В бой ради жизни
Леонид Андреевич Андреев
Война. Штрафбат. Они сражались за Родину
Командир Красной Армии лейтенант Егор Кузьмин и его боевые товарищи попадают в пекло тяжелейших боев первого месяца войны. От полнокровной стрелковой роты остается всего десяток людей, подразделение оказывается в глубоком немецком тылу, но выжившие бойцы продолжают беспощадную борьбу с врагом и им удается пробиться к своим.
За честно выполненный солдатский долг на самых тяжелых участках фронта и несгибаемое мужество лейтенанта Кузьмина назначают командиром разведывательно-диверсионного отряда и поручают самые ответственные и невыполнимые задания.
Во всех боевых операциях Егору помогает священная ненависть к подлому врагу и воинское братство.
Леонид Андреевич Андреев
В бой ради жизни
© Андреев Л.А., 2020
© ООО «Яуза-Каталог», 2020
Часть 1
Лидочка
Глава 1
Рёв взлетающих самолётов разрывал атмосферу, сотрясая всё вокруг. Пассажиры и служащие омского аэропорта на несколько секунд становились глухонемыми и старались промолчать или объясняться на пальцах, пока взлетал самолёт. Для лётного состава этот рокот был песней в их повседневной жизни, чего нельзя было сказать о пассажирах, для которых непривычный оглушающий грохот производил встряску всей нервной системы.
– Боже, и когда же наконец «Аэрофлот» перейдёт на европейские стандарты по шуму и распростится с «тушками», – произнёс один из пассажиров после оглушающего рокота очередной взлетающей крылатой машины.
Сидящие рядом пассажиры ничего не ответили, однако согласились, слегка кивая. Не найдя собеседников, пассажир, коим был весьма и весьма пожилой человек, обратился к рядом сидящей молодой девушке, своей внучке: – А скажи-ка, Лидочка, долго нам ещё здесь париться, как ты любишь выражаться?
– Дедуль, сколько тебе говорить, вылет нашего рейса по плану через полчаса, – слегка раздражённо произнесла девушка, затем, немного смягчившись и поцеловав деда в седой висок, добавила: – Ну потерпите немного, Егор Иванович, и не забывайте, что перед операцией вам нельзя волноваться.
И девушка, обняв рукой старика за шею, прижалась к его плечу.
– В моем возрасте, внучка, волнуются только в одном случае: успеть добежать до гроба и красиво расположиться в нём. Вот. А потом, зачем вся эта возня со мной, со старым пнём? – усмехнувшись произнёс дед. – Неужели в нашей стране не могут сделать эту клятую операцию? Непременно нужно тащиться в Германию?
– Товарищ боевой генерал в отставке, а ну-ка прекратить нытье и свои солдафонские шуточки, – в тон ему произнесла девушка. – Ты у нас ещё такой красавец, горы свернёшь, а туда же – о каком-то гробе. Немедленно прекратить эти разговорчики, а не то получишь три наряда вне очереди.
– Ну вот, научилась у деда. Тебе уже ротой можно командовать, а она, видишь ли, в журналисты подалась.
Но договорить Егору Ивановичу не дал голос из динамиков, возвестивший о посадке на московский рейс.
Уже в самолёте, уютно расположившись в кресле, Егор Иванович взял в свою большую ладонь нежную маленькую руку своей внучки, так заботливо опекавшей его в последнее время, и, глядя в глаза, тихо произнёс:
– Всё будет хорошо, дочка, – он всегда так называл свою внучку, когда говорил что-то важное. – Не волнуйся, прорвёмся, как всегда. В Германию так в Германию, не всё ли равно, где умирать. Но если что не так, похороните только там, где я сказал, – в моём родном Омске.
Егор Иванович отклонился на спинку кресла и стал смотреть через иллюминатор на ландшафт местности, над которой они пролетали.
Внизу медленно проплывали огромные участки зеленеющих полей, обрамлённые извилистыми речушками и ровными лесополосами. Самолёт накренился для разворота, и отражённые от многочисленных озерков лучи света заиграли в его салоне. Егор Иванович задумался: «Как здорово, как славно жить! Как хорошо, что на нашей земле уже давно царит мир, и большинство людей не знает, что такое война. И это правильно, человек должен постоянно думать только о хорошем. Но иногда нужно вспоминать, а точнее не забывать о той страшной войне всех времён и народов, в которой мы – моё поколение – победили. И если бы этого не произошло… – у старого генерала на секунду даже прервалась мысль, потому что даже ему, прошедшему всю войну, трудно было представить весь ужас, который мог произойти с нашей страной. Но он нашёлся и закончил мысль: – Сейчас этой прекрасной и цветущей страны, этого замечательного народа просто бы не было».
