Не отдать его не по понятиям, поэтому чтобы расплатиться, чтобы долг на нём не висел, человек на многое пойдёт, даже на убийство. Большинство "торпед" как раз из карточных должников. Проиграются в пух и прах, вот их и "заряжают", завалишь, долг простим.
Я хоть и не сторонник таких методов, но повторюсь: в жизни бывает всякое. Так что обзаводись должниками Андрюша, и береги своих должников, не обижай их.
– Ну ты Вася прямо как "Крёстный отец" – улыбнулся Андрей, тот помнится тоже должников себе заводил везде где только можно, прямо коллекционировал их. На любой случай у него должники были.
– А ты парень не смейся. Дон Корлеоне, умнейший человек был. И в игре, и в жизни толк понимал, только играл не на деньги, а чужими жизнями вместо карт. Ты прав, у него везде должники были, может благодаря этому и достиг таких высот в своей профессии.
– Да я не смеюсь Вася. Понимаю, что ты кругом прав, и желаешь мне только добра. Может ещё что посоветуешь?
– Что тебе ещё посоветовать Андрюша? Как говорится, тебя учить, только портить. Но то, что в твоей работе особое место отводится игре, очень одобряю.
Игровых в любой зоне уважают. У них в кармане всегда денежки водятся, а на них и на воле, и в зоне многие жизненные блага купить можно. В зоне деньги это уважение, это сила. Там на них всё купить можно, вопрос только в цене.
Мне самому, когда сидел любые деликатесы в зону проносили, включая шашлыки и икру. А кроме того, любое спиртное и даже девочек. Зам по режиму кабинет свой предоставлял, пей, гуляй, только плати.
Честные сотрудники там редкость, можешь мне поверить, практически все продажные. Во ФСИН самая большая коррупция, и это не мои рассуждения, это статистика. За деньги там ведь не только жратву и бухло можно купить, но и многое другое.
– Интересно Вася – задумчиво сказал Андрей. – А что именно? Конкретнее можно?
– Ну например, на больничку всегда можно устроиться, отдохнуть. Белые простыни, покой, лечение. Лишнее свидание, посылку, передачу. Ещё можно на поселение перевестись или УДО* купить, когда срок подойдёт. За деньги даже могут побег организовать, если статья тяжёлая, под УДО не подходит и срок большой.
Да-да, бывает и такое. В общем те, у кого деньги есть, или если с воли хорошо "греют", в зоне хорошо живут. Некоторые так даже лучше, чем на воле. Ну это кому как конечно. Лично для меня на свободе и чёрный хлеб пряник, а некоторые старые сидельцы и на волю выходить не хотят, боятся её, воли. Им в зоне привычнее, бывает и такое, сам таких встречал.
– Ты туда работать идёшь, по своей воле так сказать. Поэтому думаю с финансовым обеспечением у тебя проблем не будет, начальники твои не дураки, всё понимают. Но мало ли что не так пойдёт, а игровой на жизнь всегда заработает.
К тому же это железное прикрытие, никто коситься на тебя не будет, догадки строить откуда у тебя деньги, и так всё понятно, игровые народ небедный.
– Спасибо тебе за науку Вася. Умный ты мужик, и всё правильно говоришь. Можешь мне ещё на один вопрос ответить?
– Спрашивай.
– Что самое главное в зоновской жизни Вася? Я понимаю, вопрос непростой, но вот лично ты как считаешь?
– Я считаю Андрей, что самое главное в жизни, не только в зоновской, в любой, это оставаться человеком. Тогда всё вынесешь, и всё у тебя получится.
– А что ты под этим понимаешь Вася?
– А что тут понимать… Не делай ничего что тебе противно, за что потом стыдно будет. Не изменяй своим принципам, своим правилам. Чужого не бери, своего не отдавай, но другу отдай последнее. Никого не унижай, и не позволяй унижать себя.
Сначала думай, потом делай. И много ещё чего. Это я и называю оставаться человеком. Хотя что я тебе рассказываю, ты сам всё понимаешь, и так же думаешь. Главное парень, в ладу с самим собой жить, душой не мучиться, тогда всё хорошо будет.
