Антон Вячеславович Владзимирский "История научных исследований в области биотелеметрии и телемедицины в России (1900–1991 гг.)"

Биотелеметрия – яркий пример «органической солидарности» ученых по Дж. Лоу (J. Law), то есть «формы разделения труда, при которой ученые вступают в отношения друг с другом, потому что один из них выполняет функции, которые другой не может выполнить без существенных затруднений»[35 - Law J. The Development of Specialties in Science: the Case of X-ray Protein Crystallography // Science Studies. 1973. №3 (3). Р. 275—303.]. Причем для случая биотелеметрии в приведенной цитате вполне можно поставить точку после словосочетания «не может выполнить».

На наш взгляд, для исследований в области биотелеметрии характерен интегративный тип междисциплинарного взаимодействия (по Э. М. Мирскому), так как в противовес типу дифференциации образование новых областей знаний происходило за счет «интеграции заимствованных из разных дисциплин представлений и способов исследований»[36 - Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. М.: Наука, 1980. С. 205.].

Характеристики и определения различных форм объединений ученых, научных коллективов служат объектом многочисленных исследований и дискуссий. В своей работе мы вновь придерживаемся принципа разумного минимализма, прекрасно понимая всю многогранность соответствующих понятий (прежде всего – «научная школа»)[37 - Аронов Д. В., Садков В. Г. «Научная (научно-педагогическая, творческая) школа» и развитие академического сообщества высшей школы России // Вестник МГУУ. 2013. №4. С. 5—10; Володарская Е. А. Научная школа как объект идентификации ученых. М.: ИИЕТ РАН, 1996. 152 c.; Гузевич Д. Ю. Научная школа как форма деятельности // Вопросы истории естествознания и техники. 2003. T. 24, №1. C. 64—93; Грезнева О. Ю. Научные школы (педагогический аспект). М., 2003. 69 с.; Попова Г. С. Роль личности в формировании научной школы (на примере Якутской культурологической школы) // Сборник трудов Всероссийской научной конференции с международным участием «Проблемы просвещения, истории и культуры сквозь призму этнического многообразия России (к 170-летию чувашского просветителя И. Я. Яковлева)». 2018. С. 194—200.; Устюжанина Е. В., Евсюков С. Г., Петров А. Г. [и др.]. Научная школа как структурная единица научной деятельности / Препринт #WP/2011/288. М.: ЦЭМИ РАН, 2011. 73 с.; Фандо Р. А. Формирование научных школ в отечественной генетике в 1930—1940-е гг. М.: Издательский дом И. И. Шумиловой, 2005. 148 с.; Ярошевский М. Г. Логика развития наукии научная школа // Школы в науке: сб. ст. Сер.: Науковедение: проблемы и исследования. М., 1977. С. 7—97; Wogu I. A., Akoloeowo V. Scientific Schools of Thought In Philosophy of Science / In: Advances in The History And Philosophy of Science. Lulu Enterprise, 2011. P. 148—205.].

Мы предлагаем и вводим новое понятие «микрообъединение ученых». Инициативное формирование научной группы из 2—5 человек, включающее специалистов с биомедицинским и инженерно-техническим образованием, – типичный признак начального периода институционализации научных исследований в области биотелеметрии. Утверждаем, что при изучении проблематики дистанционной трансляции биомедицинских данных именно микрообъединение имеет преимущество перед учеными-одиночками. Микрообъединения всегда отличаются инициативностью, они могут появляться, в том числе в условиях уже структурированных научных учреждений, и при благоприятном стечении обстоятельств формировать принципиально новое направление в их деятельности путем своей партикуляризации. В формировании микрообъединений видится процесс, когда «группа, интересовавшаяся ранее изучением природы из простого любопытства, становится профессиональной, а предмет ее интереса превращается в научную дисциплину»[38 - Кун Т. Структура научных революций. М.: Изд-во «АСТ», 2022. С. 41.].

Руководствуясь разумным минимализмом, мы используем следующие понятия:

1. Микрообъединение – творческая группа из 2—5 ученых-энтузиастов, обязательно включающая специалиста с биомедицинским и специалиста с инженерно-техническим образованием, преимущественно ведущая научный поиск.

2. Макрообъединения – в рамках своего исследования мы определяем две разновидности макрообъединений:

A. Научная группа – творческое объединение ученых, возникающее для решения конкретной научной задачи (разработки отдельной гипотезы) и отличающееся наличием достаточных кадровых, материально-технических, интеллектуальных ресурсов и компетенций.

B. Научная школа – неповторимое творческое объединение ученых, функционирующее в определенном историческом, социально-политическом и культурном контексте и отличающееся характерными признаками – наличием:

– харизматичного, авторитетного лидера, сочетающего таланты ученого и руководителя (организатора);

– достаточного количества участников объединения с нужными компетенциями;

– единой, оригинальной парадигмы научной деятельности и преемственности в разработке задач и методов научно-исследовательской работы;

– генерации новых ученых (минимум 1—2 поколений учеников);

– самоидентификации и признания со стороны научного сообщества.

В рамках исследования в качестве основных различий «научной группы» и «научной школы» установлены следующие параметры:

1. Наличие генерации новых ученых (главный формальный критерий – защищенные диссертационные работы) – признак «научной школы».

