– За что же вы извиняетесь, госпожа? Ведь это я так напугал вас своим диким и непредсказуемым появлением, и это мне нужно снова и смиренно просить у вас скорейшего и полного прощения.
Все еще бледная, девушка, слабо улыбнувшись, кивнула.
– После того, что вы сделали, я просто не могу держать на вас зла. Как не могу и поверить в то, что происходящее со мной теперь происходит на самом деле.
– Я понимаю. Вам нужно немного успокоиться. Вы все еще не в себе.
– Вы правы.
Катрина взялась за письмо и снова стала читать, как бы все еще не веря и с нежностью разглядывая и сломанную печать, и самую бумагу, и почерк, которым было написано это бесконечно дорогое для нее теперь маленькое послание, заставившее ее вновь ликовать. Оказалось, что Аэрису было известно почти все об их встрече с Антоном, об их тайной и робкой любви и о том мучительном расставании, что длилось вот уже несколько месяцев, из-за чего Катрина также не находила себе места, опасаясь и за судьбу возлюбленного, который ни за что бы не покинул ее, не сказав ни единого слова, – и вот теперь все так волшебно и счастливо разрешилось за несколько блаженных мгновений. Не в силах удержаться, девушка стала расспрашивать своего гостя об Антоне и о его жизни, об их дружбе и обо всех хардвикских новостях, и тот с радостью удовлетворял ее страстное и жадное любопытство, глядя на Катрину с каким-то странным изучающим восхищением и будто бы тоже не веря в то, что теперь перед собою видит. Увлекшись, она начала говорить громче, но тут же с опаской обернулась на дверь.
– Нас могут услышать… Моя служанка недавно ушла, но рано или поздно она вернется. И внизу, на первом этаже, стоит солдат, охраняющий дверь в башню, так что он… – Девушка вдруг осеклась. – Но… но как же вы попали сюда?
Она снова посмотрела на Друида глазами, полными изумления. Тот тихо усмехнулся и неопределенно покачал головой.
– Это было не так уж и трудно, миледи. Несмотря на то, что сегодня мне явно сопутствует удача, должен сказать, что ваши тюремщики стерегут вас из рук вон плохо, и, будь на то моя воля, я бы не доверил таким людям охранять даже телегу с картошкой. Но, как бы там ни было, лазать по стенам я, действительно, умею, а главное – ужасно люблю. Впрочем, вы и сами могли убедиться в этом еще несколько часов назад.
– Я? Но я никогда вас прежде не видела. Если только… Так это вы сидели днем на вершине храмовой стены?
– Верно. И я заметил, как ваша штора слегка отодвинулась в сторону.
– Но ведь это же очень далеко оттуда!
– Когда необходимо, я умею быть очень наблюдательным.
Катрина только растерянно улыбнулась.
– Значит, вы – и друг Риона?
– Надеюсь теперь считать себя таковым. Хотя до этого дня мы не были знакомы. К нему меня привел Максимилиан – тот самый мальчик, который сидел со мной рядом на стене.
– Да, я видела его часто и раньше. Но главное, что, когда я отвернулась, вы вдруг исчезли со стены, и я решила поначалу, что вы упали и разбились. Но я почему-то знала, что вы живы, что вы не могли просто так взять, да и упасть.
– Должен скромно признать, моя госпожа, что, сколько я ни лазал в своей жизни по стенам – даже и по самым скользким, и по самым немыслимо ровным – срываться мне не приходилось ни разу, а поэтому и здесь я чувствовал себя вполне спокойно и уверенно и даже наслаждался во всю этим процессом.
– Но как же вы теперь вернетесь обратно, как снова минуете стражу?
– О, об этом не беспокойтесь. Я обязательно что-нибудь придумаю. А, кроме того, я ведь уже сказал, что ваши, а, вернее, губернаторские стражники, совершенно никуда не годятся. Но, может быть, дело здесь всего лишь в том, что вас и не желают как следует оберегать.
