В Тихом Омуте
Э. Марголис
Испугавшись некогда сделанного предсказания, молодой царевич предаёт свою семью и Отчизну. Он спешит скрыться при дворе конунга Сухопутной Крысы, на Всеостровии – стране суровых воинов, оборотней и жестокого Хозяина Громделя. Беглец и не догадывается: здесь ему суждено найти нового друга, встретиться с давним врагом, обрести настоящую любовь и схватиться с самой судьбой в водах таинственного Тихого Омута…
Э. Марголис
В Тихом Омуте
Моим родителям с благодарностью за то, что в меня верили
Пролог
Старый Олаф Вулфонсон… Впрочем, тогда ещё молодой Олаф Вулфонсон стоял у ограды своего сруба и полной грудью вдыхал морозный весенний воздух. Олаф любил весну, хотя на Всеостровии она наступала поздно и проходила быстро. Вот и сейчас: заканчивался апрель, а куда ни глянь – всюду расстилалось мягкое одеяло пушистого снега.
Олаф в последний раз вдохнул, и только собирался вернуться в сруб, как разглядел в ночной тьме худенькую девичью фигурку. Девчонка, съёжившись, брела с корзинкой наперевес к тёмной громаде леса.
– Что за блажь? – пробормотал Олаф, прихватил фонарь и направился вслед за девицей.
Он нагнал её у самой кромки леса.
– Не страшно, красавица? – спросил Олаф. Девочка… Нет, не девочка, молодая девушка, обернулась… И Олаф пропал, утонув в синеве громадных волооких глаз.
– Страшно, – сказала она, вздохнув. – Сама бы ни за что не пошла. Меня мачеха послала. Морошка ей срочно к утру понадобилась.
– Морошка…– пробормотал Олаф. – Морошка. В апреле. Конечно.
Их много таких ходило по снежному лесу. Кто пирожки носил, кто подснежники искал. В голодные годы чуть ли не каждый месяц появлялись.
– А ты знаешь, что в этом лесу свирепствует стая Старого Гарма? – помолчав спросил Олаф. – Лютого чёрного волка с серым ухом?
– Знаю, – вздохнула девушка и добавила тише: – И мачеха знает.
Олаф только головой качнул.
– Пошли, покажу поляну, где по осени было много морошки.
– А как же Старый Гарм? – не поднимая глаз, спросила девушка.
– Отобьёмся, – беспечно махнул рукой Олаф.
– Фонарём? – хихикнула девчонка.
– Хотя бы и им, – согласился молодой храбрец.
…А потом они собирали морошку, выкапывая её негнущимися пальцами из-под снега. Ели горстями и смеялись. Швырялись снежками и бегали друг за другом, совершенно не боясь стаи Старого Гарма. Наконец, когда вдали, на востоке, заалел горизонт, они направились обратно к деревне. Олаф нёс корзинку, счастливая девица бежала рядом.
У сруба Олафа остановились.
– Не надо, дальше я сама, – сказала грустно девушка. – Мачеха заругает.
–Тебя как звать-то красавица? – спросил Олаф. – И где ты живёшь?
– Иддун. А дом мой – третий от околицы, – махнула рукой девушка. –Прощай, Олаф.
– До свиданья, красавица, – усмехнулся добрый молодец.
…Под чьей-то тяжёлой поступью хрустнул талый снег. Олаф скосил глаза. В трёх шагах от него стоял громадный чёрный волчара с серым ухом.
– Вы бы потише орали, – недовольно проворчал Старый Гарм. – Всю добычу распугали. Я понимаю, дело молодое, но стае тоже кормиться надо. Одной морошкой сыт не будешь, – и фыркнул.
– Отец, я хочу на ней жениться, – без обиняков заявил Олаф. – Зашли завтра сватов.
– Что ты в ней нашёл-то? – буркнул оборотень. – Ветер дунет – снесёт!
– Мама откормит. Она ждёт не дождётся, когда я её невесткой осчастливлю, – усмехнулся Олаф, встряхнулся и обернулся серым волком. – Не возражаешь, если я к будущей тёщеньке сбегаю? Объясню ей правила обращения с сиротками?
– Беги уж! – махнул лапой старый Гарм, и Олаф побежал.
Занимался рассвет. В воздухе разливался пьянящий запах весны.
Запах новой жизни.
