Константин Кривчиков "От идеи до формулы. Технология литературы"

Так просто? Да, так просто. Это действительно очень простые принципы – как и все гениальное. На них основано подавляющее большинство литературных историй, созданных до настоящего времени человечеством – от времен первобытных пещерных сказителей, легендарного Гомера и до наших дней.

Скоро мы в этом убедимся.

Констатирующая идея

Чем литературное произведение – история, созданная воображением писателя, отличается от жизни? В основе, принципиально – ничем. Любой рассказ, роман, пьеса есть авторское повествование о нашей жизни, вне зависимости от того, кто выступает в роли персонажей – люди или бактерии. А любая жизнь есть одна большая история, состоящая из маленьких, менее значимых, отрезков. Но литературная история не пересказывает события жизни дословно – это было бы чрезвычайно скучно и, по большому счету, лишено смысла. У нее иные задачи – она является метафорой жизни.

История – это концентрированные, наиболее важные и значимые, события из жизни конкретных персонажей, отобранные писателем и рассмотренные им под определенным углом зрения.

Писатель изучает не жизнь – это слишком общо и даже абстрактно. Писатель (всегда!) описывает конкретную историю, исследуя обстоятельства, в которых она происходит. История может быть очень длительной по времени (развиваясь, к примеру, на протяжении жизни нескольких поколений) и включать в себя некоторое количество более коротких историй, но это всегда конкретная история. Длительность – вопрос не сути, а формы (жанра). Форма может быть разной, но суть от этого не меняется.

В основе любого литературного произведения лежит история героя (персонажа), который, оказавшись в определенной ситуации, начинает действовать, стараясь добиться какого-то значимого для себя результата.

Следовательно, если мы хотим сочинить увлекательную историю, способную захватить воображение читателя, мы должны, в первую очередь, задуматься над следующими вопросами: кто герой нашей истории, чего он хочет, к какому результату приходит по завершению своего квеста (движения по миру истории)? Понимание этого простого базисного принципа (герой – стремление – результат) дает ключ к пониманию того, чем является констатирующая идея и зачем она нужна автору.

Д. Фрей, ссылаясь на разработки литературоведа и лингвиста Л. Эгри, дает следующее определение идеи – это краткая формулировка (констатация) того, что произойдет с героями в результате ключевого конфликта. Данная формулировка (силлогизм), уточняет Фрей, доказывается на протяжении всего действия драматического произведения.

Перечитайте, пожалуйста, предыдущий абзац еще раз. Его содержание важно запомнить и усвоить для понимания всей книги. В монографии будет идти речь именно о констатирующейидее, как краткойформулировке того, что произойдет с героями в результате ключевого конфликта. Формулировке, которую надо доказывать на протяжении всего действия драматического произведения. Доказывать так же, как в логике доказывают тезис, но с учетом специфики художественного произведения. То есть доказывать, разрабатывая сюжет и композицию, создавая образы персонажей и т. д.

Поясню на примере. Представьте, что писатель сочинил следующую историю. Герой совершил предательство и начал страдать от мук совести. Рассказ закачивается тем, что персонаж мылит веревку и вешается. В тот момент, когда его тело начинает болтаться в петле, читатель понимает основной смысл истории (замечу, что момент истории, когда читатель постигает её основной смысл, называется кульминация). Он понимает, что это рассказ о человеке, который совершил предательство и в результате покончил с собой.

Константа подобной истории: предательство приводит к самоубийству. Писатель подвел читателя именно к такому выводу (краткой формулировке), создав соответствующего персонажа и поместив его в определенную среду. Если бы автор хотел доказать другую констатирующую идею, например – предательство приводит к богатству, он бы закончил свою историю описанием того, как герой шикует в дорогих ресторанах, «снимает» на неделю бригаду элитных проституток и справляет нужду на золотом унитазе.

Иначе говоря, результат, которого достигает герой произведения в развязке, это всегда самый весомый аргумент в системе доказательств константы произведения. Констатирующая идея, базирующаяся на системе доказательств, есть в любой драматической истории – даже если сам автор истории этого обстоятельства не понимает.