– Как бы ни тягостно было мне такое существование, я знаю, что губернатор Морган делает все возможное, чтобы защитить меня от людей, мечтающих лишь о том, как бы силой добиться моей руки и похитить. Я и сама видела их уже несколько раз, и в их намерениях невозможно, увы, сомневаться. Иначе бы я не сидела здесь, взаперти, когда сердце мое стремится и отдано другому…
– О, моя добрая и доверчивая леди, как мало, видимо, вы знаете людей! – Аэрис вздохнул и грустно покачал головой. – Я ничуть не сомневаюсь, что все эти господа, и правда, хотят добиться вашей руки, – ибо и кто в здравом уме не желал бы этого, видя вас и зная красоту вашей души, о которой столько рассказывал мне Антон, да что и сам я вижу теперь собственными глазами, хотя совсем не хотел бы вас этим смутить или как-то обидеть, и все же человеку здравомыслящему и от рождения не слепому иначе думать и невозможно. Я понимаю, что и вы не можете думать иначе о губернаторе Моргане, учитывая его поведение и всю его репутацию, но уверяю вас, что человек этот – не только хороший управитель и одаренный политик, но точно такой же обманщик и не менее большой хитрец.
Катрина непонимающе смотрела на Друида, явно ожидая продолжения.
– Видите ли, моя госпожа, прогуливаясь сегодня по городу, я случайно натолкнулся на нескольких мужчин, разговаривавших посреди улицы не так уж и громко, но все же достаточно отчетливо для того, чтобы, и держась в стороне, расслышать поневоле каждое произнесенное слово. Тем более, что первые же долетевшие до меня обрывки фраз оказались интересными настолько, что я решил пренебречь правилами хорошего тона и, притаившись за углом, дослушать весь разговор до конца. Так как четверо людей, столь неосторожно собравшихся для дела, требующего полной конфиденциальности, говорили именно о вас, но вначале – о губернаторе Моргане. Вернее, речь шла о некоей сумме денег, которую он заплатил им за выполнение некоего особенного и тайного поручения и которая явно не устраивала одного из тех четверых, с жаром доказывавшего, что за столь щекотливое и тонкое дельце, без сомнений, требуется доплата. С ним согласились не все, но, так или иначе, вся эта компания отправилась в таверну, и я тотчас же последовал за ними. Но мне не пришлось слишком долго слушать этот оживленный, хотя и не очень-то толковый разговор, так как суть его была совершенно понятна, чтобы сделать один простой и несомненный для меня вывод. Те люди, что изображают из себя обезумевших от любви женихов, делающих попытки якобы похить вас из этой башни, были наняты самим Клайвом Морганом, чтобы иметь возможность держать вас взаперти и добиться ровно того же. Ведь он надеется, конечно, что со временем вы примете правильное решение, иначе говоря, – выйти за него замуж, что по здравому размышлению любой порядочной девушки явно лучше, чем быть похищенной и обесчещенной людьми с не самой завидной репутацией. Вот только это сулит годы страданий совсем иного рода, страданий, на которые вы вовсе не обязаны себя обрекать. Поскольку и вся ситуация эта – не более, чем жестокий фарс, прикрывающий тиранию и амбиции человека, для которого вы, несомненно, – пленница и очень давняя и заветная цель.
Большую часть его речи девушка слушала, опустив глаза.
– Я чувствовала, что губернатор – не тот, за кого себя выдает, – произнесла она наконец чрезвычайно отчетливо и медленно. – Не знаю даже, горько или радостно мне от того, что я услышала это. Возможно, в глубине души я и догадывалась… Что ж, по крайней мере, теперь я знаю все, и нет больше никаких потаенных страхов, нет больше глупых и ложных надежд. И все же я чувствую, что стала свободнее, несмотря на эту дверь, на это окно, на эти ужасные черные стены… Вы принесли мне добрые вести. Вы принесли мне правду.
Она взглянула на Аэриса с какой-то радостной и отчаянной решимостью.
– Ваша самоотверженность и сила духа восхищают и трогают меня до глубины души, миледи. Но я вовсе не хочу бросить вас наедине с вашим новым и неожиданным горем. Конечно, у меня нет своей армии, как нет и лестниц, и катапульт, чтобы штурмовать губернаторский замок, и все же обещаю, что я не успокоюсь и не покину вас до тех пор, пока вы навсегда отсюда не выберетесь.
– О, не обещайте того, что не сумеете выполнить, мой добрый и преданный друг, не давайте мне еще больше ложных надежд. Я не смогу сбежать отсюда не только потому, что губернатор Морган – один из самых влиятельных и сильных людей во всем герцогстве Единорога. Я не могу позволить себе сделать это и ради отца, ведь он ничего не знает об Антоне, а, кроме того, во всем зависит от доброты и поддержки губернатора, который обязательно расквитается с ним, если не получит того, что желает…
Друид покачал головой.
– Вы слишком подавлены, моя госпожа, и не можете сейчас мыслить разумно. Скажу лишь одно: вы явно преувеличиваете и переоцениваете возможности губернатора Моргана. Вспомните, что он и по-прежнему надеется на успех своего дела и совсем не ожидает никакого подвоха или вмешательства от кого-либо еще со стороны. И против его заговора с этими нелепыми и подставными женихами мы составим теперь заговор собственный. Ведь и у нас тоже имеется свой жених, причем – единственно нужный. И уж он-то, не сомневайтесь, жаждет видеть свою невесту куда как больше и на куда большее готов ради нее пойти. По крайней мере, очень скоро Антон об этом узнает и не останется сидеть сложа руки. Что же касается вашего отца, то прошу снова простить меня за некоторую нескромность, но ваш покорный слуга предусмотрел, в том числе, и такой вариант и даже догадывался о том, что вы решите так поспешно и благородно пожертвовать собой, а потому и навестил барона Октавиана прежде, чем прийти и уговаривать вас. Узнав, как обстоит дело, он был почти раздавлен и убит горем, но, взглянув на меня с той же невероятной и сияющей уверенностью, с горящими от гнева и отчаяния глазами, он просил спасти вас и вызволить отсюда любой ценой, если только в моих силах совершить подобный поступок. Вы должны простить меня, леди Катрина, но я не мог поступить иначе, зная, что вы не согласитесь бежать, не получив отцовского благословления, – и вот теперь оно с вами, я передаю его вам по просьбе барона.
Всхлипнув и зажав рот рукой, Катрина внезапно разрыдалась, почти не пытаясь более сдерживаться. Немного придя в себя, она начала горячо и безудержно благодарить Аэриса, схватив его руки в свои дрожавшие и похолодевшие ладони, но, дружески пожав их, он ласково остановил и образумил девушку. На все ее дальнейшие расспросы он отвечал только, что есть люди, готовые ему помочь и что сила здесь вовсе не потребуется, а потребуется лишь определенная ловкость.
– И хорошо продуманный план, разумеется, – добавил он. – Им я обещаю заняться сразу же, как только отсюда выберусь. Но лишь после того, как вы напишите Антону, сообщив о вашем решении, к которому я прибавлю и собственное. Только не смотрите на меня, пожалуйста, вот так.
– Как?
– Так, словно я – Сар-Илам или мудрец, знающий ответы на все вопросы.
Катрина смущенно опустила взгляд.
– Простите. Но вы, и действительно, кажетесь мне настоящим волшебником. Я сейчас же напишу письмо, ведь вы, наверное, очень торопитесь.
– Вовсе нет, моя добрая леди. Я собираюсь пробыть с вами еще некоторое время, чтобы вы вновь не загрустили и чтобы, напротив, обрели снова радость для жизни. Я могу рассказать вам множество новостей и самых разных историй со всех концов света, если только вы пожелаете услышать их. Я вижу, что вы любите читать, но книги – это еще не все, и далеко не все вмещается в них, и далеко не обо всем их авторы знают. Они не знают множества самых странных и удивительных вещей, что посчастливилось пережить мне на собственном опыте, как не знают и тех уютных и безнадежно затерянных в нашем мире уголков, где почти не ступала нога человеческая, разве что очень крепкая гномья или отважная и тонкая эльфийская, а, может быть, и одна только мохнатая орочья.
