о чем они спорят, но ему показалось, что его любимой угрожает опасность.
2
Вильдан пробрался среди зарослей в огороде и залез на забор. Голова Андрея возникла перед ним, и, ничего не соображая, Вильдан долбанул по ней изо всей силы. Андрей, словно мячик, отскочил к забору, схватился за затылок, присел. Лена развела руками, вытаращившись на Вильдана в недоумении, да и сам «боксер», по-видимому, не ожидал такого от себя, а тем более такого сердитого взгляда в свою сторону. Наверное, он что-то сделал не так. Его охватил ужас.
Держась за голову, Андрей встал, поднял взгляд на Вильдана.
– Ты че, за-ра-за та-кая, – выдавил из себя Андрей. Замахнулся, но, очевидно, в башке что-то сжалось, и он медленно опустился на землю.
Вильдан спрыгнул с забора, пока его не схватили. Он спрятался в зарослях за железной бочкой и подумал: «Хорошо, что не косил все лето траву».
– Иди сюда, придурок, или я сам приду к тебе! – кричал Андрей за забором.
– У тебя кровь, Андрей, давай, сейчас принесу, намажу, – сказала Лена.
– Отстань, дура. Где этот… – послышался шлепок. – Больная штоль? Пипец, ах ты… паразит, покажу. А ты иди давай.
– Надо было палкой.
Послышались шаги за забором. Вильдан подумал, что они ушли, привстал, но, увидев Андрея, затаился. Побитый перепрыгнул через забор и стал выискивать «боксера» в зарослях.
– Его будто и след простыл, – сказал Андрей, пиная траву.
– Пойдем, – крикнула Лена из-за забора, – да ну его! Он же дурачок.
– Наверное, домой забежал, ладно, увижу – казню! Еще раз оглядевшись, Андрей подошел к забору, пнул по доске, и она вылетела.
3
Лена усадила мужа на стульчик между грядок с укропом и морковкой. Она раздвинула волосы и помазала ранку муравьиным спиртом.
– Че он так быстро прибежал-то? – Андрей повернулся к Лене, посмотрев снизу вверх.
Лена держала в руках ватку с черным пузыречком, острые плечи ее будто сами по себе поднялись к ушам.
– Ха, представь, ты с ним. Блин! – Лена не обратила внимания на слова мужа и хотела еще раз посмотреть ранку. – Погоди!
Она ткнула ваткой в ранку с такой силой, что Андрей ойкнул,и пошла в сторону дома.
– Ну, че ты, подожди. – Лена остановилась и посмотрела на мужа. – Ну он же чмо? Да?
– Ты дебил, Крылов.
– Хух. Я-то думал. Хух.
Лена пошла в дом. Он ржал, смотря ей вслед. В один миг его лицо стало другим, что-то внутри него задвигалось. Ревность и злость зажгли в нем кипучую силу любви. Андрей быстро встал, двинулся к жене, которая едва коснулась двери, обхватил ее, прижав к себе посильнее, затащил в прихожую и кинул к стене. От испуга она не сказала ни слова, только губы ее тихонько тряслись.
Андрей целовал мокрыми губами ее шею, щеки, лоб. Она хотела оттолкнуть, но его напористость, сильные руки с каждой секундой делали ее слабой, беззащитной… Перед ее глазами возник их первый секс: Лена отдалась ему не по любви, а из-за его мужской силы, которая каждый раз ее парализовывала. Она не любила эти моменты, потому что не могла насладиться процессом, слиться воедино со своим партнером, почувствовать себя желанной. Другого секса она не знала, ведь Андрей ее первый и, вероятно, единственный мужчина в жизни.
– Вставай, – подал Андрей руку, когда все закончил.
Лена огляделась. Да, она лежала там же, на коврике в прихожей. Она и не заметила, как прошли механические действия тела. Ей стало обидно, и чтобы показать, что с ней больше так нельзя, повернулась на бок и закрыла лицо ладонями.
– Полежать хочешь? Я за пивом, тебе брать? – спросил Андрей.
Ответа не последовало. Он дернул плечами, пнул в угол шорты, которые одним движением стянул с нее, и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.
Она лежала так, пока не услышала, как бахнула калитка за Андреем.
Дома было прохладно. Она подошла к шкафу в спальне, вытянула сверху красный чемодан, положила его в угол кровати. Раньше она протерла бы, прежде чем положить на семейное ложе, но сейчас даже не подумала об этом. Лена начала беспорядочно утрамбовывать вещи: стопки кофт, футболок, нижнего белья, блузок летели в чемодан. Перед тем как уйти из этого дома, она решила сходить в душ.
Лена хотела снять с себя шорты, но их не было. Она будто оказалась в толпе зевак и руками начала прикрывать свою наготу. Осмотрелась – никого. Расслабилась. Скинула с себя футболку и залезла под душ, она дрожала от злости, тело покрылось мурашками, но потихоньку тело начало согреваться, а она сама успокаиваться.
После душа Лена в смятении сидела на кухне, смотрела в окно, во двор, как ее муженек пьет пиво. Сколько раз она хотела уйти? Бессчетное количество. Только он об этом не знает. Слезы медленно потекли по щекам, она вытерла лицо полотенцем, в которое была завернута, пахло порошком, а значит, домом. Громыхнула калитка, Лена подпрыгнула от неожиданной мысли.
Как она могла забыть про Лизоньку, опять она только о себе думает. Да и как тут все упомнишь, сначала жила столько лет в подчинении, «дай это, дай то, че не досолила», а сейчас измена, разве можно забыть. Она стала себя ругать, но не успела полностью отчитать себя, как в окне появились ее мама и Лиза, которая запрыгнула на отца, лежащего в шезлонге, и они вместе стали раскачиваться. До чего же им хорошо! Лиза всегда больше отца любила. Людмила Валерьевна что-то крикнула внучке и пошла в дом. Лена решила притвориться, что ничего не случилось.