Например, если персонаж на протяжении сюжета страстно мечтает найти сокровища, чтобы разбогатеть, уехать на Карибы и там жениться на прекрасной креолке, и в финале реализует свое желание, константа подобной истории формулируется следующим образом: жажда обогащения приводит к успеху и счастью. Но если герой в развязке вместо сокровищ схлопочет бритвой по горлу, константа (вывод из системы доказательств) получится иная, например: жажда халявного обогащения приводит к неудаче (гибели). И читатель хорошо поймет идею истории, как в первом, так и во втором случае, вне зависимости от конкретной развязки, но при одном условии. Это условие – правильно выстроенный, логически обоснованный, сюжет.

Любая констатирующая идея предполагает, что в цепочке взаимосвязанных событий одна ситуация закономерно вытекает из другой, и это, в конечном счете, ведет к развязке. Как утверждает Фрей, если начало и конец произведения не имеют между собой причинно-следственной связи, значит, произведение не является драматическим. Если подобной связи нет, то последовательность событий в произведении никогда не приведет к кульминации, то есть такой сцене (эпизоду), когда разрешается ключевой конфликт произведения. А разрешение ключевого конфликта сюжета и есть окончательное доказательство идеи произведения.

Ключевой конфликт – это еще одно название основной сюжетной линии произведения. Таким образом, идея – это краткая констатация того, что произойдет с героями в результате развития сюжета. Вот и все. Что может быть проще? – спрашивает Фрей. Как только вы сформулируете идею произведения, вы сможете чудесным образом придать форму своему материалу, так же как каменщик придает форму камню, обтесывая его зубилом.

Допустим, вы пишете о большой безответной любви (о маленькой можно, но не стоит). В этом случае предмет вашего повествования (большая любовь) будет первой половиной идеи. Второй половиной станет то, что произойдет с персонажем по ходу сюжета. Например, возлюбленная отвергнет героя, и он покончит с собой. Идея такой истории: безответная любовь приводит к самоубийству.

Специальной формулы, позволяющей создать констатирующую идею произведения, как предупреждает Фрей, не существует. Однако, по Эгри, каждая идея должна включать в себя персонаж, который через конфликт приходит к результату. Например:

Трус отправляется на войну и становится героем.

Герой вступает в бой и оказывается трусом.

У Самсона отрезают волосы, и он утрачивает силу, но потом вновь ее обретает.

Формулируя идею, пишет Фрей, помните о трех ее столпах: персонаже, конфликте и результате.

Драматическое произведение рассказывает о том, как меняется герой, переживая кризис.

В констатирующей идее сжато изложена суть подобной трансформации.

Вот несколько примеров, приведенных Фреем:

– В «Крестном отце» главный герой любит и уважает семью и поневоле становится мафиозным доном. «Верность семье приводит к преступлениям» – идея романа, блестяще доказанная Пьюзо.

– В повести «Старик и море» Хемингуэй доказывает идею: «мужество приносит спасение». В случае со старым рыбаком это справедливо.

– Идея Кизи в романе «Пролетая над гнездом кукушки» заключается в том, что «даже самая мощная и безжалостная машина психиатрической лечебницы не в силах сломить человеческий дух».

– «Лолита» Набокова доказывает, что «великая любовь-страсть приводит к смерти». Справедливо в случае с главным гером Гумбертом.

Примечание. Вышеприведенные примеры ни в коем случае не претендуют на глубокий литературный и пр. анализ упомянутых произведений. Фрей (в соответствии со своими представлениями об основном содержании тех или иных произведений) вычленяет констатирующую идею, как несущую конструкцию, на которой затем можно построить сюжет и разместить все остальное, создающее ткань произведения. Какие на самом деле идеи (художественные и прочие) закладывали в свои романы и повести вышеупомянутые авторы – одному Богу известно. Главное, что констатирующие идеи в этих произведениях содержатся, и любой желающий автор, взяв подобную константу за основу, может сочинить что-то свое.