Так, усевшись на полу возле Катрины, начал говорить Друид. Красноватые и ровные отблески сходили по башне мягкой и прощальной поступью. Низкое и усталое солнце клонило свою голову к горизонту. На мир опускался покой. Вечерние запахи и звуки разливались волной бескрайнего и счастливого предчувствия. Предчувствия чего-то наступавшего и наступившего, близкого и далекого, неожиданного и знакомого, обещанного еще в самом вначале – и каждый раз обещавшего вновь. Раздвинув ненужные и мешавшие шторы, девушка любовалась закатом, окунаясь в это бесконечно знакомое, каждый раз возвышавшее и освобождавшее чувство, и одновременно слушала своего гостя и спасителя, полностью зачарованная рассказом.
И, чем больше Катрина слушала, тем все больше казалось ей, что она знает Аэриса уже очень и очень давно, что может полностью довериться и раскрыться ему абсолютно во всем, хотя и сама удивлялась и не понимала, откуда это доверие взялось. В облике этого еще совсем молодого и даже юного, но будто бы умудренного опытом множества прожитых жизней человека девушка ощущала необычайное и умиротворяющее спокойствие, какую-то необоримую внутреннюю силу, легкую и светлую уверенность и готовность ко всему, но главное – предельно искренние внимательность и заботу, почти братскую и лучащуюся нежность по отношению к ней самой, каких Катрина прежде не знала и не встречала даже у тех, кто, кажется, любил ее и сочувствовал ей всей душой.
С еще большим удивлением слушала она истории Друида. Среди них была, между прочим, и такая, где он точно так же влезал в окно к одной очень богатой и знатной девушке и невесте, с тем чтобы «заранее с ней о чем-то и хорошенько договориться». Рассказывал он это до того весело и живо, что его слушательница просто не могла удержаться от смеха, к собственному своему ужасу выслушав с таким же лицом и новость о планируемом побеге сэра Лоуренса, в подробности которого Аэрис так же не пожелал вдаваться, оправдываясь тем, что не стоит праздновать победу, пока в реальности она еще не достигнута, – в чем лично он, правда, нисколько уже не сомневается, так что и вскоре после освобождения Катрины она сумеет повидаться и побеседовать с дядей, который ничуть не больше, чем она, заслуживает тюремных страданий.
Девушка просто не верила собственным ушам, как поражалась и тому, что так естественно и с таким увлечением слушает все эти ребячливые и немыслимые заявления, в достоверности и реализуемости которых нельзя было при этом усомниться. Даже сама башня и все обстоятельства проникновения в нее Друида, как и обстоятельства заточения Катрины, и все ее прошлое, все страдания и надежды, все недавние новости и откровения, – все представлялось ей теперь в равной степени далеким и нереальным, даже само это место и время, которое словно остановилось или тянулось бесконечно и нескончаемо долго, приближая и час расставания, и возможное освобождение, и новое в свете всего этого существование пленницы, еще недавно предававшейся отчаянию.
Сколько длилось это состояние полной и счастливой свободы, – состояние, испытанное ею, может быть, лишь в детстве, но позабытое и вычеркнутое из жизни, – Катрина не знала, да и не хотела бы знать и расспрашивать. Лишь заметив, что Аэрис снова смотрит на нее с каким-то непонятным и восторженным недоумением, она, как бы очнувшись, смущенно, но и с рвущейся наружу затаенной радостью спросила его, нежно улыбаясь:
– Почему вы так странно смотрите на меня? Как будто бы не верите, что я – это я.
– Может быть, это, и правда, так, миледи. Но главное, что вы кое-кого напоминаете мне, кого-то, кто…
Внизу хлопнула дверь.
– Служанка вернулась!