Егор Иванович с большим интересом смотрел через стекло иллюминатора на безграничные поля и просторы своей огромной и великой Родины. А на память ему приходили другие поля, изрытые снарядами и бомбами. И старый советский генерал вдруг отчётливо вспомнил совсем небольшой эпизод из своей столь многогранной боевой жизни. Тогда он лейтенантом, как и многие, кто только-только окончил военные училища, попал в самое пекло войны. Но его воспоминания прервала Лидочка:
– Дед! Егор Иванович, о чём задумался? – весело, с искоркой в глазах спросила внучка.
По всему было видно, что начавшееся путешествие девушке нравилось, и ей не терпелось разделить свои радостные ощущения с близким человеком.
– Да так, ни о чём, – грустно ответил Егор Иванович, недовольный тем, что его оторвали от нахлынувших воспоминаний.
– Так и ни о чём? – не унималась Лидочка.
Егор Иванович отвёл взгляд от иллюминатора и медленно повернулся к Лидочке.
– Послушай, егоза, вот сколько я знал на свете Лидочек, такой, как ты, настырной ещё не встречал. А, впрочем, это и хорошо.
– Так, так. Это каких таких Лидочек ты по жизни встречал? Ну-ка колись, дед, – не унималась внучка. – Не боись, бабушка не узнает.
– А ну тебя.
Егор Иванович уже хотел отмахнуться от назойливой внучки и продолжить наблюдение в иллюминатор, но вдруг передумал. Старый генерал немного помолчал, не обращая внимания на тараторившую Лидочку, а затем резко повернул голову в её сторону и, глядя в глаза, произнёс:
– А и в самом деле, послушай историю про одну Лидочку. Полагаю, тебе не будет скучно. А то ведь как-то надоело столько лет хранить это в своей памяти. Считай, что это исповедь старого генерала.
И Егор Иванович не откладывая в долгий ящик начал свой непридуманный фронтовой рассказ.
Глава 2
Бой давно уже закончился, но в помутнённом сознании Егора Кузьмина, командира второй стрелковой роты, всё ещё звучал нескончаемый гул артиллерийской стрельбы и гусеничный лязг прорвавшихся вражеских танков. Егор открыл глаза. Голубое июльское небо, как кистью на картине, было измазано чёрными и синими полосами гари и дыма.
Лейтенант встал. Чисто автоматически стряхнул с себя пыль и стал пристально вглядываться в окружающее пространство, именуемое полем боя. Насторожённость оказалась не лишней, так как справа, метрах в пятидесяти от него, из горящего бронетранспортёра, минуту назад подорвавшегося на мине, как очумелые выскакивали немецкие солдаты и разбегались в разные стороны, стараясь погасить горящую одежду.
– Ах мать вашу! Не нравится наша поджарка? Ничего, привыкнете.
И отчаянно сплюнув, Егор начал быстро озираться вокруг себя, отыскивая нечто вроде автомата или гранаты. Не найдя ни того ни другого, красноармеец поднял с земли винтовку, лежащую рядом с убитым бойцом из его роты, и стал прицельно вести огонь по разбегающимся фашистам. Вражеские пехотинцы, увидев стреляющего в них противника, быстро залегли и ответили встречным огнём из автоматов. Егор продолжал стоять, ловя в прорезь прицела своей трёхлинейки залёгшего неприятеля. Пули с пронзительным визгом веером проносились возле него.
– Врёшь – не возьмёшь, я заговорённый. Зато мне сподручней бить вас стоя. Гады!
И действительно – то ли немцы никак не могли прийти в себя после контузии, то ли в самом деле Егор был заговорённым, но ни одна пуля в него, к счастью, так и не попала. Зато он хладнокровно и прицельно уничтожал врага одного за другим. Да таким образом, что оставшиеся в живых фашисты, не выдержав этого психологического поединка, не сговариваясь, соскочили с мест и опрометью драпанули на свои позиции. И очень кстати, потому что в обойме трёхлинейки уже закончились патроны.
– Чистоплюи вонючие, не хочется подыхать? Вы думали, вас тут мёдом будут потчевать?
И Егор выругался со всем славянским многообразием и прямотой.
Немного успокоившись после этого скоротечного боя, лейтенант начал отыскивать солдат, своих боевых товарищей, среди перепаханных окопов и груды искорёженного металла.
На позиции, где его подразделение держало оборону, как в кошмарном сне, остановилось жуткое мгновение прошедшего боя.
Словно в художественной панораме, застыли солдаты в неестественных позах, где их застала смерть. Только здесь были не макеты, как в панораме, а люди, несколько минут назад ещё дышавшие и жившие.
Егор подходил к каждому, становился на колени и припадал ухом к груди. Он тормошил всех подряд, но солдаты, которые недавно беспрекословно выполняли все его приказания, эти совсем ещё юные мальчишки, мальчики, сейчас являли собой скорбное зрелище, как бы говоря: «Прости, командир, но большего мы не смогли, а так старались». Слёзы навернулись на глаза лейтенанта.
