– Какой высокий слог! – восхитился Фрол.
– Ага, как у попа из анекдота, – добавил Мишка…
Баритон обиженно молчал. За дверью КПП нависла тишина.
Троица друзей отошла в сторону, ускользая из поля зрения камер, размещенных на двери и вдоль ограды.
– Ну, что, мужики, – на «раз-два-три»? – кивнул в сторону забора Женька. Чур, я – «торпеда»!
– Ты на своей «Оке» уже работал сегодня торпедой, – проворчал Олег.
– Только китель казенный мне не изгадь, – согласился Мишка.
Не сговариваясь, будто делали это каждый день, батюшка и гаишник подошли к забору и встали в позу, как будто изготовились для игры в чехарду. Фрол почти без разбега в два касания мягко перескочил через спины друзей и исчез по ту сторону забора.
Олег и Мишка не спеша вернулись к КПП. Входная дверь плавно открылась. В дверях навытяжку стоял Фрол:
– Докладывает полковник запаса Фролов. Пост № 1, трехсменный.
Под охраной находится… а уже ничего не находится.
Олег и Мишка придирчиво осмотрели помещение. На полу в разных позах сидели и лежали трое охранников.
– Однако…– уважительно протянул Майонез.
– Нормально, – с легким оттенком ревности подтвердил Олег. – А где четвертый?
– Какой? – по инерции спросил Фрол.
– Ну, ты же сам сказал: «Пост трехсменный». Трое, понятно, патрулируют по очереди территорию, а еще один сидит у «телеков». У тебя тут «телевичок» и два патрульных – недостача.
– Виноват. Один, значит, на территории.
Фрол и Мишка, не сговариваясь, распихали по карманам магазины от автоматов, стоявших в пирамиде. Сами автоматы трогать не стали.
Женька Фролов посмотрел на друзей:
– Ну что, пошли потихоньку?
– Погоди, – попросил Олег. – Кто из них с нами через дверь разговоры разговаривал?
Фрол кивнул на парня, склонившего голову на стол, как не выспавшийся студент на лекции.
Олег поискал опытным взглядом аптечку, достал из нее нашатырь и щедрым движением сунул под нос парня. Тот отшатнулся, медленно приходя в себя:
– Вам чего?
– От тебя уже ничего, сын мой, – успокоил отец Олег. Свяжи нас с хозяином.
– Не уполномочен, – севшим голосом сказал охранник.
– Молодец, гуманоид! Уважаю службу, – сказал бывший спецназовец и коротким движением руки вновь отключил «телевичка».
Друзья походкой отдыхающих санатория направились по лужайке к дому. К ним навстречу спешил удивленный охранник с автоматом.
– Вы кто такие, – вытаращив глаза, крикнул он.
– Автоинспекция Святейшего синода, прости меня, Господи, – представился отец Олег, кивая на Мишкины погоны и одновременно отбирая у охранника автомат, как совочек в песочнице у годовалого карапуза.
– Вы к кому? – по инерции взвизгнул бывший часовой.
– Мы к товарищу Цубербиллеру, – важно заметил Майонез.
– Здесь такие не живут, – жалобно возразил охранник.
– Еще как живут! – послышался из-за его спины до боли знакомый голос. На пороге дома светилась счастьем очкастая рожа постаревшего гения Генки Смирнова. Он стоял, обнимая за талию ослепительной красоты молодую женщину. Стройная, черноволосая, но с пронзительными голубыми глазами, она, казалось, сошла с обложки модного журнала. Редкий случай: это была какая-то умная красота. Необычное сочетание красоты и ума привораживало.
Друзья обнялись.
– Знакомьтесь – это Людмила, моя жена. Почти жена. Свадьба через месяц, – уточнил Цубербиллер.
Неожиданно, расталкивая Людмилу и Генку ручонками, между ними протиснулась очаровательная большеглазая девчушка лет трех— четырех.
– Это наша Дашенька, – смущенно представил Цубер.
– Моя дочь, – с ударением на первое слово нарочито твердо добавила Людмила.
– Замечательный маленький приход, – подытожил отец Олег.
***
Если кто-то по наивности думает, что «маленькая» – это емкость объемом в двести пятьдесят граммов, то он может и ошибаться. Все зависит от соизмерения этой стеклянной тары с емкостями другого калибра. По твердому убеждению отца Олега, «маленькими» назывались посудины емкостью в 0,5 литра, потому что «нормальный грешник» причащается из литровых бутылок.
Так вот, когда на полу просторной Генкиной кухни скопился первый пяток этих самых «маленьких», вдруг выяснилось, что на этом запас спиртного в доме Цубербиллера исчерпан.
– Да не пью я, ребята, – оправдывался Генка. Вот держал на всякий случай для гостей…
– Для гостей? – клокотал отец Олег. – К тебе гости только с боями могут прорваться, сволочь ты засекреченная.
– Ну, ладно, не ругайся, – примирительно отвечал Цубер. – Сейчас пошлю кого-нибудь – привезут водки или другой какой текилы. Сколько покупать-то?
– Сколько ни купи, все равно потом еще два раза бежать, – обреченно изрек Мишка.
– А ты-то откуда знаешь, Робинзон Майонезыч? – удивился Фрол. – У тебя на твоем острове что, магазин есть?
– Магазина нет, врать не буду. Но запасец всегда имелся. Мы с тестем, пока тот был жив, да с командиром роты, что на острове стояла, после баньки в пятницу – святое дело!
– Ты свою пьянку святым делом не называй, – строго заметил отец Олег.
А сам-то, сам, – обиделся Мишка. – Как насос авиационный!
– Грешен, – потупился батюшка. – Но мне это по работе необходимо. Бренд такой. Паблик релейшенс, так сказать.
– Какой паблик? – изумился Майонез.
– Ну, связи с общественностью, с паствой, стало быть, – уточнил Олег.
– Да-а, – протянул Цубербиллер. – Про связи с общественностью ты это сильно заметил, в самую точку угодил, так сказать. Я когда в «дурке» на Пряжке лежал, помните, когда из училища слинять-то хотел, – он покосился на Людмилу, – встретил там одну симпатичную медсестру. Стал я к ней клинья подбивать. Молол всякую чушь, про училище рассказывал, про друзей, а она мне вдруг: «А ты случайно Олежека Лосева не знаешь?». Сохатого? – говорю, – как не знать. А она вдруг как расплачется! Жизнь ты ей сломал.
– Никому я нечего не ломал. В смысле, жизни не ломал. Да, была у меня медсестричка с Пряжки. Так она там с вами общалась – сама мозгами заболела: «Замуж за тебя хочу, – говорит. – Нарожаю тебе сыновей двенадцать человек…»
– А что, как раз две хоккейные команды, – добросовестно подсчитал Михаил.
– Такой хоккей нам не нужен! – отрезал отец Олег. – А теперь поздно – старые мы уже.
– Что-то по Геночке я этого не заметила, – улыбнулась Людмила.
– А я, ребята, с пьянством покончил уже давно, – грустно сказал Цубер. – После «дурки» меня комиссовали, выдали «белый» билет. Поступил я в университет на биофак, а чтобы нескучно было учиться, еще и на физмат – туда и туда – на третий курс. Учиться было лень, так я, чтобы времени не терять, за полтора года их и окончил. А тут – перекомиссия в военкомате. Говорят, абсолютно здоров. Говорят, наука сыграла свою положительную роль. Порыпался я, порыпался, да и загремел в армию рядовым. Поехал служить под Иркутск. Места – сказочные! Командир полка пришел к нам в казарму знакомиться с молодежью. Спрашивает меня, какое, мол, образование. Я объяснил, что три образования, в том числе и военное. Он как встрепенется: «Вот ты-то мне и нужен. Биолог, математик, считай, офицер! Будешь у меня заимкой заведовать – лосей, кабанов по головам считать, прикармливать их, охотничий домик в порядке содержать». Я пытался возражать, а он как рявкнет: «Что я, сукин ты сын, сам что ли буду за тебя свою работу делать?!».
Так я стал нештатным полковым егерем. Где-то через пару месяцев мне и звание лейтенанта присвоили. Служба была хорошая, на природе. Кормушки там всякие для зверья сооружать, примечать, где лоси, где кабаны обитают. Ну, и в охотничьем домике все должно было блестеть, ведь начальство в любой момент могло приехать. У меня и штат свой был – два солдата и прапорщик. Этот прапор – нагловатый был мужичок, но проныра. Поначалу пытался меня, как молодого, на место поставить. Но когда как-то утром увидел, как я на самодельной перекладине «солнышко» кручу, – зауважал. Стали мы с ним, с Саньком этим, приятелями и собутыльниками.