2. Характер лидерства. В «научную группу» могут объединяться несколько самодостаточных ученых-лидеров, имеющих собственные научные коллективы. В таком случае каждый решает специализированные задачи для достижения общей цели. Временный характер объединения практически не оставляет возможности для конфликтов между лидерами. Для «научной школы» характерно наличие одного, яркого и авторитетного лидера.

3. Характер завершения деятельности. «Научная группа» обычно распадается по факту завершения конкретной научно-исследовательской работы, решения базовой научной задачи; «научная школа» распадается со временем, в силу концептуальных (потеря новизны базовой идее, смена научных парадигм), внешних (появление новых школ, основанных учениками, влияние среды), внутренних (уход лидера, разногласия, конфликты) причин.

Как методологически рассматривать объединения (прежде всего микрообъединения) ученых в контексте исследований в области биотелеметрии?

Во главу угла необходимо поставить междисциплинарный характер такого взаимодействия ученых.

Говоря о междисциплинарном взаимодействии, мы придерживаемся определения

Ю. М. Батурина «Естественная междисциплинарность может возникать и развиваться как динамическая система, способная к самоорганизации и стремящаяся к экономному решению проблемы, для понимания которой она возникла»[39 - Батурин Ю. М. Междисциплинарность как Чеширский кот / В сб.: Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова: матер. науч. конф. 2018. С. 368—371.].

Научные исследования в биотелеметрии – это именно та самая конкретная эмпирическая ситуация (как указывал Мирский, 1980[40 - Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 206—207.]), к которой вполне применимы дефиниции междисциплинарного взаимодействия Дж. Бергер (G. Berger). При становлении микрообъединений происходит обмен идеями, сменяющийся взаимной интеграцией концепций, методологий, процедур и т. д. Поэтому, микрообъединие – это вариант междисциплинарной группы (по Дж. Бергеру): лиц, имеющих подготовку в разных отраслях знания (дисциплинах), с характерными для каждой понятиями, концепциями, методами, материалом и терминологией, объединенных для решения общей проблемы в условиях постоянных коммуникаций между участниками[41 - Berger G. Opinions and facts / In: Interdisciplinarity. Problems of Teaching and Research in Universities. Paris: OCED, 1972. P. 23—75.].

Мы определили, что отличительными характеристиками микрообъединения в контексте научных исследований в области биотелеметрии являются: инициативность и, отчасти, спонтанность формирования; сочетание исключительно биомедицинских и инженерно-технических дисциплин.

На этапе микрообъединия можно говорить о междисциплинарном взаимодействии. На этапе макрообъединения может произойти переход к трансдисциплинарному характеру исследований, что проявляется возникновением «общей системы аксиом» для включенных во взаимодействие дисциплин.

Э. М. Мирский считал значимость объединений ученых («научных фабрик») в аспекте научного творчества несколько переоцененной, указывал на ведущую роль конкретной личности. На конкретном примере он сообщал: «анализ характера наиболее крупных достижений в физике (отрасли науки, максимально зависящей от сложного исследовательского оборудования) показывает, что подавляющее большинство этих открытий <…> является результатом индивидуальных творческих усилий и уж во всяком случае не может рассматриваться как продукт „научной фабрики“»[42 - Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 27.].

Ни в коем случае не умаляя и не оспаривая фундаментальность работы Э. М. Мирского, тем не менее, в контексте темы нашего исследования, необходимо внести определенные методологические замечания.

В своей работе Э. М. Мирский как бы «выносит за скобки» техническую составляющую научных исследований. В частности, он пишет: «огромная техническая вооруженность современного естествознания, его зависимость от качества инженерных решений». Утверждает, что в физике лидируют «индивидуальные творческие усилия» при этом сама физика масксимально зависит от «сложного исследовательского оборудования». Но где же сам процесс научного создания требуемого оборудования и технических средств для раскрытия научного творческого потенциала выдающейся личности? Анализ характера научных исследований в области биотелеметрии вынуждает отказаться от такого искусственного ограничения роли междисциплинарного взаимодействия. В случае с биотелеметрией «индивидуальные творческие усилия» требовались как минимум от двух достаточно квалифицированных, талантливых и весьма последовательных специалистов двух разных дисциплин. Как показывает анализ истории исследований в сфере биотелеметрии – одиночки (как врачи, так и инженеры) не могли преодолеть «глухоту специализации»[43 - Boulding K. E. General systems theory – the skeleton of science // Management Science. 1956. №2 (3) Р. 197—208.], поэтому их труды были провальны.

Прямолинейной иллюстрацией этой тенденции может служить известное высказывание И. В. Гете: «Двух вещей очень трудно избежать: тупоумия – если замкнуться в своей специальности, и неосновательности – если выйти из нее».

Эффективность решения актуальных задач биологии, физиологии, клинических научных дисциплин (как компонентов естествознания) собственно и оказалась зависимой не только «от качества инженерных решений», но и от их новизны. Требуемый же уровень «технической вооруженности» не появился сам по себе. Более того, его невозможно было создать изолированными усилиями ученых-инженеров. Только междисициплинарное микрообъединение стало тем фундаментом, на котором успешно реализовалось научное творчество в области биотелеметрии.

