«Такие обычно сами за мужчин платят», – подумал Вильдан и дотронулся до ее руки. Она резко повернулась, парик смешно дернулся, Вильдан отвел глаза, сжал зубы, чтобы не заржать, и, немного успокоившись, спросил, как ее зовут.
– Света, – сказала она и отвернулась.
– Так это ты, которая освещает путь ночью? – проорал Вильдан ей в ухо, вспомнив, что когда-то эта фраза понравилось одной девушке.
Света повернулась к нему с недовольной рожей. Вильдан уже хотел встать и, подняв руку, как супермен, скрыться из бара. Но внутренняя жалость к ней взяла вверх, и он начал объяснять, что лежит за его словами.
– Ну понимаешь, – он поднял руки над собой, – Света – это свет, лампочка. – Она смотрела непонимающе. Он развел руками, и тут ему пришла идея, как объяснить. – Ну ты, как солнце, светлая, ты озаряешь всем дорогу, без тебя весь мир сошел бы с ума. – И он продолжал говорить, что приходило на ум.
Она потрепала ухо, и недовольная моська смягчилась.
– Не будешь тут… хы, хы, солнышком… – Она помотала устало головой, как будто отработала смену «солнышком». Потрескавшиеся губы растянулись в улыбке. Она погладила его руку и спросила: – Давно тут? Поехали ко мне.
Вильдан вспомнил свои ощущения, когда она танцевала. Щеки его покраснели, ладони вспотели, дыхание стало сбивчивым. Жалость к ней вылезла, как росток цветка на асфальте. Он не хотел быть плохим, хотел быть добрым, как учила мать, тем более его философия говорила: нет дурных женщин, все они молоды и прекрасны. Он не мог рассмеяться ей в лицо.
Света сказала, что у нее важный разговор, и пошла курить, пообещав вернуться.
Когда Свете осталось до двери дойти пару метров, зашел нерусский мужчина в красной кожаной куртке. Он был плечистый, маленького роста, со стильной бородой и уставшими глазами. Света шла, ковыряясь в сумке, не замечая его, он глянул на нее с ухмылкой, и, когда она уже подошла к двери, мужчина схватил лямку ее сумку.
Она подняла руки, чтобы обнять его, а он с яростью потянул в сторону лямку сумки. Света мгновенно взбесилась и попыталась вырвать свою вещь. Но мужчина держал ее крепко и не отпускал. Света наклонилась вперед и со всей силой потянула сумку на себя. Мужчине захотелось зрелищ, и он разжал руку. Света, не ожидая этого, отлетела в сторону, ударившись спиной о косяк. Парик ее оказался у ног нерусского, и он, смеясь, пнул белую мочалку на середину танцпола.
Света, прикрыв голову рукой, забрала парик и, помахав обидчику кулаком, выскочила из бара под хохот присутствующих. Мужчина сложился вдвое и так с минуту не разгибался, его тело тряслось от смеха. Кто-то из его друзей подошел, тыча пальцем в место, куда улетел парик.
Вильдан видел, как все вокруг потешаются, но не слышал смеха из-за громкой музыки. Ему не хотелось смеяться, лучше уж провалиться и лететь-лететь… и биться головой о выступы.
Нерусский, проходя мимо стола Вильдана, кинул на него насмешливый взгляд. Этот взгляд говорил: «Ты видел?» Вильдан резко опустил голову, сегодня его интересовала лишь выпивка, а не Света, так себя он оправдал.
Рассматривая прожжённую скатерть, Вильдан думал о том, что никогда не сможет дотянуться до таких красоток, как Лена или Галя. И даже если окажется с кем-то из них в одной постели, то это будет случайность, недоразумение. А под утро он увидит в ее глазах лишь разочарование.
Мужчина в красной куртке прошел обратно, держа в руках бутылку пива. Вильдан захотел быть, как он. Нет, не унижать, а чтобы боялись, уважали, отводили взгляд. Наверное, этого никогда не случится. Так что придется ехать со Светой и топить свою слабость в алкоголе.
И вот, ковыряясь в сумке, появилась Света. Лицо ее было суровое, тушь размазалась, кивнув, она спросила Вильдана:
– Поедешь?
Вильдан, не думая, согласился. Они пошли к выходу. В углу со стройной брюнеткой стоял мужчина в красной куртке. Вильдан остановился, вернулся к столу, сделал вид, что что-то взял, и пошел обратно к выходу. И все для того, чтобы никто не подумал, что он со Светой. Но, блин, она стояла и ждала, как мать – сына. Он чувствовал, как на него смотрят два нерусских. Чертова ночь.
