– Ну, какой красавец! Жалко отдавать, но дома уже четыре кошки, жена скоро выгонит.
– Надюш, смотри, какой хорошенький. Решай, нам надо торопиться. Скоро таблетка перестанет действовать, и у тебя температура поднимется.
Детские руки, спрятанные в тёплые вязаные варежки, вытянули из коробки обычного серого полосатого котёнка.
– Фот мой, – пробрались слова сквозь глухую преграду шарфа.
– Это обычный котяра, нашёл на улице, видимо, с матерью что-то случилось. Выкормил. Он, наверное, хорошим мышеловом станет. Вам же в квартиру? Возьмите лучше из этих кого-то. – Мужчина вытащил пару бело-рыжих котят.
Прижимая к пуховику пищащий комочек, Надя отрицательно покачала головой.
– Спасибо, мы этого возьмём. Сколько с нас? – Люба поняла, что спорить с дочерью бесполезно.
– Нисколько, берите даром. С новым чудом!
Котёнок, засунутый за пазуху расстёгнутой детской куртки, мурчал в такт мотору авто. Люба поглядывала в зеркало заднего вида и боялась спугнуть мысль, что болезнь дочери отступает. Надя неожиданно бодро щебетала новому питомцу о предстоящем знакомстве с Пончи, его лютой ненависти к кошкам и своей полной уверенности, что хвостатым удастся подружиться.
– Надюш, как назовём? Может… Снежок?
Дворники летали по лобовому стеклу, едва успевая сгребать очередную порцию новогодней радости.
– Неть… Пуф-фок.
– Пуфок так Пуфок. Значит, Пуфом будет.
Машина затормозила у подъезда. Заглушив мотор, Люба обернулась. Поняла, что впервые за последнюю неделю дочь, задремав, спокойно дышит. Розовый нос и длинные усы торчали из-за пазухи. «Коты действительно творят чудеса», – женщина отпустила изъедающий страх.
– Солнышко, просыпайся, приехали. – Легонько погладив по коленке Надю, она порадовалась, что в новом году их снова будет четверо, хоть в общем счёте на две лапы-ноги и один хвост больше.
Повернув ключ, Люба толкнула дверь. Из гостиной раздавался храп. На скинутой с дивана подушке спал чёрный мопс.
– Пончик, ты… собака! Мы же только ушли!
Взяв очередную высокую ноту, пёс затих. Принюхался. Открыв пучеглазые, подскочил.
– Надюш, отпускай.
Дочь зашла в гостиную, ослабила захват. Кот в пару прыжков оказался на окне. В правом углу. Лёг, протянув приветственное «мяу».
Мопс оживился. Побуксовав на скользком паркете, посеменил к гостю. Тот изображал отсутствие интереса. Пончик, поставив лапы на батарею, заскулил.
– Очная ставка прошла успешно. Наш. Неси перекись из аптечки, обработаем рану около уха. – Люба повесила плащ на вешалку.
– Я же говорила, что это он! Пуф вернулся! – Девочка, радостно прыгая, скинула туфли и побежала к окну.
– Только не обнимай его, давай сначала помо… – не договорив, женщина наблюдала, как дом снова наполнился счастьем.
– Мам, можно я сегодня не пойду в школу? Голова болит сильно. – Надя, свернувшись калачиком на левом боку, вытащила ногу из-под одеяла.
– Опять? Ты стала прогуливать через день, когда учиться собираешься? – Люба потрогала лоб дочери. – Температуры нет, но лицо горит. Что-то ты часто стала хандрить. Может, конечно, переходное, подростковое… Но я не припомню, чтобы такое со мной творилось в четырнадцать. Давай завтра к врачу зайдём, надо или на больничный тебя сажать, или выходить в школу.
– Всё знаю, понимаю. Но не могу подняться. Я ещё поваляюсь?
Из-под одеяла зазвучало мурчание.
– Пуф опять с тобой спит? Как он не задыхается-то так?
– Не знаю. Не отходит от меня, прилипала. Уже пару недель, как бы ни ложилась, утром просыпаюсь на левом боку, и Пуф рядом. Мам, есть не буду, не хочу.
– Опять голодаешь? Может, ты по ночам что-то хомячишь? Днём ничего не ешь, а щёчки наливаются.
– Я же не Пончи, пылесосящий всё подряд. Не переживай, лекарство выпью, и всё пройдёт. – Надя нырнула с головой под одеяло и обняла мурчащего друга. Засыпая, она услышала, как опустились стакан и таблетки на тумбочку рядом с кроватью. Хлопнула входная дверь.