Глава 7. Белое полотенце
– Может и понимаю, но так просто и ясно никогда об этом не думал, спасибо за науку Василий Алексеевич, бог даст ещё свидимся.
"Меченый" внимательно посмотрел на ученика, но поправлять его в этот раз не стал, всё понял. На следующий день в сопровождении коридорного в камеру вошёл генерал:
– Прощайтесь, пора.
Андрей тепло попрощался с каталой и Васю увели. Хоть прошло всего две недели жизни в тюремной камере, "Азиат" порадовался за наставника, и даже чуточку ему позавидовал, он сейчас выйдет на волю. А там воздух, небо, пахнет не спёртым воздухом, а свежим снегом и свободой.
Любой, кто переступил порог тюремной камеры, даже самый засиженный зек, сразу же начинает мечтать о свободе, о воле, даже если впереди ждут долгие годы заключения. Так всегда было и так всегда будет, потому что несвобода – это всегда тяжко, тоскливо и страшно.
От генерала не ускользнула на миг мелькнувшая в глазах Малышева тоска, и он понимающе сказал:
–Ну что Андрей? У тебя сейчас есть последняя возможность отказаться. По-тихому развалим дело, годик отдохнёшь, потом на службе восстановим. Я понимаю, то, что тебе предстоит, выдержать очень трудно, может всё-таки откажешься?
– Вы же знаете товарищ генерал что не откажусь, зачем спрашиваете?
– Знаю. Но спросить должен был. Я Андрюша тоже не железный Феликс, и душа у меня за тебя болит, за всех вас болит.
– Ну вот, а "Меченый" мне говорил, что главное душой не мучиться.
– Знаю я, что он тебе говорил, не валяй дурака, это он совсем о другом. Душа она живая, и всегда болит за тех, кто человеку дорог. Ладно, хватит лирики, давай к делу.
Завтра тебя переведут в гражданскую тюрьму, видеться мы теперь с тобой не будем. Под следствием будешь пару месяцев не больше, дело твоё ясное, никаких расхождений ни в твоих показаниях, ни в показаниях свидетелей нет. Бывает, что под следствием и год сидят и больше.
В тюрьме будут заполнять личное дело, родственников записывать с кем свидание будет когда подойдёт, запишешь Фёдорыча, будто он дядя твой, документы готовы. В тюрьме свиданий не положено, а на зоне раз в полгода, связь теперь через него.
Дальше. Яблочкин Юрий Михайлович, это начальник производства на промзоне, капитан. Через него будешь получать деньги, они тебе в зоне пригодятся. Он о тебе ничего не знает, просто за солидный процент любому передаст кто готов платить.
Передавать кто-то из ребят будет, это естественно, подозрений не вызовет, друга хотят поддержать, да он лишних вопросов и не задаёт. Ну вот, пожалуй, и всё, остальное уже не раз обговорено. Подумал, как будешь вести себя в тюрьме, как сделать чтобы о тебе заговорили?
– Так тут вариантов немного товарищ генерал. Самый простой и действенный, спровоцировать на сборке или в карантине кого-нибудь из администрации, чтобы в пресс-хату кинули.
Там беспредельщиков поломаю, вот и заговорят, да ещё и авторитет какой-никакой заработаю, в тюрьме беспредельщиков из пресс-хат все боятся и ненавидят, и мужики и блатные, понимают что любого сломать можно.
–Вариант действительно действенный, согласен. Но ведь это палка о двух концах, справишься?
– Справлюсь. В пресс-хате сидят обычно три-четыре человека, огнестрельного оружия у них нет, а если заточки достанут руки переломаю. В рукопашной против меня им ничего не светит, какими бы крутыми они не были. Не спать могу суток трое, так что всё нормально будет.
А если кого ненароком на тот свет отправлю, администрация шум поднимать не будет, огласка им ни к чему. Пресс-хаты сейчас везде запрещены, а в "Коровниках", судя по оперативным материалам, их целых две, тридцать вторая на третьем корпусе, и пятьдесят седьмая на пятом.
Если шум поднимут, придётся их расформировывать, беспредельщиков по другим хатам раскидывать, тогда не один труп будет, а целых восемь, сидельцы быстро с ними разберутся.
