Сочинение на тему
Виталий Хлудов
Детский отдых в пионерском лагере – незабываемое на всю жизнь воспоминание. Прежде, он казался банальным и даже – скучным. Глядя на восторженные лица многих своих знакомых, когда приходилось делиться рассказами о том времени; я решил переосмыслить произошедшее и поделиться итогом своих умозаключений. Всё написанное основано на реальных событиях, пускай и в несколько вольной интерпретации.
Виталий Хлудов
Сочинение на тему
Глава 1. Поехали!
– Хлудов! Ты что: оглох там?! Расселся на чемоданчике и в ус не дует. Опять ты в моём отряде мне нервы будешь мотать! О, да тут и Курицын с Кистенёвым! Опять ко мне все эти полудурки нарисовались! Ну точно: в последний раз тут работаю. Потом – пускай с такими обормотами кто другой возится. – Сокрушалась сорокалетняя учительница, устроившаяся на подработку в пионерский лагерь воспитателем.
Обычная серая тётка с завивкой, в вязаной кофте, в старомодной юбкой-миди делала отметки в тетради о прибывших на сборы детях. То же самое отмечали и другие сотрудники детского лагеря «Бережок». Четыре отряда кое-как помещались на площадке возле мемориала павшим в годы Войны. Многие ребятишки пришли с родителями. С минуты на минуту ожидалось прибытие автобусов. Рейсовые городские ЛиАЗы, прозванные в народе «Скотовозы» с трудом справлялись со своей задачей. Несмотря на номинальную вместимость, места там едва хватало на всех. Это означало, что поездка ожидается без какого-либо комфорта.
Виталий Хлудов, то есть – я: был уже не новичок в лагерях. Однако, на этот раз ехал уже в качестве участника всесоюзной пионерской организации. Меня чуть больше месяца назад торжественно приняли в пионеры и мне позволялось по любому случаю одевать пионерский галстук. Раньше, в бытность октябрёнком, мне очень хотелось «пойти на повышение». Этому способствовала царящая тогда государственная идеология. К 1988-му году кое-что изменилось, но всё же красный галстук весьма гармонично смотрелся ещё на школьной форме. Носящий его, во всяком случае, мог уже свысока смотреть на младшеклассников, по старшинству занимая более привилегированные места.
Каждый год в летние каникулы меня отправляли в детский загородный лагерь на один месяц. Июнь или июль. Чтоб дома без дела не болтался и не набедокурил чего. А я мог. В конце весны мать купила на работе путёвку за десять рублей и велела мне собираться. На антресоли ждал своего дня подписанный старый чемодан коричневого цвета. В него укладывались личные вещи, одежда, бельё, резиновые сапоги вместе с прочим незаменимым детским инвентарём. Если оставалось чуть-чуть места, то можно ещё было уложить съестное. Как в моём случае на этот раз – пачка печенья. На сборы провожать меня не стали – «много чести», так что идти с тяжёлым чемоданом пришлось одному. Как полагается, я гордо одел пионерский галстук, заправив его под синюю олимпийку. Так, чтобы «подушечка» виднелась из-под молнии. Вылинявшие как половая тряпка дешёвые советские джинсы и кеды дополнили мой образ. Да, ещё пилотку солдатскую на голову одел. В те времена – это считалось у мальчишек модно. Головной убор мне в своё время сосед подарил, чему я оказался безмерно рад. Звезда на пилотке утратилась, но носили её мало: почти как новая. Защищала от солнечных лучей, клещей и вообще – брутальный аксессуар. Ещё, с собой мать дала металлический рубль с Лениным, «на всякий случай». Его я убрал в пакет с тетрадью, ручкой и колодой игральных карт.
