Дмитрий Вощинин "Альцгеймер, добрый мой приятель"

–Конечно… Это стало мне ясно давно, но именно сейчас по истечении многих лет тревожит меня особенно невыносимо.

–Почему?

–Он был искренен, делился со мною многим глубоко внутренним, а я слушал, делал вид, что соглашаюсь, но только удивлялся его смелости и разумности…И завидовал, при этом сам делался лучше, так по крайней мере мне сейчас кажется.

–Так в чем же предательство?

–Только кажется, что пустяк, но я не был также искренен и только собирал все это, чтобы…Он был наивен, но как это было прекрасно! Это было возможно только в молодости, в глубине ангельской души, но я был не такой…я был даже подл.

–Не понимаю, в чем же подлость.

–Моя подлость в том, что я забыл человеческие качества и стал ему, как сейчас говорят, конкурентом. Вот вы такой же, как он. Видно и похожи внешне. Не понимаете, что человек живет страстями, а он пытался быть чище и лучше…С теми мыслями мне сейчас стало невыносимо жить! Я-то знаю, что я подлец!

–Вы, кажется, сами себя убеждаете в этом.

–Вовсе я не убеждаю никого. Просто – это так!

–Но тогда объясните мне.

Сосед посмотрел в окно и начал рассказ, он не задумывался и не выбирал слова, но Викентий словно и сам очутился в светлых облаках сладкой юности. Что-то благостное нахлынуло на обоих иэто общее настроение не мешало соседу изливать свою, окунувшуюся в молодость, душу и свободно раскрепостило наполненную воспоминанием память. И все сегодняшнее вдругразверзлось гигантской волной цунами на фоне открытого кем-то сверхублагоуханного безбрежного горизонта понятногоим мира исладкого аромата молодости души.

5

Родион Филиппович в своем рассказе забылся на время и при каждом слове также непроизвольно ощущал непередаваемое чувство того сладостного переживания, наполненного радужными надеждами. Перелет его души в старшие классы школы придавали особую узорчатую романтику эмоций.Он уже жил и чувствовал себя только там.

Идя из школы через парк по дорожке между кустов едва распустившейся акации, Игорек сначала молчал, а потом неожиданно заговорил взволнованно:

–Какой сегодня чудесный день. Слышишь, как громко щебечут разноголосые птички. Они видно хотят поделиться с нами чем-то на своем языке. Жаль, что мы их не понимаем…

Был ясный весенний и солнечный день. Птицы действительно были на редкость неугомонны.

–Это воробьи что ли? – сухо отреагировал Родя.

–Это вовсе не воробьи, а синицы. А вон там на деревьях молодые галки.

–Какая разница?

–Ничего ты не понимаешь и не чувствуешь…

Примерно на середине дороги через парк они должны были расходиться по домам в разные стороны. Игорек посмотрел на стайку девочек, шедших вместе впереди и вздохнул.

Большинство сверстников из класса, в том числе Игорь, жили в просторном и красивом доме через дорогу и трамвайные пути. Родя жил в другой стороне от них в довольно мрачномпереулке.

–Гарик, что-то ты сегодня необычно восторжен, – смеясь заметил Родька.

–Знаешь, не хочется сегодня идти сразу домой. Я, пожалуй, провожу тебя немного, а потом вернусь.

Родька видел, как блестели глаза друга. Игорек смотрел на него открытым и необычным взором. Его светло-голубые очи пленяли друга каким-то непонятным чувством. Родька даже подумал про себя: «Почему я вспомнил слово«очи»?».

– Я не против, – усмехнулся он.

–А потом, если хочешь, можем зайти ко мне,

Родя часто бывал у Игоря дома, ему там очень нравилось. Отдельная со вкусом обставленная квартира, просторная кухня, в столовой пианино, на котором часто играла по вечерам его мама. Она была учителем литературы в другой соседней школе. Иногда они говорили о поэзии, музыке с проявлением искренних чувств. Родя сразу забывался и с удовольствием погружался в эти разговоры, но в глубине души считал это немного оторванным от действительной жизни. Сам Родион жил в общей квартире обшарпанной пятиэтажки с тремя соседями, и родители его, которых он любил, были далеки от такого рода ярких внутренних душевных проявлений.

Игорь вновь посмотрел вперед. Группа девочек свернула на другую аллею.

–Давай лучше погуляем.

Родька молча согласился.

Игорь ступил на шаг вперед и повернулся к другу:

–Хочешь прочту стихи?

–Стихи – это интересно…

Будто не слыша равнодушия, Игорь взглянул на небо:

–Прекрасны Вы в любом наряде,

И меркнет суета в небесном Вашем взгляде.

И нежный принц с иной планеты похож на Вас,

Головкой одуванчика, голубизною светлых глаз.

Родион посмотрел на друга внимательно, который продолжал:

–Соцветье юности и красоты –

Как синь-вода, волшебная дорога.

В ней искушенья лепестки,

Незримой истины тревога.

К ней манит ароматный мед исканий

Печалей жалящий укус,

И терпкое вино желаний,

Сомнений и раздумий горький вкус.

–Ты знаешь, неплохо. Мне понравилось, – проникаясь искренностью Игоря, произнес Родя,– ты перепиши для мня.

–Тебе понравились?

–По крайней мере я понял, что написал их ты, – утвердительно кивнул Родя.

–Да. Они родились, как-то сами собой.

–Не сомневаюсь. Интересно кому они предназначены.

Игорь молчал. Родька посмотрел на группу девчонок впереди и остановился на одной, убежденно объясняющую что-то.

–Может, это Томка Мартынова? Я видел, как ты внимательно с улыбкой смотрел на нее, но не придал этому значения.

–Да. Ты прав…

–Может тебе сказать ей от этом?

–Не знаю. Пока нет.

Родя чувствовал, что Игорь сомневается и уже втайне решил ему помочь, эта нерешительность друга была ему немного непонятна. Стихи ему действительно понравились, особенно последний куплет. Он к радости автора попросил его повторить.

Как ни странно, но именно к Роде Тамара проявляла больше внимания, чем к автору стихов,и Родион при этом всегда нарочито отводил глаза. Однажды, когда Игорь заболел и было не с кем переброситься своими мыслями, он оказался на перемене наедине с Томой и как-то само получилось, что попытался заговорить о чувствах своего друга, но сразу не нашелся и вдруг пафосно продекламировал неполное четверостишие Игоря и остановился, забыв продолжение:

–Ты синь-вода, волшебная дорога.

В ней искушенья лепестки,

Незримой истины тревога.

Она посмотрела на него, глаза ее стали похожи на Игоревы и неожиданно резко убежала.

На уроке физкультуры их глаза опять встретились, и он почувствовал какое-то влияние ее нежного и какого-то непонятного душевного взгляда.

«Во так, да!» – подумал про себя Родька. Ему понравилась эта игра преображения,– «Что нашел в ней Игорек?Может этот вздернутый носик или мягкая ласковая улыбка?»

В коридоре перед раздевалкой они опять оказались с глазу на глаз.

–Родя, какие хорошие стихи ты читал нынче.

Родьку поразило слово «нынче»: «Прямо Пушкинская барышня» – с улыбкой подумал он и, как ни в чем не бывало, продекламировал.

–Прекрасны вы в любом наряде

И меркнет суета в небесном вашем взгляде…

Тамара неожиданно крепко прижала его к себе и нежно поцеловала. Родион замолк и почувствовал только теплую упругую грудь, которая передала неведомый жар во все члены. Девочка пыталась отпрянуть, но он немного задержал ее, давая насладиться себе этим спонтанным прикосновением. Когда Тамара убежала в женскую раздевалку, у Родиона осталось чувство неудовлетворенного желания. На следующем уроке он молчаливо смотрел в окно. Когда глаза возвращались в класс, они почему-то останавливались на складке платья Тамариной груди.

Игоря из-за болезни не было около полутора недели и именно в это время события разворачивались стремительно. Родька по своей натуре был решительным и уверенным в себе, а здесь в него вселилось что-то сверх естественное. Ему снова захотелось оказаться в объятьях Томы и ощутить упругое прикосновение влекущего теплого девичьего тела, заставляющего во всей яркости будоражить кровь и необычное шевеление ранее спящих нем самом инстинктов. От этой мысли он даже забыл о друге.Наваждение новых привлекательных мыслей завладели им.Теперь ему казалось, что именно Тома стала этим притяжением и нерешительное промедление может даже все испортить. Главное, он почувствовал, что она сама не будет препятствовать проявлению новых сладких ощущений.

Идя домой, он намеренно подождал немного, пока Тамара выйдет из школы с подругами. Она тоже заметила его и своими неловкими движениями выдала свой взаимный интерес. Он шел немного поодаль, но когда Тома приблизилась к своему подъезду, он подбежал:

–Может пойдем вместе в кино? – предложил он.

–Хорошо, – спокойно согласилась она, – Я выйду через два часа.

Родя побежал в кинотеатр и купил билеты на вечерний сеанс, заскочил домой, переоделся и в назначенное время был рядом с ее подъездом.

Они пошли в кино, но каждый думал о своем. Во всяком случае Родион.

