Елена Валентиновна Муравьева "Нерешенная задача"

Графиня фон Газейштард, чтобы унять свои сердечные муки решилась на крайний поступок в своей жизни, и даже сама слегка ошалела от надуманного. Но мысли приходят не спроста. Посеянная мысль укореняется в сознании и начинает прорастать. И каждый вечер, когда, сидя у камина или занимаясь своими моськами, она поглядывала на часы и они настойчиво били время глубокого вечера и она вновь с обреченностью осознавала, что сегодня вечером его в доме она не увидит, эта мысль шевелилась в ней все назойливее. Ездить за ним попятам, устанавливать тотальный контроль под различными предлогами было чревато частыми ссорами, его раздражительностью и еще большим охлаждением к ней. Ее соглядатаи доносили, что с графиней фон Махель он не встречался никаким образом уже на протяжении шести месяцев и ни с кем другим из женских особ, но она то знала, что это общей картины их жизни уже не меняет. В его голове и сердце живет эта белокурая выскочка и домой его теперь словно приговоренного к наказанию приводило лишь чувство долга. Он практически переселился в свой охотничий домик, забрал туда свою собаку, одного слугу и погряз в чертежах, выпивках со своими коллегами по научной деятельности, бане и занятиями ушу. Он с ранней молодости увлекался различными восточными практиками совершенствования тела, духа. Она совершенно ничего в этом не понимала и не хотела. Возраст делал свое дело. Увлеченности затухают и горящий огонек внутри на стремление познать этот мир глубже и обширнее тоже гаснет. Такова данность. И видимой опасности пока никакой не существовало, он же был не с предметом своего обожания рядом, но сердце женщины столь чувствительно и осторожно, эту опасность она как бы предвидела наперед, как надвигающийся на тебя паровоз, который не будет иметь жалости и сотрет все твое существование, твою душу, твои мечты и желания из жизни, как будто их никогда и не было! Месяц за месяцем, они не были вместе, никаких кардинальных перемен не происходило, но его чувства к Анни не остывали. Он словно затаился, как зверь в укрытии, но сам выжидал и даже просчитывал, свой выход из тени, чтобы произвести в своей жизни глобальные перемены. «Просчитывал», «просчитывал», это слово невзначай как-то легко и незаметно вплыло в мозг графине и она крутила его, переживала его и передумывала сотни раз, сама удивляясь его навязчивости и вообще возникновению в её голове, она его откидывала, пресекала, стараясь сразу переключаться на другое, но неких тайный страх несло с собой это неоткуда возникшее слово и в нем было мучение! Правду говорят люди: «Богатые тоже плачут». У графини было все для комфортной и полной удовольствий жизни, и даже золотое для её возраста здоровье, но она не испытывала от этой жизни удовольствие. Она испытывала страх и мучение. И всем этим был Артур Войцеховский!

Мысль, которая все назойливее стала появляться в её жизни, стала обретать четкие очертания продуманного коварного плана, даже совершенно не этичного с точки зрения морали и психологии. Она решила во что бы то ни стало найти замену, т.е. альтернативу Анни фон Махель и познакомить её со своим супругом. Мир большой и красивые женщины в нем есть и Анни фон Махель не уникальна. В конце концов Артур Войцеховский мужчина в самом расцвете лет, у него мощнейшая энергетика, харизма, сексуальная энергия. Если графиня уже не тянула всеми этими качествами в свои годы, то нужно найти альтернативу. Нужно просто найти женщину, такую же яркую и красивую, как его тайная любовь, и представить её ему. Графиня готова была переживать измену своего супруга физически, но не сердцем. Эта представленная ему женщина должна быть искусна в любовных утехах, красива, вольна и иметь такое положение, чтобы, когда возникнет у графини необходимость удалить её со сцены, чтобы это сделать было просто и легко. Психологически замысел этот работал только с одной целью, переключить внимание своего супруга на новую женщину, тонким, хитрым способом сделать так, чтобы об этом стало известно Анни фон Махель и тем самым пресечь у неё всякие надежды по поводу Войцеховского, самому Войцеховскому дать четко прочувствовать, что красивых женщин в мире много и дать возможность опуститься чувствам к Анни на самое дно, и там и захоронить их навсегда. Эта жизнь, зачем гоняться за тайными призраками, когда красивые, сексуальные, молодые женщины – вот рядом, притягательные и умелые!

