ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 10.07.2024
Его я точно видел впервые. Низкий, рыжий, с заплывшим глазом и крупными веснушками на все лицо. Его бы я запомнил. Товарищ, с которым мы пили на майские, прошептал мне на ухо, что рыжий перевелся из Цветного – соседнего сектора. Сбежал, но наш Магистр разрешил ему остаться. Теперь он работает на рынке за еду и ночлег «рукой помощи» – так мы звали между собой тех, кто попал в долговое рабство к Магистру. «Эй, ты, протяни руку помощи, помоги с тем-то», – обращаешься так к одному из них, и он не вправе тебе отказать. Правда, обычно такие помощники были чем-то заняты либо и вовсе отсутствовали. Поэтому выловить свободную «руку помощи» считалось редкой удачей. Но этот был свободен, и он был рядом.
Выхватив у него из рук фляжку, я махнул в сторону оставшихся ящиков. Поворчав, коротышка направился к фуре с рыбой. Согласно правилам отказать он не мог – на мне была надета куртка Слесаря. Знай он, что я пришлый, то несомненно послал бы меня. Редкий случай, когда фортуна мне улыбалась.
Когда с делами было покончено я поплелся к начальнику склада. Получение оплаты было самым приятным в нахождении на рынке. Он черканул что-то на бумажке и вложил ее мне в руки. Отвратительный почерк. Только цифры я и разобрал. В Черташинке среди пришлых рабочих деньги не были в ходу. Если тебя направляет администрация рынка, то вместо оплаты ты получаешь квитанцию – листик от твоего нанимателя, где написано, сколько ты заработал. Позже его можно было обналичить в той же администрации. Так Магистр контролировал все финансы, а налоги не утекали мимо кассы хозяина рынка. Забрав квитанцию, я сразу занес ее Слесарю.
Слесарь времени зря не терял. Большую часть его стола занимал поднос с чебуреками. А стол, словно мухи, облепили товарищи-нахлебники. Прищурившись, я разглядел поднимающийся от них пар. Живот предательски заурчал, но я старался не обращать на это внимания. Впрочем, как и остальные присутствующие. Переняв у меня квитанцию, Слесарь убрал ее в стол и поставил галочку в журнале учета.
– Ты мне должен еще за прошлый раз. Помнишь? И еще за стройматериалы.
– Помню! – оборвал меня Слесарь. Видимо, он не хотел, чтобы о «подработке» я трепался перед его товарищами. Конечно, ведь стройматериалы я помогал ему воровать именно у тех, с кем он сидел за одним столом.
Отсчитав несколько купюр, он бросил их на стол.
– Забирай!
Немедля, боясь как бы мужик за столом не передумал, я пересчитал оплату и убрал ее в карман.
– Выпей! – Подняв бутылку, Слесарь плеснул в пустой стакан и поставил его рядом. Чаще слесарь общался исключительно командами. Так давало о себе знать военное прошлое.
Придвинув стакан, я в два глотка опустошил содержимое, после чего глубоко вздохнул. Коньяк. Горло сразу обожгло, а под ребрами засосало. Коньяк я не переваривал, но отказываться было неприлично. Слесарь служил, потом сидел несколько раз. Его нрав знали не только в Чертовке, но и далеко за пределами сектора.
– Слушай, – начал я, надеясь на доброе расположение духа моего начальника. – Мне бы еще деньги за сегодняшнюю рыбу.
– За рыбу в следующий раз.
– Но мне нужно сегодня. Я никуда не денусь, ты меня знаешь.
– В следующий раз.
– Но может сговоримся? Я ж тебе портрет такой написал, неужели ты меня не выручишь.
– Портрет был хорош. Правда. Но ты знаешь правила. В следующий раз, Моне.
Правила были просты: каждый пришлый получает оплату за работу, которую выполнил в прошлый раз. Так это гарантировало не прекращающийся поток рабочей силы.
– Слушай, старик, вали-ка ты отсюда по добру, – обратился ко мне один из собутыльников Слесаря. По его интонации я понял, что спор обойдется мне дорого.
Не получилось. Будь Слесарь один, возможно, я бы и смог его убедить. Но в компании друзей он был непоколебим, а все его внимание занимали карты и чебуреки. В мой стакан еще раз плеснули коньяка, после чего указали на дверь. Я сбросил куртку, которую мне выдали в начале дня, и надел свою. Она была влажной, зато чистой. В ней я походил на обычного трудягу в конце смены, а не на бездомного.
У выхода меня ждали.
– Моне, ты ведь собираешься заглянуть к Магистру?