Однажды приехал к нам в полк командующий армией генерал-лейтенант Патрикеев. Суровый мужик, резкий. Боялись его ужасно. Приехал, полк построил и орет: «Бездельники, дармоеды. Думаете, если находитесь у черта на рогах, так вас и воспитывать некому? Я бы мог вас всех на гауптвахту пересажать, но не вижу в этом острой необходимости – я вас перевоспитаю. А уж если я возьмусь за вас более актуально – вам будет неспроста!».
– Хороший слог у твоего командующего, – оценил Фрол. – Он, часом, романов не писал?
– Не писал. Он был больше корифеем разговорного жанра. Умудрялся из пяти слов восемь сказать матом.
– А это как? – прикидывая что-то на пальцах, задумчиво произнес Майонез.
– Виртуозно, вот как. Но больше всего на свете он любил охоту на кабанов. Мы заранее подготовились. Хрюшек этих как следует прикормили – ждем командующего. Тот приехал, пару стаканов водки принял, хорошо закусил и объявил начало охоты. После двух стаканов стрелять-то тяжело, да и стрелок он был так себе. Поэтому мы недалеко от него поставили «дублера», моего прапорщика Санька. Он не промахнется и престиж генеральский поддержит в случае чего.
Пошли мы с солдатами в загон, стали шуметь, чтоб кабанов вспугнуть и на генерала натравить. Слышим, стрельба. Значит, все получилось. Подхожу я к засаде и вижу, что Санек сидит ко мне спиной возле сосны на корточках и отправляет, как записано в уставе, «естественные надобности». Ружье рядом лежит. Ну, думаю, гад, я тут в загоне по бурелому парюсь, а он расселся как профессор на зачете! Снял тихонечко с плеча свой автомат, приставил к его голому кобчику и говорю ласково так, нечеловеческим голосом: «Хрю-хрю!!» Вы бы видели этого охотничка. Он в один прыжок со спущенными до колен штанами взлетел на вершину сосны. Тарзан по сравнению с ним – калека полиомиелитная. Сидит он на сосне и протяжно так воет. Смотрю, на вой этот из кустов Санек, прапор мой, выходит. Глянул я на сосну – ядрен батон – так это ж гененрал-лейтенант Патрикеев. На бушлате полевые звезды что у генерала, что у прапорщика не сильно отличаются, да и не приглядывался я, думал, генералы, как святые, по нужде не ходят.
– Не богохульствуй, сын мой, – поджал губы отец Олег. – От генерала до святого…
– Как от капитана ГАИ до генерала – мечтательно произнес Майонез.
– Еще дальше, – убежденно сказал Олег.
– Ну, а потом-то что было, Цубер? – полюбопытствовал Фрол.
– Дальше? Откомандировали меня в Иркутск, на гауптвахту. Вместо пяти суток отсидел почти два месяца – то ли забыли про меня, то ли оказии не было. Добираться до полка сложно – почти двести километров по тайге. Вертолет для арестанта – слишком шикарно, а машины в город редко ходили. Вернулся в полк, а там уже приказ – я разжалован в младшие лейтенанты. Заимку мне больше не доверяли. Околачивался в штабе – то начфину помогу зарплату сосчитать, то начхиму подсоблю в списании противогазов. Так до дембеля еще полтора года и кантовался. Но пить перестал совсем. С той охоты словно заговорил кто. А после увольнения в запас было все равно куда ехать. Бывший однокашник по биофаку написал письмо – пригласил на Урал, в Институт генетики. Сам не знаю как, но дорос от инженера до директора. Никого не подсиживал, за должностями не гнался. Просто кроме работы других занятий не было. Почему не женился и сам не знаю. Институт был закрытым, работали в основном на оборону. Когда вошел в моду хозрасчет, зарабатывать научился раньше многих. Может из-за этого в 92-м нас и прикрыли. Положила какая-то сволочь из министерства глаз на нашу контору. Подбивали меня на то, чтобы из НИИ сделать ЗАО. Увидел я московские рожи ненасытные и понял – сматываться надо. Скинул на флешку информашку по нескольким самым удачным проектам, а потом еще полгода сознательно вел их в тупик. Проекты официально закрыли как неперспективные, документацию уничтожили. НИИ закрыли и сделали из него то, что хотели. Теперь, слышал, это фирмочка специализируется на изготовлении питания и добавок разных к кормам для животных. Плюс к тому – открыла фабрику по производству соков из экзотических фруктов. По телеку каждый день их рекламу крутят.
– «Лучше сок, чем пирога кусок»? – быстро отреагировал Фрол.
– Да, это их рекламный слоган, – подтвердил Цубербиллер. – А как ты догадался?
– Об этом позже, – отмахнулся Фролов. – Потом-то что было?
– Да ничего особенного, – пожал плечами Генка Смирнов. – Вернулся я в Питер. Потянуло туда, где столько лет учился. Да и понял, что настоящая наука здесь. А что я еще умею? Если я доктор наук, биолог, то и надо заниматься биологией. Правда, я еще и доктор физико-математических наук, но это уже так, для баловства. Для души, точнее говоря.
– Ну, ты, Цубербиллер, даешь! Ну, ты гигант, – уважительно протянул Мишка.
– Кто-то «Гигант», а кто-то и «Козилей»…
Друзья заулыбались. Вспомнилось, как на втором или на третьем курсе училища Мишка Майонез пошел в увольнение и напился до краев своего мощного организма. В казарму он вошел не самой твердой походкой. Командир роты, контролировавший в тот вечер приход увольняемых, с ехидной улыбкой поинтересовался:
– Ну, и где же это вы, курсант Корнеев, так красиво отдыхали? Наверное, в театре были?
– Нет, – икнул ядреным перегаром Майонез. – В кино.
– И как же называется кинотеатр, где так гостеприимно встречают, – заинтересовался ротный.
– Ко-зи-лей, – четко выдохнул Мишка.
– В смысле «Колизей»? – уточнил Петрович.
– Не все ли равно! Вам-то, старому, зачем?! Вам в кино уже не надо, – взбрыкнул Корнеев. – Вам вечером надо в телек посмотреть, на горшок – и спать!..
– Ну, так вот, – продолжал Генка Смирнов, – приехал в Питер. Устроился в НИИ цитологии на Тихорецком проспекте, работал ведущим научным сотрудником. Флешку свою, что с Урала привез, держал до поры – примерялся, но так, не конкретно. Жил в общежитии, да и ладно. Но тут как-то праздновали день рождения одной примадонны из нашего отдела. После мероприятия пошел я ее провожать. По дороге купил три белые гвоздики. А она вдруг и говорит:
– Что, Геннадий Николаевич, на розы денежек нету? Что же это вы такой бедный, если вы такой умный?
– Хотел я про моральные ценности порассуждать, а потом как-то противно стало.
– Богатого, – говорю, – меня всякий полюбит. А вот вы меня бедного полюбите, слабо?!
Она только презрительно плечами пожала.
На следующий день я уволился из НИИ цитологии. Порылся в мозгах и позвонил одному прохиндею. Предложил купить у меня часть информации, которая была в числе наработок одного из проектов. Мы ее разрабатывали еще на Урале.
Через неделю мы встретились, и он в обмен на информацию вручил мне двести тысяч долларов. Наличными.
– Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, – попросил Фрол.
– Да какие там подробности?! Это некто Чистяков, бездарный барыга от науки. За копейку маму родную продаст. Формально – доктор наук, реально – и на кандидата не тянет. Но всегда был при деньгах, потому что коммерсант от рожденья. У нас на биофаке был доцентом, руководил, если это можно было назвать руководством, моим дипломным проектом. Но на самом-то деле не он мне, а я ему помогал. Короче говоря, месяцев за шесть накидал я ему фактуру для его докторской. Он ее «причесал» и получился «диссер».
– А дальше? – спросил Олег.
– Да ничего дальше. Он защитил докторскую, я – дипломную работу. Он стал завкафедрой, а меня в армию призвали. Вот и все «дальше».
– Ладно, Цубер, – раздраженно сказал Фрол. Ты все крутишь, что-то недоговариваешь, будто мы тебе не друзья, а так, двоюродной кобыле троюродный хомут. Чтобы упростить ситуацию, покажу тебе один документ.
Включив ноутбук, Женька вставил в него вынутую из кармана флешку. На экране страница за страницей стало мелькать досье на Геннадия Николаевича Смирнова, владельца частной фирмы «Биотехноэкстрем». Генка молча «пролистал» досье.