Катрина побледнела и растерянно вскочила, не зная, что ей предпринять.
– Не бойтесь, моя госпожа, не бойтесь. Садитесь писать письмо, которое писать и собирались. Сделайте вид, что ничего не произошло и что все у вас обстоит как обычно. Но главное – ни под каким предлогом не подпускайте служанку к кровати.
С этими словами Друид начал не спеша снимать с себя плащ, а следом за ним – и сапоги. Аккуратно запихнув все это под кровать, он с невозмутимым видом раздвинул балдахин, залез с ногами на постель и скрыл себя в мягком убежище. Бросившись к столу, девушка схватилась за перо и попыталась дышать ровнее. Но писать она никак не могла. Ни одной мысли в голове ее не было.
– Пишите что угодно, – донесся совет из-за занавесей.
Через несколько секунд раздался стук в дверь, и вошедшая служанка остановилась на пороге в ожидании. На все ее вопросы Катрина отвечала с непривычной отчетливостью и неприятной ей самой неожиданной и явной строгостью. Но иначе она бы выдала себя с головой. Немного смущенная таким тоном и уведомленная известием о письме, которое позднее, возможно, потребуется отправить, служанка неловко раскланялась и вышла, захлопнув за собой тяжелую дверь.
– Вот видите, как все просто. – Аэрис выбрался наружу и уселся на самом краю. – Прощу прощения, что мне пришлось испачкать и помять вашу постель, миледи. Как видите, я постарался принять все возможные меры предосторожности, но, увы… За сегодняшний день я собрал на себе столько дорожной пыли, что мне не мешало бы искупаться в реке.
Сердце у Катрины все еще колотилось, но она вновь обрела уверенность, глядя на то, как деловито и тщательно оттряхивает и заправляет ее постель Друид, и не сумела сдержать усмешки.
– Да будет вам известно, госпожа, что вашему покорному слуге знакома и должность постельничего, каковую справлял он при одном безумном и ужасно капризном гномьем короле, имея вполне простительную неосторожность попасться к нему ненадолго в плен, – торжественно провозгласил Аэрис и поклонился своей собеседнице.
После этого разговор их снова вернулся к побегу, и, желая знать в связи с этим как можно больше деталей, Друид без устали расспрашивал узницу о распорядке ее дня, о том, когда и сколько раз приходит к ней служанка, часто ли навещает Катрину сам губернатор, всегда ли вокруг такое количество стражи и о множестве других вещей. С готовностью отвечая на любые, даже самые странные его вопросы, девушка испытывала к Аэрису уже полное и сознательное доверие. Она даже с радостью подчинялась его ясным и ласковым указаниям, снова усевшись за стол, чтобы написать письмо, – к тому, скорой встрече и воссоединению с которым она верила теперь и умом, и сердцем. Спрятав ее душистое и изящное послание у себя в плаще, гость начал прощаться.
– Как мне одновременно и хочется и не хочется отпускать вас, – со светлой грустью в голосе и в глазах тихо произнесла Катрина. – Но я знаю, что так надо.
– Не знаю, завтра ли или через несколько дней, но мы очень скоро увидимся вновь, моя добрая леди, ни на минуту не забывайте об этом. Я постараюсь передать вам весточку через вашего отца, но будьте готовы бежать отсюда в любой, даже самый неподходящий момент.
Девушка кивнула и озабоченно взглянула на окно.
– Но вы сможете?..
– О, об этом не беспокойтесь. – Друид широко и спокойно улыбнулся. – Кажется, это то, для чего я на этот свет и рожден.