Как считает писатель и литературовед, автор популярного и, на мой взгляд, очень толкового пособия «Как написать повесть (роман)» Найджел Воттс, идея «зависит не только от способа повествования, но так же и от интерпретации читателя. Поэтому смысл истории всегда будет предметом открытой дискуссии – за что особенно благодарны должны быть критики, потому что в противном случае большинство из них потеряло бы работу… Если читатель поймет повествование иначе, чем автор, это не так важно; важно, чтобы сам автор понимал смысл своих поступков. Благодаря этому его работа даже если не добьется огромного успеха, то будет убедительной». Логично.

Повторим и подчеркнем, константа – это просто кратчайший способ описать развитие сюжета, который ведет персонажей через конфликт к развязке. А это значит, что константа одного и того же (уже написанного!) произведения может быть сформулирована по-разному (в зависимости от понимания сути произведения). Главное – правильно (на основании анализа) определить несущие элементы идеи-конструкции: тему, героя, ключевой конфликт и итог (что произошло с героем). Но вот когда вы приступаете к созданию собственного произведения, константа должна быть одна. Иначе вместо драматического произведения получится невнятная история без кульминации и развязки, с персонажами, гуляющими сами по себе. Это не я сказал. Так утверждает Фрей. Лично я ему верю.

И еще один момент (уточняю на всякий случай, поскольку мысль кажется мне очевидной). Константа, конечно же, не является универсальным правилом на все случаи жизни. Это формулировка, справедливая лишь в рамках конкретного сюжета. Например, в «Лолите» любовная страсть доводит Гумберта (а при его содействии и Лолиту) до гибели, а в повести Пушкина «Барышня-крестьянка» страстная любовь, наоборот, приводит героев (Алексея и Лизу) к счастью.

В книге «Как написать гениальный роман – 2» Фрей перечисляет три вида идей: цепная реакция; противоборствующие силы; ситуативная.

Самый простой вид идеи – это цепная реакция. С персонажем происходит какое-то событие, дающее толчок развитию сюжета, что ведет к кульминации, а затем и к развязке.

Если в истории друг другу противостоят две силы, одна из которых побеждает, мы имеем дело с идеей типа противоборствующие силы.

Ситуативная идея используется там, где на персонажах отражается какая-либо ситуация. Например, война.

Для чего нужна констатирующая идея?

В первую очередь, константа нужна автору для того, чтобы он сам понимал – о чем его история? Так или иначе, константа присутствует в любом литературном драматическом произведении. Если вы не в силах ее вычленить в собственном «шедевре», то следует задуматься над вопросом: чего же это такое я сочинил? Может быть, тонкий психологический роман? Хм…

Если вы изначально собирались плыть по бурному потоку сознания, то такой результат можно признать допустимым (для тех, кто способен плыть вместе с вами). А вот если планировали создать крепкую драматическую вещь с увлекательным сюжетом, то ваша затея, скорее всего, провалилась.

Чем крупнее произведение по объему, тем важнее для него наличие констатирующей идеи. Я, разумеется, не настаиваю, особенно, если вы – Габриэль Маркес или Герман Мелвилл, но всему своё время.

Можно сочинять и не имея константы (не формулируя ее). Но с нею – легче и проще, а значит и удобнее. Как утверждает Фрей, «…если персонажи вступают в конфликт, ведущий к кульминации, значит, в романе есть идея. Ее наличие неизбежно, даже если автор не отдает себе отчета в ее существовании… Все драматические произведения были написаны по схеме: персонажи вступают в конфликт, ведущий к кульминации. Исключений нет».

И далее Фрей добавляет: «Правила создания драматического произведения уместнее назвать принципами. Принципы можно нарушить, если это под силу автору… Хотите нарушить правила – попробуйте, но помните, что вы действуете на свой страх и риск. На каждую удачу в этом деле приходится тысяча провалов».

По мнению Фрея, идея задает и определяет главный вектор произведения, по которому и развиваются события (всегда по одной схеме): персонажи вступают в конфликт, ведущий к кульминации. Например, если идея произведения «великая любовь приводит к смерти», это значит, что в произведении действуют герои, которые влюбляются, а затем погибают («Ромео и Джульетта»).

Но стоит изменить константу произведения, как сразу меняется его содержание. Например, доказывая константу «великая любовь приводит к счастью», мы, вместо «Ромео и Джульетты» получим в итоге любовную версию «Капитанской дочки». А какая константа была у Пушкина? Подумайте.

Я предложу такой вариант: «Честность, верность, благородство приносят вознаграждение». Формулируя подобную константу через призму главных героев (Гринева и Маши), можно изложить ее несколько иначе (в развернутом виде): «Следуя законам чести, храня верность идеалам, проявляя благородство, главные герои получают достойное вознаграждение в виде царской милости и супружеского счастья».

Вот написал и задумался о том, что константа «великая любовь приводит к счастью», почему-то не пользуется особой популярностью у серьезных писателей. Всяких мелодрамок с такой константой – пруд пруди. А вот настоящих ДРАМ, навскидку, даже и не припомню. Разве что во времена соцреализма эту константу частенько использовали, правда, в несколько иной формулировке – «великая любовь к коммунизму приводит к счастью». (Шутка.)

Но это – к слову, информация к размышлению.

Затрону попутно каверзный вопрос. А сколько констант может быть в произведении? Фрей утверждает, что только одна. Принцип такой: одна основная сюжетная линия (к примеру, линия Гумберта и Лолиты) – одна константа. Если есть подсюжеты (второстепенные линии с персонажами второго плана), то в их рамках может действовать константа для соответствующего персонажа. Но!

Как писал Аристотель: «Побочные сюжеты и эпизоды – самые сложные. Побочный сюжет – это несущественный или маловероятный тип сюжета». Иначе говоря, побочный сюжет, это сюжет, выпадающий из цепочки причинно-следственной связи. А без этой связи последовательность событий в произведении никогда не приведет к кульминации. А так как кульминация в произведении может быть только одна, то и констатирующая идея возможна только одна.

Из этого вытекает, что с побочными сюжетными линиями авторам надо быть очень осторожными. Строго говоря, они мешают развиваться основной сюжетной линии и могут привести к тому, что произведение станет рыхлым и развалится на отдельные, слабо связанные, куски. Опять процитирую Аристотеля: «Части событий должны быть соединены таким образом, чтобы при перестановке или пропуске какой-нибудь части изменялось и потрясалось целое. Ведь то, что своим присутствием или отсутствием ничего не объясняет, не составляет никакой части целого».

Исключением являются произведения, состоящие из нескольких самостоятельных сюжетных линий. Фрей приводит в пример роман Ирвина Шоу «Богач, бедняк». Роман структурирован, пишет Фрей, но сам по себе не имеет какой-то главной идеи. Зато она присутствует в каждой сюжетной линии.

Соглашусь, но в подробности вдаваться не буду – ведь с романом «Богач, бедняк» в России далеко не все знакомы, особенно молодежь. Творчество И. Шоу было у нас популярно в семидесятых-восьмидесятых годах, так что пример не самый распространенный. Лучше обратимся к «Мастеру и Маргарите», с ним как?

Для начала ответим на вопрос: является ли роман Булгакова драматическим произведением? Я полагаю, что «да», хотя и с оговоркой. Мне кажется, что, как и в случае с «Богачом», для «Мастера» нельзя сформулировать какую-то главную единую константу из-за особенностей сюжета. Но если в «Богаче» мы имеем дело с несколькими, последовательно изложенными, историями, в каждой из которой фигурирует свой главный герой, то в «Мастере» мы сталкиваемся с большим количеством сюжетных линий, причудливо переплетающихся между собой.

Строго говоря, в романе две сюжетные линии, проходящие через роман от начала до конца – это линии Воланда и Ивана Бездомного. Но Воланд – специфический (хотя и очень важный) персонаж, напоминающий по функциям древнегреческого «бога из машины»: он управляет сюжетом, вмешиваясь в жизнь других персонажей. При этом у него нет внятных мотиваций-целей, а потому и не может быть кризиса и кульминации, являющихся отличительными и обязательными признаками главного героя. Воланд скучает, развлекается и вершит суд (скорее по необходимости, чем по призванию). В общем – сильно уставший Мефистофель, которому все обрыдло. Что касается Бездомного, то он персонаж второго плана. Хотя и тоже весьма важный. Я бы назвал его «теневым» или «альтернативным» героем.

