Декан покорно открывает ящик и просит у кого-то из солдат запал. Сальвий осторожно ведет свой взгляд в сторону борта, но этого достаточно, чтобы намерения пирата прочитал опытный центурион.
– Стой! – кричит Марк декану, но поздно. Офицер прижигает неизвестный порошок, который оказывается дымным порохом. Раздается мощнейший взрыв. Сальвий за мгновение до этого группируется и в прыжке вылетает за борт, Марк пытается его схватить, следуя за чернокожим капитаном в воду. Взрывная волна от детонации нескольких ящиков уничтожает огненным ветром оба судна…
5
Сципион внимательно наблюдает за пауком, который оказался на полу и теперь пытается обогнуть массивные стопы Сальвия. Чернокожий гигант поднимает ногу и громко обрывает жизнь мастера сетей. Сципион вздрагивает.
– Это же целое состояние… Ты не мог об этом не знать. Зачем ты уничтожил корабль? – Сципион продолжает крутить в руках обгоревший кусок ткани.
– Я не думал о состоянии. Я хотел бежать!
– Проконсул! Из-за этой твари погибло три десятка моих людей! – Марк не выдерживает неторопливого течения беседы, желая быстрее покончить с пиратом. – Если ты выяснил все, что хотел, позволь, пусть он идет драться со львами! Как раз праздник Луперкалий наступает!
– Это, конечно, хороший выбор, тем более что мой бог Апедемак как раз по совпадению лев… Но у меня есть мысль поинтереснее, – Сальвий зачем-то поднимает раздавленного паука и держит его на весу, смело заглядывая в глаза Сципиону.
– Слушаю тебя! – Сципиону становится любопытно, и он жестом просит Марка отойти от Сальвия.
– У них есть маленькие насекомые вроде пауков, но они живут на отдельных деревьях и плетут особые нитки. А потом из этих ниток получается шелк… Как по волшебству!
Сальвий отбрасывает в сторону раздавленного паука. Сципион вновь вздрагивает.
– Собакоголовые тебе рассказали?
– Да. А еще они сказали, что на восходе есть император! По ночам он становится драконом, летает по окрестностям и насилует невинных девиц, – Сальвий вновь расплывается в белоснежной улыбке.
– Так что за интересную мысль ты хотел мне предложить?
– Моя смерть ничего тебе не принесет… Помилуй меня и пошли на восход за этими чудо-паучками! Я могу принести тебе богатство, римлянин!
Сципион какое-то время смотрит в одну точку перед собой, а потом щелкает пальцем, приказывая Марку увести Сальвия. Наемник морщит лоб, пытаясь понять намерения своего патрона.
– Пока не трогай его… И покорми хорошенько!
Сципион отворачивается и подходит к окну, чтобы не пораниться острыми краями обсидианов в глазах Марка.
– А еще вина… Хочу вина! – бодрый голос Сальвия затухает в каменном мешке коридора.
Сципион поднимает глаза и видит наверху, над рамой, большую паутину, в которой обреченно трепещет мошкара. Сципион поглаживает себя за подбородок и многозначительно улыбается солнцу, утопающему в море где-то далеко на западе. О Аполлон! Знали бы римские сенаторы о сегодняшнем разговоре…
6
Этой ночью Заряне предстоит несколько важных встреч. Первым делом нужно проститься с братом. Юношу отсадили из общей клетки и заперли в отдельной комнате, куда принесли немного хлеба и прокисшего пива. Атей лихорадочно собирает пальцем крошки прямо с пола и делает несколько жадных глотков. Он никогда еще так не голодал.
– Скил сказал, что мы будем драться со львами, но потом меня забрали и отвели сюда. Почему?
– Потому что ты будешь жить, мой брат! – Заряна трогает кудри юноши, на ее глазах выступают слезы.
– Я? А они? Все умрут? – Атей делает еще глоток и немного хмелеет.
– Прости… Я не могла спасти всех!
Заряна не выдерживает и плачет. Последний раз она срывалась в день смерти матери, когда никто не видел. Сарматы плачут только от песчаного ветра, но Атей не осуждает сестру – он гладит ее по голове рукой, пахнущей хлебом.
– Мы поедем домой?
– Нет. Ты дождешься меня здесь. Это будет долго… Но клянусь тебе памятью матери – я вернусь за тобой!
– Скил и все остальные умрут?
– Помнишь дядю Орика, который охотился в низовьях Танаиса? – Заряна вытирает слезы и вдруг улыбается.
– Да. Его убили львы. Семья львов… Мы нашли тогда только кисть руки…
– Верно. Львы Танаиса самые свирепые, гораздо больше южных. Помнишь, что мама тогда сказала?
– Да. Умереть в чреве льва – значит самому стать львом!
– Да, родной… Они вошли в этот город людьми, но в небесные луга ступят грозными львами! Ты тоже когда-нибудь станешь львом. Но очень нескоро!
Заряне невыносимо здесь оставаться. Теперь она увидит Атея сильно возмужавшим или не увидит вовсе. Она никогда не слышала о стране Серёз. Есть ли она? Мать рассказывала, что на краю света огненная пропасть и оттуда нет пути назад…
Что дальше? Заряну ведут по мрачным сырым коридорам с закопченными от факелов потолками. Впереди тяжелая кованая дверь. Скрип несмазанных петель, и вот два новых лица – один мужчина, черный, как грозовая ночь, сидит на полу у стенки, другой, как сама гроза, устроился на маленькой скамье. Это Сальвий и Марк.
– Слава львиным клыкам! Это с ней я отправлюсь в шелковый рай? – мужчина-ночь отделяется от пола и подходит к Заряне, сверкая лунной улыбкой.
– Сядь на место! – сзади появляется Марк и властным движением отправляет черного обратно на пол. Он здесь явно вожак. – Ты мне нужна, чтобы пройти степные земли. И не дай Меркурий тебе меня обмануть! Если, конечно, не хочешь, чтобы твой брат был скормлен зверям!
– Стой, стой! Какие такие земли? Мы же морем хотели! – Сальвий не выдерживает и вновь поднимается на ноги.
– Сядь, я сказал! Она знает дорогу, а ты видел их в лицо и слышал их язык, так что прикуси свой. Я с пятнадцати лет убиваю людей. Это моя работа. Понимаю, что вы тоже примерные дети Хаоса, но не стоит со мной тягаться. Единственный шанс выжить – действовать вместе, – Марк смотрит Заряне в глаза. Девушка молчит и не моргает. – Эй, ты немая? А может, еще и глухая?
– Я слышу тебя. Еще раз скажешь про брата – откушу тебе ухо!
Заряна вдруг настолько непринужденно улыбается, словно только что призналась своему жениху в любви. Марк поначалу сжимается как пружина, но через мгновение сам обнажает свои крупные желтые зубы и оборачивается на Сальвия, который морщится и трогает обрубок своего уха.
7
В это время в соседнем крыле здания за большим столом собрались десятки гостей. Они с упоением слушают гидравлос – водяной орган. Под тягучие утробные звуки по залу выхаживают полуобнаженные танцовщицы, пытаясь двигаться в такт неспешной мелодии. Сципион и Эвергет сидят во главе стола.
– Неплохая задумка. Только больно уж разные они. Пират, дикарка и головорез… Далеко ли уйдут? – понтийский царь лениво перебирает пальцами виноград, находит нужную виноградину и кидает ею в танцовщицу, чтобы поймать горячий взгляд красотки.
– Мой друг, общая цель способна объединить. Тем более вот на таких творческих стратегиях мы и строим свое государство, зарабатываем уважение друзей… Кому интересен Рим без безумных идей?
– Тонко подмечено! – Эвергет выдавливает улыбку и одновременно давит виноград, чтобы потом облизать сладкие пальцы. Привычка с детства.
– И знаешь, мой друг, я не собираюсь останавливаться! Как видишь, Рим велик не только военными победами: мы приносим цивилизацию и процветание нашим гражданам и союзникам. Если мы найдем источник и будем контролировать торговлю шелком… А там еще торговля янтарем – золотом севера! – Сципион задумывается от сказанного и с удовольствием закатывает глаза, будто пара рабов массируют его стопы.
– Продолжай! – Эвергет заканчивает облизывать пальцы и теперь беззаботно любуется своей массивной золотой печаткой, украшенной сказочными грифонами.
– Это дело скорого будущего, мой друг… Контролировать торговые пути и править миром… Но сегодня есть дело куда ближе и живее!
– Какое же? – Эвергет снимает перстень и катает его по столу. У понтийского царя начинается мигрень, и он хочет на свежий воздух.
– Ты ведь знаешь, что в Сирии на престол взошел Антиох? – Сципион резко открывает глаза, заставляя Эвергета вздрогнуть.
– Этот недоумок? Конечно! Не успел братца своего проводить к Аиду, так сразу женушку его отхватил. Говорят, сучка хороша на ложе! Крутит его яйца, куда ей вздумается… Если, конечно, они есть! – Эвергет возвращает перстень на длинный узловатый палец и наливает себе вина.
– Они только что скинули с трона Диодота Трифона и полны амбиций, но не сил! Антиох хоть и не известен как великий воин, но жаждет мести за брата.
– Да… Покойный Деметрий был другим. И как от одной смоковницы два таких разных плода? Гордыня его сгубила. Никогда не понимал, зачем он сунулся в Парфию. Ну да ладно… Так что ты хочешь?
Сципион берет большой кубок и громко щелкает пальцем по его металлическим бокам. Настолько громко, что на звук оборачиваются даже томные танцовщицы.
– Вот это Парфия. Твердая, как бронза! – Сципион наливает вина и делает глоток, играя жидкостью в гортани. – Это Деметрий! – Сципион делает еще один глоток, в этот раз смачный и глубокий. – А это Антиох! Один брат сгинул, пусть и другой падет!
– А видать, хорошее вино. Как тебя расслабило-то!
Эвергет не ожидал от всегда сдержанного собеседника такой палитры эмоций. Понтийский царь вдруг сам невольно повторяет тот второй, глубокий глоток своего визави и едва не давится от крепости браги.
– Кровь Селевкидов лучше всякого вина, мой друг. Мы оба знаем толк в напитках и их выдержке. Пора! Самое время натравить Сирию на Парфию!
Сципион выпивает еще и еще. Римлянин пьян. Его глаза блестят, как у филина на капитолийском холме, который заметил в ночи добычу и вот-вот сорвется вниз, чтобы вонзить свои когти в мягкую пульсирующую плоть!
Глава 4
В золотой клетке
Парфянское царство
1
К востоку от Запада и к западу от Востока есть такая страна – Парфия. Как и все государства, она лежит между небом и землей, но только неба здесь больше. Бесконечные хребты гор, пустыни с триллионами вселенных искрящих песчинок, тонны зеленой речной воды, пахнущей илом и разложившейся плотью, и совсем немного земли, способной рожать. Между небом и землей есть посредник, поставленный богом. Зовут его Митридат.
Когда по смерти Сарры Авраам взял в жены Кетуру, от которой родился Емран с братьями, то отделил их Авраам от Исаака. И пошло от них племя парфян, царем которых стал однажды Аршак Храбрый. Вот его-то потомком и является Митридат. Митридатов полно и в соседних царствах, уж такое это популярное имя. Например, понтийского царя Эвергета тоже зовут Митридатом, да только этот – Митридат Великий!
В его густых седых усах уживается кошачье мурлыканье языка пехлеви и гром латинских букв, что выгрызли из кости врага римские боевые молоссы. Он свирепый и щедрый, он яростный и кроткий, но есть одно «но». Он божественно стар, а значит, великая Парфия обречена уйти к солнцу вместе с ним, где она непременно сгорит, а потом осядет пеплом, который позже нарекут Персией…
Это случится. Он знает. Но сегодня Митридат охотится, и это единственное занятие в жизни, позволяющее старику вспомнить молодость. Рядом с помазанником огня и света скачет его сверстник по имени Сурен. Издалека кажется, что он высечен из камня, – по его массивному серому лицу ползут морщины, сливаясь с многочисленными шрамами от ударов булата и укусов тропических москитов. Сурен – глава одного из семи великих парфянских родов, и он тоже безнадежно стар.
– Почему ты не убьешь его? Это уже второй раз, как он старается сбежать, – Сурен пришпоривает своего пятнистого жеребца, пронзая все вокруг колким взглядом.
– Убить? Ты смеешься? Да он стоит целого войска! Как только сирийцы поймут, что его братец Антиох не царь, а евнух на троне, я закину его к соседям и сломаю их мир! – Митридат говорит не о вепре и не о лани. Речь о человеке. И охота идет за ним.
2
Человека зовут Деметрием. Часто добавляют Второй и Никатор, то есть победитель. Сейчас последний эпитет звучит особенно кощунственно. Царь Сирии из славной династии Селевкидов – красивый мужчина с волнистыми светлыми волосами и прозрачно-голубыми глазами – словно сошел с древнегреческой фрески, но сейчас он отчаянно бежит, раздирая руки колючим кустарником и сбивая ноги в кровь.
Деметрий всегда считался слишком самоуверенным, потому и решил идти войной на Великую Парфию, но в итоге был разбит Митридатом и взят в плен. Сирии это поражение стоило потери Вавилонской провинции и обернулось очередной сменой власти.
Жена Деметрия по имени Клеопатра способна плакать только от чувственных ласк нубийских любовников, и она недолго думала, когда решила поменять одного брата из Селевкидов на другого. Был Деметрий – стал Антиох. Они действительно похожи, да только родились под шепот разных звезд. Энергичный красавец Деметрий способен на поступки, пусть иногда безрассудные, но достойные имени царя. Антиох другой, и Митридат чует его слабость за тысячи миль.
– Деметрий! Что ж ты как дитя? Не надоело бегать? – Митридат без особого труда настигает своего пленника и пронзительно свистит, заставляя огромных разъяренных собак поджать уши.
Деметрий закрыл глаза, чувствуя зловонное дыхание проклятых мастифов. Лая их он уже не слышит – в ушах звенит от жары и жажды. Митридат с помощью двух слуг слезает с коня и подходит к сирийскому правителю, не стесняясь его по-отечески обнять. Деметрий открывает глаза и едва не плачет от отчаяния. Опять не получилось. Опять скитания по пыльной жаре. Опять колкие унижения и бессонные ночи под восточными звездами…
– Я царь… Я должен править, я не буду сидеть в золотой клетке, – Деметрий с трудом шевелит потрескавшимися губами.
– Эх, а я к тебе ведь как к сыну относился! – Митридат грубо хватает своего собеседника за светлые кудри и резко отпускает. – Но парфянский царь – лев, а ты, похоже, птичий царь, раз толкуешь о клетке и хочешь улететь! Давай, лети!
Митридат заводится: его и без того бронзовая кожа становится серо-красной, как угли на стоянке степных кочевников. Деметрий делает шаг прочь, хочет бежать, но его останавливает еще один беглец. Все это время его не было видно, словно он состоит из ивовых прутьев и слился с речной землей. Это Каллимандер – верный слуга Деметрия с посеребренной сединой головой. Настолько верный, что прошел половину мира, чтобы спасти своего патрона. Каллимандер спокоен и холоден, как лед на вершинах гор его македонской родины. Он видит, как парфянские лучники изготовились, чтобы выстрелить, и смело закрывает грудью своего царя. Митридат оттаивает. Он подходит к седому македонцу и похлопывает его по щеке.
– Ты отчаянный человек. Пробраться на край света, в чужой город и так толково устроить побег. Ты ему чем-то обязан?
– Тем, что он мой государь!
Митридат молча смотрит на слугу. Каллимандер видит в его мутных старческих глазах туман над пропастью, а в движении ресниц – взмахи крыльев могильщика-грифа. Но гроза уходит. Лицо парфянского монарха озаряет улыбка. Он хватает македонца за плечо и раскатисто кричит, бросая едкий взгляд в сторону Сурена.
– Вы слышали? Он – его государь… Он служит не за деньги или шлюх, а за честь! Я милую тебя, седой человек. Тебя отвезут на западные рубежи и отпустят на свободу. Мой совет – начни новую жизнь. Попробуешь вернуться – я лично отрежу твои яйца и заставлю их жевать!
Деметрия мутит и едва не выворачивает на землю. Митридат щелкает пальцами. Откуда ни возьмись около двух монархов появляется виночерпий с позолоченным кубком.
– Хочу выпить за твоего брата! – Митридат выхватывает кубок из рук нерасторопного прислужника и сует его Деметрию.
– За брата… Что с Антиохом?
– Пришла новость. Он занял твое место и стал царем Сирии. Скажу тебе больше: твоя жена Клеопатра перешла к нему вместе с троном. Ты пей, пей! – Митридат силой заставляет Деметрия погрузить спекшиеся губы в терпкое красное вино. Пленник жадно глотает брагу и тут же хмелеет. Прозрачно-голубые глаза становятся синими.
– Брат? Не может быть…
– Они стали неплохой парой с Клеопатрой. Вместе победили Диодота Трифона и отстояли ваш фамильный трон. Ты недоволен?
Деметрий вырывает кувшин у виночерпия и залпом выпивает почти два секстария парфянского вина.
– Обидно, когда забыли и не ждут? Правда? – Митридат с удивлением наблюдает за тем, как меняют цвет глаза Деметрия.
– Не забыли. Они меня похоронили… – Деметрий покачивается и вдруг падает в лужу с грязью, широко расставив руки. Каллимандер подбегает к хозяину и поднимает ему голову.
– Головную боль нельзя похоронить, разве что с самой головой. Для них ты скоро воскреснешь, а значит, ты все еще Деметрий Второй Никатор! – Митридат в задумчивости теребит свою бороду, понимая, что разговаривает сам с собой. – Эй ты, седой! Не бойся. Вино не отравлено. О твоем господине позаботятся! – Митридат решает сжалиться над македонцем, который растерянно смотрит по сторонам большими влажными глазами.
