Павел Николаевич Волченко "Сашенькины сказки"

Сашенькины сказки
Павел Николаевич Волченко

Серия из девяти сказок для детей младшего возраста, учащих дружбе, добре, да и вообще…Писал для своего первенца, теперь уже пятнадцатилетнего подростка.

Павел Волченко

Сашенькины сказки

Сказка первая:

Про хомяка Пашку и про то, как он таблички ставил.

Здравствуйте, дорогие мои маленькие друзья. Я хочу вам рассказать историю про маленького Сашеньку, про его маму и про сказки, которые она ему рассказывала. Ведь все мамы рассказывают своим детям сказки? А эта мама рассказывала своему Сашеньке не какие-нибудь всем известные сказки: не «Золушку», не «Красную шапочку» и даже не «Колобок» и не «Семеро козлят» – она рассказывала ему сказки, которые были только для него одного.

Вы спросите: а зачем она их придумывала, почему бы не рассказать те сказки, которые все знают? А затем, что когда она их Сашеньке рассказывала, она хотела ему показать, что «плохо», а что «хорошо», как надо поступать правильно, а что делать совсем уж не хорошо.

И она рассказывала их не просто так, а только тогда, когда у Сашеньки что-нибудь случалось. Вот и сегодня у него опять что-то случилось. Он пришел из садика насупленный, серьезный и молчаливый, и даже рассказывать не захотел, что же сегодня там с ним приключилось. Ну что же, друзья мои, давайте-ка мы спрячемся и сами посмотрим, что же было дальше.

– Сашенька. – сказала мама серьезно. – Ты почему так плохо кушаешь кашку? Я же ее для тебя готовила, она вкусная, сладкая, с бананом.

– Не хочу. – Сашенька насупился еще больше и отодвинул от себя тарелку.

– А почему не хочешь?

– Не хочу и всё тут!

– И тебе не жалко маму? Не жалко, что я старалась для тебя, а ты не кушаешь.

– Не жалко!

– Сашенька, так нельзя говорить. – мама нахмурилась.

– А я буду так говорить!

– А я тогда с тобой разговаривать не буду. – она отвернулась. – Я с хамами и со злыми мальчиками не разговариваю! Так-то!

– А я не хам! И я не злой! Это не я виноват!

– Ну а кто?

– Это Димка виноват. Это из-за него все!

– Уж так прям и из-за него?

– Да-да, из-за него! Он у меня сегодня фломастеры отобрал, а они мои, я их у него снова забрал, и мы из-за этого поссорились. А фломастеры мои! А он, а он… – и Сашенька сник, больше не найдя нужных слов, всхлипнул и тихо добавил. – А он сказал, что они общие.

– А это ты про какие фломастеры говоришь?

– Про детсадишные. Их там много, очень много – все цвета есть! Их вот как много! – он растопырил все десять пальцев, сжал кулачки, и снова растопырил пальцы. – Вот как много!

– Ну раз они детсадтишные, то они тогда и правда общие!

– Нет, не общие! Я их первый утром взял!

– Первый?

– Да, самый первый!

– Ну может тогда они и твои… А если их завтра Дима первый возьмет?

– Все равно мои! Я же их сегодня взял, а он завтра. И вообще, кто бы их теперь не взял, они уже мои! Так-то! Вот, завтра возьму и напишу на них: «Моё!», чтобы все знали, что это мои фломастеры!

– Так и напишешь?

– Так и напишу.

– Ну ладно, напишешь, только давай я тебе сначала сказку расскажу.

– Сказку? А про что?

– Про хомяка Пашку.

– Не знаю такого.

– Ну я тебе расскажу и ты все узнаешь. Садись поудобнее на кресло и слушай.

*                        *                  *

В одном лесу, на зеленой полянке, под старым дубом, живет маленький хомяк. Зовут его Пашка. Он хороший хомяк, такой, каким и должен быть: пушистый, с розовенькими ушками, розовеньким же усатым носиком, с большими круглыми щечками, с хвостиком кисточкой – вполне себе обычный хомяк. Единственное, чем он отличается от остальных хомяков – это очки. Они у него большие, в толстой роговой оправе. Он всегда их поправляет своими коротенькими лапками. А когда он вдруг почему-то без очков, он всегда щурится. И друзья у него конечно же есть. Хорошие друзья, настоящие! Щенок Антошка: умный, рассудительный, и если бы очки выдавали только самым-самым умным, то у него конечно они бы были, но для того, чтобы носить очки надо не только много знать, но еще и плохо видеть, а Антошка видел хорошо. Еще был у него друг котенок Егорка. Котенок Егорка может был и не таким рассудительным как Антошка, зато он был красивый и не умничал, когда не следовало. А еще он был очень добрый.

Однажды утром, хомяк Пашка выбежал из своей норки под старым дубом на улицу и сразу же заметил, что в траве, что-то блестит. Ему стало интересно: что это там может быть? Пашка поправил очки, принюхался розовеньким носиком, и только потом побежал к блестящей вещице. Но не успел он ее взять в лапки, как на полянку вышли котенок Егорка и щенок Антошка. Пашка оглянулся на блестящую штуку в траве, и так ему стало жалко ее друзьям показывать, вдруг попросят дать поиграть, а так нечестно, Пашка ее первый нашел.

– Привет, Пашка! – крикнули разом и Антошка и Егорка, а Пашка даже не поздоровался в ответ. Он поскорее бросился в траву, к блестящей штуковине.

– Ходят тут всякие, а потом вещи пропадают. – Пашка торопливо сунул за щеку блестящую штуковину, повертел носом, устраивая добычу поудобнее и, уже милостиво, добавил. – Лафно уф, прыфлы так прыфлы.

– Чего ты возмущаешься? – удивился рослый щенок Антон, но все же поостерегся, шагнул назад. – Кто тебя тут за главного оставил?

– А тефя? – повертел носом Пашка, но неведомое что-то не желало устраиваться во рту и, вместо этого, остро и неудобно выпирало из под щеки. – Тьфу! – Пашка выплюнул в свои короткие ручонки блестящую гранями гайку. – Пакость какая неудобная.

– А что же ты ее в рот тащишь, пакость эту? Она еще и немытая наверное.

– Тебя не спросили. – недовольно проворчал Пашка. – Пихаю, значит надо.

– Да отстань ты от него, мррр. – котенок Егор придирчиво посмотрел на свою чистую, ухоженную лапку и лизнул ее шершавым язычком. – Жадный он, вот и тащит.

– Нет, Егор, подожди. – щенок Антон задумчиво склонило голову.

– Ну, жду. – котенок Егор выпустил коготки и полюбовался на то, какие они остренькие, беленькие, блестящие.

– Если Пашка это взял, то значит ему это зачем-то надо. Паш, я правильно говорю?

– Правильно. – деловито ответил Пашка, вертя в коротких лапках гайку. Все же красивая она: большущая, блестящая, граненая, а посередине дырочка. Вот взять бы ее да и повесить у себя в норе на гвоздик. Пускай гости ходят потом, любуются, спрашивают: «Где ж это ты такую красоту нашел?». А он кивать будет важно, да-да, именно важно! Вот только в гости он никого не приглашал, потому что ни рассудительный щенок Антошка, ни спокойный котенок Егорка, к нему в норку пролезть не смогут. А пролезет разве что таракан Александреус, но чем с такими водиться, уж лучше вообще без гостей сидеть.

Пашка вздохнул, вновь повертел носом, примеряясь к гайке, потом передумал, быстро сунул ее за спину и задней лапкой толкнул, чтобы она в траву подальше закатилась. Пускай поваляется пока.

– Ну вот, р-р-рмяу. – с блаженством потянулся Егорка, выгнув спинку. – Вот он ее и выкинул. Что я тебе говорил?

– Не выкинул, а спрятал на потом. – пробурчал обиженно Пашка, и тут же воинственно заявил. – И, если что, ты смотри, больше никто не видел, где она спрятана! Пропадет – с тебя спрос!

– Фи, нужна она мне – гайка твоя.

А Антон еще и подначил:

– Ты еще табличку поставь: «Моё! Не трогать!!!».

– И поставлю!

– Ну и ставь, жадина! – обиделся Антон и даже фыркнул. – Мы к тебе как к другу пришли, а ты…

– А что я? Ну что я? Ведь порастащат же все, глазом моргнуть не успеешь!

– Ну кто? Кто порастащит? – не унимался Антон, пританцовывая на месте, так он сильно взволновался. – Я? Егорка?

