Я потратила все резервные запасы энергии на то, чтобы за неделю пересдать заваленные экзамены и не вылететь из универа в первую же учебную сессию, доведя этим своего деда до сердечного приступа.
Мне нельзя прогуливать, но больше я не могу здесь оставаться.
Подняв с пола сумку, сгребаю в неё тетрадь и вздрагиваю, когда прохладные пальцы Алены обматываются вокруг моего запястья.
– Может не надо? – мрачно говорит она. – Переклички еще не было.
– У меня аппендицит, – выдавливаю.
– Ань…
– Пока… – забрав у нее свое запястье, кладу в сумку телефон.
Лучше умереть, чем рассказать подруге о том, что я забеременела в девятнадцать лет, и этот ребенок, он… кажется, никому не нужен!
Ни его отцу, ни его семье, ни мне самой… Все что я чувствую – это ужасный страх.
Пробравшись задними партами, покидаю лекционную аудиторию, точно зная, что меня видели и это огромный гвоздь в крышку моего учебного “гроба”.
Прижимая к груди сумку, брожу по полупустым коридорам учебного корпуса, понятия не имея, куда мне идти и что делать.
Почти четыре недели.
Столько я не видела ЕГО.
Не на фотографиях, а живого и настоящего.
Я оттолкнула его сама. Сама просила не писать и не звонить. Он имеет право на что угодно, даже завести новую девушку взамен старой.
Именно это он и сделал.
У меня больше нет на него никаких прав, тогда почему мне так больно?!
Чего я ждала?
Что он придет за мной, несмотря ни на что? И я… рассказала бы ему о том, как его мать обещала оставить нас с дедом бездомными за то, что я посмела вообразить, будто пара ее сыну.
После этого он не стал бы водиться со мной и подавно, ведь эта женщина его мать. Его семья. А кто такая я? Я ему никто.
Хуже всего, что ее угрозы реальнее некуда. Это просто не укладывается в моей свинцовой голове. В этой жизни у меня нет ничего своего. У меня нет даже собственного дома. Дом, в котором я прожила всю свою жизнь – находится в собственности у университета, а мой дед забыл мне об этом рассказать. Теперь я еще и беременна. Это ведь… катастрофа!
А он? Он бы мог пожертвовать ради меня хоть чем-то? Своим комфортом? Деньгами своих родителей? Я не знаю и никогда не узнаю, потому что вместо того, чтобы спросить его об этом, я струсила и не смогу этого исправить.
Я… предательница.
Мой подбородок дрожит, и я сжимаю бока сумки до побеления костяшек, потому что не хочу больше плакать.
За этот месяц я наревела целый океан слез в попытках вырвать из сердца парня, которого люблю отсюда и до космоса, но он все равно у меня под кожей!
Может поэтому, рухнув на скамейку у раздевалки, я нетвердыми пальцами гружу расписание его курса? Бездумно и на автопилоте, просто потому что не знаю, к кому еще я могу придти со своей “бедой”, как не к главному виновнику этого торжества? Мы виноваты оба, разве я должна расхлебывать последствия одна?
Закрыв глаза, роняю телефон на колени.
Решиться на это гораздо сложнее, чем я думала.
Часть меня скребется там, внутри, и требует, чтобы я рассказала ему все, а другая моя часть – насмехается, считая, что между мной и своей семьей он всегда выберет второе. Ведь он не наивный дурак. Нет. Он сын мэра, черт возьми! Он никогда не был белым и пушистым, никогда не давал забыть, что у него есть характер, и характер у него – то еще испытание.
Подняв телефон, нерешительно листаю страницы, добираясь до пляшущей перед глазами сетки расписания занятий Кирилла Дубцова.
Я чувствую себя вором, но любые страхи сжирает безумное, бесконтрольное волнение, которое захватывает меня с головы до ног от одной только перспективы того, что я могу его увидеть.
У него физкультура, а это значит, что мне придется сменить учебный корпус.
Не двигаясь с места, пытаюсь понять, что такое я собираюсь сделать?
Боже, я не знаю.
Мы же… цивилизованные и умеем разговаривать, как взрослые люди…
Отдав гардеробщику номерок, грею дыханием свои ледяные пальцы. Когда моя куртка появляется на столешнице, быстро закутываюсь в нее и прячу в карманы руки.
У меня нет плана, но я все равно переставляю ноги, наблюдая за тем, как мокрый снег под моими ногами пачкает ботинки.
Под пляску своего сердца, шагаю к спортзалу через парк, в котором полно бегунов.
Всматриваясь в силуэты и лица, боюсь и жажду увидеть то, которое нужно мне.
Через арку вхожу в спортзал, слыша над головой топот ног, удары мячей и множество голосов.
Стянув с головы шапку, толкаю ее в карман, поднимаясь вверх по ступенькам к трибунам.
Смочив пересохшее горло, прижимаюсь плечом к стене и смотрю вниз на площадку, по которой носится человек пятьдесят. Девушки и парни. Правую половину площадки занимает волейбольная зона с натянутой сеткой, и мне нужно лишь собраться с мужеством, чтобы отыскать Дубцова среди игроков.
Глава 3
Аня
Это как получить разряд тока под кожу.
Давясь своим волнением, мечусь глазами по высокой широкоплечей фигуре. По растрепанным темным волосам, по чертам его сосредоточенного и немного хмурого лица.
На нем майка без рукавов и свободные спортивные шорты. Мышцы на руках перекатываются каждый раз, когда ладонь соприкасается с мячом или когда он толкает свое сильное большое тело вверх, чтобы сделать блок.
Мое тело расцветает в ответ.