Основываясь на изложнном выше, для более детального изучения микро- и макрообъединений в области биотелеметрии мы решили применить методологию П. Галисона (P. Galison)[44 - Galison P. Image and Logic. A Material Culture of Microphysics. Chicago: The University of Chicago Press, 1997. 982 p.], впервые выделив применительно к биотелеметрии «зоны обмена» двух уровней. Необходимо отметить, что ранее соответствующий подход вполне успешно использовался при изучении истории биомедицинских наук. В частности, при исследовании взаимодействия инженерного и медицинского персонала в процессе усовершенствования и клинико-экономического обоснования магнитно-резонансной томографии[45 - Baird D., Cohen M. S. Why Trade? // Perspectives on Science. 1999. №7 (2). Р. 231—254.].

Мы утверждаем, что микрообъединение в контексте научного развития биотелеметрии – это случай галисоновской «зоны обмена» как социального и интеллектуального пространства, в котором связываются воедино дотоле разобщенные традиции экспериментирования, теоретизирования и изготовления научных инструментов[46 - Галисон П. Зона обмена: координация убеждений и действий // Вопросы истории естествознания и техники. 2004. №1. С. 64—91; Касавин И. Т. Зоны обмена как предмет социальной философии науки // Эпистемология и философия науки. 2017. Т. 51, №1. С. 8—17; Порус В. Н. «Зоны обмена» П. Галисона как модель развивающейся науки // Особенности интеграции гуманитарных и технических знаний: сб. докл. Всероссийской научной конференции с международным участием ФГБОУ ВО «Национальный исследовательский Московский государственный университет» (НИУ МГСУ); Институт фундаментального образования. 2018. С. 13—18.].

В микрообъединении взаимодействуют врачи (физиологи) и инженеры, действительно представляющие собой отдельные субкультуры и по-разному относящиеся к проблематике получения и анализа биомедицинских данных. Однако научный поиск в области биотелеметрии создает общий контекст, внутри которого достигается соглашение, формируется особый набор убеждений и действий. В такой «зоне обмена» различные научные традиции и методологии биомедицины и инженерии пересекаются и даже преобразуют друг друга, не теряя своей самостоятельности. Типичность наличия «зоны обмена» между биомедицинским и инженерно-техническим знанием обусловлена тем, что биотелеметрия, как предмет исследования, социально значима и, по меткому выражению А. М. Дрожкина «не вмещается ни в одну конкретно-научную дисциплину»[47 - Дорожкин А. М. Проблемы построения и типологии зон обмена // Эпистемология и философия науки. 2017. Т. 54,№4. С. 20—29.].

П. Галисоном предложена модель многослойной периодизации, разделяющая ученых/исследования на 3 категории (субкультуры): теоретиков, экспериментаторов и создателей инструментария. Категории взаимодействуют, хотя период их деятельности («периоды локальной непрерывности») сдвинуты друг относительно друга. Успешность исследований в области биотелеметрии связана с ситуацией, когда подобный сдвиг минимален или вовсе отсутствует. Создание инструментария взаимосвязано с выполнением экспериментов.

Микрообъединение представляет собой сосуществование представителей субкультур создателей инструментария и экспериментаторов в конкретный временной период. В макрообъединении к этому дискретному взаимодействию добавляются и представители субкультуры теоретиков. В отличие от физики (на примере которой П. Галисон проводил описание своей модели) в области биотелеметрии нет «перебежчиков» из одной субкультуры в другую. Скорее отличительной чертой можно считать развитие компетенций, понятий и подходов теоретизирования у представителей субкультур экспериментаторов и создателей инструментария по мере прогресса собственных научных исследований. На этом фоне существует и полностью автономная субкультура теоретиков, реальный вклад которых в развитие биотелеметрии все же зачастую сомнителен (что также можно считать специфичной чертой изучаемого направления).

Вместе с тем проблематику биотелеметрии можно рассмотреть и с другой точки зрения. К субкультуре экспериментаторов относится принципиально большее число исследователей, фактически – пользователей биотелеметрических приборов и методик. Здесь уже четко наблюдается сдвиг, являющийся ключевым для модели Галисона. Результаты деятельности микро- или макрообъединения применяются иными представителями субкультуры экспериментаторов в качестве инструментов собственных научных исследований. В этой ситуации вряд ли можно говорить о развитии биотелеметрии, скорее речь идет о прогрессе конкретной научной дисциплины (чаще всего – физиологии, патологической физиологии, кардиологии и т.д.) благодаря наличию биотелеметрических методик и инструментов.

На протяжении десятилетий задачи и вызовы биотелеметрии создавали достаточно масштабный интерес со стороны значительного числа ученых. Вместе с тем отсутствие «зоны обмена» гарантировано приводило к неудачам, тупиковым разработкам и неполноценным исследованиям. Таковыми в контексте развития биотелеметрии можно считать сугубо теоретические рассуждения и технологические разработки, выполненные без учета специфики биологии и физиологии, а также не апробированные специалистами в области биомедицины. Это и есть неудачи одиночек, о которых мы говорили ранее.