Глава пятая. Люди и волки
Расставшись возле тюрьмы с Аэрисом, Максимилиан и Эдмунд еще долго строили догадки о том, как именно можно вызволить Лоренса из столь тщательно охраняемого и совершенно неприступного, на первый взгляд, тюремного здания, и каждое их предположение было одно немыслимее другого. Так или иначе, несмотря на жару, оба они были чрезвычайно оживлены и за время оставшегося пути волей-неволей сдружились. Максимилиан даже решил, что Эдмунд не такой уж мрачный и безнадежный зануда, юноша же, в свою очередь, перестал считать того наивным и глуповатым ребенком, которого и нечего воспринимать всерьез. Добравшись наконец до поляны у ручья, они обнаружили, что Сорша и большая часть шайки ушли – в таверну, как тут же сообщила мальчикам Эстрильда, сидевшая с немногими оставшимися разбойниками. В их числе был и Амонтильядо, неподвижно стоявший на середине поляны и созерцавший одно из деревьев. Спустившись обратно с холма, Максимилиан и Эдмунд направились к ближайшей таверне – к той самой, возле которой юноша налетел сегодня на пьяницу, из-за чего и оглядывался теперь с опаской по сторонам, не желая повторения встречи.
Небольшое, но шумное заведение, находившееся неподалеку от лавки Эббота, стояло распахнутое навстречу посетителям, настолько же зловонное, насколько и заветное. Тошнотворное кисло-сладкое удушье мгновенно ударяло в голову каждому, кто переступал порог этой довольно просторной, хотя и грубовато сколоченной обители праздности и веселья, что ничуть не мешало привыкнуть и сродниться с ним, пробыв здесь пятнадцать или двадцать минут и обретя все то, чего настоящий мудрец ищет в уединении и размышлении, в то время как человек обычный – в дружеской компании, в застольных песнях, в хороших или сальных шутках, в обществе красивых или доступных женщин, на дне пивной кружки или толстого винного бочонка. Все это и юноша, и мальчик ощутили сразу же, стоило им только оказаться под сводами этого «храма» и сделать пробный и мучительный вдох. Хозяин таверны, приметивший их тут же взглядом всеведущего и бывалого простофили, лишь неопределенно покачал головой, то ли осуждая падение нравов, то ли признавая их явную неизбежность.
На Максимилиана и Эдмунда уже показывали пальцами и начинали посмеиваться над их ростом, готовясь отпустить шутку и побольнее, и похлеще насчет чего-нибудь еще, но тут сидевшая неподалеку Сорша поманила их рукой и сделала знак хозяину. Тот утвердительно кивнул и слегка поклонился, вернувшись к собственным делам. Шайка лучницы расположилась за узким и длинным столом, притулившимся под самой лестницей, что вела на второй этаж в комнаты для отдыха и «прочих развлечений, что угодны и желательны гостям». Сидя спиной к ступенькам и лицом ко всем, кто находился в помещении, Сорша явно чувствовала себя королевой, приковывавшей всеобщее внимание, и улыбалась своей обычной сладенькой улыбкой, обещавшей вожделенному взгляду одновременно все и ничего конкретного.
Неизменно хладнокровный и самодовольный Рутгер расположился рядом с ней. Полулежавший чуть дальше Рогир с любопытством поглядывал на Ральфа, демонстрировавшего какой-то дамочке свои короткие клинки и размахивавшего и подбрасывавшего их так, что та вскрикивала и повизгивала от изумления, граничившего с неподдельным ужасом. Напротив них устроились толстяк Пит и вихрастый разбойник, ожидавшие поступления пива, за которым давно уже отправили Слинта. На коленях у толстяка пристроилась Кэт, не перестававшая хлопать его по огромному пузу и называть при этом «моим сладким и грязным поросеночком», на что у того никак не получалось рассердиться. Плечистый же здоровяк Арчибальд, восседавший на столе у противоположной стены со своей обычной простодушной ухмылкой, позволял ощупывать себя и свои мускулы всем любопытным красоткам, казавшимся поначалу смущенными, но распалявшимся от первых же попыток и все больше приходившим в неистовство. Уильям сидел в одиночестве за столом Сорши, изредка поглядывая по сторонам. Остальные члены шайки расположились кто где и явно контролировали теперь все помещение, хотя и казались довольно расслабленными, да и были уже заметно навеселе.
– Проходите же, гости дорогие, – приветствовала их лучница. – Мы вас уже прямо заждались!