«Неужели все погибли, неужели все? – прокручивалось у него в голове. – Не может быть! Не может быть! Почему же тогда я, их командир, жив и невредим? Это несправедливо».
Егор ещё и ещё раз тормошил тела погибших солдат, как будто от этого они непременно должны были ожить. Но они оставались мертвы, несмотря на молодость их лиц. И это являлось диким и леденящим душу противоречием с цветущей вокруг жизнью.
Присев на бруствер окопа, командир роты отдышался, достал папироску из портсигара и, зажав её в пальцах, долго смотрел перед собой, забыв прикурить.
Скорбное и неподвижное состояние лейтенанта нарушило странное смещение почвы у ног. Как будто из-под земли вот-вот должен был появиться крот. Но там появился солдатский сапог, а за ним и второй.
Егор вышел из оцепенения и, спрыгнув с бруствера, начал пальцами отгребать сухую глину вперемешку с песком. После нескольких секунд работы перед ним предстал сержант Николай Петренко, которого во время боя контузило и засыпало землёй от разорвавшегося рядом снаряда. Петренко дико взирал на своего командира, ничего не понимая.
– Шо це таке? – спросил сержант, буравя Егора карими глазами.
– Шо, шо… Раздолбали нас немцы, вот шо, – грустно ответил Егор. – Ты сам-то цел?
И командир помог подняться сержанту.
– Товарищ командир, это вы, что ли?
– Нет, Микола, не я. Це твой диду Панас.
И видя, что Петренко всё ещё никак не может прийти в себя, резко тряхнул его за грудки.
– Слава богу, хоть цел.
Петренко окончательно пришёл в себя, и хотя пока ничего не слышал из-за контузии, он был счастлив, что вновь обрёл командира, и, как прежде, был готов выполнять все его приказы и распоряжения.
Егор на пальцах объяснил сержанту, что нужно искать оставшихся в живых бойцов. Они с удвоенной энергией продолжили поиски, которые вскоре увенчались успехом. И на свет божий был вызволен рядовой Исмагилов.
– А ну, шайтан, вставай, чего разлёгся! – радуясь и злясь одновременно, начал шуметь Егор на оглохшего красноармейца. – Слава богу, и ты цел, Равиль. Ну всё же полегче, братцы.
Они ещё долго пытались отыскать живых или раненых сослуживцев, но безуспешно. Лейтенант и два бойца, прихватив уцелевшие винтовки, направились к штабу полка.
Но там их ожидала такая же жуткая картина отгремевшего боя, как и на их позиции обороны. Повсюду лежали погибшие бойцы Красной Армии и трупы фашистов в серой мышиной форме.
Блиндаж, где находился штаб полка, разнесло так, что бревна, представлявшие собой некогда крышу, стояли вертикально веером, как заточенные карандаши в стакане. В центре этого веера стволом вверх разместилась башня от немецкого танка, сорванная невесть какой силой и прилетевшая невесть откуда. Метрах в сорока горели два вражеских танка и один бронетранспортёр. От них дым чёрными столбами уходил высоко в небо. Егор огляделся. Вокруг воцарилась мёртвая тишина в прямом смысле, и только с востока слышались еле уловимые раскаты идущего боя. Туда уходили передовые танковые части противника.
Петренко и Исмагилов не отрываясь смотрели на командира, как бы спрашивая: «А нам-то что делать?»
– Что, что… – сквозь зубы ответил Егор, как бы предугадывая их мысли. – Немцев бить, вот что. Ладно, ребята, здесь нам уже делать нечего. За нас всё сделали. Будем двигаться вон к тому дальнему лесу, а там куда-нибудь да выйдем, одним словом, пойдём на восток, к своим.
Лейтенант вытащил карту местности из своего планшета, но толком так ни в чём и не разобрался. После чего засунул её обратно.
– Ну что стоите? Пошли.
И закинув за спину винтовки, они направились на восток, в сторону дальнего леса.
Глава 3
Не встретив никого на своём пути, троица добралась до леса. Пройдя через него, красноармейцы вышли к деревне. Через центр села проходила широкая утрамбованная дорога, тянущаяся с запада на восток.
Начало смеркаться. Лейтенант Кузьмин решил, что всем сразу не стоит входить в деревню. Некоторое время он обдумывал, кого послать в разведку, затем решил, что пойдёт Исмагилов, так как верзила Петренко привлечёт лишнее внимание, зато маленький Равиль пролезет везде, как мышь.
Через некоторое время Исмагилов вернулся и доложил, что немцев в деревне нет, а в ближайших домах – старики и дети. Затем все трое направились к крайнему дому и вошли в него.
В доме было по-деревенски просто и уютно. На деревянной лавке у окна сидел старый дед и цедил махорку из газетной закрутки. У печи хлопотала миловидная девушка в широком сарафане, явно не со своего плеча. Командир и солдаты, зайдя в дом, сразу закашлялись от едкого махорочного дыма.