– А может и ты! – Пашка аж подобрался весь, поднялся на задние лапки, с трудом на них удержался, уж больно сильно тянули тяжелые щеки к земле. Его маленькая лапка ткнула острым, не мытым пальчиком прямо в черный мокрый нос Антона. – Вот ты и растащишь! Вчера вот тут, прямо тут фантик красный, красивый лежал! Где он? Ну где? Не знаешь? А я знаю! Стащили его! – и так, между делом, поправляя очки, добавил. – Кстати, может ты и стащил…

– Я?! – от удивления Антошка уселся, от возмущения поднял уши, от злости он бы еще и зарычал, но он был воспитанным щенком и потому сдержался.

– Да, если хочешь знать – именно ты! Кто вчера весь его изнюхал и говорил ещё, что пахнет вкусно? Я что ли? Или Егорка? Да и Егорка тоже хорош: лапами его гонял, будто играться больше не с чем.

– Да ты! Да ты знаешь кто! – не удержался Антошка, и даже шерсть у него на загривке вздыбилась.

– А сам-то ты кто, после такого? Сегодня фантик, завтра…

– Все! Замолчали оба! – вскрикнул Егорка. – Вон он, фантик твой, в траве. Ветром его сдуло. Антон, пойдем, что с ним разговаривать.

– Ну и идите! Идите! А я сегодня же таблички и поставлю! Вот! В траву его, понимаешь, сдуло! У каждой вещи свое место должно быть! Вот! Хоть и в траве! Вот!

Антошка с Егоркой даже не оглянулись на эти его крики. Правда у Антошки все еще шерсть дыбом стояла, а у Егорки хвост над травой как помело метался – разозлились значит.

Пашка же еще носом повертел, пофыркал, щеки свои понадувал, очки снова поправил, да побежал к себе в норку, где у него был спрятан коробок горелых спичек, три листочка из тетрадки в клеточку и коротенький огрызок красного карандаша.

– Вы у меня еще увидите, вы у меня еще узнаете… – бурчал он, а лапки уже ловко мастерили из квадратных обрывков листочков и горелых спичек таблички. – Вот я вам покажу, вот вы у меня еще посмотрите!

Он послюнявил грифель карандаша и, высунув кончик языка, начал старательно выводить на табличках большие буквы. Долго он писал, тщательно буквы выписывал, обводил их, чтобы поярче были, и когда от карандаша ничего почти не осталось – так, кусочек с ноготок, все таблички были подписаны.

Пашка отбросил в сторону жалкий обслюнявленный карандашный огрызок, быстро вскарабкался на свою любимую подушку, которую нашел еще прошлым летом на поляне, и окинул с высоты дело лап своих. Весь пол норы, вдоль всех стен ее стояли и лежали аккуратные таблички, на которых большими буквами старательно было выведено: «МОЁ!!!».

– Красота-то какая. – всхлипнул от восторга хомяк Пашка, и даже очки снял от умиления.

Утром Антошка с Егоркой пришли мириться. Ну а как иначе-то? Они же были настоящими друзьями, а не так: поиграли, обиделись и забыли. Вот только помириться они не смогли, они вообще все слова забыли и только рты открыли от удивления, когда увидели поляну.

Вся, абсолютно вся поляна была истыкана маленькими табличками, с большой, кричащей надписью: «МОЁ!!!». Не осталось ни одного цветочка, ни одного мало-мальски заметного камушка, рядом с которым не было таблички. А вход в Пашкину норку между корней старого дуба так и вовсе был обставлен этими табличками со всех сторон.

– Ну, как вам? – вынырнула из травы довольная Пашкина мордочка. Глаза бусинки за линзами очков блестели от восторга. – Вот только тут осталось. Егорка, хвост убери. – и Пашка победно всадил табличку рядом с малюсенькой лужицей. – Вот теперь точно все!

– И ты прям всё, всё, всё отметил? – удивился Егорка.

– Ага. – Пашка с удовольствием потер маленькими лапками и выдернул откуда-то из-за уха свиток, ухватил его аккуратно за верхний краешек, тряхнул и свиток раскрутился аж до земли, а потом еще и по траве чуточку. Пашка поправил очки. – Вот, все согласно описи: одуванчики полевые, желтые, красивые – двенадцать штук; одуванчики пушистые дутельные – восемь штук; камушки большие, черные – шесть штук…

– Подожди, подожди! – выпалил Антошка. – А если ветер сдует твой дутельный одуванчик?

– Да, или солнышко эту лужу высушит?

– Не, не высушит и не сдует! Глупые они что ли, читать не умеют? Тут же написано «МОЁ!!!». Вот они подуют кругом, посушат, а тут не тронут, потому как оно не ихнее.