Глава 1, в которой мы узнаём о странных гейсах, а также знакомимся с конунгом Сухопутной Крысой и его семейством
Много-много лет спустя
В своей поломанной судьбе конунг[1 - Титул правителя Всеостровии.] Инхвар Локинсон[2 - Локинсоны, Одинсоны – старинные магические роды Всеостровии. Колдовать, конечно, умели, но предпочитали решать проблемы своими силами. Тот же Инхвар считал, что добрый удар секирой куда эффективнее, чем заклинание умиротворения.], по прозвищу Сухопутная Крыса, не без оснований винил местного колдуна. Именно этот старый хрыч…. (в пылу гнева конунг клеймил колдуна другими, куда более крепкими словами, но их порядочным читателям до восемнадцати лет знать не полагается). Так вот, этот старый хрыч наложил при рождении на будущего наследника престола Всеостровии роковой гейс[3 - На Всеостровии – запрет совершать какие-либо действия. Каждый знатный ребёнок наделялся при рождении гейсом. Более умные простолюдины предпочитали не рисковать.]: Инхвар никогда не должен всходить на палубу корабля. А вы представляете, что такое конунг морского государства, да без драккара[4 - Тип корабля, широко распространённый на Всеостровии. Если верить народным приметам – встреча в море с драккаром сулила огромные финансовые потери. Особенно – для торгового корабля.]? Над ним, не то, что свои всеостровцы, всё Перепутье ржать будет!
То ли выпил чего лишнего в тот день поганец, то ли подкупил кто…
Доказательств, конечно, не имелось. Но когда Инхвару стукнуло восемнадцать лет, его отвёл в сторону дядька по матери и сообщил: аккурат накануне наделения гейсом к колдуну забегала Бергдис[5 - А чтобы разобраться в хитросплетении родственных связей – загляни в конец книги. Тем есть генеалогическое древо.]…
***
Уже восемнадцать лет назад у сей предприимчивой девицы имелись виды на конунга Гудмунта, отца Инхвара. А уж когда его жена скончалась через неделю после рождения Инхвара, охота началась по всем правилам. И не удивительно, что на тридцатый день после предания земле тела неудачницы-супруги Гудмунт объявил о новой женитьбе.
Вторая половинка немедленно занялась вопросами улучшения демографической ситуации в отдельно взятом дворце. К моменту восемнадцатилетия Инхвара его осчастливили пятью сестричками и одним братиком. Правда, последний прожил всего пять дней и понимающе отошёл в мир иной. К чести молодого наследника, без его непосредственного участия.
***
Инхвар с лёгкостью сложил два и два. Вечером он, по своему обыкновению, зашёл к мачехе пожелать ей доброй ночи. А в полночь её сонное величество спускалась по лестнице по какой-то только ей известной надобности да так неудачно стала на очередную ступеньку, что скатилась кубарем вниз и сломала шею.
– Что же вы так неаккуратно, маменька? – пустил Инхвар над гробом скупую мужскую слезу.
По возвращении с похорон он немедленно наградил дворцового полотёра кошелем золота и шубой с конунгова плеча.
***
Гудмунт особо не горевал: за годы семейной жизни сварливая Бергдис успела ему порядком надоесть. Побив собственный рекорд, на пятнадцатый день после смерти опостылевшей супружницы он представил двору новую королеву. Конунга совершенно не смущало, что сия молодая красавица состояла всего-навсего рабыней при его столь рано почившей второй половинке.
Третья родительница Инхвара оказалась столь любезна, что, вплоть до кончины любимого супруга, не подарила ему ни одного ребёнка. За что и была щедро вознаграждена новым конунгом: ей выплатили неплохое денежное содержание и отправили первым же кораблём на родину, откуда она была похищена десять лет назад. Двор стоя аплодировал великодушию правителя: ведь мог и отравить! В те времена человеческая жизнь ценилась дёшево.
***
Живи при дворе Инхвара юристы поумнее, они за хорошую мзду подсказали бы раздосадованному правителю способ обойти требование гейса[6 - Например, не всходить, а вползать на палубу корабля. Правда, ползущий на карачках конунг – то ещё зрелище!]. Но всеостровцы испокон веков слыли нацией воинов, а не крючкотворов. Последнего юриста, который посоветовал крестьянам разрешить земельный спор по обычаю, а не кулаками на тинге[7 - На Всеостровии – народное собрание, на котором решались разные вопросы. Заканчивалось, как правило, дружеским мордобоем и совместным распитием эля в знак всеобщего примирения.], те же крестьяне утопили в ближайшем озерце. Неудивительно, что служители правосудия предпочитали обходить стороной опасные острова. И тем более неудивительно, что конунг всю свою сознательную жизнь ни разу не вышел в море.
Вместо него королевский драккар вёл ярл[8 - На Всеостровии – местная знать. Титул ярла носил также старший сын конунга – до тех пор, пока папа не умирал или предусмотрительно не передавал кровиночке престол.] Эгмунт, тот самый дядя по матери, который уже однажды сослужил Инхвару добрую службу.
Выйдет, бывало, в море на корабле с отрядом вооружённых до зубов воинов и высматривает купеческое судно побогаче. А как увидит – остановит, представится по всем правилам и предложит нанять его с командой в качестве охраны. А то в этих водах пираты свирепствуют. Не ровён час – нападут. Что же тогда с кораблём и товарами-то будет?
На памяти ярла Эгмунда никто не посмел отказаться.