Сразу же помрачневший Эдмунд сел напротив нее. Максимилиан нерешительно взглянул на лютниста и, получив утвердительный кивок, направился к дальней скамье.
– Вижу, ты сошелся с нашим менестрелем, – продолжала Сорша, растягивая слова необычайно томно и нежно. – Как тебя зовут, кстати?
– Максимилиан.
– В самом деле?
Переглянувшиеся между собой близнецы дружно и одобрительно хмыкнули.
– Имя для настоящего рыцаря, – серьезно сказал Рутгер. – Хочешь стать им?
– Мо… может быть, – ответил, запнувшись, мальчик, потерявшийся от сурового взгляда.
– О таких вещах нужно говорить уверенно. Я знал, что стану владеть мечом, когда мне не было еще и пяти. Всю жизнь этому и учился. Да и тебе уже пора, если вообще хочешь быть воином.
– Да ему ж лет десять, наверное. И ты смотри, какой мелкий! На побегушках разве что будет. Можешь в оруженосцы его взять! – хохоча, выпалил Пит, явно скучавший без увесистой кружки.
– Тебя, пивная бочка, и мне не проткнуть, – настолько ты жирная и набитая дерьмом скотина. Но я с радостью позволю моему новому ученику отрабатывать на тебе удары мечом.
Толстяк глуповато ухмыльнулся и сразу же затих.
– Ты опоздал, – громко произнес Уильям. – Парень будет моим оруженосцем. Он уже обещал мне.
– Это правда, – быстро добавил Максимилиан.
Капитан холодно взглянул на лютниста.
– Что ж, валяй, – неохотно бросил он, утратив к мальчику интерес.
– А вот и наше пенистое и светлое!
Пит принял три кружки от появившегося у стола Слинта, тут же отозвавшего в сторону Соршу и довольно долго ей что-то говорившего. Наконец казначей вернулся и уселся за стол, оттолкнув от себя обиженную Лили и с усмешкой подмигнув юноше. Эдмунда пробрал озноб. Кроме того, ему было невыносимо душно и мерзко от всей этой обстановки, от этого смрадного и кислого запаха, от голосившего и упивавшегося кругом жалкого отребья, хотя, в не меньшей степени, – и от собственного малодушия, от всей скованности и неловкости, от столь ощутимого и близкого ее присутствия, такого желанного и кошмарного, необычайно сладкого и горького разом. Она пила и смеялась вместе со всеми, но чувствовалось, что душа ее далека от них, что есть в глубине ее нечто такое, чего им никогда не увидеть и ни за что не понять и куда проникает мысленным взором лишь он один, больше угадывая и желая, чем признавая правду, слишком загадочную и непостижимую для опьяненного любовью рассудка.
Но в этой загадке и содержался ответ. В ней состояло все объяснение той странной и противоречивой притягательности, что толкала юношу в мечтах и на подвиги, и на беззаветное слепое служение, но не могла не вызывать в нем и ненависти, и глубочайшего презрения, и мучительной непрекращающейся боли. Когда он видел ее нагло хохочущей, флиртовавшей, беспричинно жестокой, ему хотелось избить или ударить Соршу по лицу, извалять ее целиком в грязи, наказать и уничтожить за такое отношение к нему и к его искренним и высоким чувствам, которых она будто бы специально не хотела замечать, притворяясь, сюсюкаясь и заигрывая с ним, тогда как, на самом деле, – попросту на него плевала. Сидя напротив, Эдмунд живо ощущал ее безразличие, проявлявшееся в отношении не только к нему, но и ко всем находившимся в помещении. Страстный блеск ее глаз, ничуть не утративших ясности из-за выпитого вина, говорил о желании получать и обладать, искать постоянно нового, оживлявшего и будоражившего кровь. Сорше хотелось поразвлечься, позабавиться, почувствовать свою власть над другими. Это и была та правда, что открывалась незатуманенному и проницательного взору, но юноша отчаянно гнал ее от себя, испытывая страшную тоску.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70841599&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
