Андрей Козырев "Сад камней. Сборник стихотворений"

Весь мир. И я, – я тоже изменился.

Я разучился жить. Я сплю весь день
и выхожу из дома лишь под вечер,
в неверной, скользкой тьме,
иду угрюмо
по льду и снегу,
вдоль холодной жизни,
и скалятся угрюмо подворотни,
и ночь угрюмо дышит мне в лицо,
и окна смотрят тусклыми глазами,
и я боюсь взглянуть земле в глаза —
большие,
неприветливые,
злые.

Иду во тьме – лед подо мной и в небе.
Глазами, кожей, чуткими ноздрями
ощупываю предвесенний воздух —
ищу твое присутствие во всем.
Ищу тебя —
и нахожу весну,
растерянную, нежную, живую,
искавшую, нуждавшуюся в нас.
Наивно,
как бродячая собака,
она подходит в темноте ко мне —
к тебе она сейчас подходит тоже —
она испугана, но хочет доверять,
в нас носом тычется, но смотрит осторожно,
боится, и надеется, и ждет.
Она промерзла, как земля, насквозь,
она ждет нас и нашего тепла.
Я знаю, что без нас весны не будет.

Прости меня – я очень жду тебя.
Я чувствую, что ты – уже со мной
по дрожи пальцев, по биенью сердца,
по оторопи, охватившей тело,
по перелому чуткого стиха.
И я шепчу пронзительной весне,
что благодарен за простор и холод,
за нежность оробевшего пространства,
за ветер, не по-зимнему жестокий,
за то, что мне впервые в жизни страшно,
за что, что я боюсь – не за себя.
Я жду тебя. Я очень жду тебя.
Я ждал тебя всю жизнь. Я ждать умею.
Прости, но наше счастье ждет обоих.
Оно еще боится нашей встречи,
но ждет ее – сильней, чем я, чем ты.
Нас ждет весна – одна для нас двоих.
Я знаю, без тебя весны не будет.

Прости меня. Я очень жду тебя.

АПРЕЛЬ

Как полнозвучная монета,
Звенит апрель.
Все ярче солнце, все просторней
Зиянье дня.
Светлеет даль, чернеют ветви,
И льнет к лучу
Внутри прозрачного сосуда
Росток весны.

Внутри прозрачного сосуда —
Прозрачен мир.
Под звонким, под стеклянным небом
Курлычет лед.
Смеясь и плача, под ногами
Звенит стекло.
Прозрачность, хрупкость, звон и холод —
Везде, во всем.

Все в мире кажется стеклянным,
Лишь только тронь —
Заплачет, звякнет, разобьется
Строка и жизнь.
Стеной стеклянной между нами
Стоит запрет
На встречу, нежность, боль и ласку,
Стоит всерьез.

Так чист, и солнечен, и страшен
Великий пост.
Нисан, прозрачный и холодный,
Священно пуст.
Семь страшных дней под хрупким небом
Дает весна —
Для одиночеств и наитий,
Для тишины.

Но в звоне льда в сердцах и в небе —
Благая весть.
Весна во мне пускает корни —
И вглубь, и ввысь.
Разлука смыта половодьем,
Звенит простор,
И вновь парит в слепой лазури
Увядший лист.

Шагай один, смотри за стекла
И встречи жди.
Еще не вышел срок, быть может,
Но время сверь:
Звучит благая весть апреля
Сквозь синий звон —
Предпостижение свободы
И чистый свет.

КЛЕЙКИЕ ЛИСТЬЯ

Простите меня,
клейкие листья апреля,
коли был я в чем-то перед вами нечист.
До этой ясной весны дожил я еле-еле —
я, прошлогодний, желтый, свернувшийся лист.

Тысячи зеленых храмов трезвонят по мне,
тысячи храмов на каждой ветке зовут меня.
Я хочу затеряться в этом зеленом огне,
спрятаться в ласковой сердцевине дня.

Вы никогда не солжете мне, клейкие листья,
вы скажете, зачем я жил, всему подведете итог…
Вы перебираете ветер, словно струны,
руками артистов,
и по черным кистям взбегает ярко-зеленый бог.

Голубое небо увеличивает все, как лупа,
черная земля вдыхает весенний пар…
Боже, боже мой, как это все глупо —
жить небом, не завоеванным, доставшимся в дар!

Зеленые листья, скажите, что я сделал вам,
взвесьте меня на ваших весах —
строго и неподкупно,
впустите меня в ваш прозрачный зеленый храм,
чтобы подпольное небо мое не было так неприступно!

Я вижу крохотные сердечки в каждом листе,
Великую Середину, в которой все свято и чисто…
Простите меня, очистите, проторите мне путь в пустоте,
молитесь,
молитесь за меня,
клейкие листья.

«Под небом ослепительно бездонным…»

Под небом ослепительно бездонным
Тащил меня в неведомый мне край
В железных брызгах солнечного звона
Мучительный челябинский трамвай.

По праву пришлеца и ротозея
В тот день я, как в железную кровать,
Пристанища в Челябе не имея,
Залез в трамвай, чтоб полчаса поспать.

Слегка нетрезво, но завидно резво
Весна нашла иной маршрут и цель.
Трамвай, трясясь и прыгая по рельсам,
Железным телом ощущал апрель.

Дремля в скрежещущей трамвайной бездне
В начале ослепительного дня,
Я в пестром звоне, грохоте и блеске
К своим виденьям рифмы подгонял.

Мечтательно клюя пространство носом,
Невольно совершая реверанс,
Я задавался непростым вопросом:
Кто погрузил меня в священный транс.

Плыло пространство, солнце взгляд слепило,
И сквозь меня дышала горячо
Любовь, что движет солнце и светила,
Тебя, меня и что-то там еще.

Весна вгрызалась в кровь грешно и едко,
Фантазиями странными дразня…
Я до сих пор в трамвае этом еду
И жду, куда он привезет меня.