Судья показал окончание боя.
– Кузя, не переживай, – пытался успокоить друга Фёдор.
– Я из-за этого идиота пять рублей проиграл!
– Не расстраивайся. Зато я выиграл.
– Серьезно? Ты на красного ставил?
– На красного. Десятку. Пойдем отметим? Угощаю.
– Вот за что я люблю тебя, здоровяк, за то, что ты тонко чувствующая натура. Глубоко понимающая и знающая, как поддержать друга в минуту горя.
***
– Держи его! Я почти закончил!
– Блин! Плюется, погань резиновая!
– Сейчас, почти!
– Федя, отойди-ка, – Гюнтер повернул к себе голову дворника-кальмара и легонько хлопнул ладонью по небольшому мягкому мешку. Кальмар взвизгнул и обвис.
– Готово! – торжественно заявил Фёдор.
Небольшой воздушный шар стал подниматься над вечерней улицей. Дворник-кальмар испуганно размахивал щупальцами, топорщил разные глаза с круглыми зрачками и верещал на непонятном языке. Гюнтер вытер платком заплеванное черным лицо.
– Мне дядя показывал. У них сбоку мешок, если по нему хлопнуть, их ошарашивает.
– Оч-чень полезная информация, – усмехнулся Фёдор. – Дай, я тебя обниму.
После чего попытался хлопнуть ладонью по уху Гюнтера, но тот ловко увернулся. Тут ниже по улице раздался женский визг, кальмар задергался, безуспешно пытаясь дотянутся до веревок, что привязывали его к летательному аппарату. Раздался свисток городового, Сорока закинул оставшуюся от дворника метлу через забор и, хохоча, побежал с Гюнтером в переулок.
***
– Мадемаузельки, – слегка заплетающимся языком произнес Гюнтер, – не желаете провести прекрасный вечер, в приятной компании?
Девушки возмущенно заверещали и увернулись от дружеских объятий курсанта. Тут же рядом возник какой-то хлыщ в элегантном костюме.
– Ты, что, скотина, себе позволяешь! – воскликнул он и толкнул Гюнтера. Парень неуклюже отпрянул и сел на мостовую.
– Господин, вы поосторожнее руками махайте, – подошел ближе Сорока. – А то, не приведи Хранитель, одежду себе испачкаете. Вон цилиндр какой у вас красивый. Жалко будет.
Девушки уже убежали дальше по улице, а хлыщ презрительно скривил губы и сжал кулаки в черных кожаных перчатках. Фёдор широко улыбнулся и приглашающе развел руки, как будто желая обнять мужчину.
– Вижу вы решительно настроены.
– Чего-то мне его рожа не нравится, – заявил Гюнтер, безуспешно пытаясь встать с мостовой.
Хлыщ поднял кулаки и шагнул вперед.
***
– Серёга! Серёга, открывай! – громко шипел Гюнтер и шкрёбся в закрытое окно.
– Кузя! Тихо ты! Комендант услышит! – заплетающимся языком попробовал угомонить друга Сорока.
– Спокойно, здоровяк. Щас мы его! – заявил Гюнтер и усилил напор на стекло.
Щелкнула задвижка, и с негромким скрипом створки распахнулись.
– Федя! Помоги! Да осторожнее там, не мамзельку валяешь. Ха! Чуть не упал!
– Господь Хранитель, как вы меня измучили, – устало заявил курсант в окно, к которому с настойчивостью ленивца заползал Гюнтер.
– Не дрейфь! С нас пиво! – заявил Кузнецов и наконец перевалился через подоконник. Потом он немного полежал и заявил: – Федьке помоги.
– Ага, пиво, – с кряхтением курсант помогал перелезть Сороке. – Уже ящика три должны. И бурбон кто-то обещал. И с симпатичной кузиной познакомить.
– Это не я, – пьяно шатая головой заявил Гюнтер. – У меня кузина стра-а-ашная. На прапорщика Зиберта похожа. Только без усов.
– Всё, выметайтесь, только тихо. Всё общежитие на уши поднимите.
– Уходим, уходим, Серёга. Хороший ты человек. Дай я тебя поцелую.
– Иди уже.
***
От мерного голоса учителя клонило в сон. Фёдор, как мог, боролся с этой напастью. Он протирал глаза, щипал себя за руку, но это совершенно не помогало.
– …Джонотан фон Браун, известный кронлайтский учёный, который разработал потоковую алгоритмизацию церебральных механизмов…
Фёдор приложил неимоверные усилия, чтоб не зевнуть. Почувствовав судорожные движения друга, Гюнтер стукнул его локтем.
– …оказало существенный вклад в развитие автоматонов, механоидов и развитие всей…
Глаза слипались. Неожиданно дверь аудитории громко хлопнула.
– Господин учитель, – в дверном проёме показалась голова дневального, – Сороку и Кузнецова к директору!
Сон как рукой сняло.
– Интересно, а зачем нас сюда вызвали, – шептал Гюнтер в приемной директора училища. – Мы вроде вчера всё аккуратно. Никто не заловил. И зачем этих котяток позвали?