Как только Вильдан сделал шаг за порог, получил сильный толчок в плечо, он пошатнулся. За ударом послышался хриплый пьяный голос: «Эй, мужик!»
4
Вильдан шел за Светой к такси. Фраза «Эй, мужик» не давала покоя. Когда же он стал мужиком? По-видимому, промежуток пути между детством и «Эй, мужик» он безвозвратно просрал. Мужчина, ему показалось, был взрослый дяденька в кепочке, который, сгорбившись, шел из магазина с черным пакетом. Вильдан чувствовал себя ребенком, и это ему казалось прекрасным, ведь дети видят мир совсем иным, чем пьяные мужики.
Его коллеги, друзья, мама, соседи и все кругом обсуждали взрослые вопросы: о детях, о коммуналках, о врачах, которые не умеют лечить, об очередях, которые есть везде, куда ни плюнь. Или когда один плакался другому о том, что плоха жизнь, о неверности супруга, о сломанной машине, что придётся ездить на такси… В это время он радовался, что считал себя ребенком, который не тратит время на эту взрослую ерунду.
Быть ребенком до конца своих дней, не этого ли хотят все?
И тут перед ним оказался едва стоящий на ногах парень, который двумя пальцами держал воображаемую сигарету и прикладывал к губам. Он вроде хотел что-то спросить, но Света успела ответить за него, обрушив на парня белую сумку, пьяный присел, держась за голову.
Они подошли к такси. Света спросила, довезут ли их до Нефтяник 1. Мускулистый парень, убрав в карман телефон, кивнул и сжал баранку. Они уселись, и машина выехала за ворота бара «Дружба».
Света сидела позади водителя. Вильдан не успел опомниться от разговора, как она чиркнула зажигалкой, огонь на мгновение съел темноту, после потух, и в воздухе повис красный огонек. Потом она медленно приоткрыла окно и выдохнула серый дым в щелочку.
Таксист нажал на педаль тормоза. Машина резко остановилась. Света влепилась лицом в кресло, хорошо, что сигарета была в руках.
– Выходите!
– Что, на хер, случилось? – спросил серьезно Вильдан. Да, это был мужчина с мускулами, но он его не боялся, потому что это обслуга. Он чувствовал свою силу над ним.
– У меня не курят!
– Че западло?
Голова таксиста на накачанной шее повернулась к пассажиру. Вильдану показалось, что сейчас ему врежут промеж глаз. И он вжался в сиденье.
– Вышел отсюда, придурок!
Вильдан не мог пошевелиться. Света погладила таксиста по плечу и покрутила перед его лицом пустыми руками.
– Ха-ха, молодой человек, не волнуйтесь. Я выкинула. Извините, что так получилось.
Таксист посмотрел на Вильдана, потом на нее. Он нажал на педаль сцепления, врубил передачу. Машина тронулась.
– Мужчина, простите, – она попросила прощения в третий раз, говорила ласково, поглаживая его по мускулистой руке, – обычно никто не против.
– Я по утрам, вообще-то, детей вожу. Они дышат этим. Им же рано еще да успеют за свою жизнь.
Вильдан не вмешивался в их разговор: о трудной работе таксиста, о пьяных пассажирах, о плохих дорогах… Они болтали, как старые приятели, легко перескакивая с темы на тему. Грубый голос Светы обмяк, она ластилась к мужчине, готовая подчиниться ему.
Проснулась ревность к Свете. Эта была не та ревность, которую чувствует влюбленный при появлении третьего, а та, когда берут не нужную тебе вещь, и тебе не хочется ее отдавать именно этому человеку.
Машина такси остановилась возле магазина «Любимый». У Светы в руках вдруг появилась тысяча рублей, и она протянула ее Вильдану.
– Жвачку, сигареты, – скверный голос к ней вернулся, – и пива на остальное, какое хочешь. Доверяю.
Он глянул на деньги, потом на водителя, который смотрел на него в зеркало. Вильдан хотел «выкинуть» что-то из репертуара настоящих мужчин, показать им двоим, что не мальчик на побегушках, а мужчина с огромными… Купюра висела в воздухе, сила денег с каждой секундой загоняла его в угол… медлить было уже некуда, он вырвал подачку из ее рук и вышел на улицу.
Вильдан залез в такси с ощущением, что упал обратно в болото, откуда недавно вылез.
Света висела на спинке кресла водителя и диктовала ему свой номер телефона. Вильдан вжался в сиденье. Мальчишеские слезы просили выхода. Хотелось плакать. Он завязал узел между душой и телом, его слабость не должна вырваться наружу. Ни сейчас. Никогда. И он поступил так, как поступала обычно мама, когда обижалась на него, – уставился в окно.