Высокий щуплый мужчинка схватил меня за шиворот и поволок в соседнее здание – на склад. Там среди нескончаемых рядов из ящиков, наполненных продовольствием, меня ждал мой кредитор свободы, мой хозяин, тот, кто разрешал мне спать в переходе метро, попрошайничать в этом секторе и появляться на рынке, чтобы заработать.
Магистр расположился за одиноким столом. Прямо как в бандитских картинах. Не хватало только лампы и бутылки с дорогим алкоголем для полноты образа. Я рухнул на стул возле него и поспешил вынуть из кармана купюры. Часть я успел спрятать, засунув в трусы, когда переодевался, – на что-то мне ведь нужно было существовать.
– Это все, что есть.
Магистр забрал деньги и записал сумму в тетрадь.
– Этого мало, Моне! Две базы, две, а не одна. Слышишь, бездарь! Где тебя вообще носило последнюю неделю? Опять бухал, небось.
Он сорвался, словно я нарушил важнейший уговор. Хотя так мой поступок Магистр и расценивал. Он был в высшей степени перфекционистом и терпеть не мог, когда что-то шло не по плану. Я был уверен, что задолжал ему одну базовую. Но, как оказалось, память сыграла со мной злую шутку.
– Бухал, значит, вместо того чтобы работать?
– Нерв защемило, не мог разогнуться. Ну и я, того…
– Того. Нерв б… у него защемило. Если не принесешь бабки к понедельнику, я тебя на счетчик поставлю. Слышишь? Хочешь на счетчик?
На счетчик не хотел никто. Если Магистр включал счетчик, можно было прощаться со свободной жизнью. Твой долг увеличивался в несколько раз всего за неделю. И я даже не знал, как подсчитать сумму. Правил не было. Сегодня ты должен одну базу, завтра – полторы, послезавтра две, а на четвертый день – не три, а четыре. Порой казалось, что Магистр сочинял правила на ходу. Либо он просто не умел считать и ляпал цифры от балды. В любом случае вернуть такой долг было невозможно, поэтому либо приходилось отрабатывать в Черташинке на объектах Магистра, становясь «рукой помощи», либо пробовать сбежать.
Правда, тех, кто сбегал, обычно отлавливали и возвращали. В городе таких Черташинок и секторов было много, и каждым из них заведовал свой Магистр. Магистры между собой связь держали и, если замечали сбежавшего, «палили» должника и доносили о нем. Как итог, беглец возвращался на отработку к своему Магистру, но с возросшим долгом и сроком службы.
– Так хочешь на счетчик? – повторил Магистр.
– Наверное, хочет. Чего ж молчит-то тогда? – помощник начальника рассмеялся и стал подзадоривать меня.
– Конечно, не хочу. Я принесу все. В понедельник. Обязательно. Слышишь? Принесу.
Но Магистр меня уже не слушал. Убрав одну книгу учета, он переключился на другую, значительно толще. Я помялся еще немного возле его стола, а потом направился к выходу. У дверей Магистр меня окликнул.
– Тебя, кстати, Алексеевич разыскивает. Заезжал на той неделе. Говорит, заколебался тебя искать. Солидный такой, в костюме. Петушился перед бабами, пока меня ждал. Но я тебя не сдал, – и, постучав по столу карандашом, направил его в мою сторону: – Не принесешь бабки, расскажу ему, где ты ночуешь. Не знаю, что у вас там за терки, но сдам тебя и не пожалею.
Переборов желание возразить, я поспешил к выходу. Разговор с Магистром испортил мне настроение. Желание сбросить на его голову тяжелый камень снова захватило меня целиком. Да пошел он куда подальше со своим долгом! Пасусь в этом переходе, а плачу, как за парковку торгового центра, и только от Кофеварки хоть какие-то деньги получаю. Все же с карточками сейчас, мелочи в кармане не сыщешь. И где брать бабки на налог?
Распрощавшись с мужиками, я неспешно зашагал в сторону Тимирязевской. Я плелся дольше обычного, прежде чем увидел знакомый знак метрополитена. Завидев его, я прибавил шагу – мне не терпелось поскорее оказаться за генератором и уснуть. Но стоило ступить на лестницу, как до моих ушей донесся чей-то пронзительный смех. Исходил он именно из той части перехода, где я ночевал.
Наблюдая из-за угла за источником шума, я насчитал с дюжину человек. Все высокие, рослые, так громко гоготали, словно от этого зависел их авторитет. Как назло, они расположились рядом с моим генератором. Кто-то подпрыгивал на досках с колесиками, остальные, преимущественно парни, держали в руках жестяные банки и смеялись.