Придя на точку сбора, я сразу же наткнулся на двух своих приятелей по прежним «ходкам»: Петькой Курицыным и Лёхой Кистенёвым. Увидев меня, они замахали руками, приглашая тем самым присоединиться к компании. Этих ребят я знал с детского сада. В школе наши дороги разошлись, мы лишь здоровались при встрече, но в лагере вновь встречались каждый раз и как полагается – держались вместе. Так и удобнее и веселее. Увидев их без галстуков, я сразу же спросил:
– А вас что: не приняли в пионеры? Без галстуков стоите.
Друзья посмотрели на меня, как на дурака.
– Да нет, почему, приняли. Только сейчас никто уже без надобности галстук не носит. Посмотри – ты тут один как идиот его напялил. – Улыбаясь от радостной встречи ответил Пьер (так мы его звали). В остальном – друзья оделись примерно так же.
– Витас, снимай его, пока никто не увидел. – Предложил Лёха. (Меня поначалу Витаутасом прозвали, но неудобопроизносимое имя – немного затем сократили).
Я быстро снял галстук и убрал его в карман. В продолжение минут десяти мы обменивались последними новостями, пока нас и не отвлекла малоприятная воспитательница Нина Егоровна со своими сокрушительными восклицаниями. Высокий худощавый Пьер, вместе с похожим на бочонок – коренастым Лёхой недовольно взглянули на знакомую женщину с химической завивкой. Разговорчивый Пьер сразу отметил:
– Опять у нас эта дура будет.
– А начальник лагеря конечно – Марина Сергеевна Гелашвили, как всегда. Мегера. А где она сама-то? – Прогнусавил вечно сутулящийся Лёха.
– Приедет потом. – Сказал я, – она в скотовоз не полезет. Её потом муж на машине привезёт. И сынка её тут нет – видите? Без Гоги не одна очередь не обходится. Потом они все вместе заявятся, как пить дать.
Друзья в ответ закивали головами. Они также как я пришли без родителей. Моя мать работала в тот день, у Пьера родительница подрабатывала в нашем лагере посудомойкой и на тот момент ждала сына в «Бережке». Где были родители Лёхи никто не знал, да и знать не хотел. Он всегда жил у бабушки, которая редко сопровождала его по причине старческой немощи. Наконец, послышался бутылочный звук приближающейся колонны из нескольких автобусов. Когда транспорт прибыл, мы втроём нехотя втиснулись в самую заднюю часть и молча уставились в окно, держась за перила. Всё, поехали в лагерь!
Колонну автобусов с детьми сопровождала легковушка с нарядом ГАИ. Через полчаса неторопливой езды гаишники развернулись восвояси, а мы повернули на просёлочную дорогу, где нас ждал гостеприимный детский лагерь. Путь оказался узковат для больших скотовозов. По стёклам то и дело царапали ветки деревьев, словно приветствуя городских жителей в тёмном прохладном лесу. Неожиданно процессия встала возле закрытых ворот учреждения. Кто-то из взрослых вышел наружу – узнать в чём дело. Это оказался молодой физрук, лет тридцати. Минут через пять послышался его голос:
– Выходите здесь, ворота некому открыть. Ладно, хоть калитка без замка. Проходите все через неё.
Двери открылись. Ребята с чемоданами выстроились в очередь на вход в лагерь, явно не рассчитанный на такое количество входящих. Тут же прошёл слух, что кочегар, ответственный за открытие ворот накануне напился и крепко спал в своей каморке. Гена-Боевик тот ещё тип! Парни повзрослее в пошлом году несколько раз дразнили его подвыпившего, а тот затем – бегал по всему лагерю за ними с топором. Вот веселье-то было! Потому и прозвали его так. Дойдя до калитки, Пьер указал пальцем на железную вывеску сверху, воскликнув с улыбкой:
– Ты смотри-ка, а!..
Сверху было написано: «Пионерский лагерь «Бережок», свежей красной краской на белом фоне. Если внимательно присмотреться, то – через белый цвет просматривалась чья-то чёрная мазня, старательно замалёванная белым: сверху от надписи «пионерский» какой-то шутник написал буквы: «конц». Да так, что закрасить его всё же не удалось.
– Ну всё, сейчас опять начнётся: «За зону не ходить!..» Ага, конечно, сию минуту…
Наша процессия разделилась. Насельники третьего отряда направились к самому дальнему дощатому павильону, в котором нам троим предстояло незабываемо провести ближайший месяц.
Глава 2. Окрестности.
Пионерский лагерь «Бережок» располагался в очень живописном месте. Местная речка делала несколько причудливых изгибов создавая неповторимый по колориту ландшафт. Берег со стороны лагеря был пологий. В эти места нередко приезжали отдыхающие из города на личных автомобилях. Там можно было с комфортом как загорать на ярком летнем солнышке, так и купаться в реке. Для любителей рыбалки в тех местах тоже – раздолье. Ловили и щук, и карасей, и лещей. Говорят, что и сомы попадались. Все фабрики шли гораздо ниже по течению, так что – вода текла первозданно чистой. С другой стороны лагеря шёл лес. Не то, чтобы – тайга, но чаща вполне себе приличная. При плохой ориентации на местности можно и заблудиться. С северной стороны, за густой лиственной рощей находилась деревенька Кущёвка. Совсем маленькая, дворов двадцать. Местных жителей почти в ней не осталось, дома занимали дачники. Рядом с Кущёвкой когда-то было озеро, но к моей бытности в тех местах – озеро не то пересохло, не то ушло под землю. И вместо него находился глубокий песчаный карьер. Временами туда приезжала строительная техника за добротным песком. По краям бывшего озерца росла трава «Мать-и-мачеха». Один-два раза за очередь нас посылали её собирать для городских аптек. На её основе готовились некие лекарства. Для самой трудоёмкой работы привлекался бесплатный детский труд. Мы не противились. К тому же – поблизости от Кущёвки некогда располагались сады и огороды, заброшенные уже к нашему времени. Там мы свободно лакомились различными сортовыми ягодами. При желании находили топинамбур, ревень и большое количество дикого щавеля. В общем, развлекались как могли.
По центру лагеря проходила асфальтированная дорога, по краям которой стояли стенды с пионерами-героями: под их портретами шли описания подвигов, которые мы знали чуть ли не наизусть. Справа и слева от дороги, метрах в двадцати, располагались одноэтажные кирпичные павильоны первого и второго отрядов, красного цвета. Там жили ребята постарше. Совсем маленькие – ютились в дощатом павильоне четвёртого отряда. Его зеленоватый окрас как бы намекал: там – детский сад. Рядом с дорогой, с правой стороны. В самом конце – аллея разделялась на две части: по левую сторону она вела к высокому бревенчатому дому начальника лагеря, при котором был медпункт; а путь направо – упирался в синий дощатый барак, куда отправляли детей среднего возраста. Вот именно в нём я всё время и находился. Домишка синего цвета разделялся на две части – для девочек и мальчиков. Прямо по середине шло крыльцо входа в женскую половину, а чтоб попасть к нам – нужно было заходить с правого торца. Спальни разделялись общей дверью в разделительной стенке. Возле павильона стояли две большие лавочки, на которые мы и разместились всем отрядом со своими пожитками. Кому, конечно – места хватило. Наше жилище так же – оказалось на замке из-за вечно пьющего кочегара и по совместительству сторожа, слесаря, плотника и прочих достойных профессий, великого мастера Гены-Боевика. Воспитательница Нина Егоровна куда-то отошла и к нам подсела молодая темноволосая пионервожатая по имени Рада. Симпатичная.
– Привет, ребят! Я ваша вожатая буду. Меня зовут Рада. Нам сейчас нужно выбрать среди вас командира отряда и барабанщика для дружины лагеря. Ну, кто может на барабане выстукивать – признавайтесь? Смелее!
Из толпы поднялся низенький полноватый паренёк со скучным лицом.