Долго, довольно долго графиня вынашивала эти мысли. Думать легче, чем делать. Вынужденные, нерегулярные появления своего супруга в их шикарном дворце оскорбляли женское эго графини, и она даже из чувства мести укрепилась в своей решительности пойти на этот шаг. Она как режиссер в новом чуде века кинематографе придумала себе сценарий, теперь требовалось найти актеров и дергать их за веревочки, как марионеток. Вот теперь, к удивлению, уже самого Войцеховского, графиня изъявила желание путешествовать, но в одиночку. Он хотел заикнуться, что ему сейчас некогда составить ей пару и он только вернулся из Америки, как ответ графини был отрицательным. Она видит его неоспоримую занятость, но ей скучно и посему, она отправляется в Россию одна! А на вопрос, что она собирается делать в России и почему именно эта страна? Графиня ответила, что Санкт-Петербург гораздо красивее и моложе Парижа, в нем свободный дух, совершенно неадекватные люди и сильная монархия. Наговорив эту «береберду», она, даже можно сказать, первый раз за все время их совместного проживания, вызвала у Войцеховского искренне удивление! Он был поражен, но заморачиваться на новом бзике своей супруги не стал. Ему, реально, было не до того. Он только мимоходом уточнил: «Как может свободный дух уживаться с сильнейшей монархией? А про все остальное, он ничего не имеет против» Своей попыткой объяснить несуразицу, которую она произнесла, она даже вызвала у Войцеховского повышенное пристальное внимание к своему лицу, его ум не мог разобраться в тонкой женской логике. А объяснила она это так: «Что высшие классы в России имеют большую свободу от закона и условностей, живут вольготнее и роскошнее, даже чем Европейские аристократы, обладая большей властью над теми, кто у них в услужении и потом, сейчас стали все чаще распространятся слухи, о появившемся при дворе российского императора некоем святом старце, творившем всевозможные чудеса!» Застегивавший в это время Войцеховский запонку у себя на рукаве, даже прервался, так его озадачили слова графини, и больше – не смыслом сказанного, а тем, что это несвойственно было для графини, за годы совместной жизни, он узнал её пристрастия, её вкусы, её убеждения, их направления и приверженность. Словно поискав в её лице что-то для себя новое, он пристально вгляделся, но не найдя, стал заниматься застегиванием запонки. И схватив пиджак, поспешно вышел в столовую. Через три дня дворец опустел, графиня решила путешествовать поездом, собаки остались слугам.

А через неделю Войцеховский покинул Будапешт и опять на крейсере через океан отправился в Америку. Что он там делал? Никто толком не знал.

ГЛАВА 41

В Санкт-Петербурге графиня фон Газейштарт поселилась на Греческом проспекте. Свое название он получил в 1871-м году по имени греческой церкви, которая располагалась на Греческой площади. Она временно арендовала для себя несколько комнат на втором этаже и постоянный экипаж в две лошади. Семь лет назад графиня уже пребывала в России, тогда же она как одна из богатейших иностранок, навестивших северную столицу, завела крепкие знакомства с представителями столичной знати. Отдохнув несколько дней от длительного путешествия, она первым делом решилась навестить всех своих давнейших знакомых, и в первую очередь один из самых влиятельных домов в Петербурге – дворец великого князя Петра Николаевича, брата царя Николая второго. Во дворце главенствовали две женщины – Милица и Анастасия, дочери черногорского короля Николая Негоша. Старшая, 37-летняя Милица, была женой Петра Николаевича. Годом младшая Анастасия (Стана, как её звали в семье) была замужем за герцогом Лейхтенбергским, имела от него детей. Но с сестрой была неразлучна – дневала и ночевала в её дворце.

Графиня фон Газейштарт, конечно же, русского языка не знала, но это отнюдь не являлось проблемой. Официальным языком всех дворянских домов России являлся французский, его знали виртуозно и проблем в общении не было. Секретарша и служанка графини разостлала приветственные письма всем своим знакомым и в первый дом, пригласивший её, дворец Петра Николаевича Романова, графиня отправилась вечером. Санкт-Петербург ждал начала «белых ночей», кои начинаются в Июне и поэтому в северной столице поздние вечера являлись только началом пробуждающейся жизни.

Город жил роскошно. Подымаясь вверх по мраморной лестнице, графиня ловила себя на мысли, что очень волнуется. Все было чужим, таким далеким и не родным, но блистательным и даже в Венгерском королевстве только единичные дворцы, совсем единичные могли бы только лишь попытаться встать в ряд по красоте и убранству, изяществу и роскоши с дворцом князя Петра Николаевича. Очень мелкими, но живыми шашками, кои графиня заслышала еще отдаленно из закрытой двери, к ней приближалась княгиня Милица, смуглая, черноволосая женщина лет 35-38, совершенно не похожая чертами лица на большинство русских женщин и явно выдававших в ней иностранку. А была она дочерью черногорского короля, как было сказано, и всю эту родословную, графиня штудировала еще в дороге, заранее составляя график всех своих визитов.

Дверь распахнулась и на пороге появилась княгиня Милица, с яркими, сразу бросающимися в глаза украшениями, коих на ней, как на южно-восточной женщине, всегда было много. А еще и потому, что эта живая, яркая женщина глубоко интересовалась мистицизмом и её увлечения вызывали не одобрение её супруга, но повышенный интерес приезжавших к ней гостей. Они и ездили зачастую за тем, чтобы поговорить на тему потустороннего мира, пошевелить свои душевные ниточки чем – то сверхъестественным и загадочным. А княгиня одевала не просто украшения. Каждый камень из её убранства символизировал принадлежностью своей силы к определенному роду деятельности, сфере бытия и нес в себе тайный смысл, давая своей хозяйке усиливать те черты, которые она желала усилить. Как только дверь легко распахнулась, графиня попала в радостные, воздушные объятья хозяйки этого дома и ощутила прекрасный, тонкий шлейф её сладких духов, который понравился вкусу графини. Она даже отметила про себя, что нужно будет узнать их название и приобрести себе такие же.

– Милая моя, это настолько замечательно, что вы отправились снова в путешествие, я так часто о вас вспоминала с того вашего отъезда! Но вы одни? – и черные брови княгини Милицы взметнулись в недоумении. Она, еле притрагиваясь до локтя графини, вела её в свои апартаменты.

Графиня не сумела скрыть своей грусти, закрывшись натянутой улыбкой, но никому тайной причины своего визита в Россию она раскрывать не намеривалась, и слегка опустив голову, ответила с играющей непринужденностью – Да. Я одна и на долго. У нас большие перемены. Мой супруг занялся большим бизнесом, я бы даже сказала, что у него……как это на вашем русском языке? – но осеклась, вспомнив, что княгиня, не русская по национальности – хлопнула сама же себя по лбу веером – «Снесло голову» от этого. Он очень занятой. Совсем занятой.