Администрации это не надо, так что подумаю ещё, может действительно кому-то из безпредельщиков в преисподнюю пора. Вот тогда точно заговорят, и до зоны информация быстро дойдёт, тюремная почта работает хорошо.
– Ну что ж, считаю, что рассчитал ты всё правильно. Молодец. Но прошу тебя, будь осторожен.
– Конечно товарищ генерал, не волнуйтесь, всё хорошо будет.
*******
Андрей решил не тянуть, и устроить провокацию уже на сборке, чего тянуть, лучше сразу. Сборка – это своего рода тюремный "приёмный покой". Её проходят все вновь прибывшие в тюрьму.
Здесь заводят на каждого личное тюремное дело, откатывают отпечатки пальцев, отмечают все наколки, переписывают личные вещи, отбирают всю запрещёнку, стригут, водят в баню.
Главным здесь был молодой старлей с наглой рожей, от которого явственно попахивало спиртным. Он чувствовал себя полновластным хозяином, вершителем судеб, этакий волк в овчарне, захочу убью, захочу помилую.
На волка он правда не тянул, скорее походил на крысу или хорька. Хотя сам называл зеков животными, громко ржал над своими же тупыми шуточками, казавшимися ему невероятно смешными и остроумными.
Малышев по команде снял с себя всю одежду, старлей не переставая гоготать обыскал её, бросил ему обратно и громко сказал, показывая на нательный православный крестик на шее:
– Крест сними, металлические предметы в камеру нельзя.
– Он не на цепочке гражданин начальник, а на шнурке – ответил Андрей, – я знаю, на шнурке можно.
Старлей недоумевающе выпучил на него мутноватые похмельные глаза, не привык к возражениям:
– Чего ты сказал животное? Здесь я решаю, что можно что нельзя, а ты должен пасть открывать только если я тебя о чём-то спрошу. На первый раз прощаю, снимай!
Андрей и не подумал выполнить незаконное требование, только упрямо повторил:
– На шнурке можно.
Старлей протянул руку, намереваясь сорвать крестик с шеи. "Азиат" молниеносно перехватил руку вертухая за запястье, и крепко сжал. Он мог бы нажать на нужную точку, и старлей заверещал бы от боли. Но посчитал что это лишнее и просто держал его руку как в тисках.
Гражданин начальник попытался вырвать руку, но Андрей отпускать не спешил, несколько секунд держал его запястье и ничего не говорил, потом отпустил. Морда старлея покраснела, глаза налились лютой злобой, он размахнулся и попытался ударить Малышева в лицо.
Андрей легко уклонился и сделал маленький шажок в сторону. Старлей с трудом удержал равновесие и попробовал ударить снова. Всё повторилось. За инцидентом с интересом наблюдали и другие подследственные и подчинённые старлея, в лице молоденького лейтенанта, старшего сержанта средних лет, и парикмахера из зеков.
Подследственные откровенно пересмеивались, а подчинённые с трудом пытались скрыть улыбку, уважением у коллег вертухай явно не пользовался.
– Ах ты ж сука, да я тебя – задыхаясь от злобы прошипел он, – в пресс-хату у меня пойдёшь, кровью умоешься, в ногах валяться будешь.
– Никонов! – бросил старлей молоденькому лейтенанту, – оформляй его в три два.
– Но как же товарищ старший лейтенант, а карантин? Ему же в карантин положено.
– Оформляй я сказал! – повысил голос старлей. – Борзый он больно, а там быстро закукарекает. С начальством договорюсь, я такого не прощаю. Там из него всю борзоту выбьют и под шконку загонят. Хотя подожди, дам ему ещё один шанс. Если извинится как следует, то может и прощу.
– Ну что животное – снова подошёл вертухай к Андрею. У тебя есть шанс пресс-хаты избежать. Прощения попросишь, может и прощу. Повторяй за мной: простите пожалуйста гражданин начальник, больше такого не повторится, виноват исправлюсь. Ну?
– Да пошёл ты – спокойно ответил Малышев и отвернулся.
