Рассветы встретит летний гром
И мы ловили искры глаз
И целовались до утра.
Как будто бы в последний раз
Друг другу смотримся в глаза.
Тлеющий огонёк неведомо как скуренной сигареты ожёг кожу, пальцы инстинктивно разжались, и окурок упал на экран. Песня кончилась и телефон замолчал. Дэн сглотнул. Ему стало вдруг нетерпимо холодно, как тогда, когда…
Денис встал, открыл ящик с туалетными принадлежностями, принялся шарить в нём, с грохотом роняя пузырьки, баночки и флаконы на пол. Да где же… Он ругнулся, не находя искомое.
Нашёл!
Денис опустился в горячую воду, откинулся на борт ванны и прикрыл глаза…
4
– А-а-а. – Денис проснулся с полупридушенным криком.
С трудом выдравшись из цепких лапы кошмара, он сел на продавленном диване и покрутил затёкшей шеей.
Приснится же хрень такая! С трудом сглотнул. В горле царила пустыня, но голова, что удивительно, не болела, а ведь пили они вчера с Витьком такую сивуху, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Голова, хоть и не болела, но похмельной была – словно набитая ватой и соображала плохо.
В полутёмной квартире царили липкая жара и пыльная духота давно непроветриваемого помещения. Какого хрена Чеснок законопатил все окна? Вчера вроде открывали.
Денис, тяжело поднялся на похмельных ногах и покачиваясь прошлёпал на кухню. Там, припав ртом к покрытому ржавыми потеками крану, он принялся жадно пить прохладную, отдававшую рыбой и хлоркой воду. После долго, пока не ушла тяжесть, держал голову под струёй воды.
Придя в себя, он отдернул плотные шторы, закрывающие грязные стекла, и распахнул окно. Лучше не стало: на улице, как и вчера, было солнечно и удушающе жарко.
Хоть бы ветерок какой подул, вяло подумал Денис, нашаривая на украшенном липкими разводами столе пачку.
Выцарапав из фольгированного нутра сигарету, он жадно прикурил. Вот он сча…
Стоп! Какие сигареты? Он же вчера добил свою пачку, а после, мучаясь, дымил Витькиным «Беломором». Денис смотрел на чёрно-золотистую пачку с витиеватыми зарубежными надписями, мучительно пытаясь понять, как смятая и брошенная в мусорное ведро, да-да, и такое оказалось в хозяйстве Чеснока, она снова оказалась на столе. Может, он вчера всё-таки купил сигарет? Да какой там, на хрен, купил! Таких тут не продают.
Денис осторожно, кончиками пальцев, пошевелил пачку, словно это был не картонный прямоугольник, а дохлый таракан. Наконец взял её, открыл и пересчитал золотистые пятки фильтров. Семь штук, в уголке рта дымится восьмая.
Хм, интересно: как так оказалось? Вчера их оставалось ровно восемь штук, разве нет? Он попытался вспомнить, Да, вроде так и есть – ровно восемь.
Он снова хмыкнул, какая-то нескончаемая пачка, вроде неразменного пятака? Где-то это уже было, или нет?
Сзади грохнуло, брякнуло и на кухню ввалился изрядно помятый Витёк. Громко выпустив газы, он оттолкнул Дениса и жадно, как тот пять минут назад, припал ртом к крану.
Денис сунул пачку в карман и тут же о ней забыл. Он смотрел на тощий, обтянутый застиранными почти до прозрачности сатиновыми трусами, Витькин зад, вспоминая, как он – Денис здесь очутился.
5
Денис поднимался на свой третий этаж тяжело, словно шёл не домой, где провёл, возможно, самые счастливые годы его жизни, а на допрос в кабинет следователя.
Поднявшись наконец на лестничную площадку, он замер перед обитой плотным кожзамом дверью. Надо же, за столько лет дверь не поменяли, и обивка выглядит как новая.
Денис потянулся, чтобы позвонить в звонок, но вспомнил – нет у них звонка. Не любил отец эти тренькающие приспособления для оповещения хозяев о приходе гостей. Поэтому всем гостям, и не только, приходилось стучать в дверь.
Он усмехнулся, вспоминая отца, ворчавшего на мать, когда та пилила его за отсутствие звонка, и три раза бухнул кулаком в дверь. Подождал. Не дождавшись реакции, вновь забухал кулаком. Тишина. Дома никого нет? Так вроде сегодня суббота, должны быть.
Денис полез за телефоном. И вновь чертыхнулся, глядя на экран дорогущего смартфона – сети не было, от слова совсем. Да, как так? Утром в поезде всё было. Он попытался вспомнить, лазил ли он в сеть утром, или звонил кому. Но вместо утра и значительной части ночи в памяти зияла дыра размером со штат Мэн. Он помнил только, как встал из уже холодной ванны, и, не обращая внимания на воду какого-то странного цвета, капающую с него на кафель пола, принялся, не разбирая, кидать вещи в сумку и одновременно бронировать билет на поезд и вызывать такси. Как потом оделся и спустился к подъехавшей машине.