Княгине так понравился этот веселый жест графини и она его даже повторила. Они улыбнулись друг другу и направились дальше, ибо комнаты были так огромны, что в них можно было кататься на коньках, а паркет сиял отполированным лаком под сиянием огромных люстр. Графиня отметила, что Россия также быстро электрифицируется. – Надо же, как бывает!? – почему-то сказала Милица. – Ну это то и хорошо, милая моя. Я уже в браке давно и пришла давно к простому выводу, чем больше дел у мужчин, тем меньше они падки на глупости, тем меньше ими овладевают вредные привычки и тем их супругам спокойнее. – и она опять весело рассмеялась. Но потом вдруг резко посерьезнев, неожиданно сказала. – А вот у нас без глобальных перемен, разве что, война, вы слышали? Россия воюет с Японией!

Графиня утвердительно качнула головой, а Милица продолжила. – Но, я в этом не разбираюсь, и война меня не интересует, а вот вы сегодня нанесли нам визит, словно выбрали это время не случайно. К нам едет удивительный человек! О нем стали говорить слишком часто последнее время. Он видит. Он видит насквозь, обладая неким чудным даром! И кто беседует с ним, забыть этот случай в своей жизни никогда уже не сможет!

Графиня даже насторожилась. Неужели это тот чудесный маг. Волшебник, о котором она слышала в венгерской купальне, которую посещала весной от таких же кумушек – домохозяек, знатных жен, доставляющих себе удовольствие этими купальнями. Она переспросила – Это тот известный маг, что лечит болезни? Мне рассказывали, и у него еще фамилия такая странная! Смешная!

Милица предложила ей сесть на кушетку и присела рядом. – Не знаю, милая моя, может вы слышали о том же человеке, но в России его назвали знахарем и целителем, а на самом деле, это такое диковинное явление, он же неграмотный мужик и его вначале никто не принимает всерьез, но потом, потом все становиться иначе. Фамилия его Распутин.

– Распутин – попыталась повторить графиня.

– Да. Его везет к нам епископ Феофан. Очень сердобольный и просвещенный человек. И если он уже взялся представлять этого человека, то поверьте, это, значит того стоит! Однако, я сама, в волнении и в таком любопытстве пребываю. Я его еще ни разу не видела! Мне просто сказали, быть с ним как можно проще и добрее, а он большую пользу может принести дому и семье и человеку! Да, Господи, в этот дворец никогда не ступала еще нога простого мужика, а тут, по его встрече еще и рекомендации дают! Это, воистину, что-то удивительное!

Лакей внес поднос с фруктами и сладостями, графиня учтиво отказалась. Это еще был один из её маленьких женских секретов, она боялась толстеть. Тогда Милица распорядилась принести вишневую настойку, которую так все любили в этой семье, а иностранной гостье будет приятно попробовать нечто неожиданное. И тут вслед за лакеем в зал вошла еще одна женщина из боковой комнаты и направилась прямо к ним. Она была, почти такого же возраста, как и Милица, и даже, внешне на неё очень похожая. Только украшений на ней почти не было. Графиня поняла, это сестра, княгиня Анастасия, но все её звали Станой. Она протянула сразу две руки к ней и Элизабет фон Газейштарт привстала с кушетки, чтобы поздороваться.

Та быстро присела в кресло напротив и обратилась сразу не к гостье, а к своей сестре:

– Милица, как хорошо, что наш князь Петр уехал, он не допустил бы такой вольности.

Милица стала объяснять гостье, что та имеет ввиду.

– Мой супруг, князь Петр, не допустил бы ни за что появление мужика в нашем доме, каким бы он известным не был! Это отъявленный скептик, он даже, мне порой, кажется, и в Бога то с трудом верит! – Стана стала развивать эту тему. – Ну, его можно понять, он на войне видит столько смертей и ужасов, что вера, после такого, трудно дается!

Милица показала рукой, что эту тему затрагивать не стоит и перевела разговор на другое.

– Правду, говорят, что наша графиня Анна Александровна Вырубова даже успела съездить к этому мужику за Урал? И через неё о нем уже знают наша матушка-императрица? Господи, когда успели то?

Стана подхватила разговор.

– И это не все, что ты знаешь! Мне Анна Александровна, намедни то и рассказала сама о нем и сказала, что это она рассказала, что у матушки нашей сыночек то болен. И тогда этот, Распутин, и подумал, что ему нужно приехать! Он сказал, что помочь сможет.

Графиня стала ощущать, что после выпитого бокала вишневки её стало одолевать некоторое томление, члены тела размягчились и её пребывание в этом дворце перестает быть таким натянутым и официальным, ощущение чужой страны и чужих людей стало исчезать. Вишневка очень понравилась, но обладала одной особенностью несмотря на то, что, когда её пьешь, она не давала даже признаков крепости, но после, так четко ударяла в голову и очень быстро! –«Эге-ге!» – подумала про себя графиня, но ей тут же поднесли следующий бокал, она планировала отказаться, следуя своей чисто немецкой натуре, никогда не терять над собой контроль, но видя, что две женщины с удовольствием принялись пить по второму бокалу, решила, что только после него уже откажется от этого напитка!