Микро-, макрообъединение ученых в области биотелеметрии мы рискнем назвать «зоной обмена» первого уровня. Мультидисциплинарность (переходящая в трансдисциплинарность[48 - Корнев Г. П. Зона обмена: понимание и конструирование наукой и философией // Эпистемология и философия науки. 2018. Т. 54, №4. С. 34—38; Касавин И. Т. Зоны обмена как предмет социальной философии науки. С. 8—17; Батурин Ю. М. Трансдисциплинарные блуждания научной мысли (на примере истории теоретических моделей рационального выбора) // Годичная научная конференция Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова: сб. тр. 2020. С. 466—469; Sell K., Hommes F., Fischer F., Arnold L. Multi-, Inter-, and Transdisciplinarity within the Public Health Workforce: A Scoping Review to Assess Definitions and Applications of Concepts // Int. J. Environ. Res. Public Health. 2022. №19 (17). Р. 10902.]), ультрасовременность и даже радикальность научных взглядов исследователей биотелеметрии вызывает сложный характер взаимодействия микро- и даже макрообъединения с внешней средой – профессиональным, прежде всего врачебным сообществом. Необходимость принятия совершенно новых парадигм (например, отсутствие принятого очного контакта врача и пациента; пересмотр классической концепции рефлекторной деятельности И. П. Павлова) вызывает неприятие, социальные конфликты.

И здесь можно говорить о появлении «зоны обмена» второго уровня – зоны взаимодействия микро- или макрообъединения и профессионального сообщества; в ее рамках знания и методики в области биотелеметрии воспринимаются и внедряются в практическую научную и клиническую деятельность иных коллективов, учреждений.

Утверждаем, что в каждом конкретном случае «зона обмена» второго уровня может оказаться условно «положительной» или «отрицательной» («гумбольдтовской» или «негумбольдтовской»[49 - Дорожкин А. М. Проблемы построения и типологии зон обмена. С. 20—29.]). В первом случае имеет место положительный вариант развития, научные знания и методологии данного объединения воспринимаются, объективно оцениваются, масштабируются и внедряются.

Во втором случае, когда профессиональное сообщество проявляет свою пассивность (иногда даже агрессивную), развивается указанный выше социальный конфликт. Примечательно, что качество научных результатов конкретного объединения не всегда взаимосвязано с развивающимся типом «зоны обмена» второго уровня.

В некоторой мере преобладание отрицательного характера «зон обмена» второго уровня достаточно типично для междисицплинарных исследований. Достаточно исчерпывающе это объяснено в фундаментальной монографии Э. М. Мирского[50 - Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 202.]: «исследовательская деятельность на переднем крае науки <…> в значительной своей части базируется на сотрудничестве представителей различных дисциплин, т.е. носит вынужденно междицсиплинарный характер. Поскольку каждый из участников подобных исследований обладает дисциплинарной ориентацией, а сами дисциплины располагают мощными механизмами фильтровки и ассимиляции новых результатов, междисциплинарность исследовательской деятельности в подавляющем большинстве случаев не находит отражения в информационном массиве дисциплины, а тем более в структуре дисциплинарного знания. „Внутри“ каждой дисциплины оказываются в каждый момент только те результаты, релевантность котороых предмету дисциплины хотя бы подозревается».

Однако для исследований в области биотелеметрии дополнительным весомым фактором, увеличивающим частоту отрицательной реакции, была необходимость принятия совершенно новых парадигм, о которой было сказано выше.

Таким образом, научные исследования в области биотелеметрии изначально имеют мультидисциплинарный или даже трансдисциплинарный характер (как уровень научного сотрудничества, занятый универсализацией картины «научной реальности на основе теорий и методов, утративших свою дисциплинарную определенность»[51 - Корнев Г. П. Зона обмена: понимание и конструирование наукой и философией. С. 34—38.]). Ученые организуются в микро-, а со временем – в макрообъединения; это галисоновские «зоны обмена» – модели развивающего взаимодействия между биомедицинским и инженерно-техническим знанием, где «возникает локальная координация убеждений и действий»[52 - Галисон П. Зона обмена: координация убеждений и действий // Вопросы истории естествознания и техники. 2004. №1. С. 64—91.]. Мы относим их к первому уровню. При трансляции научных результатов профессиональному сообществу формируется «зона обмена» второго уровня одного из двух типов (с положительным или отрицательным сценарием развития). К характеристикам процессов институционализации научных исследований в области биотелеметрии можно добавить тип и особенности «зон обмена» второго уровня.

Научная интуиция, идея, инициатива, гипотеза обуславливают научный поиск в данной конкретной области, реализуемый учеными-одиночками или микрообъединениями энтузиастов. По мере накопления знаний по проблеме, исследования структурируются в программу. Результаты исследований становятся публичными, обсуждаются в профессиональном сообществе и, при определенном (объективно неизмеримом) уровне значимости и актуальности, вызывают интерес иных ученых и научно-исследовательских объединений. Последние начинают действовать самостоятельно либо в сотрудничестве с инициативными микрообъединениями. Следующий этап характеризуется масштабным накоплением знаний, их систематизацией, стандартизацией, выведением неких правил и закономерностей; фактически – формированием фундаментальных основ новой научной дисциплины (единой дисциплинарной матрицы). Теперь уже макрообъединения ученых последовательно ведут исследования по данной проблематике. Происходит специализация отдельных макрообъединений, которая признается большей частью всего научного сообщества и проявляется, в том числе проведением научных мероприятий, выпуском тематических журналов, монографий, популяризацией новой области знаний. На этом этапе макрообъединения представлены отдельными научными коллективами и/или временными группами ученых. На последнем этапе происходит признание новой научной дисциплины (проблематики) со стороны государства, то есть – административные решения и действия по организации, управлению, финансированию, контролю и развитию научно-исследовательской деятельности. На этом финальном этапе макрообъединения ученых уже могут быть представлены научными школами.