– Оформляй Никонов. Потом давай в стакан* его, а я пойду в три два схожу, попрошу ребятишек чтобы встретили как положено.
– Слушаюсь товарищ старший лейтенант – парень нехотя поднялся и подошёл к Малышеву: – руки за спину! Пошёл!
Андрей подчинился и вышел из помещения для сборки.
– Зря ты с ним зацепился парень – тихонько сказал старлей отпирая дверь крохотной камеры-стакана. Что тебе, трудно прощения было попросить? Тридцать вторая это пресс-хата, сломают там тебя.
– Трудно лейтенант. А насчёт того, что сломают – посмотрим!
– Ну как знаешь, я предупредил!
*******
Андрей остался один в крохотном помещении. Здесь можно было только сидеть или стоять, даже маленький шаг сделать было некуда. На смену непонятному подвешенному состоянию пришли спокойствие и уверенность. Начиналась работа.
Примерно через полчаса за ним пришёл тот же мальчишка лейтенант, и повёл его по длинному коридору. Поднялись на второй этаж, и лейтенант сказал:
– Матрас тебе позже принесут, хотя он тебе вряд ли понадобится. Держись! Если что ломись в дверь, я поблизости буду.
– Благодарю за сочувствие лейтенант – усмехнулся Малышев, – только ломиться из хаты я не буду, пусть они ломятся.
– Ну-ну – тоже усмехнулся лейтенант, открывая камеру. – Иди!
Андрей шагнул внутрь, и первое что увидел, это лежащее на полу чистейшее белое полотенце.
*******
Стакан* – специальный крохотный отсек на одного человека.
******************************
Глава 8. Пресс-хата
"Началось" – пронеслось в голове. Конечно, он знал, что означает это полотенце на полу, но никак не ожидал увидеть его в пресс-хате. Это одна из тюремных примочек, предназначенная для прописки новичков. В тюрьме развлечений немного, вот сидельцы и развлекаются как могут.
Входит новенький в камеру, видит белое полотенце на полу, естественно в первый момент теряется. Что делать? Как поступить? Что за полотенце? Хотя большинство новичков уже знают в чём тут фишка.
Если не в КПЗ – камере предварительного заключения, в которой ждут отправки в тюрьму, то на сборке или в карантине обязательно просветят. Там опытного народа полно, и сидят вместе и первоходы, и те, кто идёт не в первый раз.
Но некоторые пропускают науку мимо ушей, либо просто забывают от переживаний и резкой смены привычного окружения. А вообще всё просто. Ты должен либо вытереть ноги о полотенце, раз лежит вместо тряпки, значит тряпка и есть. А то, что белая и чистая, это значит в хате приличные люди сидят, не чушканы какие-нибудь.
Можно полотенце просто перешагнуть, объяснив тем, что ты не с улицы, поэтому ноги у тебя чистые, а на такую красоту даже наступать жалко. Нельзя только поднимать полотенце, это неправильно, не по понятиям, с пола вообще ничего поднимать нельзя, даже сигареты.
Но при чём здесь пресс-хата? В пресс-хату сажают тех, кого в общей камере попросту убьют или опустят. Замарал человек чем-нибудь совесть арестантскую, скрысил – украл у своих, стучал на сокамерников и это удалось доказать, сдал подельников, да мало ли, причин много.
В общей камере ему оставаться нельзя, вот и сажает администрация тюрьмы таких отдельно от других подследственных. А когда таких наберётся несколько человек, делают из них конченых отморозков, шантажируя тем, что снова посадят в общую камеру или отправят на этап и на зону, если не будут на них работать и выполнять всё что скажут.
Жить хотят все, герои и трусы, порядочные и подлецы с негодяями. Причём чем подлее, трусливее и ниже человек, тем больше он умереть боится, это доказано не единожды. Вот отморозки в пресс-хатах и творят беспредел.
Выбивают по указке следака чистосердечное признание, заставляют взять на себя чужую вину, сдать товарищей, и так далее. Несговорчивых избивают сильно, вплоть до инвалидности, а то и опускают. А бывает просто: зацепился арестант с кем-нибудь из администрации, разозлил крепко, вот и отправляют в пресс-хату.