– Да. Наша дорогая матушка-императрица… – проговорила задумчиво Милица. – Когда дите больное, то хватаешься за любую соломинку и думать больше ни о чем другом не можешь! Не всесилен, значит этот француз!

– А какой француз? – не поняла графиня. И Стана с готовностью стала ей рассказывать.

– Филипп. Очень одаренный целитель, его наша августейшая сестрица привезла из своего путешествия по Европе. Он видит прошлое, настоящее, будущее. Может помогать бесплодным.

К ужасу графини фон Газейштарт в комнату внесли еще графинчик с настойкой и поставили на маленький ажурный столик, рядом с кушеткой и Милица живо подхватилась и стала разливать сама, отослав лакея, по третьему бокалу этого вкусного и неизвестного для графини напитка. А сама графиня так зачаровалась рассказами о колдунах, шептунах и экстрасенсах, что просто потеряла в голове свой план больше не пригублять сладкое спиртное. Ее уже просто тянуло к нему. Она только машинально, в легкой затуманенности, поинтересовалась.

– А как он избавляет от бесплодия? – на протяжении всей её роскошной жизни, это была больная тема и по поводу неё пролито немало слез в подушку, но додуматься прибегать к различным в этом вопросе сомнительным колдунам, у неё ни разу не возникало мысли. На коленях перед Девой Марией она стояла часами, молила, плакала. Лечилась на разных европейских курортах. А может и надо было начать вникать во все это сверхъестественное? И самое отвратительное, что эта мысль у неё зародилась тогда, вот в данный момент, когда ребенок ей стал уже не нужен по возрасту!

Милица пожала своим точенным плечиком.

– Методик много, но нужен дар, очень сильный дар управления стихиями, поэтому такие как Филипп – люди уникальные – и говоря это она сама же стала разливать по четвертому бокалу. На спасение графини в комнату вошел лакей в лиловой ливрее и доложил о прибытии господ священнослужителя Феофана и Григория Ефимовича Распутина. Разгоряченные уже выпитой вишневкой женщины еще пуще взбудоражились и княгиня Милица бросив фразу – я встречу, а вы ожидайте, мы к вам подойдем – упорхнула, цокая по блестящему паркету своими каблучками. А Стана, почему-то, сильно разволновавшись, просто залпом запрокинула в себя четвертый бокал, предложив это сделать и их гостье. Но самое, самое комичное в том, что графиня, в данный момент, просто ощущала себя не самой собой! И мысль от этого её удивляла и забавляла! Проводя все последние месяцы, сложившиеся в год с хвостиком, в вечном угнетении и напряжении психики. А сейчас её это напряжение отпускало, делая какой-то легкой и беспечной и огромная сила человеческого любопытства начинала превозобладать над всеми остальными эмоциями и ей это состояние нравилось! Она просто отпустила себя, какая ей разница, что о ней начнут судачить в этой странной, диковинной стране, в которой она просто редкий гость, не более того! И она сама взяла с протянутого подноса очередной бокал и стала медленно, но непрерывно его смаковать! «Вкусная вещь! Надо спросить, как делается! Или где можно купить!»

В зал неспешно вошло два человека, почти одинакового среднего роста. Только не надо было быть даже прозорливцем, чтобы не узнать в одном из них Григория Распутина, простого мужика. Увидев их, издали и окинув быстро фигуру этого гостя графиня даже разочаровалась, ей, почему-то загадочная личность этого чудотворца представлялась гигантского масштаба. А он был худым, и даже изможденным. Рядом с ним епископ Феофан просто лоснился от комфортной жизни! Милица вела их представлять своей гостье и сестре и в выражении её глаз Элизабет фон Газейштарт заметила ту же разочарованность и даже брезгливость. Украдкой бросив взгляд на княгиню Анастасию (Стану), она уловила то же самое! Дамам такого положения в обществе совершенно не свойственно было проявлять своих истинных чувств и эмоций, но… только выпитая наливка сделала их веселыми и раскрепощенными, диктуя более искреннее поведение.

Подойдя, Распутин медленно склонился в легком наклоне к ним, а Феофан поцеловал протянутые руки княгини и графини. Сам Феофан стал живо участвовать в услужении как дамам, так и нового гостя. Он усадил его в глубокое кресло и стал глазами искать то, что послужило бы и ему местом отдыха. Он взял стоявший неподалеку стул и поставил его рядом с креслом княгини Станы. Дамы в самые первые минуты оказались в легкой оторопи от незнакомца, уж слишком загадочен был и сам вид этого человека. Его возраст ну никак нельзя было определить. И мысли по этому поводу приходили уж слишком нереальные. В какой -то момент казалось, что ему лет 35 и что наводило на такие мысли, было не понятно, но потом в следующее мгновение они полностью заменялись цифрой – 50 лет и это так же было непонятно! А еще непонятнее было и то, что в сотую долю какого – то мгновения, ему можно было дать и все 60 лет. Обветренное лицо, странная, настолько странная, особенно для немецкой графини, его прическа, с пробором удлиненных волос по середине головы и как бы расправленная руками по бокам и борода, неухоженная, странной формы, как лопата. Он был в чистой одежде. Начищенных до блеска сапогах, но в совершенно лишенной суразности и стиля, хоть какого-то. И очень важно было сказать, что этот человек знал о произведенным собой на них впечатлении, но его это никоим образом не смущало, а еще самое важное, что он, простой мужик, находился в окружении самых, можно сказать «Сливок» высшего общества и ему от этого как изначально, так и теперь не было дискомфортно и его не смущало. Он был медлителен. Очень медлителен в своих движениях, но уверен. Просто уверен, но то ли в своем уме, то ли в своей силе, никто не знал! Лицо у него было простое, некрасивое, очень обычное для мужика, оно не могло зацепить даже ни за одну ниточку человеческого любопытства. И… …просто приковывало к себе невероятной силой и особенно в тот момент, когда он смотрел на тебя. Глубокие пронзительные глаза обладали мощнейшей силой, и ты не знал, что лучше для тебя – бежать от этого взгляда подальше, прочь или приблизится к ним, как можно ближе и отдаться воле этой силы полностью, потеряв контроль над собой. Они были очень выразительные, но цвет глаз не определялся. После ты их пытаешься вспомнить, и они, только они одни заполняют все его лицо, а цвет ты вспомнить не можешь, и по яркости склоняешься всегда к карему цвету. А, ведь, на самом деле, они были очень светлые! Графиня чуть не ахнула, когда встретилась с ним взглядом. Машинально она поднесла даже руку к груди, и вся выпитая наливка с большой силой ударила в голову. Ей на мгновение показалось, что перед ней глаза её супруга Войцеховского, но они были совершенно другие! Она, потом вспоминая этот момент поняла, почему ей так показалось. Просто они у Артура такие же пронзительные и выразительные.