В то же время главные герои в романе все равно есть, и в определенный момент они занимают свое положенное место на авансцене. Это, разумеется, Мастер и Маргарита. И для них, каждого по отдельности, константу сформулировать можно. Также как и для «теневого» героя, пролетарского поэта Ивана.

Более того, константу можно сформулировать и для целого ряда других персонажей. И не только для такого значимого, как Понтий Пилат, но и, например, для Варенухи и Лиходеева. Помните, какие трансформации произошли с этими персонажами в результате пережитых ими кризисов?

Варенуха стал невероятно отзывчивым и вежливым, а Степа Лиходеев перестал пить портвейн и перешел исключительно на водку, настоянную на смородиновых почках. И женщин стал сторониться. Вот что делает с персонажами правильно сформулированная констатирующая идея! (Шутка, но с долей истины.)

Вроде бы, о константе – все. И все-таки, подобно известному древнеримскому сенатору, постоянно повторявшему «Карфаген должен быть разрушен», я еще раз задамся вопросом: для чего нужна констатирующая идея автору, собравшемуся сочинить драматическое произведение?

И в поисках ответа снова процитирую Фрея:

«Если писатель способен сформулировать идею произведения, она может служить критерием оценки для любой перипетии сюжета. Нужно лишь спросить себя: поможет ли это доказать идею произведения? Когда книга закончена, писатель задает себе вопрос: подтверждает ли развитие сюжета идею произведения?

Что происходит, если писатель не знает, какова идея его произведения? Его повествование превращается в беспорядочную череду событий, не объединенных развитием сюжета, и читатель быстро теряет интерес к такой книге».

(Конец цитаты)

Н. Воттс сравнивает идею с компасом, благодаря которому известно, в какую сторону надо идти. «Не имея компаса, – пишет Воттс в своем пособии, обращаясь к собирательному образу начинающего автора, – ты перепутаешь направления, и годами будешь ходить по кругу. Блуждающая фабула бесформенна, потому что лишенный чувства направления автор не может отличить, что подходит для его повести, а что нет. Осознание того, о чем мы НЕ пишем так же важно, как понимание того, о чем пишем. Работа, которая содержит в себе слишком много путеводительных нитей и недостаточную тезу (идею – прим. мое) напоминает гуляш, сделанный из слишком большого числа компонентов – он имеет вкус многих блюд и не имеет вкуса вообще».

Поясню – тезой Воттс называет идею, подразумевая, что идея (теза) всегда вступает в борьбу с контридеей (антитезой). Но о конфликте противоборствующих сил мы еще поговорим в других главах.

Наверное, нет нужды доказывать, что Эгри, Фрей, Воттс (список можно долго продолжать) пришли к своим выводам на основании серьезного анализа, а не просто высосали их из пальца. Скажем, Жерар Женнет, французский литературовед, крупнейший специалист по теории современной литературы, предлагает рассматривать всякое повествование как аналог языковой фразы, которой его всегда можно резюмировать (вся «Одиссея» – «Одиссей возвращается на Итаку»). Не правда ли, близко к формулировке константы, только носит общий характер? Добавьте в резюмирующую фразу «Одиссей возвращается на Итаку» упоминание о ключевом конфликте и получите констатирующую идею «Одиссеи». Она может звучать примерно так: «Преодолевая многочисленные преграды, Одиссей возвращается домой на Итаку».

Выходит, что еще легендарный слепой Гомер, творивший где-то этак примерно за восемьсот лет до нашей эры, уже догадывался о существовании констатирующей идеи? Право, над этим обстоятельством стоит, как минимум, задуматься. (Шутка с очень большой долей истины.)

Иллюстрация «Колобок»

Чтобы закрепить вышеизложенный материал и заодно перебросить мостик к следующим темам, попробуем в действии положения Эгри-Фрея на очень простом примере – русской народной сказке «Колобок» (фольклорную составляющую рассматривать не будем).