Денис постоял с минуту и ещё несколько раз долбанул кулаком в дверь. Результата ноль, за дверью родительской квартиры царила мёртвая тишина.
Зато приоткрылась дверь соседской квартиры. Поверх натянувшейся цепочки на него уставился старческий любопытный глаз, странно увеличенный толстой линзой очков.
– Привет, баб Нюр, – машинально поздоровался Денис, размышляя, где искать родителей.
И осёкся: а разве она не умерла? Мать вроде в телефонном разговоре упоминала, что… Он почувствовал, как по спине тонкой липкой струйкой потёк холодный пот страха, но тут же облегчённо выдохнул. Это не тётя Нюра отдала Богу душу, а её приятельница, такая же иссохшая от времени и тягот жизни маленького городка, сгорбленная, одетая в клетчатую юбку и вязаную кофту, с вечным тёплым платком на седой голове, баба Вера. Она жила в точно такой квартире, но этажом выше. Вечно он их путал, обе бы похожи, как близняшки, только баба Нюра носила бордовый платок и очки с толстыми линзами на пол-лица, а баба Вера – синий, и очков не носила.
– Здравствуй-здравствуй, – зашамкала старуха беззубым ртом, – ты хтой-то такой, ась?
– Это я, Денис, сын тёти Светы.
– Ась? – переспросила баба Нюра, мелко тряся головой. – Дениска, ты што ля? Как вырос, не узнать шалопая.
– Я, баба Нюр. – Денис улыбнулся. – Вы не знаете, где родители?
– Так уехали они, ещё вчерася. – Бабка в ответ осклабилась беззубым ртом. – Рассаду покидали в машину и укатили на дачу. Да.
Денис нахмурился: какая рассада в середине августа? Какая дача? Мать вроде говорила, что они её продали. Что за чушь! Или это бабка перепутала что? Лет-то ей под девяносто будет, если не больше. Вот и перепутала.
– Уехали, значит.
Бабка закивала повязанной в платок головой и, сняв цепочку, открыла дверь. Из тёмного нутра старухиной квартиры на Дениса пахнуло пылью, лекарственным перегаром и застарелым запахом старческого тела, смесь вышла приторной и тошнотворной одновременно.
Денис сглотнул едкую тошнотную кислоту, подступившую к самому горлу, и, стараясь не дышать носом, спросил.
– Надолго, не знаете?
– Не знаю, милок, не знаю. Но, думаюсь, завтря вечерком приедуть. На работу им надоть. – Бабка сделала шаркающий шажок в его сторону. – Тебе чёй-то, в квартиру попасть надоть?
Денис кивнул.
– Вещи оставить.
– Такося, у меня ключ есть. Мне Светка завсегда, на всякий случай, ключи оставляеть, цветочки полить, и так, мало ли што приключиться. Моху дать.
Денис собрался радостно кивнуть, но бросив взгляд на знакомую дверь, внезапно передумал.
– Да, нет, баб Нюр, не надо. Давайте, я у вас сумку кину, а завтра вечером заберу, когда родители приедут.
– А чёсь, кидай. Места, чай, много не займёть, – согласилась старуха. – А сам, небось, к дружбанам своим-шалопаям рванёшь?
Она отступила вглубь квартиры, давая ему пройти в маленький пыльный коридор.
– Скидавай вон, в кладовку.
Денис, задержав дыхание, шагнул было в квартиру, но остановился. Тревога и чувство опасности не давали ему переступить порог и шагнуть внутрь заполненной полутьмой и вонью квартиры.
– Чё, замер? – Старуха быстро, словно змея, облизнула тонкие покрытые трещинками морщинок губы. – Проходь унутрь.
– Да, я…– не зная, как объяснить свою заминку, и не желая обидеть соседку, замялся Денис.
– Ноги грязные у меня, боюсь натоптать, я же знаю, как вы чистоту любите, – выкрутился он и, повинуясь импульсу, быстро отступил назад, зачем-то добавив, словно в оправдание: – А впрочем, не надо, что я буду вас утруждать, она не тяжёлая. Пойду, пройдусь по знакомым местам, может, встречу кого из старой компании.
Старуха сверкнула на него злобным взглядом.
– Ну как хочешь, милок.
И неожиданно подавшись к Денису прошамкала.
– Видала я тут недавнося, твоего дружбана. Небось помнишь, как селитру у меня под окнами жгли, да цигарки жабали?
На Дениса пахнуло давно немытым старческим телом, мочой и ещё чем-то прогорклым, он опять задержал дыхание и чуть отодвинулся, силясь вспомнить, о ком говорит бабка. Денис слабо улыбнулся.
– Это которого? Мы много с кем в кустах курили.
Ему хотелось закончить этот разговор и свалить куда подальше от дурно пахнущей старухи и от её вонючего жилища.
– Ну, как же, Лёнька Шалый, в соседском доме живёт.
Дениса опять пробил холодный пот, а в груди образовалась пустота. Лёня Шальнов, был мёртв уже года четыре как, мать писала – утонул по пьяни.
– А, нет, перепутала.
Старуха махнула сморщенной ладошкой и как-то странно посмотрела на Дениса. Показалось, что на дне её блёклых глаз, скрытых за толстыми линзами роговых очков, блеснули злорадство и… злость?
Бабка дребезжаще-противно захихикала.
– Петька это был, Шохин…
Она переступила с ноги на ногу, словно хотела шагнуть на площадку, но что-то её не пускало. Денис отступил ещё на шаг, испытывая облегчение от слов бабки.
– Ладно, баб Нюр, пойду я. – Он начал пятится к лестнице.
– Ну, иди, милок, иди.
Денис развернулся и, прыгая через ступеньку, рванул вниз.
– Дениска, стой, шальной. – нагнал его на площадке дребезжащий крик бабы Нюры.
Он обернулся. Старуха, замершая в дверном проёме, качнулась в его сторону словно собираясь выйти на лестничную клетку, но так и не переступила порог. Отсюда ему было видно только верхнюю часть её тела и оплывшее морщинистое лицо со страшно заострившимся, словно у трупа, носом и медленно плавающими за очками-аквариумами глазами-рыбинами.
– Не перепутала я, Лёнька это был, точно. Тобой ещё интересовался, ты уж зайди к нему ува…
Денис, не дослушав, опрометью бросился вниз, а вслед ему неслось мерзкое дребезжащее хихиканье.
Вырвавшись в зной летнего вечера, он отбежал под раскидистый тополь и, швырнув на землю сумку, дрожащими пальцами, едва не уронив пачку в пыль, достал сигареты. Подкурил, жадно затянулся сладким дымом. Отёр пот со лба.
Вот ведь старая ведьма, маразматичка! Напугала аж два раза подряд, он чуть в штаны не надул. Это же надо придумать – мертвец его искал. А впрочем, чего ждать от старой – всё на свете перепутала, что было вчера, что пять лет назад, что пятнадцать. Но что на него нашло? Почему испугался зайти в квартиру? Таскайся теперь по жаре с сумкой.
Денис стоял, курил и смотрел на окна своей квартиры, незаметно для себя погружаясь в прошлое.
6
– Дэн, зырь, как на тебя вон та тёлочка пялится! – жарко зашептал в ухо Саня.
– Какая? – Завертел я головой.
– Чё ты башкой, как пропеллером, вертишь! – Ладонь Шалого накрыла мой затылок. – Вон, Зоська, рыжая из 10 «Г».
Я моментально врубился, о ком говорит Лёня. Классная чикса, ничего не скажешь – тоненькая, невысокая, белокожая, с копной рыжих волос, вьющихся мелким бесом, и пронзительно-насмешливым взглядом зелёных глаз.
– Чё ты гонишь! – Сбросил я его руку. – Она на два года старше. Нужен ей малолетка.
Я стрельнул взглядом в её сторону. И впрямь с соседнего ряда скамеек на меня смотрела Зося. Она сидела чуть выше и наискось от нас, мне были прекрасно видны её круглые колени и гладкие икры.
Я сглотнул и украдкой оправил враз потяжелевший пах.
– К ней Боров клинья подбивает.
– Ну да, – согласился в момент поскучневший Лёня. – Со старшаком себе дороже связываться. Но раз на раз ты бы ему вломил.
Это было правдой, один на один я бы Борьку Лепишева уделал. Он хоть и занимался боксом и в путейскую качалку ходил, но крепко пил и водку и портвейн. А с недавнего времени подсел на травку. Федька Стуков с погонялом Сморчок, его подлиза и подпевала, учившийся с нами в одном классе, говорил, что и на гашик тоже, и вроде как на ханку, которую сам же и варил из оборванных головок мака.
Я же не курил, почти не пил, так изредка пивка за компанию со своими дружбанами. Каждое утро подтягивался, отжимался и приседал, а по вечерам пару раз в неделю ещё и кросс бегал. За это веселье надо сказать спасибо бате – бывшему офицеру погранцу, – он всё мечтал, что я пойду по его стопам и стану военным. Это он в десять лет поднял меня утром в первый день летних каникул и понеслось. Отлынивал я от сих физических экзерсисов, только когда отец куда-нибудь уезжал с ночёвкой.
