4. Я тебя поцелую
– Папа, это мои друзья, – с улыбкой говорит Галина. – Как ты?
– Привезли? – спрашивает Леонид Ильич, переводя взгляд на дочь.
– Да, Юра понёс уже ленту механику.
Галина подходит и, наклонившись, обнимает и целует отца в щёку. Он долго пристально смотрит на неё, а потом переводит взгляд на Наташку. В огромных очках и спортивном костюме, он кажется похожим на большую добрую черепаху.
Вдоволь насмотревшись и налюбовавшись моей невестой, он с «чувством глубокого удовлетворения» крякает и качнув головой, вроде как «ну, надо же», вновь поворачивается ко мне.
– Как… зовут? – с тихим скрежетом, в своей поздней манере, спрашивает он.
– Егор Брагин, – представляюсь я. Комсорг швейной фабрики «Сибирячка». В Москве в командировке.
– Из какого… хм… города?
Я отвечаю. Он молча кивает. К нам, насколько мне известно, он никогда не приезжал.
– Откуда Галину… мою… кх… знаешь? – по-стариковски причмокивая и хмыкая продолжает спрашивать он.
– Нас Жорик познакомил, пап, – вступает она. – Это тот самый мальчик, который с кабаном ему помог в тайге.
Ильич опять качает головой, вроде как «ну, надо же»:
– Это что же… мм… выходит… ты сына моего спас?
– Ну что вы, Леонид Ильич, – улыбаюсь я и отрицательно мотаю головой. – Это ещё разобраться надо, кто кого спас. Если бы не Георгий Леонидович, я бы тут, наверное, не стоял сейчас.
– Это если бы не мы с Юрой, – смеётся Галина, – ты бы тут сейчас не стоял.
– Скромный… значит… комсорг, – кивает Брежнев. – Как тебя… хм, Егор?
– Егор, – подтверждаю я.
– А это… хм… что за королева… красоты? Невеста?
Попадает в точку.
– Да, – удивляюсь я. – Как вы догадались? И то, и другое верно. Наталья Рыбкина, студентка Новосибирского университета. Будет математиком.
– Какой кх… курс?
– Первый, – отвечает Наташка, смущаясь от взглядов Ильича.
Она, кажется совершенно обалдевшей от происходящего и немного теряется. Генсек это подмечает и улыбается.
Входит Чурбанов.
– Здравствуйте, Леонид Ильич, – широко улыбается он, и я ловлю себя на мысли, что вот так, при взгляде изнутри, отделённые от досужей молвы, все они очень обаятельные люди – и папа, и дочка, и зять.
– Ну, давайте, – кивает Брежнев. – Начинайте. Потом поговорим.
Мы рассаживаемся и начинается кино. «Парамама кукчерс представляет». Шучу, голос не гнусавый, нормальный голос. «Хука продакшнз», а это уже не шутка. Я про таких и не слышал никогда, но имеется номинация на пальмовую ветвь, надо же. Фильм идёт с параллельным переводом, сделанным для генсека, ну и ещё для кого-нибудь из высокопоставленных партработников.
Остальным гражданам смотреть не стоит, чтобы не растлиться и не утратить свои морально-этические свойства и, разумеется, идеологическую непроницаемость.
На экране банда головорезов после войны Севера и Юга грабит поезда и банки, превращаясь в глазах политически неподкованных масс в настоящую легенду. Но злодеи проходят всю свою бандитскую эволюцию и оказываются у неизбежного и до ужаса трагичного финала.
Актёры известные, кстати, братья Кэррадайн, братья Куэйд и ещё две пары каких-то братьев. Ну, так, ничего, но слишком явное морализаторство, на мой взгляд. Я этот фильм не помню из детства, если честно. Всё-таки, у нас не показывали.
После просмотра мы все проходим в просторную столовую пить чай с пирогами. Помощник генсека или безопасник, высокий круглолицый дядька идёт с нами, и проверив всё, выходит. Жена Брежнева, Виктория Петровна, кино не смотрела, но в чаепитии участие принимает. Даже, можно сказать, играет руководящую роль.
Столовая большая, действительно, как в ведомственном доме отдыха, но роскоши никакой нет. Всё очень просто. А пироги шикарные, надо отметить. Они-то, как раз, роскошные.
– Ну что… молодое поколение, – смотрит на меня Ильич. – Понравилось кино? Ты же охотник, да? Знаешь как с ружьём обращаться?
– Знаю, немного, – с улыбкой соглашаюсь я.
– Почему это, немного? – прихватывает меня дед. – А как же ты… кхе… в армию пойдёшь?
– А его не возьмут, – отвечает за меня Галя. – Он по здоровью не проходит.
Ну, надо же, она больше меня обо мне знает. Леонид Ильич хмурится:
– Хм… больной? На охоту молодец, а в армию больной?
– Он не больной, у него ранение недавно было.
– Ничего, – киваю я. – Я с врачом разговаривал, он сказал, что можно будет. Так что пойду со временем.
– И откуда это… хм… ранение? – поднимает брови генсек.
– А он бандитов ловил, – опять успевает Галя. – У него и медаль есть за охрану правопорядка, или как она? Как, Юра?
– Хм… – крутит головой Ильич. – Медаль?
Чурбанов рассказывает суть моей истории. Надо же, осведомлённость какая.
– А ещё, Леонид Ильич, он вчера помог предотвратить убийство майора КГБ, вам Андропов не докладывал ещё?
У Наташки глаза становятся по полтиннику. Она ничего понять не может. Вроде я был вчера отпетым отморозком, избившим генерала милиции, и она приняла это довольно спокойно, давно смирившись и проявляя, наверное, внутреннюю готовность следовать за мной и на каторгу, и в острог:
Жулик будет воровать,
а я буду продавать,
мама, я жулика люблю…
А сегодня я предстаю перед самим генеральным секретарём в ореоле героического борца с преступностью. Диссонанс, однако. Когнитивный.
Далее следует облегчённая версия вчерашних событий. Облегчённая, потому что здесь женщины и дети. Но, опять же, хоть и облегчённая, а ориентирующая в нужном направлении.
– Я уже поговорил с Николаем Анисимовичем, – продолжает зять, – попросил его, чтобы он это дело не спускал на тормозах, а своей волевой рукой вычистил скверну. А то знаете, сейчас побегут злопыхатели кричать на всех углах, что Щёлоков работу завалил. А он, как раз, за чистоту рядов борется.
– Молодец, – кивает дед, – Егор Брагин. Потом, Юра, доложишь по порядку. Зачем женщин утомлять… А Брагину надо награду… Я скажу Коле, чтобы он ему не медальку, а орден… хм… Если есть за что…
– Леонид Ильич, да мне не за что, – начинаю я, но он перебивает.
– Тихо… ммм… Не забудь, Юра, проконтролируй.
– Не забуду, – улыбается Чурбанов.
– Так… кхе… Наталья, понравилось… тебе кино?
– Довольно увлекательно, – уклончиво отвечает она, опасаясь по-видимому, не попасть в линию партии.
– Довольно… Хм… А тебе?
Он поворачивается ко мне.
– Понравилось, Леонид Ильич. Действительно увлекательно и наглядно показано, что зло, даже такое эффектное и привлекательное, а герои там по началу выглядят действительно привлекательно, так вот, зло всегда бывает обречено. Как бы это ни начиналось, конец один.
– Хм… – жуёт губами Ильич.
– А вообще, – продолжаю я, – я люблю вестерны. Ковбои, индейцы, приключения, торжество справедливости, простые и ясные мысли.
Я знаю, это его любимый жанр. Он даже, когда в Штаты летал, ему Никсон организовывал встречу с каким-то известным актёром, которого Ильич очень уважал. Они вроде даже подружились, что-то там было такое. Я фотку помню генсек в ковбойской шляпе и с «кольтом». А потом, когда наш дорогой кормчий почил, этот ковбой хотел приехать на похороны, но «свободные» и «либеральные» америкосы ему почему-то не разрешили выехать в наш «тоталитарный» совок.
– Хм… про ковбоев? И какие тебе нравятся?
– Ну, – чешу я в затылке, вспоминая фильмы и опасаясь назвать что-нибудь ещё не снятое, типа «Омерзительной восьмёрки» или «Джанго освобождённого». Ильич ведь потребует мир перевернуть, но найти.
– «Великолепную… семёрку» смотрел?
– Конечно, – киваю я. – «Зорро» тоже, «Золото Маккены»…
Он кивает.
– «Виннету», – продолжаю я шпарить по классике жанра, – «Оцеола», «Чингачгук», «Верная рука»…
Интересно, они в Черногории снимали все эти каньоны? Наши Югославские друзья гойкомитичи.
– Молодец… – улыбается Ильич. – Много… видел.
– А, ну «Лимонадный Джо» ещё. Но мне знаете что больше всего нравится, Леонид Ильич?
– Ну, – смотрит он на меня с прищуром и улыбочкой, с какой обычно высокопоставленные дедушки любуются своими внезапно осмелевшими внучатами.
– То, что наши собратья по соцлагерю снимают про индейцев, а мы свои собственные вестерны делаем, на родной и всем понятной фактуре. Вот «Белое солнце пустыни», хотя бы.
– Откуда… ты взялся мм… такой? Где тебя Жора… хм Нашёл?
– Я с его другом в госпитале лежал после ранения, – улыбаюсь я.
– И куда тебя?
– В грудь.
Он качает головой.
– Леонид Ильич, а вы «Хороший, Плохой, Злой» смотрели?
– Нет… хм… Говорят, барахло.
– А мне кажется, это один из лучших фильмов жанра.
– А где ты… э-э-э… видел? – прищуривается он.
– Я не видел, читал только про него. В журналах да газетах. Или вот книжка ещё есть, кажется «Живопись, театр и кино в США» называется. Как-то так. Там ругают, конечно.
– Так зачем… смотреть, если ругают?
– Так они и «Белое солнце» ругали, на экран не пускали и «Руку бриллиантовую». Если б не вы, так и не увидел бы никто.
– Откуда это… ты знаешь? – хмурится генсек.
Упс… Правда, откуда? На «Кинопоиске» прочитал, а может, в «Википедии» или ещё где, не помню точно…
– Так все знают, в народе говорят, – пожимаю я плечами.
– В народе… говорят? – удивляется он. – А что ещё… кх… в народе говорят?
– Про кино?
Он лукаво улыбается, будто говоря, мол, не увиливай, понял же, о чём спрашиваю.
– Про… меня что говорят?
– Любят вас в народе, – улыбаюсь я в ответ.
– Любят? За что это?