– Ну я могу на барабане играть.
– Отлично! Тебя как зовут?
– Ну Миша я. А по фамилии – Коровин. А что мне за это будет?
– Путёвку в Артек, пожизненную и именной барабан с личной подписью от самого Горбачёва. Устроит? – Рада задорно ухмыльнулась, вызвав оживление среди ребят. Её шутка зашла. – Хорошо, а насчёт командира как?
Командиром почему-то быть никто не желал. Сидело нас человек тридцать, и все молчали как рыбы. Вожатая с трагическим видом осматривала группу, не понимая – что ей делать дальше. Тут к нашему павильону подошла высокая худая девочка с белёсыми волосами, собранными сзади, очень хорошо одетая: в потёртые голубые джинсы, синие кроссовки с тремя полосами сбоку и розовой ветровкой, явно – иностранного производства. В руках она сжимала красивый чемоданчик, тоже – явно не наш. На вид она смотрелась чуть старше нас. На год, может – два. Посмотрев робко на вожатую, девица произнесла:
– Здравствуйте, мне в других отрядах места не хватило. Сказали – чтобы шла к вам. У вас, говорят – есть.
– Командиром отряда будешь? – Сходу парировала Рада.
– Командиром чего?.. Это как есть?
– Ты что? Не местная? Тебя как зовут?
– Милда. Я из Тракая, это в Литве. Меня на каникулы сюда родители отправили. К родителям мамы. Она родом отсюда. А бабушка путёвку купила. Она тут на заводе уборщицей подрабатывает.
– Это за что тебе такое наказание? – Спросил кто-то из ребят.
– Да мы с папой… – Засмущалась девушка. – Мы на это Рождество посетили в костёл в Вильнюсе. Там ксендз очень уважаемый. Он сказал, что я в Чистилище могу застрять надолго, никаких совсем заслуг нет. Нашей семье надо либо много пожертвований на костёл делать, либо – пройти суровые земные мытарства. «Пионерский лагерь где-нибудь в средней полосе России или Сибири – подойдёт» – сказал он.
Мы хором засмеялись, чем вогнали стеснительную Милду в краску.
– Ну, насчёт мытарств – ты тут по адресу. Милости просим. Ну так что: будешь командиром? Будешь стоять впереди отряда на линейке и докладывать начальнику о построении. В мероприятиях активнее придётся участвовать. Как раз – про твои мытарства. То, что надо! – Рада расплылась в гостеприимной улыбке. – Да ладно, не стесняйся, я тоже – не местная. Из Крыжополя. Городок есть такой на Украине. У меня бабушка – цыганка была, а дед – молдаванин. Мама – украинка. Я в Виннице, в институт поступить не смогла. Там мне и посоветовали – подать документы в здешний «пед». Тут всех берут, без большого труда. Вот, я так и сделала. Поступила с первого раза! В следующем году – диплом. Сейчас у меня здесь – что-то вроде практики. Заодно – денег немного заработаю. А «костёл» – это церковь такая у вас? Я тоже как-то в церкви была, на Украине ещё. Ну как – командиром будешь?
– Хорошо, только вы если что – подскажите, что я должна буду делать. Я не совсем хорошо понимаю местных людей.
Девушка говорила совсем без акцента. Мы с любопытством разглядывали её, как иностранку. По виду, такое внимание ей не очень нравилось, и она старалась не смотреть в нашу сторону. Тут я разглядел на её шее тонкую золотую цепочку с маленьким крестиком, а в ушах сверкали серёжки в виде звёздочек. Тоже – золотые. Модная какая! Кое-кто из наших тоже – носили крестики. Только наши – выглядели простыми, из алюминия. Антирелигиозной пропаганды давно уже не было. Никто за религиозные атрибуты замечаний не делал. Допускалось ношение крестика вместе с красным галстуком. Так даже как-то интереснее выглядело. По-современному. Я ходил без креста, как некрещённый, и немного таким ребятам завидовал. Церковь у меня всегда ассоциировалась с чем-то таинственным и крайне интересным, как в сказках.