Для начала разберемся – является ли «Колобок» драматическим произведением? Безусловно, нет. Почему?

Ну хотя бы потому, что в драматическом произведении герой должен столкнуться с дилеммой, а в «Колобке» она отсутствует. Колобок просто лежит на окошке, а потом решает «чесануть» по долинам и по взгорьям. Что ему взбрело в голову – неизвестно. Сказка-то для детей дошкольного возраста, малышни, простенькая, как комбинация из трех кубиков, с такой же простенькой моралью – не будь хвастунишкой. И от дедушки с бабушкой нечего убегать, коли собственного умишка еще не нажил.

Но мы-то собираемся, опираясь на известную нам формулировку констатирующей идеи, создать настоящее драматическое произведение. Поэтому мы просто обязаны выдумать дилемму. И выдумаем. Ведь мы же – творческие люди.

Но, прежде чем продумывать дилемму, задумаемся сразу же о мотивации нашего героя. Ведь основная дилемма, мотивация, тема – вещи взаимосвязанные. С чего конкретно начинать – не так важно, важно, чтобы все эти элементы присутствовали в драматическом произведении. О последовательности поговорим позднее.

Колобок стремится обрести свободу, подобно Мартину Лютеру Кингу (не путать со Стивеном). Как вам такая мотивация? По мне – вполне себе ничего. Таким образом, темой нашего произведения становится стремление к свободе.

А теперь вплотную займемся сюжетом (ключевым конфликтом). Представим, что Колобок сталкивается со следующей дилеммой (сюжетным вопросом). Он родился и живет в деревне – относится к экспозиции. Дед и бабка его угнетают – относится к проблеме (не путать с дилеммой!), с которой все и начинается. Старики заставляют Колобка по утрам рано вставать, чистить зубы, застилать за собой постель и прочее. Короче, тиранят, как могут.

Колобку это не нравится. Ведь он взрослеет, ему хочется самостоятельности, хочется тискать по вечерам в кустиках молоденьких лепешек и булочек, а его заставляют сидеть дома и готовиться к ЕГЭ.

В результате возникает внешний конфликт, конфликт двух поколений: между стариками и Колобком. В теории это называется противоборствующие силы. Но это не основной конфликт, а начальный, поддерживающий динамику сюжета на первом этапе.

На внешний конфликт накладывается внутренний – основной для данного произведения. С одной стороны, Колобок любит дедку и бабку, ему тепло и сытно в их деревенском доме. С другой стороны, формируясь как личность, он уже не в силах терпеть стариковскую тиранию. Выражаясь высоким штилем, душа Колобка взыскует свободы.

Хотя толком, что это такое, Колобок не представляет. И даже побаивается сделать первый шаг. Ведь старики наверняка предупреждали его о том, что он еще не готов к самостоятельной жизни.

В этом и заключается дилемма. Колобка не устраивает ситуация, в которой он находится. Но выход из дилеммы всегда неоднозначен с точки зрения последствий. Запомните – дилемма, это всегда сложный, а не простой выбор (типа между лучшим и превосходным). В результате разрешения дилеммы можно что-то приобрести, но и всегда кое-что теряется. А в настоящем драматическом произведении герой рискует потерять все.

И однажды, после очередной ссоры со стариками, Колобок сбегает из дома. То есть дилемма разрешается через выбор – Колобок принимает решение. А перед выбором Колобка ставят старики.

К примеру, ситуация может выглядеть следующим образом. Колобок оканчивает среднюю школу, получает аттестат зрелости и уже навостряет лыжи в город, чтобы поступить там в институт мясомолочной промышленности. И вдруг – облом! Старики говорят: зачем тебе институт и город с его соблазнами? Поработаешь в агрохолдинге, выучишься на тракториста, отслужишь в армии. А перед армией, так и быть, женим тебя, оболтуса, на Пышке, чтобы было кому письма писать во время службы на дальнем пограничье. Пышка невеста завидная, дочь крутого фермера, нарожает тебе детишек… Не жизнь начнется, а малина.