Формальное структурирование научных исследований происходит как на этапах формирования научного направления/дисциплины (на уровне отдельных учреждений создание специальных отделов, лабораторий, кафедр; оформление и финансирование научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ), так и на этапе государственной поддержки (включение проблематики в государственные программы; создание специализированных учреждений – институтов, центров и т.д.; целевое финансирование).

Исходя из сказанного, в работе мы разработали метод условной оценки уровня институционализации научных исследований в области биотелеметрии:

1. Начальный уровень – этапы научного поиска и программы исследований; исследования ведут ученые-одиночки, научные микрообъединения (неформальное структурирование).

2. Средний уровень – переход от неформального к формальному структурированию, этапы формирования научного направления и соответствующего дисциплинарного сообщества; организационные мероприятия, в том числе представлены официальным оформлением научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ; преимущественно исследования ведут научные объединения и группы.

3. Высокий уровень – формальное структурирование, государственный и административный ресурс обеспечивает системное проведение исследований по данной дисциплине; есть условия и возможности для появления научных школ.

Предложенный подход может быть повергнут определенному критицизму и детализации. Однако мы следуем принципу минимальной, разумной достаточности; указываем базовые, фундаментальные этапы, достаточно явно прослеживаемые в подавляющем большинстве ситуаций.

В заключении необходимо отметить еще одну особенность изучаемых научных исследований.

При благоприятном стечении обстоятельств, как было показано в литературе, междисциплинарность в работе ученых не исчерпывается «некоторым эпизодом исследовательской деятельности, как бы велико ни было его научное значение, а приобретает систематический хаарктер, причем сама междисицплинарность получает в подобного рода исследованиях новое, так сказать, порождающее исследовательскую деятельность качество». Полученные результаты «в виде некоторой целостности выступают базой для создания новой структурной единицы науки»[53 - Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. С. 205—206.]. Сказанное полностью типично для области биотелеметрии.

Задача реализации дистанционной трансляции биомедицинских данных возникла как ответ на запрос практики (параллельно от ученых-физиологов и от врачей). Для решения этой задачи прежде всего требовалось создание новых технических устройств и методов их применения; на этом этапе ученым, образно выражаясь, надо было ответить на вопрос «каким прибором и каким способом фиксировать и передавать данные». В этот момент биотелеметрия является объектом научных исследований. По мере успешного решения указанной задачи, появления биотелеметрической аппаратуры и методологий, происходит качественный переход. Биотелеметрия начинает применяться для решения запросов, ранее поступавших от практики; то есть используется в физиологических экспериментах, биомедицинских научных исследованиях, а также в практической медицине. Суть перехода состоит в том, что теперь биотелеметрия становится методом научных исследований. Только благодаря ее возможностям начинается накопление принципиально новых знаний, обеспечивающих исторические переходы от одного состояния отдельных отраслей науки к другому, а также – становление новых отраслей науки.

Нами выявлены характерные особенности институционализации научных исследований в области биотелеметрии:

1. Формирование в качестве исходной точки научного исследования микрообъединения – галисоновской «зоны обмена» первого уровня между биомедицинским и инженерно-техническим знанием. Более того, отсутствие микрообъединения ведет к провалу.

2. Наличие мультидисциплинарности как постоянного и неотторжимого свойства научных исследований.

3. Формирование галисоновской «зоны обмена» второго уровня (положительного или отрицательного типа) между объединением ученых и профессиональным сообществом при трансляции результатов исследований.

4. Наличие качественного перехода от объекта к методу. Вначале биотелеметрия – это объект научных исследований, позднее – она становится методом научных исследований. Качественный переход возможен в рамках одного макрообъединения ученых.

Предложенная систематизация особенностей позволяет проанализировать процессы формального структурирования научных исследований в предметной области, выявить и оценить качественные изменения, обуславливающие различную результативность таковых.

Актуальность и применимость разработанных методологических подходов к изучению институционализации научных исследований в области биотелеметрии будет доказана в ходе изложения нашего исследования.

ГЛАВА 2. ИСТОРИЯ НАУЧНОГО ПОИСКА В ОБЛАСТИ БИОТЕЛЕМЕТРИИ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ ХХ ВЕКА

…Если не сейчас, то потомки наши поймут всю сущность и значение для человечества нового средства связи.

А. С. Попов

Во второй половине ХIХ – первой трети ХХ вв. в распоряжении человечества появились три телекоммуникационные технологии, основанные на электричестве: телеграф (в том числе фототелеграф), телефон и радиосвязь. Телеграфная связь позволяла осуществлять обмен буквенно-цифровыми (текстовыми) сообщениями, электрическими сигналами (в том числе для звукового оповещения (звонка)), неподвижными изображениями (фототелеграф, в последствие – факсимильная связь). Телефонная связь обеспечивала обмен звуками и речью, а также однонаправленную передачу электрических сигналов. Возможности радиосвязи были ограничены сугубо голосовым общением. История изобретения и конструирования соответствующих технологий связана с именами обширной плеяды ученых и инженеров из многих стран мира, широко описана в иных источниках и не будет затрагиваться в данной работе.

С первых лет своего появления электрические телекоммуникации сразу привлекли внимание ученых и практиков биомедицины. Возможность трансляции информации о состоянии здоровья, физиологических параметров на десятки и сотни километров казалась манящей перспективой; научно-практический смысл ее зачастую еще оставался не вполне осознанным, тем не менее человеческое любопытство и жажда знаний толкала исследователей на новые эксперименты.

