– Гейл, – улыбнулся юнец и, намочив полотенца, протянул его мне.
– Спасибо, – с его помощью я сел в кровати и принялся обтираться от крови, которая уже засохла и не хотела поддаваться нехитрым манипуляциям.
– Я и Мэтт будет твоими соседями, – он кивнул на мужчину, который промакивал бинты какими–то жидкостями.
– Приятно, – буркнул я и тихо зашипел, когда бинт коснулся раны на брови.
– Мне тоже, но потерпеть все же придется, – хохотнул мужчина. – Я, можно сказать, подрабатываю местным лекарем, хотя и один из садовников.
– Ммг, – невнятно согласился я, пытаясь не шипеть от больнючих примочек.
– А я – посыльный, хотя считают все за мальчика на побегушках, – выдыхает Гейл, а Мэтт тихо смеется.
– Потому что со стороны так это и выглядит.
– Ой, ну все, – он обиженно надул щеки, и, казалось, скинул еще пару лет, превращаясь в обыкновенного мальчишку.
Так я попал в дом господина Оливера, который и являлся отправной точкой всей моей истории…
[1] Здесь и далее все французские выражения будут записывать кириллицей, как слышит их главный герой.
B?tard sans abri (франц.)
[2]Peu importe ce que vous appelez un b?tard, elle restera elle (франц.)
Глава 2
Меня предупредили, что хозяин ждет меня на обед, поэтому Гейл протянул свою одежду. Она была мне чуть маловата, но в разы лучше, чем то, что пытались отстирать прачки. В дневном свете особняк даже изнутри выглядел более дружелюбным и уютным. Огромные незашторенные окна позволяли солнцу лучами играться с богатым интерьером столовой, в которой во главе огромного стола сидел хозяин. Он спокойно обедал, не обращая ни на кого внимания.
– Садись, – первое, что я услышал от него, и я сел на стул, на который мне указали. – Выглядишь лучше, – довольно кивнул он сам себе, внимательно осмотрев меня. – Принесите еще одну порцию, – я хотел отказать, все же негоже слуге есть за одним столом с хозяином, но меня быстро осекли. – Это привилегия первого дня для переговоров, здесь все через это проходили, – я перевел взгляд на какую–то попавшуюся служанку, и та кивнула, показывая, что все так и есть. – Мне проще вести разговор со своими работниками на равных, задобрить их сначала и дружелюбно ввести в курс дела.
– Спасибо, господин, – я благодарно кивнул, с позволения принимаясь за ароматный гуляш.
– Сложной работы тебе не грозит, но в твоем случае будет много всяких, – он неопределенно махнул рукой, словно пытался правильно подобрать слово, – заморочек. Поэтому начнем с первого, – я лишь кивнул, отвлекаясь от еды. – Называй меня господин Оливер.
– Хорошо, – господин Оливер с недоверием взглянул на меня.
– Что ж, – он вздохнул и, откинувшись на спинку стула, продолжил. – Твоя работа будет заключаться в прямом исполнении моих приказов, любых. Без права ослушаться их или оспорить, – я снова кивнул. – Совершенно любых, – он проверял меня, пытался понять, насколько далеко он может заходить в своих приказах.
– Такие правила для меня совершенно не новость, господин Оливер, как и поплавать в январе в озере подо льдом, чтобы посмотреть, смог ли обычный прохожий увидеть Джейн Доу[1], просто проходя мимо паркового озера.
Такие странные приказы были для меня далеко не единичными случаями, а то купание зимой в озере – одной из самых безобидных выходок, хотя и пришлось после проваляться в болезненном бреду пару дней. А вот, видимо, для господина Оливер и пары слуг такие приказы оказались чем–то из ряда вон выходящим, по крайней мере, так это казалось по их удивленным взглядам, обращенным ко мне.
– И часто такое происходило? – поинтересовался хозяин, снова принимаясь за еду.
– У каждого хозяина были свои правила, хотя они мало чем отличались от ваших первых двух пунктов: называй меня так–то и делай все, что я говорю.
– Именно поэтому послушный?
– Кто ж их знает, – мне было безразлично их мнение что тогда, что сейчас.
– Что ж, тогда перейду еще к одному пункту. Он главнее. Если первые два ты еще можешь нарушить и получить минимальное наказание, то за нарушение этого правила… – он учтиво замолчал, впиваясь своим хищным взглядом в меня, а я что..?