Громыхнула молния, в окно застучали капли. С порывом ветра распахнулась форточка. Влажный осенний воздух ворвался в комнату.
Надя, потянувшись, зевнула. Пошарила по кровати и нашла телефон. На экране высветилось «13:13».
– Пуф, ну мы и храпанули! Мама уже кучу эсэмэсок прислала.
В коридоре послышался цокот и посапывание. Вошёл Пончик, с усилием переваливаясь с лапы на лапу.
– Ты моя старая жёваная тапка! Почему не разбудил? – Надя откинула одеяло и погладила мопса. – И этот жук дрыхнет, меня убаюкивает. – Почесав кота за ухом, поднялась. Засунула ноги в рыжие тапки с помпонами, накинула тигровый халат. Сняла с запястья резинку, собрала вьющиеся русые в хвост и подошла к окну.
Закрыв форточку, прижалась лбом к стеклу. Зонтики яркими пятнами передвигались по улице. Первая пожелтевшая листва покидала ветки берёз. Ручейки из водостоков стекались к полупустой парковке у подстанции. Из углового подъезда вышла женщина с двойней. Гриша и Лика никогда не ревели, задорно смеялись и были любимчиками бабулек, до сих пор несущих вахту на лавочках. Малышня с визгом забежала в образовавшуюся лужу и топала так, что брызги разлетались метра на полтора вокруг. Надя улыбнулась. На подоконник запрыгнул Пуф. Мурчащий моторчик активно заработал. На улице мать, бегая с зонтом за детьми, безуспешно пыталась усадить их в коляску.
Надя опустилась в кресло. Спрыгнув, кот устроился на коленях и перебирал когтями левый бок хозяйки. Та взяла в руки большой блокнот с набросками и карандаши. Грифель заскользил по бумаге. Штрих за штрихом появлялись детские дождевики с кошачьими мордочками и резиновые сапоги с усами на голенище. В уголке вывела «H» внутри сердечка.
Уже два года Надя рисовала, изучала правила кроя, сочетания цветов и мечтала стать дизайнером детской одежды. «Гены», – передёргивало маму от воспоминаний о бывшем муже – директоре обувной фабрики. Сначала она противилась даже любому намёку на связь с изменщиком, но, видя кипы набросков, смирилась.
Где-то в спине у девочки сильно кольнуло и отдало в бок. Пуф замурчал и потёрся мордой точно в том месте, где только что пробежала боль. Надя спустила кота на пол и поставила ступни на кресло. Положив подбородок на колени, глубоко и размеренно задышала. Пуф запрыгнул на подлокотник и попытался тереться о хозяйку.
Внутри будто сжали в кулак нервные окончания. Надя вскрикнула. Замерла. Мурчание кота становилось всё сильнее. Он пытался просочиться к животу хозяйки. Та опустила ноги и, выверяя каждый шаг, дошла до кровати, легла на бок. Пуф улёгся рядом. Надя взяла телефон, набрала номер и едва успела прошептать: «Мам, мне плохо», как её пронзил удар где-то внутри.
Пульсирующая боль в руках и онемевшие пальцы заставили Надю проснуться. Живот ныл, и острая боль отдавалась в районе позвоночника. Глубоко вздохнув, повернулась. Спустила ноги с кровати. Ещё раз втянула воздух и приподнялась. Шумно выдохнула. Зажмурилась. Яркое солнце пробиралось сквозь жалюзи и полосатило комнату.
Приоткрыв глаза, девушка натянуто улыбнулась и громко произнесла: «Чего раскисла? Поднимайся и шурши гулять по коридору». Самовнушение стало Надиной соломинкой, за которую она хваталась, чтобы не терять надежду.
Выудив из-под подушки тонкую шапочку с принтом – кошачьими мордочками, натянула, стараясь не прикасаться к гладкой коже головы. Опершись на тумбочку, поднялась. Замерла. Шов тянуло, и любое резкое движение било в пах десятком молотков. Аккуратно переступая, считала шаги. Девять. Ровно столько ей нужно было сделать до двери палаты. И ещё тридцать восемь до поста медсестры. Ища опору у стены, Надя переставляла ноги.
«Семнадцать», – дошла до кресел. Голова закружилась, и картинка размылась. Перед падением чьи-то руки подхватили и вернули в вертикальное положение.