Примером предчувствия уникальных возможностей телекоммуникаций в биомедицине служит высказывание выдающегося ученого в области физиологии труда профессора

К. Х. Кекчеева (1893—1948): «Много еще чудес придумал человек себе на пользу. Разве не чудо разговор по воздуху без всяких проволок (радиотелефон) через всю Советскую Россию?

В Москве перед трубкой стоит, например, доктор и рассказывает о болезнях, которые бывают у людей, и о том, как от них уберечься. Около него никого нет, но зато во многих городах, селах и деревнях за много верст от Москвы сидят у себя по домам люди и, прижав особые трубки к уху, слушают этого доктора. Таких чудес много придумали люди для облегчения и улучшения своей жизни»[54 - Кекчеев К. Х. О жизни, старости и смерти. М.: Крестьян. газ., 1926. 60 с.].

В раннем периоде развития биотелеметрии сразу обозначились два параллельных направления[55 - См.: Владзимирский А. В. Диагноз по телеграфу: первые научные эксперименты по применению электросвязи в медицинской науке (вторая половина ХIХ – первая треть ХХ вв.) // Современная научная мысль. 2022. №4. С.201—212.]:

1. Эмпирическое практическое использование.

2. Научный эксперимент.

В этой главе мы проследим, охарактеризуем и систематизируем значение основных событий научной деятельности, связанной с экспериментальным изучением возможностей телекоммуникаций в медицинской науке в период второй половины ХIХ – первой трети ХХ вв.

2.1. «Ранняя телемедицина»: эмпирический опыт

В изучаемый период времени практическое использование телекоммуникаций в медицине представляло собой простой диалог, то есть общение врача и пациента посредством телеграфа, телефона, реже – радио.

Подобное применение телекоммуникаций сразу начало носить глобальный характер. Например, с 1920-х гг. в США, Норвегии, Италии, Германии и иных странах мира начали формироваться службы для медицинских консультаций по радио экипажей морских судов.

В Австралии на основе радиосвязи была развернута «Воздушная медицинская служба» для оказания медицинской помощи на территориях с низкой и крайне низкой плотностью населения. Основными инстурментами службы были дистанционные врачебные консультации по радио и санитарная авиация. Известен целый ряд эпизодов дистанционных медицинских консультаций по телеграфу в разных уголках мира[56 - См.: Владзимирский А. В. История телемедицины: стоя на плечах гигантов (1850—1979). М.: Де’Либри, 2019. 410 с.; см.: Владзимирский А. В. Медицина. Авиация. Радио. Как телемедицина изменила жизнь целого континента. М.: Ридеро, 2021. 190 с.]. Даже Генрих Шлиман (Heinrich Schliemann) во время археологических раскопок в Греции в 1870—1880-х гг. обращался за дистанционными консультациями к своему хорошему знакомому, выдающемуся ученому и врачу – Рудольфу Вирхову (Rudolf Virchow): «В отчетах вы писали и о Николаосе и о многих других рабочих. Если кто-нибудь из них серьезно заболевал, вы бомбардировали меня телеграммами, пока моя заочная терапия не помогала и больному не становилось лучше»[57 - Штоль Г. Шлиман («Мечта о Трое»). Серия «Жизнь замечательных людей». Вып. 28 (416). М.: Изд-во ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1965. С. 401.]).

С позиции истории науки и техники развитие эмпирического аспекта интересно и важно тем, что со временем здесь наметился переход к научно обоснованному поиску оптимальных технических и методических решений для дистанционного взаимодействия врача и пациента. Сугубо практический опыт буквально «потребовал» научного осознания, систематизации, формирования общих теоретических положений, в свою очередь ставших основой для развития новых методов и способов оказания медицинской помощи на расстоянии. В конечном итоге, прикладное эмпирическое направление, дополнив методологический и технологический аппарат биотелеметрии, эволюционировало в концепцию «телемедицины». Однако эти процессы произошли позднее, в середине ХХ в., а в изучаемый период времени шло лишь накопление практического опыта. В контексте развития научных исследований в области биотелеметрии этот этап представляет лишь общий интерес; поэтому останавливаться на деталях мы не будем, лишь лаконично перечислим основные эпизоды и тенденции.

Во второй половине ХIХ – первой трети ХХ вв. нами выявлен ряд эпизодов эмпирического практического использования электрических телекоммуникаций в биомедицинских целях (которые могут рассматриваться как некий период «осознания» возможностей):

1. Применение телеграфа в медико-организационных целях, для управления логистикой медицинского обеспечения, раненых во время вооруженных конфликтов (Россия: Русско-Японская война, 1905 г.[58 - Замечательные свидетельства на основе личных воспоминаний содержатся в книге Викентия Викентьевича Вересаева «Записки врача. На японской войне». М.: Правда, 1986. 560 с.], Германская война, 1914?1918 гг.[59 - Войтоловский Л. Н. Всходил кровавый Марс: по следам войны. М.: Воениздат, 1998. 123 с.]).

2. Обмен эпидемиологической информацией (в России телеграф использовался для оповещений во время эпидемии холеры в Хабаровске и Приамурье в 1902 г.[60 - Фон Виттенбург С. Из медицинского отчета за 1908-й год по Амурской речной флотилии // Медицинские прибавления к морскому сборнику. 1910. Апрель. С. 203—226.]).