– Я не собираюсь нарушать ни одного из них, так что…
– Твоя задача охранять меня, всегда, беспрекословно, а если и нужно будет, то умереть за меня.
– Хорошо, – кивнул я, прекрасно понимая, что обычно для такого меня и покупали.
– Но… – начал хозяин очень серьезно и настороженно, что я даже замер, ожидая продолжения, только резко открылась дверь.
Я от неожиданности перевел взгляд на источник шума, понимая, что это лишь открытая дверь, за которой может быть что угодно, резко подорвался на ноги и встал перед господином Оливером так, чтобы не перекрывать ему обзор, но в случае опасности не дать обидчикам его задеть. Это не составило и доли секунды, наверное, можно было сказать, что это привычка. Да и господин Оливер не сказал, насколько серьезна опасность. Ведь вполне возможно, что она висела над его головой постоянно на протяжении дня, кто ж разберет этих людей голубых кровей. И теперь, когда шум немного поулегся, я почувствовал на себе несколько взглядов, а за спиной раздался смешок.
– Я не успел даже договорить про правила, а ты уже… – он снова махнул рукой, указывая на меня, когда я обернулся к нему. – Не думал, что ты настолько… послушный… – и громко расхохотался.
– Что тут происходит?
Только теперь я обратил внимание на вошедшего. Это была хрупкая девушка, одетая в пышное небесно–голубое платье по последней моде. Ничего лишнего, просто небольшие оборки, покатые рукава, открывающие вид на тонкую шею, украшенную нитью жемчуга, и впалые ключицы, на которые падали завитые пряди русых волос, убранных в какую–то навороченную прическу. Она была молода, красива и слишком тонка, потому что по крайней мере, с первого взгляда мне казалось, что она тонула в этом пышном великолепии. Ей бы что–то легче, невесомее, почти как те платья, что были пару лет тому назад. Она была утончена, изыскана и совсем не походила ни на одного встреченного до этого мгновения человека.
– Теперь он твой, – спокойно сказал господин Оливер. – Садись, – и лишь по строгости голоса я понял, что это было сказано именно мне.
Я не мог оспорить приказ, впрочем – зачем? Эта девушка, да, именно девушка, она была младше меня лет так на семь точно, не представляла из себя никакой опасности. Я вернулся на свое место, пристально наблюдая за развернувшейся сценой. Эта девушка подошла к протянутой к ней руке господина Оливера, ловко взялась на нее и уселась на его колени, как только тот чуть отодвинулся от стола. Она легко чмокнула его в щеку выше линии бороды и обняла за шею. Я не мог видеть ее взгляда, я мог лишь наблюдать за ее утонченной талией и спиной, а еще за взглядом господина Оливера.
Сложно будет описать на бумаге все то, что я увидел в его черных глазах. Это была жгучая, терпкая смесь, как тот самый дешевый алкоголь в полуразрушенных кабаках. Он топил все мысли, желания, плавя все внутренности чем–то до боли противоречивым, здесь было то же самое. Господин Оливер смотрел на нее так, словно она была чем–то недосягаемым, хотя вот она была в его руках, плавилась в его прикосновениях. Он смотрел на нее, как на самый драгоценный камень, который видел весь свет, но и она все же не была самой красивой. Да, милой, изнеженной, но я встречал более красивых девушек и женщин. Он смотрел на нее, как на что–то так сильно желанное, хотя она сама путала свои хрупкие пальцы в его кудрявых волосах. Он смотрел на нее с таким желанием обладать, хотя сам притягивал ее для звучного поцелуя, выбивал из ее груди гортанный, мелодичный звук. Он смотрел на нее так, словно каждый день утопал в ней снова и снова, хотя сам хватался за нее, как за спасительный дрейфующий плот.
Его широкая рука на ее шее смотрелась слишком большой. Тогда почему–то мне казалось, что, если того пожелает господин Оливер, он за одно мгновение, просто сжав руку чуть сильнее, мог бы переломить ее хрупкую шею. Она была слишком хрупкой, и я буду повторять это многие разы, потому что… не было ни одного человека, на которого взглянув, боишься переломить, сломать, убить всего лишь взором. Она смотрелась куклой в нежном платье на коленях господина Оливера. Куклой, которой он так хотел обладать, что не стеснялся в проявлении своих страстей на публике, пусть в зале были всего лишь его же слуги.