Видя замешательство дам, Феофан начал разговор первым. Он стал представлять Григорию принцесс. И назвал он их именно принцессами. Загадочный гость утвердительно кивал в ответ, но очень спокойно и уверенно оставался сидеть на месте. Тогда княгиня Милица предложила пройти в гостиную залу на ужин и Феофан предупредил её беспокойством.

– Дорогая принцесса, я должен просто предупредить, Григорий давно не ест ничего мясного и никаких сладостей! Ни под каким предлогом!

Обескураженная княгиня от неожиданности даже присела назад на кушетку, но в этой ситуации сам гость разрядил обстановку.

– Я очень голоден. У вас капустка найдется? Картошка? Яблоки? – и лицо его смягчилось, в уголках полных губ показалась улыбка, и вот в данный момент все готовы были дать ему лет 40 от роду.

Они поднялись. Напряжение медленно стало уходить. И направились в гостиную на ужин. Княгиня, все так же еле дотрагиваясь, взяла графиню под локоть.

Уже сидя за хлебосольным столом, княгиня Стана задала Григорию Распутину, мучавший её вопрос:

– Зачем тот приехал в Санкт-Петербург в эти смутные времена и не приезжал до селе ранее?

Он устремил свой взгляд на неё, и она почувствовала, как в районе солнечного сплетения у неё начинает закручиваться неизведанный ранее вихрь отзывающейся на его посыл энергии и она, не отдавая себе отчета вжалась в спинку своего стула, чтобы не сорваться от странно возникшего чувства прилива энергии и не начать бегать по залу. Все, все присутствующие, уже вышли из состояния сильного удивления и стали впадать в совершенно другое состояния, подпадать под мощное влияние этого человека и уже никто не сомневался в том, что в этом человеке ощущается неоспоримая, непонятная, могущественная сила, способная подчинять волю людей. Отношение брезгливости к нему заменялось почтительностью. Он подумал и стал медленно говорить:

– В столицу я отправился имея великую цель – попросить деньги на строительство церкви в Покровском. Сам я человек безграмотный, а главное, без средств, а храм уже в сердце перед очами стоит»

Соответственно графиня не поняла ни одного слова на русском языке и завороженная выпитой наливкой, решилась попросить кого-нибудь постоянно ей переводить его слова. Услужить немецкой знатной особе вызвался Феофан. Ну и после перевода, графиня не совсем ясно уяснила смысл ответа, не сумев представить себе: «Как храм может стоять в сердце?» Она потом все осознала, просто трудности восприятия возникли при отсутствия такой яркой образности во французском языке по сравнению с русским, а еще простонародным.

– А у кого вы собираетесь попросить эти деньги? – спросила Милица.

– Прямо ни у кого. Чье сердце само расположиться сделать угодное Богу дело, тому в ноги поклонюсь!» – ответил он.

– А сколько надо? – тогда спросила Милица.

Он задумался, но прямо не ответил.

– Я не знаю. Будет столько, сколько Богу нужно. Кто сколько расположиться дать!

И это не поняла графиня. Немцы во всем все просчитывают и любят точность, такие абстрактные и безликие ответы ввергали её в тихое недоумение.

И вот тогда, чуть-чуть ковыряя вилкой появившуюся на тарелке еду, Милица задала свой главный вопрос, обращенный к Распутину. Она долго вынашивала его, не зная, как преподнести и в каком словесном виде его представить и решилась.

– Вы могли бы помочь нам в одной вопросе? – с выжиданием вопросительно посмотрела на сидевшего напротив мужика, на его реакцию и продолжала – Может ли случиться так, что если человек рожден в день Иова Многострадального, то он обречен на страшные испытания? Имеет ли это под собой такую взаимозависимость?

Феофан не торопился перевести это графине, и она замерла в выжидательном состоянии, ибо по выражению лиц всех присутствующих угадала, что спрашивалось что-то очень важное и сакраментальное для этой семьи.

И она не ошиблась. Самые близкие и родные при дворе Николая Второго не однократно слышали высказывания самого императора о его глубоком переживании того, что он родился в день святого мученика Иова Многострадального, а это подкреплялось интуитивным ощущением надвигавшейся глобальной катастрофы для всей страны. И очнувшись, после улегшегося волнения епископ Феофан попытался перевести для немецкой гостьи этот вопрос и уже сам увидел у неё неподдельное удивление на лице.