3. Морская медицина. В первой трети ХХ в. системное практическое применение телекоммуникаций для решения медико-организационных задач происходило в области морской медицины, обеспечивающей экстренную и неотложную помощь членам экипажей военно-морских, торговых и пассажирских кораблей. В России средства электросвязи достаточно активно применялись для взаимодействия по медицинским вопросам в военно-морском флоте. В 1910 г. во время «санитарных маневров» Черноморского флота радиотелеграф и телефон использовались для связи военно-морских судов, Севастопольского порта и госпиталя – для оповещений о количестве поступающих больных и раненых[61 - Кибер Э. Э. Путевой знак в военно-санитарном деле и частное испытание его в Черноморском флоте // Медицинские прибавления к морскому сборнику. 1910. Январь. С. 1—22.]. Во время балкано-турецкой войны 1912—1913 гг. по радио осуществлялась координация действий по эвакуации и приему раненых больниц на суше и пароходов-госпиталей[62 - Свечников И. Н. Деятельность Русской больницы в память Великой Княгини Александры Георгиевны, королевны Греческой в г. Пирее во время Балкано-турецкой войны 1912—1913 гг. // Морской врач. 1913. Ноябрь. С. 657—674 (8—46).]. Систематизировался опыт использования радиотелеграфа для организации спасательных операций на море[63 - Радиотелеграф во время морских бедствий // Почтово-телеграфный журнал. Отдел неофициальный. 1913. XXVI. С. 385—387.].

В 1915 г. госпитальное судно Красного Креста «Portugal» на Черном море использует радиотелеграф для координации и сообщений о прибытии в порты, о необходимости принять раненых, благодаря чему «передача раненых на берег была совершенна без особых задержек»; по радио осуществлялся вызов этого судна для приема раненых[64 - Последние дни «Portugal» // Морской врач. 1916. Июнь. С. 279—299. Этой же теме посвящена одна из глав повести Константина Паустовского «Беспокойная юность».]. По телефону осуществляется вызов и координация действий санитарного персонала после взрыва в Морской лаборатории Кронштадтского порта 17 ноября 1915 г., сопровождавшегося большим количеством убитых и раненых[65 - Приказ начальника тыла, главного командира Кронштадтского порта и Военного губернатора г. Кронштадта. По штабу. Кронштадт, 3 декабря 1915 года, №515 // Морской врач. 1916. Январь. С. VI—VIII.].

2. Освоение арктических территорий.

В начале ХХ столетия арктическое побережье Российской империи, особенно его восточная часть, оставалась плохо изученной и крайне малонаселенной землей. Изолированные, крошечные поселки старателей, охотников и рыбаков, коренных народов, разбросанные по огромным территориям, не имели ни надежных средств связи, ни медицинского обеспечения.

Об ужасающих условиях жизни, с точки зрения медицинской помощи, ярко свидетельствуют воспоминания судового врача Эдуарда Егоровича Арнгольда (1873—1920[66 - Кузнецов Н. Забытые герои Арктики. Люди и ледоколы. М.: Paulsen, 2022. 544 с.]), относящиеся к 1913 году[67 - Арнгольд Э. Е. Обзор плаванья транспорта «Вайгач» в Северном Ледовитом океане в 1913 году // Морской врач. 1915. Январь. С. 8—45.]: «Считаю долгом упомянуть о том безвыходном положении в смысле медицинской помощи, в котором находится местное население. Единственный врач на весь Анадырский уезд, по площади превосходящий чуть-ли не Францию живет в селе Марково, 500 верст вверх по реке. Из медицинского персонала в Ново-Мариинске имеется лишь бывший морской фельдшер Задвинский, но служащий уже не фельдшером, а секретарем полицейского управления в течение нескольких лет: за неимением никого другого, конечно, все медицинские обязанности приходится исполнять ему. По рассказам местной интеллигенции у двух женщин зимою предстояли тяжелые роды. Консилиум из уездного начальника, его помощника, судьи, не помню участвовал-ли в нем бывший фельдшер Задвинский, решил сделать лапаротомию. Производство самой операции по большинству голосов было возложено на уездного начальника, как старшего в чине, не помню уж кто давал наркоз и были-ли таковой вообще дан. Насколько я себе мог представить дело из рассказов производивших операцию, приступили к ней уже тогда, когда больная, как они выражались, была совсем синяя и еле дышала, кожный разрез был сделан специально отточенной и прокипяченой для этой цели бритвой. К счастью как для больной, так и для оперирующих, операцию не нужно было доводить до конца, так как тотчас же после кожного разреза больная скончалась. К сожалению, в таком безвыходном положении находится не один пост Ново-Мариинский, а их очень много, не только в Анадырском уезде, но даже на Камчатке, не говоря уже про Чукотский уезд, где нет даже никаких бывших фельдшеров».

Ему вторит его коллега, также судовой врач Леонид Михайлович Старокадомский (1875?1962)[68 - Открытие новых земель в Северном Ледовитом океане: [Плавание Гидрограф. экспедиции Сев. Ледовитого океана в 1913 г.] / Д-р Л. Старокадомский. Петроград: ред. «Мор. сб.», 1915. С. 12.], рассказывая об «ужасах», услышанных от местных жителей: «…как делались „операции“ – ампутировались ноги, извлекались ржавым ножом пуля из спины подстреленного американскими торговцами стражника, наконец, как была произведена операция кесарского сечения на беременной, конечно, после этого умершей, – все без врача… В тяжелых условиях живут здесь люди».