– Эй, ты чё? Валяться нужно в палате, а не коридоре, – мужской голос раздался за спиной.
Облокотившись на кресло, Надя обернулась. Высокий худой парень в чёрной шапочке с излишне подвёрнутым отворотом, из-под которой торчал короткий ёжик волос, улыбался:
– Новенькая, что ли? Имя есть?
– Надя. Старенькая, неделю уже лежу. После операции. Ты кто?
– Сева. Завсегдатай этого заведения. Два года провёл тут, правда, с перерывами. Получается, Айболит от меня избавился наконец-таки, а ты поступила. Давай помогу, куда чапала?
– Илларион Тимофеич сказал, что ходить надо, вот и разминаюсь. А Айболит – это кто?
– Ну ты даёшь! Неделю тут, а кто такой Айболит, не сечёшь. Это и есть наш Ларик, Илларион Тимофеич. Животных он очень любит, дома у него три пса и шесть котяр живут, всех из приюта припёр. Ты, небось, в люксе лежишь?
– Люксе?.. А, да, – она улыбнулась. – В восьмой, одноместной.
– Севушка, пойдём, нас доктор ждёт! – За спиной парня возникла сухонькая старушка в светло-сером платье.
Надя про себя отметила, что редко кому подходящий оттенок удивительно шёл женщине и нисколько не удешевлял, а, наоборот, подчёркивал женственность.
– Сейчас, бабуль. Смотри, тут новенькая, Надя. – Парень сделал шаг, и женщина увидела, что на стул опустилась бледная девушка.
– Здравствуйте, Надежда. Я Виолетта Леопольдовна. – Она кивнула, едва улыбнувшись уголками губ. – Севушка, пойдём, ты же знаешь, сколько дел у врачей.
– Пойдём, конечно. Нельзя заставлять ждать тех, кто спасает человеческие жизни. – Он, чуть отойдя в сторону кабинета доктора Благородного, подмигнул девушке. – Увидимся, на связи!
О какой связи идёт речь, она не поняла и в ответ только развела руками. Но на следующий день, вне расписания для посетителей, в дверь её палаты постучали.
– Да… – Вытянув шею, Надя замерла в ожидании.
Появившийся ёжик и шапочка сразу выдали хозяина.
– Привет, ну чё? Как житуха? Айболит сказал, что тебе лучше становиться, жить будешь.
– Вообще-то, он должен хранить врачебную тайну. – Задержав дыхание, Надя приподнялась.
– Я тебе тут припёр кое-чё. – Он положил пакет на тумбочку. Надя почувствовала цитрусовый запах. – Мне хорошо зашли и тебе должны помочь.
– Свити? Откуда знаешь, что я их люблю? – Девушка оживилась и вытащила зелёный плод.
– Чуйка. Ладно, погнал, а то бабуля стрессанёт.
Через пару секунд Надя осталась наедине с кисло-сладкими дольками.
Ближайшую неделю гость также неожиданно появлялся и практически мгновенно исчезал, оставляя свити и лоточки с клубникой. Пару раз старшая медсестра, вводя иглу в истерзанные вены Нади, будто между делом сообщала, что не понимает, зачем Всеволод ходит к доктору, если его история болезни закрыта, и, видимо, навсегда. Девушка лишь пожимала плечами.
Прошло ещё пару дней, за ними выходные. Надя стала вздрагивать от каждого шороха и чаще смотреться в зеркало. Но Сева не появлялся. Зато пришла мама, ездившая домой, в Мышкин. С собой она принесла спортивную сумку, с которой ходила на тренировки по йоге.
– Привет! Я так соскучилась! Знаешь, скоро станет тепло, солнышко уже пригревает. Но ёлку не разбирала, вернёшься, устроим настоящий Новый год.
– Мам, уже февраль заканчивается, ну какой Новый год? – Она прислушалась. Рядом раздавалось тихое мяукание. – Не пойму, откуда звук? Мам, ты привезла Пуфа в Питер?
– Надюш, тётя Ирина ходила к нам его кормить. Но этот засранец отказывался есть, даже рыбу и мясо, просто лежал на твоей кровати. Она взяла Пуфа к себе. Ты бы видела, что он там устроил! Подрал обои, тюль когтями превратил в лапшу, нагадил Сашке в ботинки. Я съездила, забрала эту серую морду. С вокзала сразу к тебе. Не успела придумать, что с ним делать дальше. Главное, чтобы никто не увидел.
– Пуф, миленький! – Надя расстегнула сумку, и из неё выпрыгнул кот. Худой, испуганный. Забрался к хозяйке на руки и, ласкаясь, затарахтел.
– Вы пока пообнимайтесь, я к доктору, узнаю, как анализы. – Мать вышла из палаты.
Надя снова легла, кот свернулся у левого бока. Казалось, стрелка тикающих часов на стене замерла, как и всё вокруг. Девушка слышала лишь мурчащий звук и не заметила, как у кровати возник Сева.
– Ты? Что тут делаешь? – Надя накинула одеяло, спрятав под ним Пуфа.
– Свихнуться можно! Кто сюда кошака пустил? – Впервые за их недолгую историю знакомства парень стянул с себя шапочку.
– Пожалуйста, не кричи! Это мама его привезла. Пуф старенький, уже одиннадцать лет. Мопс наш умер, с которым они лучшими друзьями были. Вот без меня есть перестал, изгадил квартиру соседке. Когда мне шесть было, к бабе Лиде ездили, он потерялся, а через год сам вернулся! Прошёл четыреста километров! Не можем мы друг без друга, но пока деть его некуда. Надеюсь, мама что-то придумает. – Надя, запрещавшая себе долгое время плакать, не сдержала слёзы. Ручейки медленно стекали по щекам.
– Ты чё? Я ж могила! – Сева ударил себя кулаком в грудь. – Идея! Надо твою маму с кошаком у нас поселить. Мы с бабулей в трёхе на Морской набережной живём. Всё равно предки в Африке до конца года, спальня свободна. Дай позырить на хвостатого.
Засунув руки под одеяло, Надя вытащила мурчащего кота.
– Знаешь, есть легенда. Души, которые причинили кому-то вред, подселяют в тела котов для того, чтобы помочь избежать какой-то беды. Например, знак подать, – заговорчески прошептал Сева. – Прикинь, если и внутри него чья-то душа?
– Сев, ну что за ерунда-то? Сам придумал? – Она погладила кота. – Кто в Пуфе может жить?
– Не веришь? Бабуля моя – доктор исторических наук, мечтает, чтобы продолжил династию. С горшок был, она кучу всего рассказывала. У меня, по чесноку, другие планы, программистом хочу стать, в следующем году поступаю. Блин, увлёкся. Так вот, прикинь, что твой Пуф раньше был человеком.
Сева взял кота на руки, поставил его на задние лапы, зажав в кулаки передние. Пуф зашипел.
– Диковатый он, чужих не любит. – Надя приподнялась.
Прищурившись, парень жестом остановил её и заговорил с хрипотцой:
– Привет, я Костян. Был разводилой на рынке в девяносто первом. Шальная пуля отрекошетила от контейнера с джинсой. – Кот неожиданно притих. – Меня зарыли где-то в лесу под Калугой. Прощаться с налаженным бизнесом было тяжко. Душа рвалась и просилась обратно, стоя в очереди на распределение, пока бывшие кореша делили территорию. В отличие от тех, кто быстро нашёл пристанище в бездне с табличкой «Ад», я доходил до регистраторши душ и возвращался на место с номером «2000». И так девять кругов-лет подряд. Но на исходе девяносто девятого неожиданно получил листок с печатью. Разобрать ничего не успел. Резко стемнело. – Сева наблюдал, как Надя держалась за бок, пытаясь погасить изнутри разрывающий смех, и периодически ойкала. – Так, где там вы пересеклись с Костяном, тьфу, Пуфом?
– Под мостом. – Она зажала рот рукой, чтобы хохотом не привлечь внимание тех, кто мог оказаться в коридоре.
– Так вот, очутился я под мостом. В коробке? – Он вопросительно посмотрел в голубые и глубокие. Девушка кивнула. – В коробке. Мог предположить, что сварюсь в котле, кипящем над полыхающим огнём грехов. Но что окажусь в шерстяном теле и должен буду предупредить хозяйку о болезни…
Дверь распахнулась. На пороге появилась женщина в сером.
– Бабуль? – Сева засунул кота под одеяло. Надя испуганно застыла.
– Всеволод, так и знала, что ты из школы сюда сбежишь. Мне завуч позвонила поинтересоваться, всё ли хорошо и почему частенько в больницу с уроков уходишь. Здравствуй, Надежда.
– Что здесь происходит? – Люба протиснулась в палату, оттеснив Виолетту Леопольдовну.
– Мам, я тебе сейчас всё объясню…