Курсант кинул взгляд на несколько первогодок, стоящих рядом.
– Скоро узнаем, – философски заметил Сорока, разглядывая портрет Его Императорского Величества, который висел на стене. Немного гудело в голове и жутко чесался вчерашний фингал, Фёдор сдерживал себя, чтобы не трогать его каждую минуту.
– А здорово мы вчера… – усмехнулся Гюнтер.
– Господа курсанты, проходите, – неожиданно сказал секретарь и открыл тяжелую дверь.
В просторном и светлом кабинете начальника училища кроме хозяина находилось еще двое. Гражданский и капитан в форме авиаторов. Курсанты вытянулись по стойке смирно. Каперанг Улицкий повернулся к вошедшим.
– Позвольте представить вам нашего гостя, – начал говорить он. – Граф Пфуль. Вы должны честно ответить на все его вопросы.
– Здравствуйте, – высокомерно начал говорить большой и толстый гражданский с красным лицом и выдающимися бакенбардами. – Меня сюда привел крайне неприятный повод. Я представляю комиссию по вопросам дворянской чести при коллегии Его Императорского Величества.
Мужчина сделал паузу, для того чтобы присутствующие осознали свою бессмысленность.
– До нас дошли слухи, что в данном учебном заведении происходят инциденты.
Так как команды смирно никто не отменял, курсанты тянулись, пучили глаза и молчали.
– Инциденты самого неприятного свойства, – продолжил краснолицый господин. – Я бы сказал, категорически неприемлемого. Мы узнали, что некоторые курсанты более низкого положения, а то и подлого сословия, позволяют недопустимое по отношению к лицам намного более высокого статуса!
– Господин граф, не могли бы вы конкретно озвучить то, в чем вы обвиняете наших учащихся?
Краснолицый сверкнул глазами и скривил губы, немного помолчал, но потом продолжил:
– Нам стало известно, что кто-то из кадетов…
– Курсантов, – поправил его Улицкий.
– Да, курсантов. Как бы это выразиться… Ездит в сортир на “князьях”. Господа, это категорически неприемлемо! Я требую немедленно разобраться и сурово наказать всех провинившихся! Всех!
Курсанты молчали смотрели прямо перед собой. Ни у старшекурсников, ни у “без вины виноватых” не дрогнул ни один мускул.
– Это ужасно, – неожиданно возмутился Улицкий. – Я не верю, что в нашем учебном заведении может происходить такое непотребство! Курсант Рокотанский!
– Я! – рявкнул первогодок.
– Вам известно что-нибудь о подобном?
– Никак нет! – честно глядя перед собой, ответил тот.
– Вы уверены, курсант?
– Так точно, господин капитан первого ранга!
– Хорошо. Курсант фон Тибальд. А вы видели что-нибудь подобное?
– Никак нет, господин капитан первого ранга!
– Курсант Циммер.
– Никак нет.
– Курсант Кузнецов.
– Никогда, господин капитан первого ранга!
– Курсант Сорока.
– Впервые слышу о таком, господин капитан первого ранга!
Улицкий помолчал, разглядывая вытянувшихся курсантов.
– Как я и думал. Как видите, господин граф, в нашем Императорском Военно-морском Училище никогда не может быть ничего подобного.
– Но господин капитан!.. – возмутился краснолицый.
– Извините, господин граф. Вы слышали ответы наших курсантов. Не доверять слову будущих офицеров я не могу. Я абсолютно уверен в правдивости и чести этих господ. Посему прошу меня простить, у меня крайне много дел. Господа, у вас остались еще вопросы к курсантам?
– Никак нет, – усмехнулся офицер-авиатор и направился из кабинета, улыбаясь в усы.
Краснолицый помолчал, стал совсем пунцовым, но тоже пошел наружу. Выходя из кабинета, он хлопнул дверью.
Когда все затихло, в кабинете остались только Улицкий и курсанты. Начальник училища скептически поглядел на курсантов.
– Балбесы, – негромко сказал он и расстроенно покачал головой. – Вольно. Свободны. Сорока останься.
– Присаживайся, – сказал Улицкий, когда они остались вдвоем. Потом он снял перчатки и бросил на основательную дубовую столешницу.
Тон его голоса не предвещал ничего хорошего. Фёдор осторожно сел на предложенный стул. Фингал снова зачесался.
– Ознакомься, – начальник пододвинул к краю стола лист бумаги, а сам откинулся на спинку кресла. Достал из стола трубку, развязал кисет с табаком. Спустя несколько секунд по кабинету распространился душистый запах вишневого табака.
Заключение дисциплинарной комиссии… курсант Фёдор Сорока… за систематические нарушения дисциплины и неудовлетворительные показатели в учёбе… к отчислению…
Шестеро преподавателей – за, трое – против, воздержавшихся – нет.
– Что? Как? – Фёдор не верил своим глазам. – В смысле к отчислению?
– Что тебе не понятно, курсант?