С целью исследования и освоения восточного побережья Северного Ледовитого океана с 1910 по 1915 гг. в Арктике работала гидрографическая экспедиция. Именно она положила начало практическому освоению Северного морского пути. Несколько походов ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» (собственно, на которых и были судовыми врачами

Л. М. Старокадомский и Э. Е. Арнгольд соответственно) позволили собрать многочисленные уникальные материалы в области гидрологии, метеорологии, зоологии, ботаники, геологии; в 1912 г. на основе ее данных изданы мореходные карты, первая лоция восточной части Северного Ледовитого океана[69 - Старокадомский Л. М. Экспедиция Северного Ледовитого океана, 1910—1915 гг. М.; Л.: изд. и тип. Изд-ва Главсевморпути в М., 1946. 320 с.].

Примечательно, что экспедиция занималась не только исследованиями, но и участвовала в создании сети радиотелеграфных станций вдоль побережья. В 1911?1912 гг. были построены соответствующие станции в Архангельске, Югорском Шаре, на острове Вайгач и у устья реки Маре-Сале, в Гижиге, Ново-Мариинске и Охотске[70 - Радиотелеграф в Ледовитом океане // Почтово-телеграфный журнал. Отдел неофициальный. 1912. XXV. С. 172—174; Радиотелеграфные станции в России // Почтово-телеграфный журнал. Отдел неофициальный. 1912. XXV. С. 97.]. «В Ледовитом океане и на Белом море имеется радиостанция в Архангельске с дальностью действия 1200 верст, на Карском море – 3 станции: в Югорском Шаре с дальностью действия в 1200 верст и две малых на о. Вайгач и полуострове Ялмань – с дальностью действия по 250 верст каждая. Эти пять станций обеспечат связь судам, совершающим рейсы по Белому морю и Ледовитому океану через Карское море к берегам Западной Сибири»[71 - Организация нормальных радиотелеграфных станций почтово-телеграфного ведомства // Почтово-телеграфный журнал. Отдел неофициальный. 1914. XXVII. С. 187—190.]. Детально история указанных событий и процессов изложена в фундаментальной работе А. А. Глущенко – диссертации и монографии на ее основе, в которых введены в оборот многие материалы из Российского государственного исторического архива, РГА ВМФ[72 - Глущенко А. А. Указ. соч.].

Вместе с тем указанный источник фокусируется на вопросах истории именно радиотелеграфной связи, соответствующих учреждений, экспедиций; социальные аспекты, вопросы медицинского сопровождения рассмотрены поверхностно.

Вопросы медицинского обеспечения персонала радиотелеграфных станций должны были решаться Главным управлением почт и телеграфов (ГУПиТ) в г. Архангельске, так как станции являлись подведомственными структурами этого учреждения. С целью развития арктических телекоммуникаций в изучаемый период времени осуществлялись специальные мероприятия по постройке и обеспечению содержания радиостанций и их персонала. Отдельным вопросом было медицинское обеспечение, осложнявшееся жесткой изоляцией и экстремальными природными условиями. Известна история о якобы вспышке цинги, вызывавшей значительный социальный резонанс. ГУПиТ был командирован в Архангельск

В. А. Тарасов (причем не врач, а «инженер специалист по радиотелеграфу») для тщательной проверки, чтобы «выяснить, путем сношений по радиотелеграфу, все нужды чинов, находящихся на Карских станциях, а также все недостатки жилых помещений». В результате «газетная шумиха по поводу бедственного положения наших чинов, прибывших зимним путем на Карские радиостанции» была ложной. «В действительности оказалось, что все чины и сторожа <…> здоровы и в достаточной мере обеспечены жизненными продуктами и медикаментами, за исключением одного сторожа на Маре-Салэ, заболевшего цингой»[73 - Итоги работы радиотелеграфных станций почтово-телеграфного ведомства // Почтово-телеграфный журнал. Отдел неофициальный. 1914. XXVII. С. 635—646.]. Причиной болезни стала собственная лень – крайне малоподвижный образ жизни и отсутствие горячего питания, не смотря на наличие нужных продуктов. Вместе с тем только лишь достаточное снабжение не решало всех проблем. А. А. Глущенко опубликована переписка с главным врачом больницы Санкт-Петербургского почтамта в которой ГУПиТ сообщал, что «не только скорой, но и вообще какой-либо врачебной помощи служащим оказывать не представляется возможным» и просил сообщить соображения «относительно возможной организации врачебной помощи на указанных станциях»[74 - РГИА Ф. 1289. Оп. 11. Д. 467. Л. 9; РГИА Ф. 1289. Оп. 12. Д. 467. Л. 10,11.]. Усилия ГУПиТ выразились снабжением персонала радиостанций «популярным лечебником» доктора Алмазова «Полная народная школа здоровья», а позднее – специальными аптечками. Вопрос комплектования которыми решался на заседании особой комиссии с привлечением врачей и представителей от радиостанций[75 - Глущенко А. А. Указ. соч.].

При работе с источниками нами выявлен материал, который значительно расширяет и отчасти изменяет наше представление об организации врачебной помощи на указанных станциях.

В 1915 г. в издании «Почтово-телеграфный журнал» была опубликована статья столоначальника Главного управления почт и телеграфов (ГУПит) Архангельского округа