Надежда Бакина "Голуэйский лев"

Он купил билет в кассе и прошел в зал.

В первой витрине лежала какая-то старая потемневшая монета.

– Что это?– удивился Голуэйский лев.

– О, это монета времен Юлия Цезаря, она сохранилась с тех дней, когда римляне завоевали Британию,– объяснила ему экскурсовод.

– И что, люди платят деньги, чтобы посмотреть на эту монету?

– Конечно. Вы же заплатили,– улыбнулась экскурсовод.

– Неужели, это ценная монета? Думаю, мне за нее не продали и малюсенькой баночки морошкового варенья,– Голуэйский лев еще раз с сомнением посмотрел на монету, и перешел ко второй витрине.

Следующим экспонатом была тарелка. Фарфоровая тарелка. Она могла бы быть даже красивой, решил Голуэйский лев, если бы не отколотый край.

– Это тоже музейный экспонат?– поинтересовался он.

– О да, из этой тарелки ел Карл Второй!– глаза экскурсовода блестели от удовольствия, а Голуэйский лев про себя подумал, что из такой тарелки не стали есть кильку соседские коты. Он любил порядок и не держал в доме колотой посуды.

В третей витрине лежал столовый нож. Возможно, он был серебряный, но на Голуэйского льва и он не произвел должного впечатления.

– Этим ножом тоже кто-то пользовался?– спросил он.– Впрочем, конечно же пользовался, вон, как он затупился.

Он посмотрел на нож, слегка зажмурился, размышляя, а потом улыбнулся, развернулся и решительно зашагал домой.

Вечером к нему в гости пришли дети.  У стены они увидели стол, на котором что-то лежало.

– Что это такое, Голуэйский лев?– спросили они хором.

– Это? Это мой музей,– с гордостью ответил им лев.

Дети окружили Голуэйского льва, а он принялся им объяснять.

– Смотрите: это лучшая пятипенсовая монета, какую я у себя нашел, новенькая и блестящая. С этой монетой вы не попадете впросак – любой лавочник примет ее у вас, если вы захотите купить хлеба или, скажем, морошкового варенья. А это – тарелка. Я взял ее из серванта. Это самая лучшая тарелка – на нее помещается не меньше трех тостов с вареньем, я проверял. А дальше вы видите нож. Этим ножом я обычно намазываю варенье на хлеб.

– Но что же это за музей?– спросили дети у Голуэйского льва.

– Что за музей?– задумался лев.– Скажем, музей лучшего в мире тоста с морошковым вареньем. Кстати, как раз вскипел чайник. Не пора ли нам пить чай с тостами?

И дети радостно согласились.

– Понравился вам мой музей?

– Это просто замечательный музей!– ответили дети, намазывая на тост морошковое варенье музейным экспонатом.

– И заметьте – совершенно бесплатный,– улыбнулся Голуэйский лев.

Ему никто не ответил – все дружно жевали тосты и запивали их свежим чаем.

Голуэйский лев и морошковое варенье.

Голуэйский лев очень любил варенье. Морошковое.

– Оно такое оранжевое,– говорил он.– Оранжевое, как солнце. Как апельсин. Как я,– добавлял он скромно.

Каждую осень он варил варенье из морошки. Много-много банок. У него даже была специальная кладовка для варенья, в которой стояло множество банок, слегка светящихся теплым оранжевым цветом, когда он открывал дверь и включал свет, чтобы посмотреть на них.

Но, увы, каждый год в марте его запасы подходили к концу. Как он ни старался сварить варенья побольше, сэкономить, есть его поменьше, ничто не помогало – в конце марта он доставал из кладовки последнюю заветную баночку. И тогда в его доме как будто гасло солнце. На улице начинали появляться первые цветы, весеннее солнышко пригревало и гладило его своими лучиками, когда он выходил на прогулку, но Голуэйский лев был мрачен.

– Как приятно,– говорил он,– начинать свой день с чашки оранжевого, муррр, чая с куском хлеба, на который намазано оранжевое варрренье.

И он снова мрачнел, вспоминая, что как раз варенья-то больше и нет.

Как-то он вышел на улицу, чтобы прогуляться после завтрака. Завтрак не был таким оранжевым, как он любил, поэтому он шел грустный и задумчивый. А так как он при этом подсчитывал, сколько морошки ему надо будет купить осенью, чтобы сварить, наконец, должное количество варенья: «Пять. Нет, шесть тонн. Четырех мне не хватит, я уже проверил»,– вздохнув констатировал лев,– то он не видел ничего вокруг. И потому не обратил внимания на старушку, что шла ему навстречу, неся две большие сумки. Голуэйский лев врезался в нее, старушка выронила сумки и села на землю.

– Ой,– только и смогла сказать она.

Вообще-то, Голуэйский лев был очень вежливым и воспитанным львом, но сегодня его мысли витали далеко, он был расстроен, а потому, единственное, что он смог сказать, увидев, что случилось, было: