Игнат, кряхтя уселся напротив.
– Запомни, друг мой, ты единственный в моей жизни человек, с которым я могу делиться своими тайнами и секретами. Тем более, что наша дружба тянется с юности, мы с тобой жертвы одной общественной болезни. Мои мысли и чувства так и просятся быть открытыми для тебя. Потерпи чуть-чуть. – Колымей глубоко вздохнул и поинтересовался: – Как продвигается твоя работа над книгой?
– Плохо, – нахмурив брови, озабоченно признался Игнат. – Теперь даже не знаю, что получится из этой затеи.
– Получится, – успокоил его Колымей. – Для этого у тебя есть главное – вера, желание, ясность ума и воображения. А если нам удастся эксперимент, то мы получим богатейший материал – исключительно новую форму общественного развития и государственного устройства. – Сделав паузу,. Колымей продолжил. – Но я тебя пригласил вот почему. Завтра утром тебе придется управиться с важным заданием. – Он взял со стола пакет и подал Игнату. – Тут все расписано. Знаю, что ты опасаешься как бы не столкнуться в городе со знакомыми – для них ты, якобы, переехал к невесте в Ставрополье. Нацепишь на нос темные очки, надвинешь на лоб соломенную шляпу. Все это найдешь в холле на столе. А если учесть, что ты здесь отрастил прекрасную пышную бороду, тебя вряд ли кто признает.
Игнат кивнул в знак согласия. Он стал, привыкать к причудам друга, даже научился; чем ему можно угодить, но никак не мог взять в толк: откуда у этого бессребренника завелось столько денег для безбедной жизни в затворничестве все двенадцать лет? Должно же быть этому хоть какое-то объяснение?
– А что в городе? – спросил он.
– Пойдешь по адресу: улица Знойная, 7, квартира 17. Там по моим расчетам гроб с покойником…
На лице Игната застыло выражение беспомощной растерянности. Он поднялся, тяжело прошелся по комнате, словно демонстрируя свое крепкое телосложение, и положил большую ладонь на высохшее плечо чародея.
–Думаю, ты приболел, Колымей.
– Говори прямо – чокнулся. Но ты ошибаешься. Я в полном здравии. Я прошел тяжкий путь испытаний и познаний, сохранив здоровый дух… Впрочем, скоро выяснится, так это или нет.
– Откуда же ты, безвылазно находясь здесь, на диких болотах, можешь знать, что там покойник?
– Успокойся, друг, я не мог ошибиться: трижды составлял гороскоп и трижды все сходилось – в этой квартире смерть постигла человека тридцати шести лет. Звезды знают все: что было, что есть, что будет.
– Я надеюсь, что он действительно лежит в гробу? – с оттенком иронии спросил Игнат.
– Уверен.
Игнат молча достал содержимое пакета: там были деньги и латуневый жетон с какими-то выпуклыми знаками.
– Слушай дальше, – успокоившись, продолжил Колымей. – Сто рублей бросишь в ноги покойного, а потом… – Колымей выдержал паузу. – Потом выберешь момент и незаметно просунешь остальные деньги с жетоном в карман его пиджака.
– Но зачем покойнику деньги? – снова удивился Игнат.
– На всякий случай, – подмигнув смущенному другу, Колымей расплылся в улыбке. – Могут пригодиться на том свете. Не могу не признать твое естественное любопытство, но… Игнат, это очень и очень важно -после сам убедишься.
– Хорошо, а что потом?
Колымей облегченно вздохнул.
– Возвращаешься сюда. Здесь нас всех ждет спиритический сеанс. Ты знаешь основные требования к медиуму: смелость, ум, сосредоточенность, твердая и настойчивая воля, соединенная с неустрашимостью. Ты этими качествами обладаешь сполна. Думаю, и Кассандра готова – у нее сверхчувствительные физиологические Способности. С Полиной посложнее, но я постараюсь подготовить ее, приободрить перед сеансом. Приступим поздним вечером.
Еще никогда в жизни Игнату не хотелось ничего так сильно, как выяснить, что скрывается за этой затеей. И тем не менее он, придав себе глубоко безразличный вид, небрежно спросил:
– Ты уверен, что все получится так, как ты задумал? – и встретив молчание, смущенно произнес: – Конечно, если ты так хочешь, то я непременно выполню твою просьбу. Но, откровенно говоря, у меня складывается впечатление, что ты чего-то утаиваешь от меня.
–Утаиваю то, что прояснить пока не могу.
Игнат ответил ему долгим взглядом, словно пытаясь постичь смысл колымеевских замыслов.
– Я даже толком не знаю, что ты ждешь от сеанса. А хотел бы. Ведь мы единомышленники.
–Не хочется обнадеживать тебя, раскрываться до того, что еще не свершилось, – холодно проговорил Колымей. – Но признаюсь, что это имеет самое прямое отношение к нашим попыткам проникнуть в мир неизведанный.
Все это снова прозвучало до того туманно и загадочно, что Игнат беспомощно развел руками: ни одного вразумительного ответа. Словно пробудившись от глубокой задумчивости, он неожиданно выпалил:.
– Ты, Колымей, неисправный мистик, если веришь в существование душ.
– Их существование так же закономерно, как закономерна Солнечная система. Ты помнишь физический закон сохранения и превращения энергии: она не исчезает, а переходит из одного качества в другое? Так вот… Что является носителем человеческой энергии?
– Душа, – непроизвольно вырвалось у Игната.
– Вот именно: она приводит в движение плоть, а значит и она переходит из одного качества в другое.
Чем больше Игнат разглядывал и слушал друга, тем большее замешательство выражали его глаза.
– И ты надеешься вдохнуть душу в покойника? – вкрадчиво спросил он..
– А почему бы и нет? Почему бы не вызвать высший дух из какого-то параллельного мира, не познакомить тебя с ним и получить научное подтверждение нашим выкладкам?
– Но это же безумие! Неужели можно перемещать что-то из одного параллельного мира в другой?
– Я почти уверен, что перемещение инородного духа в другую пространственно-временную среду при помощи биоэнергетики вполне возможно. Но пока я не имею не только научного, но и экспериментального подтверждения. Если я тебе скажу, что ночью в среду я получу ответ на этот вопрос, то ты подумаешь, что у бедного Колымея… просто крыша поехала. Поэтому приходится быть скрытным и заранее не кричать «гоп».
Игнат снова погрузился в угрюмое молчание. Неожиданно ему показалось, что перед ним совершенно другой человек: мелкая дрожь сотрясала тело чародея. Что-то странное, мефистофельское выражал его облик, что-то отталкивающее, зловещее, и глаза полные дьявольской мудрости. Что это – перевоплощение или умение влиять на собеседника? Игнат никак не мог привыкнуть, к мысли, что Колымей единственный во всем мире человек, дерзнувший повелевать магией. Это ведь вопиющее противоречие всем законам физики, химии, биологии. Будто жил его друг в ином космическом пространстве, иной общественной среде, чем его сопланетяне, в среде, где действуют иные приоритеты и ценности.
– Игнат… Игнат, неужели ты не осознаешь важности этого эксперимента? – голос Колымея теперь был слабым, глухим. – Наука – ревнивая женщина, она не любит, когда ей изменяют. Поэтому ничто теперь не может изменить мое решение. В среду самый благоприятный день. Звезды будут благосклонны к нам, и мы должны воспользоваться этим. Конечно, у тебя появится возможность поскулить, если сеанс не удастся, но я постараюсь лишить тебя такого удовольствия.
Он умолк, а Игнат успокоил себя мыслью, что сам он все равно не сможет воспрепятствовать ходу событий.
Когда за Игнатом закрылась дверь, Колымей тяжело поднялся с кресла, подошел к столу, отпил из чашки остывший кофе, съел бутерброд с ветчиной. Потом засеменил к открытому окну.
Далеко-далеко сквозь тучи пробилась Луна. Ее отражение заливало серебристым светом его безмятежные болотные владения. Удивительное светило, бесстрастно, из века в век, несет оно неизгладимые отпечатки прошлого. Пуна все видит, все знает, она мудрее, чем люди думают о ней. Тленные глаза человека устремляются на этот серебристый диск, мучительно пытаясь проникнуть в его суть.
Что шлет мне Луна в эту среду? Знает ли она, что я, Колымей-изгнанник, жду двойника своей плоти?
5
Теща Рэма вовсе не походила на человека, оплакивающего зятя. Она сидела у гроба, беседуя со смуглой женщиной своих лет, похожей на цыганку. Сожаления в ней не было, глаза смотрели безучастно к происходящему. Зато ее дочь Светлана была молчалива, задумчива, кивком головы встречала и провожала редких приходящих. У Жана, приехавшего сюда вместе с Вадимом, сложилось впечатление, что похороны устраивают ради приличия, отдавая дань традициям: мебель была вынесена, шторы опущены, зеркала завешаны черной тафтой, горели свечи. Поэтому они, следователи, тоже прилюдно постояли несколько минут у гроба в скорбном молчании.
Странная тень беспокойства скользнула по лицу Вадима. Трупов он повидал достаточно, чтобы сложилось мнение об их тлетворности – лица обескровленные, восковые, а тут… Ну, что-то необъяснимо магическое -совсем другой покойник: с румянцем на щеках, глаза не впалые, как обычно, а закрыты так, будто тот заснул на какое-то время. Ему даже почудилось, что веки у усопшего напряжены – так бывает во время долгого и тяжелого сновидения.
– Как живой, – озадаченно шепнул он Жану. – Такое впечатление, словно он сейчас поднимется из гроба.
Жан усмехнулся:
– Стой и жди его пробуждения, пока я буду заниматься делом.
Он подошел к теще, показал удостоверение, представился:
– Жан Игоревич Осипов, капитан следственного управления. Не уделите мне несколько минут? Сами понимаете, дело неотложное.
Ее брови изумленно поднялись. Она заглянула в удостоверение, изучила его.
– Чем могу вам служить?
– Меня интересует буквально все, что связано с гибелью вашего зятя – Неужели нельзя выбрать более подходящий момент?
– Нельзя… Так сказать, по горячим следам, – ответил Жан и почему-то вспомнил слова Маркина: – Мы, как положено, хлеб свой отрабатываем.
Она задумалась.
– Но только на пару минут, – наконец согласилась она. – Как вы говорите вас зовут?
– Жан Осипов, Жан Игоревич.
Женщина поднялась, поманила следователя в соседнюю комнату. Там она усадила его в кресло, сама села на диван.
– Аделаида Андреевна, – тихим голосом произнесла она. – Я вас внимательно слушаю, Жан Игоревич.
– Как это произошло?
– Случилось это позавчера. Позвонили из «неотложки», сообщили, что выезжали по вызову в ресторан «Заря» – это недалеко от нашего дома. Там застали его мертвым. Медэкспертиза показала, что смерть наступила от отравления цианистым калием. Словом, он отмучился, отмучились и мы.
– И вы?
– Скажу откровенно, – она глубоко вздохнула, – туда ему и дорога. Он извел нас со Светой… Правда, поначалу производил впечатление добропорядочного молодого человека. Такой вальяжный, учтивый… И я не противилась их женитьбе, даже подумала, что моей дочери повезло в жизни. К свадьбе он обзавелся квартирой, подарил Свете новенький «жигуленок», обучил ее вождению. О таком зяте только мечтать можно. А когда у них родился сын Сережа, он в нем души не чаял.
– Где работал ваш зять?
– В каком-то проектном институте, хотя ни Света, ни я понятия не имели в каком именно. Зарабатывает хорошо – и ладно. Ну, а год назад все началось…
– Что началось?
– Сперва повестки в милицию, потом сама милиция стала нас дергать. А он в это время где-то скрывался. Позванивал иногда, даже неожиданно появлялся. Выкручивался, мол, командировки его замучили. Ну, я же не дура, понимала, раз милиция им заинтересовалась, значит влип в какую-то историю, значит рыльце у него в пуху.
– А ваше предположение?
– Убеждена, – она перешла на шепот, – он занимался наркотиками. Светлана дважды находила в его в карманах пакетики – то ли с кокаином, то ли с героином. Сама я однажды видела их в ящике его письменного стола. Поэтому, думаю, и разыскивала его милиция. Света, конечно, места себе не находила, думала развестись. Тогда он прибегнул к угрозам, обещал выкрасть сына… Мы вынуждены были надежно спрятать Сережу – отправили его на дачу к моей приятельнице Эмме Парсеговне.
– Где эта дача?
– Это, сами понимаете, под строжайшим секретом.
– Мне это на всякий непредвиденный случай, – пояснил Жан. – Да и от кого теперь скрывать, если ваш зять уже никому угрожать не может.
– Логично, – согласилась Аделаида Андреевна. – Это в деревне Неча-иха, в десяти километрах отсюда. Дожидаться похорон я, между прочим, не намереваюсь, думаю завтра с утра отправиться к внуку.
Жан ограничился кивком. С минуту он Сидел молча, потом осведомился:
– Не утомил я вас расспросами?
– Знаете, напротив, – ее лицо озарила легкая улыбка. – Беседуя с вами, я даже расслабилась.
– Скажите, как мне повидаться с родителями Рэма?
–Матери он лишился давно. Когда ему шел семнадцатый год, она уехала от мужа навсегда. Рэм остался с отцом – Арсеном Давидовичем Багратовым. Это был аристократического плана человек – покладистый, внимательный, с хорошими манерами,-приятный собеседник. Но со странностями. Он преподавал философию в университете, заведовал там кафедрой. Его отношения с сыном были очень натянутыми, а позже Арсен Давидович проклял сына, отрекся от него, и их связи окончательно оборвались. Это я сейчас понимаю мотивы разрыва.
– Вот с ним мне и хотелось бы встретиться.
– Это невозможно, – нахмурив лоб, участливо отозвалась она. – После увольнения из университета Колымей, такую кличку придумали ему студенты, как отшельник ушел в себя, стал редко появляться на людях, но продолжал заниматься какими-то загадочными вещами.
– Любопытно.
– Я же говорила, что он был со странностями. Вбил себе в голову, что познал тайны мироздания с помощью астрологии, спиритизма и прочего колдовства. Словом, оккультист. Вот за эти вольности и уволили его из университета. Что только не плели вокруг него: мол, психопат, сумасброд, колдун. А ведь это был Милейший человек… Ну, а потом пришла весть, что он утонул в реке.
–Утонул?
Она встала, нашла на висячей полке газетную бумагу и подала Жану.
– Вот поглядите… Я как раз Арсена Давидовича сегодня вспоминала-Думала, как у такого умного и интеллигентного во всех отношениях человека мог быть такой никудышный сын? Эту газетную вырезку двенадцатилетней давности с некрологом о гибели профессора я нашла сегодня. Хотите, могу подарить – у меня где-то завалялись еще две-три такие заметки- Благодарю, – Жан принял старую публикацию. – Скажите, Аделаида Андреевна, сколько детей было у профессора?
– Только Рэм…
Склонность собеседника к откровению – сущий дар для следователя. Жан, черпая информацию из уст Аделаиды Андреевны, записывал в своей памяти все подробности так тщательно, как записывают на магнитофон хорошую музыку. Сердечно поблагодарив за содействие следствию, он неожиданно спросил:
– Вы не испытываете беспокойства от случившегося?
– Для меня нет ничего более грустного и удручающего, чем процедура похорон.
Жан явно хотел допытываться дальше, но тут в дверях возникла Светлана – высокая, стройная брюнетка лет тридцати. Она была бледна, возле рта пролегла горькая складка, в глазах скрывалось глухое раздражение.
– Как ты себя чувствуешь? – ледяным голосом обратилась она к матери.
– Жан Игоревич смог меня разговорить, я даже расслабилась, – Аделаида Андреевна перекинула взгляд от Жана на Светлану. – Это и есть моя дочь. Как на духу раскрылась перед следователем и, кажется, дикие ощущения покинули меня.
– Дикие ощущения? – переспросил Жан. – Что вы имеете в виду?
– Наверное дочь права – то ли галлюцинация меня посетила, то ли бред какой-то.
– В чем это проявилось?
– Сегодня рано утром мне почудилось, что гроб чуть сдвинулся. Так, сам по себе. Он стоял не прямо, как его поставили, а чуть наискосок краям стола. Я выбежала вот в эту комнату. Света за мной и спрашивает: «Что с тобой?» А я: «Света, гроб сдвинулся!» Она посмеялась надо мной. Когда мы вернулись, гроб стоял совершенно прямо…
. -Хватит! – Светлана бросила на Жана испепеляющий взгляд. – Вы выбрали неподходящий момент для допроса. – Потом глянула на мать. – А тебе не мешало бы полежать и отдохнуть после кошмаров, а то Бог знает, что еще причудится.
Жан встал, достал из нагрудного кармана сорочки визитную карточку, подал ее Аделаиде Андреевне.
– Если вдруг припомните какие-нибудь новые подробности, прошу сообщить мне по телефону.