Уже через минуту такси остановилось возле второго подъезда Нефтяник 1. Это был пятиэтажный, из белого кирпича дом. Первой вышла Света, оставив его расплачиваться. Он не хотел отдавать сдачу с тысячи, ведь оставил ее на пивко, когда пойдет к себе домой.
Бежать просить денег не хотелось. Мол, вот такой я наглец, денег вообще нет, дай. Позор! Так что отдал он ему последнее и с опущенной головой покинул машину.
Света стояла возле урны с мусором и медленно затягивалась тонкой сигаретой. Долго держала в себе дым, потом со звуком «п» разлепляла губы и еще медленнее выдувала серость. Вильдан стоял возле нее и ждал, как провинившийся перед мамой мальчик.
– Хороший мужик, – сказала Света и выбросила недокуренную сигарету в урну. Она подошла к двери, взялась за ручку, посмотрела на Вильдана, который стоял, опустив голову, и, по-видимому, был мыслями где-то в другом месте. Она долго смотрела на него и своим грубым голосом произнесла: – Пойдем, горе луковое.
Через пару минут Вильдан сидел за столом, где стояли желтая сахарница, четыре бутылки пива, пепельница, сигареты с зажигалкой и прошлогодняя вобла, которая невыносимо воняла портянками Кинг Конга.
Света гремела и материлась, что-то ища в квартире. Вильдан открыл бутылку пива и стал вливать в себя. От скуки начал пальцем обводить огромные цветы на обоях.
На голодный желудок быстро развезло, и его участь стала казаться не такой уж паршивой. Света села напротив него в выцветшем розовом халате. Вильдан поднес к губам бутылку пива, вдруг он увидел голову женщины вблизи, ужаснулся и подавился, пиво полилось через нос. На макушке у Светы были прозрачные волосы и маленький плешивый островок.
При свете он ее разглядел. Лет пятидесяти, и, как показалось Вильдану, в молодости она была красоткой. С годами алкоголь навешал на нее морщины, синяки под глазами, хмурый, недовольный вид лица, забрал светлый и теплый цвет кожи. «Надо сваливать»,—подумал Вильдан.
Они допили пиво, потом пили водку, потом она нашла коньяк на донышке, но Вильдан уже не мог пить и упал на кровать, где уже было постелено. Света обняла его сзади, шептала на ухо развратные слова, он лежал, она кричала и выгоняла его прочь, он лежал, она шептала, он лежал, она выгоняла, он лежал…
ГЛАВА 2
1
Будильник прозвенел через пару часов. Вильдан проснулся бодрым. Редко он высыпался за пару часов. Он встал на ноги, в голове забарабанило, напомнило о недавней попойке. Каждый шаг до ванной был мучением: то кружилась голова, то подташнивало. Похмелье у него всегда проходило одинаково, просыпался, ничего не подозревая, а потом начиналась карусель, которая всегда заканчивалось рвотой. Вильдан не хотел оставлять в чужой квартире часть себя, так что приказал желудку крепиться.
Вильдан, оперевшись о косяк двери в ванной, написал водителю «Газели», чтобы его забрали из другого места. «Наверное, опять будет спрашивать, с кем ночь провел. Буду молчать. Пошел он».
Вильдан ополоснул лицо холодной водой. Потом долго смотрел на себя в зеркало, пытаясь заглянуть в глаза. Не получалось. Сонливость захватила его мозг и потянула в кровать, но нужно было идти на работу, и тем более сейчас он решил, что больше с такой не свяжется. Постарается. Он вышел из квартиры и хлопнул дверью, эта была маленькая месть.
Дверь подъезда со стоном отворилась, и из нее вышел, покачиваясь, Вильдан. Как только он обошел дом, его затрясло от холода. Он обнял себя.
Серая «Газель» с надписью «Советский хлебозавод» остановилась в десяти метрах от него. С предвкушением, что сейчас согреется, Вильдан побежал быстрее, чтобы сесть в автобус. Когда он почти дотронулся до ручки двери, из открытого окна послышалось: «Тихо, потом». Это был голос Ксении Завьяловой, жены его лучшего друга.
Она недолюбливала Вильдана, потому что ее муж, встречаясь с ним, мог не возвращаться домой двое суток. Ксюха до мужа достучаться не могла и поэтому ругалась с ним постоянно. Наверное, сейчас она торжествует.
В «Газели» было тепло. Он понежился, задрав плечи к ушам, обнял себя, и глазки стали закрываться. Он не понял, как так получилось, но Ксюха сидела напротив него. На лице ее прочитал Вильдан: «Я все про тебя рассказала».
Рассказывать-то нечего. Только вот история не очень приятная для него.
Дружба с Игорем была так себе. Хотя Вильдан то возводил его в «лучшие друзья», то свергал с престола. Причиной колебания от одного к другому могла быть обычная ссора или похвала.
И вот позавчера он написал ему, как обычно: «Выходи, удод, пиво будем пить!» Ну что в этой фразе такого? Тем более для друзей.
Ксюха и Игорь вместе вышли. Она осталась возле подъезда, закурила, и дым повалил наверх, как из бани. Игорь оглянулся и нашел Вильдана, сидевшего в песочнице, тот махал ему, как дурачок. Игорь, сжав кулаки, направился к нему, Вильдан не успел встать, как получил удар в глаз. Все поплыло, и Вильдан мягко приземлился на песочек.
Вильдан подскочил, его кулак полетел в противника, но Игорь поставил блок.
– Ты че, дебил?! – выпалил Вильдан от безысходности.
Кто же перед ним стоял, друг или незнакомый человек? В смятении Вильдан испугался и отступил.
– Следи за собой, за словами и мыслями. Не надо так! – озлобленно сказал Игорь и пошел обратно.
Сигаретный дым поднимался над Ксюхой и Игорем. Вильдан смотрел на них и не хотел верить в то, что с ним только что произошло. Нет, еще дружбе не конец. Это был не он, этого вообще не было.
Только когда он сел в машину и посмотрел на синяк, до него начало тихонько доходить, что все это реальность. Большая, огромная реальность. Последний друг, за которого он держался, пропал бесследно.
Может, Игорь просто защищал свою жену. Потому что Вильдан расклеил ее фото в пьяном виде по всему хлебозаводу? А потом у нее был долгий разговор с директором, ну не уволили же ее, оставили, да и кому работать, ведь некому…
За окном мелькнул магазин «Амбар», и «Газель» остановилась возле хлебозавода. Щуплая Антонина Абраменко, толстенькая Наташа вышли первыми, за ними последняя выходила Ксюха с красивой круглой попкой, раньше Вильдан не разрешал себе смотреть на нее, но сейчас имеет полное право, будет смотреть, сколько хочет.
2
Смена отформовала подовый хлеб и пошла курить. Вильдан домесил тесто на плюшки и поплелся за ними. Он шел за толстым мужиком, который недавно устроился пекарем и ходил, постоянно опустив голову. Имени этого пекаря Вильдан не знал, да и думал, зачем себе чужими именами голову засорять, тем более этот ему никогда в жизни не пригодится.
Они курили в слесарке. Вильдан, как обычно, сел на стол, который стоял в углу, за ним притулилась Наталья, упершись взглядом в его спину. Ксюха вместе с толстым, который пропал в телефоне, устроилась на скамейке.
Вильдан всегда рассматривал маленький верстак, который стоял в противоположном углу. Хотелось взять и начать стучать по верстаку, слышать, как железо бьется о железо. Еще рядом с верстаком стоял криво сваренный шкаф, который был закрыт большой гайкой.
Разговор их был вялый. Кто-то один говорил, все или поддакивали, или молчали. Вошла Антонина Абраменко с вымученным лицом, держась за живот. Смена переключилась на нее, кто-то жалел ее, а кто-то издевался, крича, что ей нужно просто сходить в туалет. Вильдан был в хорошем настроении и выдал.
– Это Клим к тебе пришел, – сказал Вильдан, распевая.
Все засмеялись, и даже толстый вылез из телефона и с улыбкой посмотрел на Антонину.
– Ты дурак? – спросила та, держась за живот.
– С чего ты взял? – толкнув его в спину, спросила Наталья.
– Да с того. – Он посмотрел на Антонину с прищуром, будто рентгеном светил. Начал загибать пальцы, давя в себе смех. – Она не беременна – это раз, не отравилась – это два, в туалет не хочет – это три.
– Может, беременна, откуда…
– Я бы заметил, – перебил Вильдан толстого.
Антонина передразнивала Вильдана, выйдя в середину слесарки, театрально загнула пальцы, при этом кривя рот и изображая всякие смешные морды. Потом плюнула и ушла.
Вильдан после ее ухода стал ждать, когда же его похвалят за остроумие. Желающих не было. Он согнулся, думая, что его шутка не удалась, и от горя закурил еще одну сигарету.
Заскрипела петля, потом хлопнула дверь. Через секунду на плечо Вильдана упала рука, он подскочил, перед ним стоял дядя Саша с пышными усами.
– Мы кушаем здесь. Не садись на стол, пожалуйста.