– Ma fifille, – господин Оливер оторвался от нее и теперь снова, все также властно сжимая в руках, жадно всматривался в ее лицо, – он весь твой.
– Mon cher, – снова ее мелодичный голос вторил ему. – Зачем?
– Ты и сама прекрасно это знаешь, – и снова поцелуй, легкий, быстрый, но все такой же звучный.
Она обернулась, и тогда я впервые обратил внимание на ее лицо. Чуть полные губы, даже без тени улыбки, вздернутый аккуратный нос, тонкие брови и ледяные серые глаза, так резко контрастировавшие с бездонными глазами господина Оливера. В них не было ничего того, что бесновалось в его темных глазах. Совсем. Там было пусто, там было абсолютное ничего. В них не было ни интереса, никакой–либо заинтересованности в окружающем ее мире, ни уж тем более сильных эмоций, как любовь или тот же гнев.
От этого контраста, от ее безжизненного взгляда с необычайно большими черными зрачками, стало не по себе. Впервые за долгое время я снова почувствовал противный, липкий, мерзкий табун мурашек, бегущих по коже. Было в ней что–то пугающе любопытное, но мне нельзя. Она – господина, именно это мне так живо показали пару секунд назад.
Она вытянула руку, хрупкую, тонкую. Кожа ее была бела, словно никогда не видела солнечного света, а мягкость, даже на бегло брошенный взгляд, лишь подтверждала, что она никогда не видела тяжелой работы. Впрочем, не для разглядываний мне протянули руку, но я не знал, как здороваться с леди. Мне никогда не подавали руки, а другие не показывали примеров. Лишь одна девушка дала мне руку, поэтому…
Я аккуратно пальцами приподнял ее руку и приложил к ее ладони свою, удивляясь ее размерам. Ее рука исчезла за моей, а мягкость кожи оказалась лишь иллюзией. Ее руки были грубы, сильно намозолены, да так, что смотрелись единым пятном. И пока отчаянно пытался понять хоть что–то, то едва заметил удивленные взгляды слуг и хозяев.
– Я что–то сделал не так? – я удивленно заглянул в глаза господина Оливера и тут же убрал руку, виновато потупив взгляд.
– Нет, совсем нет, – произнесла девушка, вставая с коленей и пересаживаясь на стул напротив меня по правую руку от господина Оливера. – Просто это было необычно, но ничего зазорного в этом не вижу.
Я поднял взгляд, пытаясь уличить ее в злости, потому что… Да по многим причинам, если говорить честно. Но не увидел ничего, кроме неожиданного глубинного интереса и легкой улыбки, которая едва затронула ее чуть поднявшиеся уголки губ.
– Это то самое «но», о котором я хотел сказать, – продолжил господин Оливер с того момента, где мы остановились.
Я уже и забыл, что он излагал мне правила. Он объяснял мне третье правило, когда вошла эта девушка. Впрочем, видимо, она вошла вовремя, раз это как–то касалось ее.
– Как только она появляется в твоем поле зрения, ты защищаешь ее до тех пор, пока я тебе сам не разрешу это прекратить, понял? – его тон снова стал серьезным, поэтому я без промедлений кивнул.
Просьба казалась странной, но я мало над этим задумывался, снова принимаясь за свою уже остывшую еду. Меня мало волновали чужие судьбы и интриги, поэтому я старался не вслушиваться в разговор хозяев, не решаясь даже поднять головы.
– Как мне стоит тебя звать? – спросила вдруг она, и мне вновь пришлось поднять взгляд.
– Назови его сама, у него нет имени, – привычно спокойным тоном ответил ей господин Оливер.
– Что ж… – она задумалась, оглядывая стол. – Как насчет «Гарри»?
– Мне нравится, – ответил за меня господин Оливер, хотя я порывался и сам ответить согласием.
– Шерри и Гарри, мне нравится, как звучит, – она впервые искренне улыбнулась и принялась за мягкую выпечку.
Шерри… Видимо, так ее звали, а снова задавать вопросы мне тогда не хотелось.
– Но знаешь, mon petit loup, называй меня «ma belle».
Я и не сразу понял, что обращались ко мне. Я и правда мало чего мыслил во французском, поэтому просто перевел взгляд на господина Оливера, а тот выжидающе смотрел на меня.