И как до сих пор, Распутин, не торопясь и не волнуясь никоим образом, прямо и пристально устремил на вопросительницу свой взор, и она четко почувствовала некий магнетизм в его взгляде и трепет в районе солнечного сплетения. И не выдержав взгляда, опустила глаза, и уже не увидела, как опустил взгляд и сам Распутин. Он помолчал, заглядывая внутрь себя и так же не подымая глаз стал отвечать на заданный вопрос. – Судьба этого человека не зависит от этого дня, она будет зависеть от моей жизни и от принятого им одного очень важного решения. Но это не скоро будет. Еще успеют пройти годы.

– И это точно? От того что он родился именно в этот день не зависит ничего? – уточнила княгиня Стана.

Григорий медленно перевел на неё взгляд и добавил:

– Нет, именно от этого дня все и зависит. Именно этот день дает такую возможность этому произойти, но Бог милостив, он оставляет право человека принять решение, у Господа нашего путей много!

– Как? – вдруг громко переспросила Стана. – Вы утверждаете, что нет никакого в мире предопределения?

Распутин взял с вазы несколько яблок и положил перед собой, сам смотрел на них и молчал. Потом спросил:

– Предопределением вы называете судьбу?

– Да, да, судьбу.

– Ну вот смотрите. Господь дал сегодня возможность сидеть за вашим столом и угощаться яблоками. Но в моей воле взять одно яблоко или несколько.

– Дорогой друг, но это не то… – возразила Стана. – Предположим Господь не предопределяет все до таких мелочей, но в глобальном смысле, есть же судьба, т.е. предопределение?! Разве не так!?

Совершенно не смутившись, и все так же не спеша и уверенно Григорий проговорил:

– Называйте меня, дорогая госпожа, старцем. Я много странствовал. И всегда испрашивал в молитвах волю Господа куда мне направиться и всегда Господь давал мне свободный выбор. Один раз, на дороге на меня напали разбойники и мой был выбор самому отдать им все, что у меня было или не отдать. Если бы не отдал, они меня убили бы.

Княгиня даже очень громко с облегчением вздохнула. Но до конца её любопытство удовлетворено не было.

– Мне нравится с вами разговаривать. В ваших словах чувствуется сила, но я умом не могу принять и понять, а как же тогда предсказания. Тогда предсказать ничего и никогда невозможно, если у человека есть свободный выбор!?

Феофан еле успевал уже переводить. Беседа набирала темп и окрашивалась в эмоциональную оболочку.

Григорий с аппетитом откусил большое, красивое яблоко. И опять всем показалось, что он еще довольно молод, это условия и образ жизни его сильно состарили.

– Предсказать всегда можно. У любого человека есть выбор и несколько путей. Святой провидец видит эти пути. Он для того и представлен Богом в помощь человеку, чтобы подсказать ему другие пути, лучшие для него самого!

– Понятно теперь – вымолвила великая княгиня и чему-то улыбнулась. И все её внимание, конечно же, занимал этот загадочный человек, но она решила отдать дань законам гостеприимства и обратилась к графине фон Газейштарт. – А у нашей дорогой гостьи нет вопросов к опытному паломнику в святые места?

Феофан так же, но уже для Григория перевел вопрос княгини к графине.

– О, у меня так много вопросов, но я не могу их высказать во всеуслышание, они очень личные– ответила та. И с надеждой в будущем иметь разговор с этим человеком, вопросительно посмотрела на него. И когда встретилась глазами с его пронзительным взглядом, ей даже показалось, что её члены сковала некая властная, без компромиссная сила и кровь отхлынула от её лица, она стала бледной. Такое в своей жизни она испытывала впервые. И многое отдала бы, чтобы эти глаза напротив не смотрели прямо на неё. Ее сканировали и копались жестко и властно в её голове и вынимали все мысли наружу. Беспощадно! Она опять машинально поднесла руку к груди, словно моля о пощаде. Он еще долго смотрел на неё и когда заговорил, то она пожалела обо всем на свете и даже о том, что приехала сюда сегодня вечером. Но остановить его у неё не было воли. Ее волю парализовало. И вскочить с места, чтобы не слушать это, у неё тоже не было воли.

– В сердце много мучений. Истерзанное сердце – слышала она слова, летящие прямо на неё и у неё подступили слезы к горлу. – очень давно взяла не свое. Поэтому всегда чувствовала, в какой зыбкой власти имела «не свое». Задумала скверное. Не получишь то, что хочешь. Всегда привыкла брать, всегда привыкла получать, что захочешь. Но Господь сказал:

– Есть время разбрасывать камни и есть время их собирать. Не все дозволено человеку, но при чистых помыслах, многое может человек. Помыслы грязные, фу… канава… и сама себе не рада. Брось. Все брось. Начни отдавать и будет радость. Когда человек все только берет, его сердце не спокойно, ему всегда становиться мало и мало. А начнешь отдавать и сердце покой обретет. Господь жалеет, видит муки, но не поможет, там – где нет чистоты, Господь не помогает!

Графиня стала часто дышать и когда он замолк и опустил глаза, она закусала губы и готова была словно провалиться свозь землю. А епископ с широко открытыми глазами от испуга, что он такое перевел, не моргая уперся в неё взглядом. Да еще ошарашенные взгляды всех присутствующих сверлили её без стеснения и прожигали будто дыры на ней. Она схватила ртом воздух и стала машинально что-то искать вокруг, так хотелось на что-то опереться, вскочить и побежать вон и усилием воли она вжала саму себя в стул и взгляд её остановился на графине, с темно-красной наливкой. Феофан щелкнул рядом стоявшему лакею пальцами и ей налили из графина. Тепло и терпкость этого напитка медленно стало ползти вниз и отпускать нервное напряжение, но не до конца. Она снова уставилась на графин и сигнал был принят с готовностью. И вскоре голова уже шумела, как вздурившийся фонтан и краска снова прилила к лицу графини. Уже, как бы, в отдалении, дальше она слышала голоса присутствующих и ей старались что-то переводить, но она уже не вникала в смысл слов. Никогда за всю свою долгую жизнь она не выпивала так много увеселительного напитка в таком количестве за день! А здесь выпила за вечер!

На следующее утро, и такого утра в её жизни еще никогда не было, она не помнила никаких разговоров, кроме сказанного странным старцем. Она даже смутно помнила, как она возвращалась домой и проспала на редкость допоздна. Отупело сидя на кровати, она силилась всё всё припомнить до мелочей, и пришла только к одному простому выводу – что эта неадекватная страна неким неадекватным образом делает неадекватными всех людей и главное – она лишает их своей воли и самостоятельности и подчиняет неким темным силам весь их рассудок. Потому что графиня первый раз в своей жизни вчера умудрилась напиться и это произошло как-то незаметно, без принуждения со стороны.

Вошедшая в светлую комнату служанка, видя совершенно растрепанный вид госпожи, не решилась ничего у неё спрашивать, а графиня подняла взгляд к окну, сощурилась от яркого дневного света и поморщилась от давящей спазмами головной боли. Перед её взором неотступно стояли глаза того странного старца, она на тонком уровне прочувствовала его сильную энергетику и в глубине души знала, что он прав. Он прав, он увидел её глубинные чувства, её мысли, о! – это редкий человек и она должна поговорить с ним еще раз, за любые деньги, он способен утихомирить её страхи и унять её боль! Только ей с собой придется брать секретаршу, ибо без переводчика не обойтись. Она позвонила в колокольчик и встав, набросила капот. Сегодня чувство разбитости и слабости заставили её отступить от всех привычек, вросших уже на генном уровне у чистокровной немки. Она, пусть и всегда живущая в полном комфорте и распоряжавшаяся свободно своим временем, из чувства внутренней организованности и педантичности никогда не позволяла себе спать до полудня и иметь с утра такой всклоченный вид! Как она сама, так и все её служанки и лакеи имели облик тщательной аккуратности и подтянутости. У немцев это в крови!

Секретарша вошла с блокнотиком и приготовилась получать указания. Такой приезжую гостью столицы она тоже еще не видела. У человека не было никакого иммунитета к русским угощениям.

– Зина, – попросила её графиня на французском языке, – распорядись принести мне крепкий-крепкий кофе и большую чашку. И мне необходимо узнать о некоем русском мужике – Григории Распутине, где он живет и послать к нему письмо с просьбой назначить аудиенцию.

Услышав слово аудиенцию, миловидная секретарша непроизвольно улыбнулась. Было так забавно слышать, как богатая, знатная графиня просит назначить ей аудиенцию у простого русского мужика, но смысл её слов она хорошо уловила.

– О, дорогая госпожа, – с улыбкой попросила она, – может мы позвоним по этому поводу госпоже Милице Романовой, в гостях у которой вы вчера были, потому что она, наверняка знает его адрес жительства?

Графиня утвердительно кивнула головой.

– И Зина, ты будешь во всем меня сопровождать, так надо – и устало махнула рукой, показывая, что больше у неё ни на что не хватает сил.

Григорий Распутин временно остановился в Александре-Невской Лавре у ректора Петроградской Духовной академии епископа Сергия. Туда и было послано письмо с просьбой назначить еще одну встречу знатной немецкой госпожи с простым русским мужиком.

Александро-Невская лавра возникла по воле царя. Образец учебного, лечебного, исправительного учреждения по замыслу царя не очень-то удался. И не очень она была похожа на все русские монастыри, строившиеся в пустынных местах, куда люди пешком приходили молиться, исповедоваться и очищаться. Некий легкий светский штрих присутствовал в ней и как говорил сам епископ Кронштадский Назарий: «Трудно быть монахом на Невском проспекте». Спустя три дня, со своей русской, нанятой сопровождать её в России секретаршей Зинаидой, графиня отправилась к Распутину на новую встречу.

И с того самого дня, как она посетила дворец великого князя Петра Николаевича и его супруги Милицы, её не оставляло ощущение некоей прострации. Словно жить в этой стране и подчиняться строго заведенному регламенту здесь было невозможно, все происходило неожиданно, не запланировано и даже нечаянно. В обед ей неожиданно сама стала звонить принцесса Милица, интересоваться её здоровьем, пригласила в оперу и так невзначай, дала адрес нахождения того загадочного старца. Настоятельно просила навестить их еще и все выспрашивала, какое на неё произвел впечатление этот Распутин.

Распутин откликнулся не сразу, а только спустя три дня и пригласил немку, католичку в религиозное учреждение христианского направления. И как «не в своей тарелке», как говорили русские, она спешно отправилась к нему. А уже на месте, её сильно смутила толпа народу, пребывавшая в монастыре. Все суетились и толкались, постоянно задевая друг друга и не обращая на это внимания, упорно куда-то двигались. В католических костелах человек мог погрузиться в тишину, услышать орган, пройти и тихо присесть на скамейку и каждый оберегал свое личное пространство, а здесь его вовсе не существовало. Но в её голове так же была четкая цель и она решила ни на что не обращать внимание.

