Елена Ромова "Добыча хищника"

Я некоторое время колебалась – ритм сердца был дьявольски быстрым.

Меня тошнило от необходимости притворяться, сдерживаться и пытаться угодить тому, кто никогда и не думал о милосердии по отношению к людям.

Не знаю, в какой именно момент я решила послать к черту все инструкции, но с моего языка слетает:

– Я – Эля, – безо всяких приветствий. – Ты не хочешь слушать, но мне все-равно.

Грудная клетка пленника вздымалась от дыхания, кожа блестела от пота. Рельефные мышцы на груди и руках, узор вен, трепещущая жилка на шее – да, он просто актер!

Во мне снова вспыхнула злость. Передо мной – убийца. Может ли он хоть что-то сказать в свое оправдание?

Сидит сейчас здесь, как проигравший, и отдувается за всех своих собратьев! Да, нам, людям, тоже больно. Мы теряем близких на войне, которую развязали именно эти космические засранцы!

Я хотела знать, почему.

Мне нужен был ответ.

Почему.

Миллион этих «почему»?

Ангелина, мои родители, сотни тысяч девушек – почему?

К моим глазам подступили слезы, и я сжала челюсти. Не собираюсь плакать. Нет, это существо не увидит моих слез. Именно он сейчас пленник. Он жариться здесь под ультрафиолетом. И он ответит на это гребаное «почему»!

– По какому праву вы убиваете нас? – выпалила я, с трудом сдерживая злость.

Дубровский, уверена, негодует, ведь его текст был более… дипломатичным.

Слипшиеся пряди волос перед лицом пленника слегка качнулись от дыхания – больше ничего! Он безмолвен.

Мне не нужны оправдания, я просто хочу понять. Это необходимо, как воздух, потому что в груди у меня все печет. Мне больно. Мне так дьявольски больно, что я не могу сдержать судорожный вдох.

– Один из твоих собратьев убил мою семью, – эти слова дались мне с огромным трудом. – Я хочу знать, почему? Кто вы такие? Чего вы хотите?

Его ноздри раздувались, жилы на шее напрягались – не более.

Он не собирался отвечать. Какая гордыня!

Ему плевать.

Он не удостаивает меня даже взгляда.

– Я просто хочу понять, – цежу сквозь зубы, раздражаясь из-за его высокомерного упрямства: – Неужели ты не можешь просто поговорить со мной? Считаешь это ниже собственного достоинства?

Между нами звенит воздух.

Меня предупредили, что я не могу заходить за защитный экран и последнюю линию света. Она очерчивает лабораторное кресло, предназначенное для объекта.

Ну, что ж…

Мне потребовалась пара минут, чтобы выровнять дыхание и подумать, что еще я могу сделать. И, глядя, на этого упрямого космического барана, я захотела сделать ему что-нибудь назло.

Я села на пол, скрестив по-турецки ноги, намереваясь сидеть здесь целую вечность. Если понадобиться, я превращусь в мумию. Не сдвинусь с этого места. И мне плевать, как это выглядит.

– Я подожду.

Пялюсь на пленника, кривя губы.

Не знаю, смогу ли я хоть когда-нибудь спокойно смотреть на этих существ, не испытывая боли от воспоминаний, отравляющих мою жизнь. Его тело создано для того, чтобы убивать – оно идеально, на самом деле. Оно красиво до слез. Почему мироздание сотворило это существо таким – безупречным, словно ангел?

Со стороны мое поведение можно расценить, как саботаж и диверсию. Я даже жду, когда в комнату ворвутся военные и выведут меня. Представляю, как зол будет подполковник Суров, который искренне в меня верил.

Не хочу думать, что все испортила.

Наверное, Дубровский потребует моей замены. Это очевидно – я всех подвела.

Вынимаю из кармана четки и перебираю – раздаются тихие щелчки.

Мне просто нужно успокоиться. В душе бушуют эмоции. Я прямо сейчас нарушаю все запреты: я смею что-то чувствовать. Да, внутри меня просто фейерверк.

Четки щелкают у меня в руках.

Этот звук успокаивает.

Я размышляю о том, что чужак за все время не сказал ни слова, и убеждаюсь, что для него люди – пустое место. А я еда, которая сама к нему пришла, не более. С чего я взяла, что у меня хоть что-то получится? Возможно, я просто его раздражаю, ведь он не может до меня дотянуться. Не может сожрать.

Прохладное дерево, покрытое лаком, скользит между пальцев: «Щелк-щелк…»

Бусин в четках десять, я считаю про себя, думая о родителях. И мне снова больно.

Щелк…

Конечно, я могу сидеть здесь до самого рассвета, тщетно надеясь, что чужак меня заметит. И буду сидеть. До тех пор, пока меня отсюда не вышвырнут.

Буду сидеть, чтобы это существо, прикованное к креслу, видело – не боюсь.

Щелк…

Наверно, чужаки слишком самонадеянны, раз решили, что вселенная существует только для них, а люди обязаны плясать под их дудку и умирать им на радость.

Щел-л-лк…

Я буду сидеть здесь столько, сколько смогу. Пока пальцы не заболят, стираясь в мозоли от этих четок. Пока глаза не станут слезиться от яркого света. Пока ультрафиолет не поджарит меня. Я буду сидеть здесь вечно.

– Прекрати, – хриплый после долгого молчания голос заставил меня враз покрыться горячей испариной.

Четки замирают в моих пальцах – сердце разгоняется, точно реактивное, бьет в горло, и я задыхаюсь.

Я не рассчитывала…

Я почти не верила…

– Еще и это, – мужской вздох.

Мое тело каменеет, но мне каким-то чудом удается достойно встретить взгляд янтарных глаз пленника.

Ленивым движением головы он смахивает длинную челку со своего лица, и я вижу, как он красив. Как и положено всякому чужаку красив чудовищно, до отвращения. Мужественный подбородок, высокие скулы, красивые губы – он выглядит довольно молодым. И очень дерзким.

– Твои щелчки раздражают. Ты можешь делать это в другом месте? – спокойно спрашивает он.

Прошу заметить, он все еще жарится под ультрафиолетом.

Он ничего не говорит по поводу моих эмоций, которые бьются внутри смерчем. Его раздражают щелчки – подумать только!

Я не знаю, что сказать и растягиваю слова, судорожно выстраивая в голове дальнейшую беседу:

– Меня зовут Эля, я…

– Я слышал.

Он слышал!

Господи…

– Ты молчал все это время…

– Никто не щелкал, – он бросает взгляд на четки в моих руках. – Не делай так.

Я неприятно поражена. Не может быть все так просто. Меня накрывает лживое ощущение беседы с человеком. С обычным мужчиной.

– Кто ты такой?

Он вскидывает брови, очень натурально имитируя удивление.

– Серьезно? У тебя там не заготовлено других вопросов?

– Я… – его дурацкая манера выбивает меня из колеи. – У меня еще много вопросов. Зачем вы убиваете людей? Вы делаете это ради пропитания?

– Нет.

Это «нет» отзывается во мне болью.

Я не знала, что сказать, и тщетно боролась со смесью злости и отвращения. Их жажду убивать ради еды еще можно понять. Пищевая цепочка и все такое. Но он сказал «нет». Это «нет» все еще звенит в моих ушах.

– Ты испытываешь слишком много эмоций, – спокойно констатирует пленник.

– Испытывать эмоции – особенность всех людей.

– Мне ли не знать.

Какой умник!

Я сжимаю и разжимаю кулаки, пытаясь успокоить сердцебиение.

– Почему вы убиваете людей?

Чужак смотрит безотрывно и произносит лениво:

– Какой бы ответ тебя устроил? Ну, допустим, ради удовольствия.

Я стискиваю зубы. Кровь во мне закипает, и я с трудом подавляю вспышку злости.

– Удовольствия?

– Да, это приятно. Как и приятно любое проявление твоих чувств.

– Я чувствую к тебе только ненависть.

– Это льстит.

Я шумно сглотнула.

С трудом удерживаясь на месте, я мысленно приказала себе вспомнить, зачем я здесь. Я ничего не добьюсь, если не успокоюсь.

– Откуда вы прибыли?

– Это тебе ничего не даст. Дальше.

– Дальше?

– Ну это же викторина? – на его губах снова обозначилась усмешка: – Если я отвечу на все вопросы меня выпустят или здесь будет другой приз?

– Откуда ты знаешь наш язык?

– Глупо. Следующий вопрос.

– У тебя есть имя?

На сей раз он задумался.

– Есть.

– И как тебя зовут?

– Это секрет, дурочка.

– Почему?