– И ее ты должен слушать также беспрекословно, как и меня, – добавил он и сделал глоток душистого чая.
– Хорошо, – кивнул я. – Ма бель, – неуверенно на пробу произнес я, а Шерри лишь довольно кивнула головой.
[1] Джон/Джейн Доу – обозначение безымянных, по той или иной причине, пациентов или трупов.
Глава 4
После необычного обеда в компании господ наступило недолгое затишье. Мне не поручали никаких дел, лишь отправили с Гейлом за одеждой и вещами, оставленным в доме предыдущего хозяина. Того не было даже дома, а слуги были предупреждены о том, что скоро я приду, поэтому тут же впустили за порог. Гейл с любопытством озирался, видимо, господин Оливер был пока его единственным хозяином, потому что для меня роскошь домов стала обычным делом. Меня никогда не уличали в воровстве или продажи чего–то хозяйского, да и не нужно мне было. Хозяева сами платили за работу приличные деньги, кормили, одевали и давали кров, поэтому карманные я тратил лишь на свои нужды, порой даже раздавая более нуждающимся в деньгах слугам. У меня не было семьи, поэтому не на кого тратить деньги, а у многих она была, так что… да… Но вы не подумайте, что я такой благородный, просто, а на что мне эти деньги? Тушить разве что?
Вещей у меня было немного, всего парочка личных, сокрытых за замком тумбы, которых я не осмеливался никому показывать, хранил как страшный секрет, да пара брюк, туфель и рубашек. Ничего лишнего, не более, не менее. Поэтому нам с Гейлом не составило труда все это отнести в новый дом одним разом, встретившись лишь в холле с господином Оливером, который окинул взглядом мои пожитки и спросил:
– Это все?
– Да, господин Оливер, – честно ответил я, и он махнул рукой, разрешая двигаться дальше.
Казалось бы, все идет тихо и мирно, никто не пристает, кормят и поят, но это оказалось затишьем перед бурей. Бурей в долгие полтора года. Я не сразу этого понял, лишь сейчас, когда пишу это письмо. Да, это и правда было затишье перед бурей, и я чувствовал это. Было что–то странно напряженное в том, что меня не выпускали из особняка, только пару раз в сад, но не более (поездка за одеждой не в счет), но было разрешено ходить буквально везде по дому, что я и делал. Я изучил каждый уголок особняка, каждую комнату, даже комнаты господ. Меня не интересовали вещи, украшения и все то, что представляло интерес для воров, и я, казалось, прошел еще одну проверку под строгим взором господина Оливера. Я осматривал каждое окно, каждую шероховатость стен, крепость дверей и полы, а хозяин лишь довольно улыбался, внимательно следя за мной. Он изъявил желание понаблюдать за этим лично, даже отпустил всех остальных слуг, бросил личные дела и ходил следом за мной.
– И что ты узнал? – спросил он, когда мы вошли в его кабинет.
Я снова принялся осматриваться, пока господин Оливер спустя долгие часы снова не сел за бумаги, которых оказалось навалом. Я обернулся на его вопрос и заглянул в глаза.
– Что вы точно хотите узнать?
– Все, что тебе удалось узнать об этом доме, – очередная проверка.
– Дом кажется незащищенным на первый взгляд, – начал я, продолжая осматриваться. – Но на самом деле это почти неприступная крепость, – господин Оливер лишь довольно хмыкнул. – Потайные ходы, глухие окна, форточки открываются только изнутри, усиленные стены и крепленные двери. Можно вопрос?
– Да, конечно.
– От чего вы тут прячетесь?
На это господин Оливер мне ничего не ответил, лишь ухмыльнулся и кивнул чему–то своему. Впрочем, я прекрасно понимал, что ответа на этот вопрос не последует, но не задать я его не мог. Я показал и доказал свое натасканное чутье хозяину, и тот довольно улыбался. Это была единственная цель, и я ее достиг. Я снова повернулся к господину Оливеру лицом и ожидал приказаний, молчаливо заведя руки за спину.
Он окинул меня взглядом, задерживаясь на почти заживших ранах на лице, а после снова уткнулся взглядом в бумаги.
– Будь готов к шести, – кинул он и взмахнул рукой.
– Хорошо, господин Оливер, – ответил я и вышел.