У Григория Распутина она пробыла не долго. Только вечером все её домашние: и служанка и секретарша сидели в своих комнатах «тише воды, ниже травы», опять-таки, как говорят на русском языке и не знали, чем для них это чревато. Секретарша Зина, чутко понимала с чем все это связано, но поведение хозяйки и для неё было удивительным. Всегда спокойная женщина, добрая и очень требовательная к правильному порядку вещей во всем, гордо себя несшая по этой земле, сегодня вечером быстро ходила и даже бегала из угла в угол большой комнаты, выкрикивала ругательства на немецком языке и не могла успокоиться! А в довершении всего, им еще больше трепета добавил очередной звонок принцессы Милицы, а они не знали как об этом доложить хозяйке, ибо секретарша догадывалась, что поведение графини связано некой стороной и с принцессой Милицей. Та, на другой стороне провода, восприняла замешательство секретарши настолько по-доброму, что даже вызвалась сама подъехать к графине домой, и даже без предупреждения заранее, что в светском обществе никогда не делалось.

И теперь они обе, горничная и секретарша решали, кому из них войти и оповестить хозяйку об этом. Вошла горничная. Бросив на неё яростный взгляд, графиня ничем её не наказала и попросила готовить ужин и накрывать на стол к приезду высокопоставленной особы, хотя горничная четко прочитала на её разрумянившимся от гнева лице, крайнее удивление.

И уже за столом, отправив горничную из комнаты, графиня стала объяснять принцессе Милице свое полное шоковое состояние, которое она испытала при посещении этого загадочного старца. Человек, когда делит свою проблему и боль с кем-то пополам, ему становиться легче, он быстрее оправляется от потрясения, но сейчас этого не произошло! Реакция принцессы на слова графини только добавила ей смятения и изумления.

После того, как графиня поведала ей, что осмелился предложить Григорий Распутин сделать через день, ей, одной из самых влиятельнейших женщин Венгерского королевства и даже самой Австрии, принцесса не повела даже бровью в удивлении и осталась невозмутимой и крайне спокойной. У неё на лице появилось такое милое умиротворение, что Элизабет фон Газейштардт показалось, что она начинает слышать, как шевелятся извилины её мозга! Ей, чье имя знали хорошо и относились с глубоким почтением в Париже, Праге, Варшаве простой, бедный крестьянский мужик предложил сходить с ним в баню, вместе и помыть его. После его слов, она подумала, что её секретарша сошла с ума, и не верно истолковала русский язык. Это показалось только в сотую долю мгновения, так как потом графиня вспомнила, что такого просто быть не может, так как Зинаида русская, а французский, польский языки знала в совершенстве. Как после Александро-Невской лавры она доехала домой – не помнит, изумление, гнев и еще клубок сильнейших, не изведанных ранее эмоций, зашкаливали и поэтому, она на интуитивном уровне почувствовала, даже в целях самосохранения психики, что если она не выплеснет это наружу, то её просто разорвет изнутри, как взрывом кратера вулкана, которые она наблюдала в Америке.

И что?! Напротив неё сидит дочь черногорского короля, супруга близкого родственника императора этой страны, одна из самых богатых и влиятельных женщин, женщина, знавшая несколько иностранных языков в совершенстве и даже быстро освоившая прусский язык, разбирающаяся в поэзии, музыке, живописи, мировой философии – и принимает это как естественную реальность!

Графиня потерялась и во времени, и в пространстве. А черногорская принцесса невозмутимо подошла к двери и позвонила в колокольчик для горничной. На французском языке попросила её найти в доме что-нибудь крепкое и сейчас же принести. И это было очень уместно. Графиня начала каким-то шестым чувством догадываться, что в этой стране, вся информация, которая поступает к человеку, должна усваиваться только при употреблении крепких напитков, чтобы приглушать сознание, а то оно не в защищенном виде, информацию просто не выдержит.

Нашли только вино. Графиня привезла с собой в Россию в качестве угощения несколько коробок самого изысканного, тонкого французского вина!

И вот, подстраховав сознание этим средством, она стала объяснять смысл, который старец Григорий, оказывается, вложил во все им сказанное и чего графиня просто не поняла. Еще какое-то время у Элизабет фон Газейштарт в изумлении подымались вверх брови, но потом она уже в спокойном состоянии слушала свою гостью.

Оказывается, поход в баню старцем Григорием предлагается знатным женщинам и вообще просто женщинам часто. Ибо, как в Библии сказал Господь, самый тяжкий для человека грех, это гордыня. К старцу обращаются люди с проблемами, прося у него помощи разного характера. Он человек Божий, усердно постящийся и молящийся практически круглосуточно и силу получает свою для помощи людям, только от Господа нашего. Но Господь гордым противиться, не помогает, ибо это грех, а Господь – это чистота и святость. Вот и придумал старец Григорий способ и самый верный и самый быстрый и самый действенный, как эту гордость переломать и уничтожить. А особенно её много, как он говорит, именно у особ знатного рода. У простых её меньше. Вот надо вначале избавиться от этого греха, потом, он видит, какие еще грехи есть в данном человеке, и часто, проблемы получаются в жизни именно от этих грехов. Убирается грех, уходит проблема!