Идти к своему укрытию у них на глазах я не рискнул. Осенью я уже нарвался на схожую компанию, после чего несколько недель приходил в себя. Видимо, от избиения бездомного они испытывали особое удовольствие, какое не получали от бухла и таблеток. Беспомощным я себя не считал, но против целой банды предпринять ничего не мог. Тяжело вздохнув, я поплелся обратно.
Минуя вход в метро, я невольно задержал взгляд на охраннике по ту сторону двери. Он неспешно расхаживал вдоль турникетов, прихрамывая на одну ногу. Заметив, что я его разглядываю, он остановился. В его глазах читалась жалость. В ответ на мои мысли он лишь пожал плечами, словно говоря: «Прости, старик, но пустить не могу. Правила, ты ведь знаешь».
А я и не просился. Однажды я прокатился в метрошное депо, где провел ночь. Одна из худших ночей в моей жизни. Мало того что было холодно и не хватало кислорода, так на утро меня выдворили оттуда пинками.
На случай, когда я не мог переночевать за теплогенератором, у меня было припасено несколько запасных вариантов. Первым делом я проверил задний вход, ведущий на подземную парковку в одном из высотных офисных зданий. Но он был заперт. Ломиться через центральную проходную мне не хватило бы духа.
Вторая попытка увенчалась успехом. В начале зимы я приметил подъезд одной убогонькой хрущевки неподалеку. Дыра, ведущая в подвал, вырезанная специально для дворовых котов, со временем расширилась настолько, что в нее мог пролезть человек моего телосложения. Жильцы неоднократно жаловались в районное управление, но дыру так никто и не залатал, чему я был искренне рад.
Идя вдоль дома и высматривая нужный подъезд, я невольно заглядывал в окна. Меня распирало от интереса, как живут те, кто может в любую минуту окунуть ноги в теплую воду, для кого холодная и горячая пища была не вопросом благосклонности фортуны, а лишь выбора.
Я остановился перед одним из горящих окон. Шторы были задернуты не полностью, отчего я мог рассмотреть «содержимое». Кухня. Девочка лет десяти сидела за столом и, обхватив руками голову, читала книгу, скорее всего, учебник. И хоть в ее распоряжении имелось все электричество мира, она работала под тусклым светом торшера, который еле-еле освещал тетрадь и страницы книги. Остальная часть комнаты была погружена во мрак.
Зашла мать, невысокая полная женщина в выцветшем халате. Она поставила перед дочерью миску с супом, но та, качая головой, отодвинула ее. Женщина недовольно вскинула руки и убрала ужин в холодильник. Выдав порцию нотаций, она удалилась. Следом за ней поспешила и девочка.
И только тогда я осмелился сделать шаг в сторону и уткнуться лбом в холодную стену. Сердце бешено билось, а в животе все свернулось. По спине пробежали мурашки. В дикой природе городских джунглей под вечно осуждающим пристальным взором каждого, кто отличался от меня, но старался всячески напомнить, где мое место, и похвалиться своим, я и забыл, что такой мир возможен – мир теплых кухонь и несъеденных ужинов.
Внутри меня распирало желание проникнуть в квартиру, достать из холодильника тот суп, разогреть его, сесть в кресло в дальнем углу кухни и насладиться ужином. Почувствовать, пережевать жирные куски сала и выпить не менее жирную жижу.
Вдруг в комнате раздалось мельтешение. Вспомнив об оставленном учебнике, девочка возвратилась, спешно сложила вещи и снова удалилась. Свет торшера погас, и тропочущее чувство в животе утихло. Все возвратилось на свои места.
Я направился дальше, пока не нашел нужное место. Меня трясло от холода и сильно мутило от выпитого коньяка, но я все же догадался снять куртку и затолкал ее первой в дырку. После этого я сам просунулся в проем. Торчащие металлические прутья больно оцарапали плечи.
Оказавшись внутри, я наконец-то почувствовал тепло. Долго ища выключатель, я наконец-то нащупал его, и вскоре маленькая лампочка под потолком зажглась, залив помещение тусклым светом. Место, в котором я оказался, было тем самым подвалом, где я уже как-то ночевал. Возле одной из камеры с вещами жильца дома были составлена пара поддонов. Достаточно крепких и достаточно широких, чтобы я мог развалиться, вытянувшись во весь рост.
Сдвинув их к батарее, я набросал на деревянную поверхность найденные неподалеку тряпки, после чего взгромоздился на ложе. Даже на самом удобном и дорогом матрасе я бы не чувствовал себя лучше, чем в тот момент. Изнутри меня согревало пойло, а снаружи – батарея и куртка. Не замечая, как накатила дрема, впрочем, как и всегда, я уснул, успев погасить свет.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом