Лекарство от одиночества
Анель Сар
Можно ли лечить одиночество? У него мириады симптомов, видов и подвидов, форм и цветов. Но связывает все одиночества всегда одно – они боятся друг друга. Любой неизвестный звук, неосторожный акт, неясный взгляд, и одиночество уже в глухих далях и темных глубинах. И, кажется, уже ничто не поможет. Но герои рассказов каждый день ищут лекарство, которое даст им исцеление. Как у них получается?
Анель Сар
Лекарство от одиночества
ОТВЕТЬ, ЕСЛИ ТЫ ТАМ
«Язык влюбленного – немой, глазам видно, душе известно».
Казахская пословица.
– Не видели мои штаны?
Нельзя сказать, что Алихан заносчив и безапелляционен. Однако многие, впервые встретившись с ним, будут вынуждены не согласиться. «Грубиян и хам» – под таким лозунгом его встречало общество, стоило тому вынужденно прыгнуть в его самую толщу. Он был всего лишь в силу избалованности резок, в силу остроты ума способен задеть за живое и время от времени рассчитывал на всеобщее превосходство.
Алихан не имел привычки жаловаться или мазать диалог жирным слоем скрытого недовольства. Он выражался прямо, порой даже слишком. И если бы не глубокие познания в искусстве и культуре, он бы с лёгкостью прослыл местным дурачком, говорящим всё, что взбредет на ум. Алихан просто устал и, если так можно выразиться, запутался в собственном предназначении.
Лёжа на застеленном диване одного из приятелей после ночи в кругу выпивки, Алихан лениво размышлял: чем убить себя завтра, не так мучительно, но достаточно эффектно. Несомненно, помирать он не собирался, но каждому человеку так или иначе на ум приходят такие мысли. Варьируется лишь частота и степень изощренности этих самых мыслей.
– Видели мои штаны или нет, черт возьми? Не могли же они исчезнуть. – Каир демонстрировал всем свои серые безликие боксеры. Бывает и так: белье с лейблами и кружевами имеет явственный характер, а такие, как у Каира – из дешевого материала, неприятного серого цвета да ещё и с катышками на ягодицах имели с ним чертовски мало общего. Вид у их обладателя был как у сурового бродяги… которого, к тому же, долго морили голодом. – Или они уже на ком-то из вас?
На друзей участники сегодняшней утренней сказки тянули со значительными оговорками, так… собутыльники. В компании их было четверо, иногда пятеро парней (количество зависело от дня недели, сезона и миграции тюленей в Южном океане). Особых чувств ни к кому из них Алихан не питал. За исключением Каира – тот всё же вызывал легкое раздражение.
– Возле русалки, – ответил тому студент по имени Султан, обычно не переносивший расспросов и пустых обвинений.
Магистр фармацевтики, не планировавший использовать полученные знания, и чьё имя всегда казалось Алихану нелепым (Абинас), закинув одну ногу на другую, терроризировал сотовый.
– Вчера мне написала старая подруга, – торжественно поставил он всех в известность. – Хотите посмотреть? Зачётная.
Сотовый начал свое путешествие по рукам и дошел до Алихана с явным опозданием.
– Красивая… – заметил он. – Для тебя, пожалуй, даже слишком.
– Да ну тебя. – Абинас с нескрываемой обидой забрал телефон обратно и прислонил его к груди.
Алихан поднялся с постели – квартира самая обыкновенная, как сотни других таких же в недорогом Сарыаркинском районе. Там, где Каир отыскал свои джинсы, стояли ваза с каланхоэ и статуэтка, названная Султаном русалкой.
– Это не русалка, – Алихан вяло повертел её в руках, но говорил громко, чтобы Султан мог его слышать. – А Венера с картины Боттичелли.
– И зачем мне эта информация? – спросил тот.
– Для общей культурной осведомленности.
– Это мне все равно ничего не дает.
– Ну и оставайся балбесом. – Алихан вернул Венеру на полку, оделся и, не попрощавшись (как, впрочем, и всегда) вышел из дому.
От собутыльников до собственной квартиры на Туране идти было несколько кварталов. Погода стояла самая что ни на есть августовская – незамысловатая и ненавязчивая, такая сразу вылетит из головы. После полпути слабость в ногах стала непреодолимой, а тело мертвым грузом потянуло к земле. Если бы не скамейка, он бы упал прямиком на асфальт и лежал бы под ногами прохожих в позе эмбриона.
Алихан сидел на скамье напротив парковки гипермаркета Магнум и лениво следил за входящими и выходящими. Он любил наблюдать за людьми, любил их рассматривать, любил о них узнавать, но самих людей он не любил. Ещё ни разу за свою, может, и недолгую жизнь он не встречал человека, ради которого мог бы согласиться на всё.
Красивая девушка (одна из выходящих) привлекла внимание Алихана. От ушей до внешнего кармана легких светлых бриджей тянулись старые проводные наушники, а в руках, прижимая ту к туловищу, она несла упаковку с питьевым йогуртом. На бумаге был нарисован персик и олицетворявшие (по задумке) витамины шарики и кубики. Обычно люди покупают так воду, содовую или сок, но никак не упаковку йогурта. Как так выходило, что Алихана всегда окружали чудаковатые люди, и среди них он всегда оставался самым простым и обыкновенным?
Когда девушка скрылась из виду за поворотом, Алихан поднялся со скамьи и по пути домой только и думал, что о йогурте.
* * *
К нынешнему времени зарплата и растраты Алихана вошли в определённый баланс, и получалось так, что чуть больше половины уходило на квартиру, а оставшаяся часть требовала его крутиться, но и крутился-то он c завидной невозмутимостью. По утрам он завтракал строго, но сытно, до обеда работал, обедал у соседки, а ужинал в основном лапшой и закусками к пиву.
Соседку звали Далида – высокая, притягательная девушка, близившаяся к третьему десятку. Для особого эффекта ей не хватало какого-нибудь конкретного стиля в одежде – одевалась она просто и однозначно, потому не сразу цепляла взгляд. Но уж если цепляла, то запоминалась надолго. Работала Далида администратором в роскошном французском ресторане и каждый вечер приносила домой пиршество, которое сама и за десяток присестов не осилила бы.
Алихан делал немногое – так, помогал в быту по мелочи, но того было достаточно, чтобы претендовать на стейк из сибаса или телячью отбивную. Более того, такие прагматичные программисты без определенного места работы, как Алихан, повсеместно ценятся на вес золота.
Войдя за Далидой на кухню, он тут же рухнул за стол вязким куском глины. Она сочувственно посмотрела на него и продолжила раскладывать по тарелкам содержимое фольгированной упаковки.
– Ты совсем подавленный, – произнесла она, стоило им приступить к еде. – Прям сам не свой в последнее время.
Он посмотрел на себя в перевернутом отражении столовых приборов – тоже недурен собой, немного поправился, конечно, но всё же крупность придавала его облику неоспоримой брутальности.
– Я сам не свой с самого переезда сюда, – сказал он. – С того момента, как со всеми вами познакомился.
– Да, кстати, об этом… – Далида даже не думала придавать значение сказанному. – Та девушка с панковской стрижкой всё спрашивает о тебе: «Как у Алихана дела? Какой у Алихана любимый праздник? Под какую музыку тебе…» Нет, она-то каждый раз произносит твое имя, но я от него устала. Так вот, почем я знаю, под какую музыку тебе приятнее всего засыпать? Не стоило тебе давать ей столько надежды.
Аппетит как рукой сняло, а Алихан даже и половины не съел. Такие разговоры он за столом не любил. Временные увлечения (в число которых вошла панк-рокерша с фестиваля камерной музыки) только отчетливее напоминали об отсутствии «Того самого» человека в его жизни. Поэтому он бросил: «Люди сами выбирают надеяться» и нехотя продолжил есть.
Алихан привык отрезать ненужные и отягчающие его память воспоминания. Он даже представлял, как берет в руки увесистые золотые ножницы с венскими вензелями и, разместив те на ладони, поднимает их вверх и вниз, как бы измеряя вес. Затем вытягивает свои воспоминания в виде пленки киноаппарата, и – хрыщ, избавляется от ненужных фрагментов. А ненужные фрагменты падают и тонут в серо-бледной жидкости сознания. Так он распрощался с родными, отчим домом, одноклассниками и сокурсниками. Туда же панковскую стрижку.
– Давай посмотрим, что у тебя по натальной карте, а то вдруг… ну, знаешь, смерть. Подготовиться надо, – предложила Далида.
Алихан пожал плечами:
– Может пригодиться.
Пока он убирал со стола, Далида принесла из спальни планшет, карты и свечи (их они, тем не менее, никогда не зажигали) и расставила предметы вокруг девайса так, чтобы подчеркнуть нашедший гротеск. Она вошла на специализированный сайт и гулкими ударами внесла в определенную таблицу его имя, фамилию и полную дату рождения. С минуту они сидели молча.
– Здесь значится, что ты должен быть защитой и опорой! – грозно произнесла Далида интонацией Дельфийского оракула. – И здесь тоже. Ты когда-нибудь был защитой и опорой для другого человека?
Алихан всерьез задумался и ответил:
– Не припоминаю.
– А это неприемлемо! – она ударила кулаком по столу, полностью войдя в роль. Карты подпрыгнули, а свечи покатились в разные стороны и попадали на пол. – Абсолютно неприемлемо! Если и дальше не будешь следовать своим кармическим указаниям, тебя настигнет кара небесная.
– Я не уверен, что сайты в интернете на подобное способны.
Далида подняла с пола свечи и негласно завершила сеанс. Вместе с захлопнутой крышкой планшета она смахнула все проблемы Алихана прочь.
– Я так устала от своих коллег. – Далида принялась собираться на работу – сняла с плечиков в шифоньере жакетку и внимательно её осмотрела. – Они жалуются на лишний вес, как школьницы. Не знаю, я так далека от таких переживаний. Может, я это уже в себе проработала?
– Тебе легко говорить. – Алихан заметил одну свечу, партизански прятавшуюся за ножкой стула и вынул её обратно из укрытия. – Все люди неидеальны. Твои недостатки не настолько очевидны и поэтому не вызывают конфликта с окружающими. Тебе просто не приходилось испытывать на себе, каково это, когда другие относятся к тебе с пренебрежением из-за внешнего вида.
– Ты меня сейчас и оскорбил, и сделал комплимент. Какие у тебя планы на вечер? Занят?
– Буду смотреть футбол в Голпасе.
– Ты ведь ненавидишь фубол.
– Как и Голпасе. Не вижу проблемы. Я, жареные крылышки и пиво – формула защиты от любой кары.
– Понятно. Кстати, Алихан, тут такое дело… – начала Далида чуть замявшись. После такой фразы ничего хорошего ждать не стоило. – Мне надо в театр напротив Пирамиды.
Начальство купило билет, но я никак не могу пойти. У меня наметилось свидание. А пойти нужно, сделать фото и вообще… Протокол, понимаешь? – Алихан кивнул. – Они выступают с Гамлетом. Неоригинально, конечно. Сам ты, наверное, сотню раз его видел, но все же…
– Я готов пойти только если выступает труппа из Ла Скала.
– Пожалуйста, ты меня очень выручишь.
Алихан задумался так же сильно, как если бы выбирал, отрезать правую или левую руку после проигранного спора. Далида прихватила Алихана за локоть:
– Я принесу тебе панакоту.
* * *
Алихан отутюжил лучшую рубашку своего гардероба и направился в театр у дворца Независимости. Он давно не был на спектаклях и потому успел отвыкнуть от светской жизни. Допивая охлажденный Рислинг, он наблюдал за людьми, разгуливавшими по фойе: очень неброские люди, скромно одетые и до ужасного тихие. Конечно, в театрах принято переговариваться негромко, но здесь стояла некоторая… другая тишина. Казалось, стань все эти люди статуями, ничего не изменится.
Гамлет оказался на жестовом языке, реплики озвучивал диктор. Такое прочтение Шекспира Алихан видел впервые, но постановку сложно было назвать гениальной. Алихан сделал несколько фотографий, выслал их Далиде и уже собирался было уходить, как на сцену под волнующий топот обуви на мягкой подошве вышла Офелия. Самая, впрочем, обыкновенная Офелия-азиатка, но чем-то Алихана зацепившая. Странно, каким образом героиня из английской истории могла казаться ему столь… родной? Что-то смутно знакомое витало вокруг облика той, и лишь после нескольких значительных усердий памяти Алихан узнал в ней сегодняшнюю девушку с персиковым йогуртом. Наушники, вероятно, были не более, чем способом абстрагироваться, таким же, как иголки для уязвимого ежа.
Когда Офелия кончала жизнь самоубийством, Алихана прошиб холодный пот, а затем его словно бы окунули в кипяток и, не дав возможности опомниться, вынули наружу. Игра актрисы – совершенно незамысловатая – пронизывала настолько, что Алихан растерялся. Офелия смотрела прямиком ему в глаза и шептала нечто слишком тихое, даже для шёпота. Слишком тихое, чтобы зритель мог услышать её в беззвучии зала. Губы придавали форму словам, которые, увы, не достигали разума, как не достигает цели пущенный по обрезанному на конце проводу ток. Алихан безотрывно наблюдал за обречённой сценой и всё не мог понять: это актриса не в силах произнести ни слова или это он сам беспросветно глух к этому миру?
Зал зарукоплескал, никто не свистел и не кричал «Браво», но от хлопков зал содрогался. И энергия ударов ладоней друг об друга разносилась бешеным вихрем, накрывая сцену.
Интересно, а нуждалась ли Офелия в защите и опоре?
Девушку с йогуртом звали Ясмин. По крайней мере, так представляла ее брошюра. Алихан прошел за кулисы и по указателям направился в женскую гримерную. Дважды постучав и получив разрешение войти, он отворил дверь и, приковав к себе всеобщее внимание, чуть ли не прокричал:
– Я хотел бы познакомиться с Ясмин!
В гримерной стоял отчетливый запах ацетона и лака для волос. Некто, сушивший феном волосы в глубине сумрачной комнаты выключил его, и наступила тишина. Вокруг зеркал выстроились лампочки, как в документальных фильмах о Мулен Руж, освещая груду использованных влажных салфеток на туалетных столиках. Смотрели актрисы так, словно прикидывали: издевался над ними Алихан или нет.
– Орать необязательно, – сказала сидевшая перед зеркалом женщина.
Алихан смутился и извинился, направив взгляд в потолок. Ясмин подозвали (Алихан смутился ещё больше) и бегло объяснили причину прибытия чужака на жестовом языке. Впрочем, с тем же успехом у нее в этот момент могли спрашивать, какой йогурт менее калорийный: с персиком или с клубникой.
Ясмин серьезно кивнула, указала Алихану на себя – обвела указательным пальцем остатки грима, затем на невидимые часы на запястье, затем на самого Алихана и в конце на дверь. Эдакий язык жестов для плебеев. Он понял: его просят подождать и послушно вышел.
Добрые минут двадцать Алихан ждал в коридоре, мимо проносились рабочие. Когда Ясмин окончила, наступила половина восьмого. «Я хотел бы с вами познакомиться. Для меня это очень важно?» – быстро набрал в «Заметках» сотового он и показал вышедшей, но, не получив ответа, допечатал: «Я угощаю».
* * *
Какое-то время они бездвижно смотрели друг другу в глаза, сидя в кафетерии для персонала театра на цокольном этаже. Людей почти не было, за исключением нескольких женщин преклонного возраста в самом конце зала. По стенам, выложенным декоративным камнем ползли имитации виноградных лоз. Лоск и люкс в одном флаконе.
Ясмин вытащила из портфеля толстый блокнот в плотном кожаном переплете и открыла его на середине. Мелькнула вырванная из контекста фраза: «Ты не видишь…» и тут же утонула под листами. За корешок тянулась лента, ко второму краю которой была привязана ручка. Она взяла эту ручку и царапающими движениями нанесла на бумагу надпись. Блокнот перевернулся к Алихану.
«Так, в чем цель?» – было написано чуть ниже правого верхнего угла.
Алихан указал на блокнот и, получив разрешение, подтянул его к себе. Несколько секунд ручка не могла прикоснуться к бумаге. Он понимал, что если сейчас напишет хоть букву, то пути назад уже не будет. Старушки, громыхая стульями и чайными ложками в кружках, вышли из кафетерия. Ясмин терпеливо ждала.
«Просто познакомиться», – наконец написал Алихан и, критично рассмотрев фразу, как биолог рассматривает строение клетки в микроскоп, продолжил. – «Не могу точно сказать. Но очень захотелось понять».
