– Чтобы и её в задницу вставить, – фыркнул норд.
– Сейчас я свой ситар тебе вставлю! – угрожал Коркоснек.
– Вот! Пожалуйста! Очередное подтверждение сказанному. Угадать, откуда ты его вытащил? – усмехнулся Бром.
– Да дворфы во всём будут лучше, чем норды! – заявил бард с гордым видом.
– Это чем лучше?! – возмутился гном-чародей.
– Чем норды! – фыркнул, дунув на свои усы-косы, Коркоснек.
– А ну перестаньте! Или Ядвига вам обоим уши надерёт! – рявкнула Ди. – Правда же? – обернулась она на капитаншу стрелков. – Бром нас не раз выручал. Мы вообще здесь сейчас благодаря ему. Он искусный маг!
– Маг, да? А может быть, шарлатан? Просто фокусник? Эти норды вечно пьяные, вороватые, хитрые пройдохи! Любят только пожрать и поспать! – не унимался Коркоснек. – Вы за ним приглядывайте! Смотрите, с кем связались.
– Проговорил мелкий воришка, – взглянул на него Бальтазар.
– Палицей о палицу не ударят, – кивнула оркша в поддержку мужа.
– Палец о палец, дылдочка моя зелёненькая, – поправил её бард.
– Я сказала «палицей о палицу», значит, палицей о палицу! – скрестила та руки на груди.
– Как скажешь, любимая, как скажешь… Дворфы с жёнами не спорят, – кивнул Коркоснек.
– Фокусник?! Я тебе сейчас покажу фокусы, подкаблучник с косичками! – заискрил Бром пальцами, сильно нахмурившись. – Вы, дворфы, ленивые оболтусы! Всё бы вам песни петь да пляски плясать!
– Да? А что, ты умеешь наоборот? Пляски петь и песни плясать? Точно фокусник! А ну, выходи, посмотрю я на тебя! Вот скажи ему, матушка Мокошь! – обратился Коркоснек, повернув голову к богине рукоделья и ремёсел.
– А что мне ему сказать? Вы и есть ленивые оболтусы, – с презрительным взором подметила та. – Как степные сурки… Из-под палки только чему-то учитесь. И работаете, только когда за вами приглядывают.
– Ну, а что? Лень, между прочим, двигатель прогресса! – заявил дворф.
– Хе-хе, так инженеры у нас в Черногорье говорили. Был там у нас один Лео «Нардо» Недовинченный… Изобретатель…– с иронией закатывал глаза Бром. – Механизмы чудил и чинил, кротов-копателей, золотодобываетелей! Ха-ха-ха!
– Вечно вот мозги не понятно чем у нордов забиты… – покачал головой Коркоснек. – Что-то там кирками мусолят, огранкой кристаллов заняты, роют, копают, жуков механических мастерят с заводными ключиками…
– Это у нас-то? Да вы дворфы, чем угодно заняты, лишь бы не работать! Всё бы вам в цирковые артисты подаваться! Ходят на ходулях, вертят тарелки, – лихо вытащил норд походное глиняное блюдце, завращав на пальце. – Много ли ума надо!
– Одно? А со стопкой так можешь? – хорохорился Коркоснек.
– А стопку я б лучше выпил, хе-хе! – убрав блюдце, норд погладил себя от груди к животу.
– Вот одна выпивка в голове! Вы, норды, просто ходячие бочки со спиртом! Вас даже орки не убивают в плену, а дают настояться и потом выжимают в котёл или на сковороду для вкуса и аромата! – заявлял бард.
– Да ты что! Гений кулинарной мысли! Посмотрю я, как бы ты оркам сбренчал свои ляля-тополя и что бы они с тобой сделали! Одни песни на уме! – возмутился Бром. – Я вон делом занимался по жизни! Грабил, воровал, воровал да грабил! А ты? Бренчал своими сосисками… Вон струн впрок сколько накупил! Я столько и не видел на лютне!
– Да это ситар, бестолочь ты необразованная! – воскликнул бард.
– Вот это точно, – кивнула Ядвига.
– Ну, мам! – всё пыталась унять её дочь.
– Из Таскарии привезли в Страгенхолм. Никто не брал такие причудливые инструменты, я один заинтересовался! – тем временем рассказывал Коркоснек.
– Ага, один особо одарённый… – проворчал норд.
– И спёр одну, точнее, один себе. На память, так сказать! – продолжил бард.
– Вот это уже вызывает некое уважение, – с прищуром вглядывался в него Бром.
– Где-то даже имя своё выцарапал тут, правда, целиком «Коркоснек» не вместилось. Зато, если кто сопрёт уже у меня, опознать смогу! – выкатил музыкант грудь колесом.
– Как-как? Кроколиск? Вот у вас, дворфов, имена с милю длиной! Зельзепупс, Пуппендей, Дардипам, Сепардин… Будто вас аптекари называют вместо родителей! Язык сломаешь! Я вот – Бром, брат мой – Хром, растила нас Тарли… – принялся норд перечислять.
– Вы б ещё по одной букве назывались! Пришёл А в гости к Бэ, – дунул на свои усы-косы Коркоснек.
– А тот ни бэ, ни мэ, хе-хе, – рассмеялся норд. – А что, нормального певца у вас нет?
– Вот тебе лишь бы пивца хряпнуть, ага. Это у вас всегда на уме. Пьяный уже, потому и «ни бэ, ни мэ», трезвых нордов не видел, – закатил бард глаза. – Был я в Мимире как-то, так там один пасечник еле выжил от пчелиных укусов. Не надел защитной сетки, потому что сорок лет ульями занимается. К старости, видать, умом окончательно тронулся и с бодуна решил утром, что его пчёлы в лицо, брыть, узнают! Правду говорят, что кому что, а нордам вечно не хватает мозгов!
– Что?! – возмутился Бром. – Может, пойдём выпьем, а?
– «Выйдем» ты имел в виду, наверное, драчун маленький? – поправила его, посмеявшись, Ядвига. – Куда тебе ещё пить, вон язык заплетается…
– Хе-хе, нет, именно «выпьем»! На трезвую голову норды морды не бьют! – усмехнулся чародей-низкорослик. – А я, между прочим, почётно отчисленный из школы кулачных боёв!
– А чего б и не выпить! – согласился Коркоснек.
– Ты же сам только что рассказывал, какие норды заядлые алкоголики, – хмыкнула капитанша стрелков, возмутившись.
– Ну, так а я чем хуже-то какого-то норда, барышня?! – выпятил грудь колесом бард с ситаром. – Рык подобен грому! Дайте гномам рому! – снова вдарил он по струнам толстыми пальцами. – Жить надо одним днём, словно тот последний! Радоваться, пировать, развлекаться! А вдруг завтра уже Рагнарёк? В наше время, по-моему, актуально!
– Хоть и дворф, а дело говорит, – соглашался Бром.
– Отсталые в развитии табуретки, – фыркнула Ядвига.
– Кто? Это мы-то? Да у нордов Мимира, знаешь, какие передовые технологии! Сами пашут, сами сеют, сами землю копают! – заявил чародей-низкорослик.
– Ага, где ты, а где Мимир… – вздохнула тёмная эльфийка.
– Я всегда, между прочим, лежу на правильном пути! – заявил тот.
– «Иду», а не «лежу», валенок! – фыркнула Ядвига.
– Не, я-то как раз лежу, хе-хе, – заулыбался норд, похлопывая себя по животу.
– В два конца ведёт дорога… – вдарил по струнам Коркоснек.
– Это ж тот гном, который пел в Стелланторе! – узнал музыканта Вир.
– Угу, – кивнула Диана, более пристально разглядывая низкорослика в походной курточке с бахромой. – И ситар вон тот же как раз. Я, кроме него, ситар-то и не видела даже никогда больше.
– Двух гномов, боюсь, я не вынесу, – заявила Ядвига. – Верните меня командовать лучниками, – поглядела она на атаманшу.
– Так вернуть тебя туда может только гном, мам, – напомнила ей Ханна.
– Ладно, кособородый, – скривил губы норд, обращаясь к Коркоснеку. – Твоё счастье, что я сил много потратил и тебя сжигать не с руки.
– Твоё счастье, что я при своей даме сердца! – взял бард-низкорослик свою оркшу за палец. – Негоже заставлять её ждать сырники, пока у нас дуэли какие-то.
– Ишь, женатый! – проворчал Бром.
– Не твоя, вот ты и бесишься, – усмехнулась Ядвига.
– Да кому нужны эти жёны, – вскинул вверх руки чародей-низкорослик. – Все они одинаковы. Сначала перекладывает на тебя всю ответственность. Ты, вроде как, пытаешься показать, как она важна, предлагаешь вместе принять решение, а она что? Причитает: «Раз в жизни попросила тебя быть серьёзным и что-то сделать!». Возмущения не хватает, никаких нервов, это как с ними вообще? А когда ты показываешь, что мужик, проявляешь волю, принимаешь решение, что тогда начинается? «А почему это ты сам всё решаешь и со мной даже не посоветовался?» – произнёс эту фразу гном искажённым недовольным голоском. – Тьфу на них, – махнул он рукой. – Одни беды, если это не бордельная девка, которой уже заплачено за ночь вперёд… Эх… Одна только была в баре Стеллантора проездом. Бард, с гитарой, огонь-женщина! Стройная, рыжая, грудастая, взгляд такой зелёный-зелёный, пронзительный! И волосы такие волнистые… Я тогда челюсть так на пол уронил, думал, уже не найду. Красотка! Мечта поэта!
– А ты что? Поэт? – усмехнулся Коркоснек.
– Рифмоплёт-то уж точно, – отметила Ди.
– Ещё басню могу рассказать! Заплёл однажды дворф себе косу… – начал норд. – Скрутил её спиралью на носу…
– Поэзия – услада для души, для слуха, господа, но тело наше рвётся в бой! – отметил Гор. – Сейчас нужно отправить отряд в Абисгроув и следить за ситуацией, а остальным руководить войсками и вести сражения на поле брани.
– Как заливает, вот это красноречие! – отметил Коркоснек. – Недаром он тут главный сидит. Любую тему в военное русло переведёт. Хороша подводочка.
– Под водочку? Это я завсегда! – обрадовался Бром, потирая руки. – Наливай. Тащи закусь!
– И сырнички! – хлопнула оркша в ладоши.
– И я люблю сырнички… – мягко улыбнулась слепая девочка.
– Нас с ребятами хоть отправьте обратно стоять за Лонгшир! – попросил Филеас Хойт.
– Ой, а можно не надо? Тут так хорошо, – взмолилась Кассандра.
– Боец от службы не увиливает! – строго напомнил ей капитан.
– Идём, пропустим по кружечке, пока тут эти балакают – махнул Бром Коркоснеку. – Научу вас, неотёсанных дворфов, как пить правильно. Была в Мимире, куда меня с Черногорья прогнали, одна школа кулачных боёв, значит, при пивоварне. Лучшая во всём регионе! А потом из года в год уровень наших бойцов всё падал и падал. Ну, понимаешь, подставные матчи за деньги, приток новой крови из так себе бойцов. Кто напивался и халтурил, кто вообще просто так приходил себя испытать, не стремясь побеждать на чемпионатах. Школа – всё больше, а боевые навыки – всё ниже.
– Куда уж ниже для гномов, – усмехнулась Ядвига.
– От сражения со слабым соперником падала реакция и у бывалых… Ну, и решил король Ивальдр издать указ, сделать отдельную тайную, элитарную школу только для профессиональных бойцов с титулами, побеждавших на турнирах уже, чтобы лучшие из лучших тренировались между собой! Ну, и что ты думаешь? – продолжал норд. – Началось всё то же самое. Кто в секретное заведение сынишку или племянника приведёт по блату. Кто другу шепнёт, кто за деньги своё местечко продаст. В общем, попадали снова туда и то продажные, кто на поражениях куш срывает, то просто неопытные хиляки: кто от души веселился и не стремился поднять своё мастерство, кто был драчуном по натуре, не изучая ни техники, ни приёмы, кто просто не особо годился в борцы. Сгнила, в общем, школа. И та, и другая. Не знаю уж, как нынче в Мимире с бойцами, но, сдаётся мне, что не очень. Никто уж тех воинов не боится. Набеги нордов из Черногорья до сих пор страх внушают и людям, и оркам, и эльфам. А Мимир… Может, я вообще теперь лучший остался. А вы не цените!
– Здесь он, – ворвался в зал уставший и запыхавшийся Сетт Догман, найдя Бальтазара глазами, а за демонологом поспевала и суккуба Лукреция.
– Там какой-то кошмар начался, – принялась она тут же докладывать. – Ракшасы полезли сквозь все порталы, сметают всё. Орков, нежить, имперцев, просто жрут и разрывают всех, кого найдут. А следом асуры повыползали с клинками, сейчас с драконидами в стычках. Ни Азазил, ни кто другой, ни архидьяволы им не указ. Не можем больше войсками демонов управлять, Бальтазар!
– Ну, начинается… – скривился тот.
– Вы попросили помощи у сил хаоса, – произнесла Мокошь с укором. – Вот они и делают то, что могут. Такова их природа. Вам не подчинить хаос, не обратить его в послушные взводы, в порядок под своё командование.
– Поэтому я и просила тебя с ними не связываться, – шипела внутри Бальтазара царица-тьма.
– Ладно… – опустил кулаки на край стола костяшками лорд-некромант. – Что-то придумаем. Пока они отвлекают драконидов от границ Лонгшира – это даже нам на руку.
– На руку, лорд Кроненгард, надо быть чистым, – подметила Мокошь. – А вы затеваете раз за разом тёмные дела и сталкиваетесь с последствиями.
– Я всё-таки тёмный лорд, – недовольно пророкотал тот. – Мне положено.
– Вы, смертные, сами творите свою судьбу. Нельзя что-либо оправдывать лишь своей сущностью и натурой. Вы всегда можете принять решение. Я бы воззвала к вашей совести, но внутри вас только тьма, – недобро сверкнула пожилая богиня глазами.
– А она ведь права, чёрт возьми, – ухмыльнулась где-то в груди некроманта царица-тьма.
– Не до чертей мне сейчас, – хмыкнул сам чернокнижник.
– А вам вообще не до кого, кроме себя, – встала с места статная собеседница с вращавшимся перед ней веретеном. – Вы упрекали нас в том, что мы не ведаем гармонии, но сами же выбиваетесь добровольно из цепочки взаимопомощи своим эгоизмом. Даже сейчас думаете только о себе.
– О себе я не думаю с момента похищения Люции, Мокошь, – хмыкнул тот. – Всё это время я думаю только о ней.
Бальтазар I
Лонгширский город Зайн, что располагался недалеко от мангровых болот, славился добычей древесины и плодов, сока и листьев нипы, полезных кореньев, а также моллюсков, рыбы и ракообразных. Несмотря на то, что и отсюда тоже некоторые жители были призваны в собранное ополчение, ныне разгромленное близ границ при активном участии сожранного Апофисом Гелиоса, сейчас здесь кипела жизнь и было весьма многолюдно.
Добытчики и охотники, мастера местного промысла, ремесленники, делающие опорные балки, столбы и сваи, поплавки, дубители, а также плетущие различные изделия: от шляп до корзин, от сетей до зонтов – все занимались своим делом. На кухнях постукивала посуда, воздух полнился сладковатыми ароматами, за исключением соляных мануфактур, где вываривали листья.
На улицах волокли мешки и бочки, начищали обувь и торговали. Город мало чем отличался от себе подобных, разве что неровная местность, по сути, делила его на верхнюю и нижнюю части, соединённые пологими склонами, вдоль которых тянулись улицы. Не было высоких башен, роскошных дворцов и больших замков. Но утончённая эльфийская архитектура напоминала о себе остроконечными очень сильно вытянутыми шпилями в декоре, а ещё завитками спиралей вокруг колонн и общим изяществом в оформлении.
Самые простенькие дома здесь, на окраинах, правда, напоминали хижины дикарей, однако внутри разделялись на секции, комнаты, были наполнены удобной мебелью, да и вообще хорошо обустроены. Каменные и глиняные строения принадлежали народу побогаче, в том числе представляли собой и здания мастерских, трактиров, конюшен. После исчезновения эльфов здесь осталось немало пегасов, за которыми был нужен уход, но так как в целом крылатые лошади оставшимся горожанам были не слишком нужны, большую часть уже успели распродать в соседние провинции.
Собаки облаивали незнакомых прохожих. Зайн своими масштабами явно не тянул на место, где все друг друга знали. Довольно крупный, распластавшийся в лучах солнца, в месте, где даже зимой было тепло и комфортно, где никогда не видели снега, этот город издали всегда напоминал копошащийся муравейник. А там и тут встречались каменные изваяния жаб и лягушек – символов удачи и дождя, детей богини Цатоггвы, которые на болотах защищали ближайшие поселения от роящихся насекомых.
Но в этот день привычная и размеренная жизнь горожан была прервана тревожным детским голоском, когда к перекрёстку торговой площади выбежала черноглазая девочка в тёмно-синем платье с белыми оборками и кружевами. Волосы её были растрёпаны на бегу, сама она казалась взволнованной, нервничающей и даже испуганной. В руках её была бузинная тросточка для слепых, но малышка так торопилась, что едва ли толком ощупывала, куда бежит. Лишь чудом не попала под копыта и ни на кого не наткнулась, двигаясь по центру мощённой бежеватой дороги, когда все другие двигались в разные стороны по краям, чтобы между ними могли проезжать телеги.
– Бегите, спасайтесь, смерть идёт на город! Злая, беспощадная, не ведающая жалости и сострадания! – тревожным голоском громко закричала девочка.
Тревожная весть быстро разнеслась от самых внушаемых и тут же запаниковавших, от сразу поверивших маленькой предсказательнице. На месте вскоре объявилась местная стража, а с ними низенький городничий в очках, с парочкой кудрявых министров, пытавшихся дружно разобраться, что к чему.
Вид чёрных глаз маленькой пророчицы вызывал в их сердцах только трепет. Она не отвечала на их вопросы, кто она, где её родители, лишь говорила о своих видениях, об ордах живых мертвецов, что застилают собой, словно тучи, луга и дороги на пути сюда.
Девочка слёзно кричала о грядущих ужасах и жестоком страшном некроманте с западных земель, что двинулся на живописный Лонгшир, пророчила гибель всем, кто её не послушает и останется, и умоляла поскорее покинуть город и держаться подальше от южных границ.
– Смерть идёт! Некромант не пощадит никого! Прячьтесь, а лучше бегите! – заклинала малышка на площади, и никакие уговоры не могли её успокоить.