Это было первое обращение ко мне по назначению, так что к указанному времени я уже стоял готовый в холле, ожидая непонятно чего. Господин Оливер бегло спустился по лестнице и забрал из рук слуги ту самую трость и цилиндр с белыми перчатками.
– Шерри, ma fifille, мы не должны опаздывать, – неожиданно обернулся он прямо на пороге дома.
На лестнице, где буквально пару мгновений был сам господин Оливер, появилась ма бель, одетая в ночную сорочку с накинутым поверх шелковым халатом, волосы распущены, а на лице ни грамма косметики. Такой я часто видел ее на протяжении всех дней, такой образ стал привычен для меня, так что я просто снова кивнул, поймав ее взгляд.
– Mon cher, я никуда не поеду. Не сегодня, – спокойно с легкой, но несколько расстроенной улыбкой проговорила она, снова устремляя взгляд на господина Оливера.
– Что случилось? Ты заболела? – обеспокоенный, тот быстрыми широкими шагами поднялся к ней на одну ступень.
Их руки сплелись на перилах, ма бель подняла голову, заставляя господина Оливера опустить ее, чтобы заглянуть друг другу в глаза. Они так и застыли, всматриваясь и ничего не говоря, казалось, они разговаривали мысленно, чтобы никто не услышал ни единого слова. Я вновь заметил, насколько хрупкой, маленькой была она по сравнению с ним. Господин Оливер мог встать перед ней, и ма бель не было бы видно.
Они приблизились, медленно, но также доверительно прикрывая глаза и приникая к приоткрытым губам друг друга. Они сливались в нестрастном, но каком–то мучительно тягучем поцелуе, и я долго не мог оторвать взгляда от них, как это тут же сделали слуги. Мне пришлось отвести взгляд и упереться им в пол, пытаясь не замечать тихих стонов и порывистых вздохов. Я не знал, почему я не мог отвести взгляд. Я словно не желал этого, но почему… Может…
– Гарри, – вдруг воскликнул господин Оливер, вырывая меня из пучин мыслей и тут же оказываясь в дверях.
– Да, господин Оливер, – кивнул я, прекрасно понимая его без слов. – Ма бель, – кивнул я все еще стоящей на лестнице ма бель.
Та в кремовом халате казалась эфемерным призраком, который безмолвно наблюдал за всем, что происходило вокруг. И даже поспешив сбежать по лестнице к кэбу, я вновь оглянулся и почти оступился. Странное чувство укололо меня в сердце, заставляя его болезненно сжиматься и лишать меня воздуха. И так продолжалось до тех пор, пока двери не скрыли за собой поистине грустный образ ма бель.
Господин Оливер уже ожидал в кэбе и по-странному даже не обратил на меня внимания, оставляя мое опоздание и заминку на моей совести. Он бесцельно смотрел ровно вперед, хотя там не было ничего интересного, копался в своих мыслях и даже не заметил, когда кэб выехал за пределы поместья, направляясь куда–то. Я решил не трогать господина Оливера и перевел взгляд на проплывающие дома, пока не услышал грузный вздох. Он откинулся на спинку, и теперь в его глазах снова плескалось какое–то странное пламя, а на лице играла до ужаса довольная улыбка.
Мне многое казалось в этом доме странным, но это никогда не было моим делом. Я всегда должен молчать, и порой мне казалось, что лучше бы я родился немым или чтоб мне вырвали бы язык на каких–нибудь боях. В моей голове много всяких фактов, воспоминаний и грязного белья хозяев, но никто из тех не был странно отстранен и поглощен в суетливую за закрытыми дверьми жизнь дома. Господин Оливер на первый взгляд казался неким благодетелем, не требующим взамен многого, но так ли это было? Мне еще не удалось в этом разобраться, я лишь еще больше погряз в путанице отношений господина Оливера и ма бель.
Да и теперь, когда кэб остановился у главного входа незамысловатого по форме особняка, мои мысли оказались еще в большем раздрае, не желая состыковываться во что–то единое. Господина Оливера с вежливым поклоном встретили и сказали, что он может не торопиться, так как еще не все приехали, а меня просто окинули беглым взглядом и отвернулись, разрешая войти. Впрочем, ничего необычного, все как всегда. Я прошел за ним вглубь дома, куда–то за неприметную дверь под лестницей, ведущую в подвал. Откуда меня окатило знакомыми парами…