Это влечение я не могу контролировать и… не хочу. Наверное, мне нравится страдать, раз я даже не пытаюсь забыть. Не пытаюсь забыть его губы на своих. Его запах и голос. Его тело, сплетенное с моим. Его стоны у себя в ушах, руки на своей груди и… между ног.
Я не хочу забывать это, потому что это принадлежит мне, и я никому этого не отдам, даже его матери!
Идея прийти сюда кажется мне еще хуже, чем десять минут назад.
Что я скажу ему?
Что сделает его мать, если узнает?
Что сделает… он?
Ведь я могу просто избавиться, так? Ему даже не обязательно знать…
Горло сжимает спазм, не давая сделать вдох.
Я могу просто уйти, и он никогда не узнает.
Очередное предательство, ну и что? Одним больше, одним меньше, разве это важно?
Если я сделаю это, она победит. Она уже победила, ведь глядя на парня там, внизу, я все еще не могу решиться сказать ему хотя бы “привет”.
Расстегнув куртку, опускаюсь на скамейку и обнимаю руками свои колени. Кладу на них подбородок, просто сливаясь с обстановкой и терзаясь своим выбором, как мечущийся по западне кролик.
Кир играет агрессивно, и от его подачи трясутся стены, потому что он загнал мяч в аут с такой силой, что парни противоположной команды накрыли руками головы. Вздрагиваю, когда таким же манером он принимает подачу соперника, вколачивая мяч в деревянный пол спортзала под углом в девяносто градусов.
Тру вспотевшие ладони о джинсы, пока Дубцов расхаживает по площадке, пожиная плоды своей несдержанности. Подхватив кроссовком катящийся мимо волейбольный мяч, подбрасывает его вверх и отправляет в стену, врезав по нему ногой.
Возмущенный свисток физрука заставляет меня поморщиться.
– Дубцов! – орет тот. – Ты хочешь университету новые мечи оплатить?!
В ответ на эту претензию, мой бывший парень оббегает сетку и оставляет площадку, не трудясь объясняться.
– Играем! – снова свисток, а мое сердце готово выскочить из груди.
Перегнувшись через перила, вижу, как Кир скрывается в коридоре под трибуной, явно направляясь к раздевалками.
Моя паника такая невероятная, что ее можно пощупать.
Все решения, которые вертятся в голове, соединяются в один большой комок и путаются между собой.
Встав со скамейки, бросаюсь к лестнице и сбегаю вниз, но замедляюсь, как только слышу хлопок двери за углом.
– Ффффф… – выдыхаю, нарезая перед этой дверью круги.
Слышу звуки его шагов, и как что-то падает на пол.
Старая железная ручка кажется мне раскаленной, когда кладу на нее ладонь.
Ну же!
Толкнув дверь, прохожу в раздевалку и застываю на пороге, врезаясь глазами в голую спину и узкие бедра в низко сидящих спортивных шортах. От этого вида предательские бабочки щекочут мой живот. Сглотнув, наблюдаю за тем, как Кирилл роется в большой спортивной сумке и оборачивается, когда отпускаю дверь, заставляя ее с грохотом захлопнуться.
Его черно-карие глаза замирают на моем лице, и мне вдруг кажется, будто из этой комнаты выкачали весь кислород. Не шевелясь, смотрю в его глаза не моргая. Очерчиваю взглядом скульптурные контуры его скул и подбородка. Его губ.
Почему… почему я не могу его коснуться?!
Я ненавижу его мать. Я ее ненавижу и буду ненавидеть всегда за то, что она заставила меня пройти через ад. В тот день, когда я поняла, что боюсь и мне придется сдаться, я думала, что умру…
– Привет. – Мой голос хриплый и тихий.
Дубцов вдруг делает резкий вдох, от которого крылья его носа раздуваются. На щеках проступают желваки, когда сжимает зубы и выпрямляется, зажав в кулаке свою майку.
Его злость такая очевидная, что я теряю нить своих мыслей.
Я и без того не знала, что ему скажу, а теперь я просто не знаю, с какой стороны к нему подступиться. Я уже ни в чем не уверена! Не уверена в его чувствах к себе и… к тому, что мы наделали.
– Чего тебе надо? – бросает он ледяным голосом.
Не знаю, как вела бы себя на его месте, но я, наверное, неисправимая дура, если рассчитывала на что-то другое. Ведь я не оставила ему выбора. Все эти недели я скрывалась от него так искусно, что меня даже с собаками не нашли бы. Я боялась, что он найдет. Боялась и в душе мечтала об этом, сама не зная зачем! Он не искал. Он… уехал кататься на лыжах в компании своих друзей.
– Хочу поговорить, – пытаюсь звучать ровно, но даже для меня это звучит не убедительно.
– Поговорить? – цедит. – Выйди отсюда на фиг. Это мужская раздевалка. – Отворачивается, будто мой вид доставляет ему физические страдания.
– Кир… – Смотрю на его затылок.
– Калинина, – говорит предупреждающе, запуская руку в сумку. – Выйди, мне нужно переодеться. Я опаздываю.
Опаздывает.
Куда?! К той блондинке?!
В звенящей тишине слышно только наше дыхание.
Я бы никогда не набралась смелости искать с ним встречи, после того, что сделала, а он, кажется, этого и не хочет.
Вдруг понимаю, что тоже не хочу.
У меня нет права злиться на него. Обижаться тоже, но именно это я и делаю.
Развернувшись, толкаю дверь и выпаливаю:
– Ясно. Извини.
Выскочив в коридор, уношусь из спортзала, как комета.
Уличный ветер лижет щеки, но только добравшись до своего дома я понимаю, что даже не застегнула куртку.
Глава 4