Тут Колобок и понимает – или сейчас, или никогда; или он вырвется на свободу, или так и завязнет по гроб жизни с Пышкой на печи. И дает деру.

Это событие – разговор со стариками – после которого Колобок принимает вынужденное решение, принципиально меняющее его жизнь, в теории называется «сюжетным толчком» или «побуждающим происшествием». С него основные события и начинаются. А в целом вся описанная часть романа относится к завязке.

Цель Колобка – попасть в город и там вволю надышаться воздухом свободы. Но для этого ему нужно прежде выбраться из леса. На пути его поджидают препятствия в виде лесных разбойников Зайца, Волка и Медведя (кликухи у них такие). По ходу заметим, что все эти приключения относятся к сюжетным перипетиям. Колобку удается ускользнуть от злодеев, но кризис нарастает: каждый последующий противник страшнее предыдущего. А если кризис нарастает, это значит, что мы приближаемся к кульминации.

Замечу. Если мы хотим создать по-настоящему увлекательное драматическое произведение, мы должны постоянно помнить о дилемме. В теории это называется «насадить персонажа на вилы дилеммы». В нашем произведении Колобок, сбежав из дома, разрешил дилемму и, тем самым, «соскочил с вил». Так не годится. От Волка и Медведя персонаж сбежать может, но из ежовых рукавиц таких талантливых и умелых авторов, как мы, – ни за что.

Мы должны придумать новую дилемму, а попутно озаботиться внутренним конфликтом. Ведь наш герой еще не сложившийся человек, а юноша, обдумывающий житье. Ему рано превращаться в цельнометаллического, не знающего сомнения, рыцаря без страха и упрека – такому персонажу читатель попросту не поверит, сочтя его картонным. В нашей истории Колобок, сбежав из дома, начинает испытывать муки совести по отношению к старикам, которых он оставил коротать век в одиночестве. Колобок переживает, но тяга к свободе, самостоятельной жизни, столь велика, что он продолжает путь, несмотря на внутренние терзания. То есть, ситуация изменилась, внешнего конфликта со стариками уже нет, а внутренний конфликт в душе Колобка сохранился. И это – правильно!

Но это еще не все. Заставим Колобка переживать еще один внутренний конфликт. Пускай перед каждым новым препятствием (встречей с очередным бандитом), Колобок трусит. Сначала он пугается распальцованного Зайца, но преодолевает страх, благодаря стремлению к свободе. Затем на жизнь Колобка покушается бывалый рецидивист Волк, который куда страшнее приблатненного Зайца, но Колобок и здесь превозмогает страх. А уж при встрече с паханом Медведем наш юный герой и вовсе готов в штаны наложить. Стресс-то ого-го какой, не для маменькиных сынков.

Однако, мобилизовав все душевные и физические силы, Колобок снова выходит победителем (Давид, да и только). Более того. У Медведя шустрый Колобок еще и угоняет мотоцикл с коляской.

А теперь о дилемме. Обратите внимание: каждый раз Колобок не просто сталкивается с препятствием – он разрешает дилемму. В чем заключается дилемма?

У Колобка есть на выбор две возможности, но обе грозят серьезными неприятностями. Он может попытаться преодолеть препятствие – и погибнуть. А может испугаться и вернуться домой, гарантированно сохранив жизнь. Но в этом случае его подымут на смех все деревенские лепешки и булочки. Короче, его ждет позор.

Убежав из дома в поисках свободы, наш Колобок, словно Цезарь, перешел свой Рубикон – и обратной дороги нет. К финалу истории он уже Давид и Гарибальди в одном лице, готовый воскликнуть «Свобода или смерть!» Таким внуком даже Долорес Ибаррури могла бы гордиться.

За счет чего мы добились подобного эффекта? За счет того, что до предела подняли ставки в нашем сюжете. Колобок готов ради достижения цели пожертвовать жизнью – вот до какой степени он ценит свободу. Чем выше риск, тем выше ценность ориентира, выбранного героем в качестве цели, а, значит, и сильнее драматический накал истории, оголенней ее нерв – запомните это, начинающие авторы.