***
И вроде бы Всеостровия процветала и не без основания слыла мощнейшей морской державой Перепутья. Всеостровию боялись. С правителями Всеостровии стремились заключить брачные союзы, могущие впоследствии перерасти (и перерастающие!) в союзы военные. Однако за спиной Инхвара-конунга обидно шептались. И прозвище «Сухопутная Крыса» приползло не откуда-нибудь, а с материка. Конунг только зубами скрипел. Проклятый гейс!
***
Детям конунга не в пример повезло. Старшей дочери, Хельге, колдун (новый и куда понятливее прежнего) заповедал никогда не наступать на фиолетовых жуков. Хельга-то по молодости ходила и всё на землю поглядывала, не переползёт ли ей дорогу коварное насекомое. А как науки стала изучать, так и узнала: фиолетовые жуки на всём Перепутье проживают лишь в пещерах Приграничья-У-Тварей[9 - А поближе с миром Приграничья-у-Тварей ты можешь познакомиться в книге Э. Марголис «Добро пожаловать в Приграничье!»], далеко на юге, и не выносят солнечного света: дохнут сразу. Сыну же конунга, маленькому Эрику, запрещалось есть мясо брандохлыстика пупырчатого. Эта тварюга испокон веков обитала в глубине болот, отчего мясо её страшно воняло, пропитанное ядовитыми испарениями. Согласиться отправить в рот хоть кусочек мог лишь бедолага, месяц блуждающий по пустыне в поисках еды.
Именно на Эрика, любимого сына, дорогую кровиночку, возлагал несчастный отец надежды на восстановление авторитета власти конунга. Колдуны, все как один, сулили мальчику славную будущность и великие свершения. Но когда говорили так, отводили глаза, мялись, и добавляли тихо: «Если доживёт до шести лет». Конунг супил брови, хмурился, но запирать неугомонного бесёнка не собирался: как доказал пример его недальновидного собрата по престолу, даже изъятие всех веретён в отдельно взятой стране не обмануло судьбу.
Что до дочери, то её удел был удачно выйти замуж. Конунг давал за Хельгой неплохое приданое (целых семь островов!). Но как кандидатку на престол ни её саму, ни её будущего мужа не рассматривал. Женихов сей факт, впрочем, совершенно не смущал, и к конунгу выстроилась многокилометровая очередь страждущих кандидатов.
По зрелым размышлениям конунг остановил свой выбор на принце Фолькере фон Румпельштинцхене[10 - Ещё один известный магический род. Даже познатнее и подревнее Локинсонов.], младшем сыне короля Западной Атьдватии. Папу осчастливили, что сын прошёл конкурсный отбор, заняв почётное первое место, и стали ожидать приезда дорогого гостя.
Глава 2, в которой на Всеостровию прибывает Инхвар-псарь, а мы впервые слышим упоминание о Тихом Омуте
В тот самый день, когда страдающий от морской болезни принц Фолькер во главе свиты высадился на берег Альтинга (острова, где и располагалась резиденция конунга), другой молодой человек, лет двадцати двух-двадцати трёх на вид, выполз на карачках из телепортационного центра.
Во времена Сухопутной Крысы телепортация ещё не достигла того уровня комфорта, что гарантировали маги своим клиентам через три тысячи лет.
Побочный эффект перемещений проявлялся у путешественников через одного: тошнота, рвота, сильное головокружение… Порою симптомы не проходили по несколько дней. Стоит ли удивляться, что даже сами маги предпочитали ездить верхом и в повозках, прибегая к телепортации лишь в случае крайней нужды? Что уж говорить о простых людях?
Стоила телепортация, впрочем, не так уж и дорого, поэтому каждого, кто решил прибегнуть к ней, пренебрежительно называли нищебродами.
Судя по одёжке юноши, знававшей лучшие времена, он и на телепортацию-то с трудом наскрёб. Теперь бедняга стоял посреди базарной площади, озирался вокруг голодными глазами и пытался решить, как ему быть дальше.
На растерявшегося паренька обратил внимание пожилой возница, неспешно пересекавший площадь на добротной телеге.
– Ищешь чего, паря? – спросил он сострадательно, сразу опознав в юноше иноземца. Больно уж легко был тот одет. Это на материке лето жаркое, можно позволить себе в одной рубахе рассекать. А на Всеостровии добро, если полушубок накидывать не придётся.
– Отец, – обрадовался молодой человек неожиданной поддержке, – далеко ли до дворца конунга? В слуги к нему хочу наняться.
Говорил парень бойко и почти без акцента.
– День пути, – прикинул возница. – Но тебе повезло, я в ту сторону направляюсь. Высажу, чуть не доезжая, там с полчаса ходу будет. Запрыгивай.
– Вот спасибо тебе, отец. Только… – юноша замялся. – У меня и денег-то почти нет. Нечем за провоз заплатить.
– Садись уже, бедолага, – махнул рукой возница.