Пока мы общались с будущим командиром совершилось прибытие большого начальства. Видимо, всё-таки Гена-Боевик проснулся, так как через открытые ворота на территорию лагеря торжественно въехала «двадцать четвёртая «Волга» с Мариной Сергеевной Гелашвили. За рулём сидел её супруг. Когда авто остановилось, водитель вышел наружу и любезно открыл дверь слева. Надо сказать – муж начальницы носил большие усы и выглядел как герой многочисленных анекдотов о грузинах. Марина Сергеевна вышла с такой важностью, будто её супруг был не меньше, чем генерал. Вслед за ней, с заднего сиденья, появился и Гоги, их сын. На год младше меня, но тоже – весьма важный субъект. Отец извлёк из багажника несколько сумок и чемоданов, которые тут же, с ловкостью подхватил неизвестно откуда появившийся физрук. Гоги взял в руки лишь две сумки – те, что выглядели полегче и направился к своему месту пребывания. Мы сразу поняли: жить Гоги будет в отдельной комнате, деля её с физруком, в павильоне первого отряда. Заодно – физрук присмотрит, чтобы Гоги никто не обижал из старших ребят, когда тот начнёт вызывающе озорничать по своему обыкновению.
Серая «Волга» лихо развернулась и на большой скорости покинула лагерь. Марина Сергеевна, держа гордую осанку и дамскую сумку под мышкой, поплыла в сторону своей резиденции. Ей навстречу кинулась наша воспитательница. Нина Егоровна махала руками, пытаясь объяснить своей начальнице нечто важное. Минут через пять она пришла к нашему отряду с ключами от павильона.
– Та-ак, сколько вас теперь набирается всего? – Подняв голову как гусыня, воспиталка сделала вид – что считает нас. – Тридцать голов. Всё, впритык. Слушайте сюда, дети и запоминайте, повторять не стану: сейчас вы займёте свои койки и оставите только самые необходимые вещи. Все крупные шмотки, включая куртки резиновые сапоги вместе с саквояжами уносим на склад. Еду в тумбочках оставлять тоже – по минимуму. Скоропортящееся – нельзя. Увижу – выброшу в сортир без предупреждения. Ничего, лишний раз голодные походите, зато – в больницу с отравлением везти не надо будет. Особенно это касается вечно голодных Хлудова и его друзей. Лично, через день ваши тумбочки смотреть буду. Сегодня на вечерней линейке состоится торжественное построение в честь открытия смены. Всем быть в парадной одежде и в галстуках. Командира с барабанщиком нашли? Хорошо, после обеда не спим в тихий час: будем с вас сведения о родителях собирать. Рада – отпирай боковую дверь и проследи, чтобы вещей поменьше оставили, а я пойду на совещание к начальнику.
Свежий еловый аромат сменился сыростным запашком дощатого павильона, пустовавшего с конца прошлого лета. Койки стояли уже заправленными, что не могло не радовать. На правах старших, наша троица заняла самые лучшие места – ближе к центру, рядом с перегородкой женской половины. Я расположился рядом с дверью, в углу возле окна. Ночью, когда мальчишкам случится выходить по нужде наружу – мимо меня никто сновать не станет. В нашем отряде я заметил нескольких новичков, совсем маленьких, которым ещё придётся объяснять правила детского общежития. Самое главное – держаться какой-нибудь группы, не быть одиночкой и не создавать другим проблем. Если найдём взаимопонимание – то проживём уж как-нибудь этот месяц.
До обеда худо-бедно дожили. Звук горна оповестил насельников третьего и четвёртого отрядов о необходимости организованного шествия в столовую. Сразу бросилось в глаза: вместо специального сигнала протрубили что-то вроде «Спартак-чемпион» и мне сразу стало ясно – хорошего горниста в этот раз нет, утром придётся просыпаться самостоятельно. Ребята быстро выстроились в колонну по два и с довольными лицами зашагали утолять голод. Впереди – шла Милда, как настоящий командир. Её рост отлично вписывался в картину происходящего. Наш путь проходил по второстепенной тропинке на юг. Слева мы прошли мимо маленького домика кружка «умелые руки», а затем – мимо каменного павильона первого отряда. Справа – осталась спортивная площадка, а затем – дорога повернула налево под углом девяносто градусов. Милда подняла правую руку вверх и объявила:
– Ребят, а давайте-ка с речёвкой!
Ни секунды не мешкая первая пара девочек, идущая за командиром, во всю глотку заорала:
– Кто идёт?
– Мы идём! – Подхватил я, вместе с Пьером и Лёхой.
– Куда идём?
– В столовую!
– За чем идёте вы туда?
– Кашу есть перловую!
– Каши нет!
– Не беда, есть другая там еда!
А теперь весь отряд заорал что есть мочи:
– Если повар не накормит – то и повара съедим, поварятами закусим,
А девчонкам в лоб дадим! – Кричали мальчишки.
Девочки закричали соответственно – противоположное, да так что – все голоса слились воедино. Милда удивлённо оглянулась и засмеявшись – покачала головой. Эту речёвку она слышала впервые в жизни.
Столовая располагалась на некотором удалении, метрах в двухсот от жилых корпусов. Рядом с ней стоял домик для персонала пищеблока, где и проживала мать Пьера. Тут же сверкал стоячей водой с пиявками пожарный пруд. Любители рыбалки в нём ловили маленьких карасиков – «на живца». В пищу их употреблять не представлялось возможным, а вот щуки клевали потом – отменные. На речке, конечно, в рыбных местах. Во всяком случае – так рассказывали.
Помещение для трапезы наполнял до боли знакомый всем детям запах советского общепита. Этот неповторимый аромат не совсем свежей капусты вероятно специально запускали для того, чтобы детишки не просили много добавки, напрочь испортивши себе аппетит. Расчёт работал не всегда. Желание плотно поесть в советской детворе ничем нельзя было вытравить!
– Н-да, щи да каша – пища наша… – Проговорил полноватый и сутулый Лёха Кистенёв, поддевая алюминиевой ложкой большой капустный лист из своей тарелки. – Там ещё есть две картошины и всё…
– У меня тоже: щи – хоть хрен полощи! – Согласился я, поглядывая как старательно уплетает первое блюдо совсем маленький светловолосый мальчишка, сидящий рядом с Лёхой.
– Какая гадость – ваша заливная рыба! – Ехидничал мой сосед справа – Пьер. Он уже пережевал весь картофель из щей, оставив пустой бульон в сторону.
На второе подали макароны с холодным куском минтая. Это ещё ничего, даже – вкусно. На третье – в стаканах плескался компот. Ладно хоть не та жидкость коричневого цвета, которую громко именуют «какао». И на том – спасибо.
– Слышь, Пьер, если ты рыбу есть не хочешь – отдай её мне, я съем. – Предложил я.
– Ага, хрен вот тебе с маком. Смотри-ка ты себе в тарелку, покуда твой кусок не схомячили, пока ты будкой своей по сторонам щёлкаешь!
Из зала донёсся задорный женский голосок, принадлежавший воспитательнице четвёртого отряда:
– Дети, что надо сказать перед едой?!
– Приятного аппетита! – Хором ответили дети.
Наша троица не обращала внимания на весь этот балаган.
– Эй, а добавка есть? – Поинтересовался я у проходящей мимо очень полной женщины в поварском халате.
– Только бульон от супа остался. – Грубо ответила она.
– Не-е, не надо. Не хочу штаны гноить, они мне ещё пригодятся.
– Малой, тебя как зовут? – Спросил Лёха у своего соседа.