–Почему ты все молчишь, а раньше читал стихи?

–Не знаю, что-то во мне переменилось, – откровенно признался юноша.

–Во мне тоже…, – она посмотрела на него доверительно.

Так они почти молча возвратились к ее дому, потом зашли в подъезд и поднялись на лифте, и Родя задержал ее, попросив спуститься этажом ниже. Она не противилась. Он взял ее за руку в надежде, что она обнимет его. Но она стояла молча. Вдруг он почувствовал, что рука ее дрожит от волнения. Родя сам приблизил ее к себе. Чтобы грудь ее немного раскрылась он расстегнул верхние пуговицы легкого пальто. Видимо, почувствовав то же самое, Тома отпустила все пуговицы на свободу. Он жадно обхватил ее, она вовсе не испугалась и, казалось, немного радовалась его натиску. Рука Роди опустилась на талию и немного ниже. Девочка резко отпрянула и тогда Родька крепко ее поцеловал. Она как-то необычно подалась к нему всем телом и не оттолкнула.

Идя домой, Родя улыбался и уже знал, что завтра или немного позже он сможет сделать с ней все, что пожелает его душа.

И действительно, после нескольких дней они обоюдно уже искали уединения и Родя перебирал всевозможные варианты остаться с ней наедине.

Он совсем забыл о своем друге, о своем недавнем желании искренне ему помочь.

Он действительно переменился и был ненасытен, как хищник. Тома отвлеклась от учебы и не видела ничего кроме обожания его.На минуту отвлекаясь от повествования,РодионФилиппович поймал себя на мысли, что больше никогда потом в своей жизни не ощущал такого подобного желанного ответа со стороны противоположного пола.

Через некоторое время Родион уже смело и настойчиво насыщал себя вожделением женской плоти, все его члены уже жаждали вновь и вновь удовлетворения в тепле и ласках обожавшей его девушки. Выздоровление Игоря не прервали их встречи, но Родион делал вид, что ничего не произошло, но не делился с другом своими впечатлениями о Тамаре. Он только подчеркнуто молчаливо переводил разговоры друга в другую плоскость.

Однажды Тамара сказала ему, что не может встретиться с ним из-за каких-то обстоятельств, но Родион настоял и даже зашел к ней домой. Результатом было то, что мама застала их вместе. Родион вежливо извинился и ушел, но он заметил раздражение и недовольство на лице хозяйки дома.

Тамара после этого немного переменилась к нему и встречи стали уже более редкими, только когда Родион проявлял особенную изощренность и напор.

В конце учебного года родители Томы переехали в неизвестное место жительства. Родька пытался выяснить куда, но поиски его оказались тщетны. После этого Родя ее никогда больше не видел.

Друзья немного замкнулись и скоро мама Игорятоже перевела его в соседнюю школу. Теперь они встречались и со своим другом довольно редко.

Родион Филиппович резко закончил свой рассказ, взгляд его стал рассеянным, и он опустил глаза.

Трепетные слова соседа немного встревожил Викентия. Он вспомнил свои терзания юности, порывы вдохновенной любви. Одновременно ему захотелось чем-то успокоить растревоженную душу.

«А что, если эта болезнь соседа – плата за ошибки молодости…» неосознанно размышлял он.

–Я вот все думаю, – продолжал сосед, – А ведь вы, Игорь, тоже виноваты…

–А я-то тут причем? – вскрикнул Викентий, как бы оправдываясь.

Родион Филиппович смотрел в окно. Он говорил обо всем этом сбивчиво и немного нервно.Викентий понимал его, почувствовал его раскаяние и в глубине души уже с ним соглашался.

–Я говорил с ней о нежности словами друга, а был совсем другим, алчным сухим, надменным и жестоким, – непроизвольно вырвалось у пожилого мужчины.

Порой Родион Филиппович так увлекался, что было непонятно, сожалеет ли об этом или просто констатирует факт. Но в эти минуты исповеди для Викентияон ему был явно неприятен. Викентий естественно примерял юношеские чувства алчности и беспредельного напора пользуясь взаимной любовью. Они порой переполняли и терзали беспредельным омерзением. Он где-то понимал этот похожий на животный порыв юношеского желания, но проститьизмену искренности друга не мог.

Родион Филиппович вдруг побагровел, глаза его стали стеклянными и речь резко остановилась. Он стал смотреть в окно и как будто остался один в комнате. Никого кругом не существовало. Викентий понял этот порыв расстройства и резкого обострения болезни. Он смотрел на него, беспокойство охватило его, он не знал, что делать дальше и сидел также молча, тоже глядя в окно, как и его собеседник.