Тон ее голоса и резкость движений намекают мне на то, что зря я рассчитывал поболтать о том о сем.
Бросив на пол рюкзак, усаживаюсь на стул и вытягиваю под столом ноги.
– Где ты ночевал? – интересуется как бы между прочим, опускаясь в белое кожаное кресло напротив меня.
На ее пальце кольцо с большим бриллиантом. В детстве мне нравились ее украшения. Одно я даже попробовал проглотить, слава Богу, отцовский водитель мимо проходил и успел вытрясти его из меня до того, как случилась “трагедия”.
– У Стаса. – Скрывать мне нечего.
– А позавчера? – Постукивает по столу ногтем.
– Там же, – отвечаю ей.
– Сынок. – Кладет на руки подбородок и смотрит на меня со вселенской усталостью. – У тебя что, дома своего нет?
– Кхм… – Чешу кончик носа. – Хороший вопрос.
– Кирилл, не говори глупостей. Я поговорю с отцом. Кажется, этот конфликт зашел слишком далеко. Извинишься, и мы про все забудем.
– Нет, – говорю на каком-то внутреннем автопилоте.
То, от чего еще пару недель назад я предпочитал дистанцироваться, теперь стало делом принципа.
Извинения…
Перед глазами встает ангельское лицо и окружении рыжих, как ржавчина, кудрей. Цвет, от которого я тащился. Твою мать. Я и сейчас тащусь.
На фиг ее.
В жопу извинения.
– Кирилл…
– Нет, – повторяю, отрывая глаза от поверхности стола и переводя их на мать.
Сжав губы, напряженно смотрит на меня в ответ.
– И как это понимать? – спрашивает строго. – Ты что, ушел из дома?
– Видимо, да, – пожимаю плечом.
Правда, не мешало бы съездить “домой” и забрать кое-какую одежду, но показываться там даже на пять минут мне вдруг до ломоты в костях не хочется.
Молчим, и я позволяю ей делать какие угодно выводы.
– Отец тебя содержит, – вдруг говорит она. – Ты должен понимать, что это накладывает на тебя обязательства быть хотя бы благодарным. А это значит, что ты не можешь просто уйти из дома, тем более… – делает она паузу. – По-английски. По отношению ко мне это тоже некрасиво.
Согласен, не красиво.
Её глаза выискивают в моих ответное понимание.
Распределение моих “карманных” всегда занималась она. Но я достаточно большой, чтобы понимать – это его деньги. Нас всех содержит он. И я был бы пустозвоном и брехуном, если бы сказал, что его деньги мне не нужны. Еще неделю это так и было. Механическое движение по накатанной, где я имею то, что имею, за счет соблюдения определенных правил, но сейчас… в этот момент “истины”, соблюдение тех самых правил вызывает у меня настоящую душевную блевотину.
Посмотрев в окно, собираюсь принять самое сложное решение за всю свою сознательную жизнь, не меньше. Если проиграю, крушение будет эпичным. Ползти на брюхе туда, где твоего крушения ждут с распростертыми объятиями – значит затолкать свою гордость в собственную задницу, а это гораздо больнее, чем кажется. Я делал это столько раз, что знаю, о чем говорю.
– Думаю, я в состоянии сам себя содержать, – говорю, повернув к ней голову.
– Кирилл, – рыкает с угрозой. – Не дури! Тебе еще год учиться, у тебя практика весной. Все это денег стоит. Это твое будущее!
Мое будущее… возможно, я с ним халатен, но мой внутренний конфликт оказался сюрпризом даже для меня. Кажется, у меня сорвало какой-то клапан, отвечающий за чувство самосохранения.
– До весны еще дожить нужно, – встав со стула, забрасываю на плечо рюкзак.
– Я тебе даю неделю, – тычет она в меня пальцем. – Неделю погуляй и возвращайся домой. Извинишься и…
– Нет, – обрубаю.
– Кирилл!
Выйдя из кабинета, вижу молоденькую секретаршу в приемной деканата, которая с самой первой встречи смотрит на меня, как на сочный кусок мяса. Не припомню, чтобы сказал ей хоть пару слов за последние полгода, но ее это не напрягает, потому что, как и всегда, она мне улыбается.
Забрав с вешалки свою куртку, выхожу в коридор и надеваю ее на ходу. Я посещаю не так много занятий в универе, в основном потому что умею договариваться с людьми, поэтому, спустившись по лестнице, прохожу через турникет и шагаю под февральский дождь.
На стоянке, как и договаривались, меня ждет черный “БМВ” Ника Баркова.
Заняв переднее пассажирское, говорю ему “привет”.
– Угу. – Роется он в своем телефоне.
– Адрес скинул тебе сообщением. – Пристегиваю ремень, растекаясь по сиденью.
– Момент… – лепит на приборную панель телефон и заводит машину.
С Барковым мы знакомы давно. Его отец крупный предприниматель в городе, так что мы часто пересекаемся на разного рода “тусовках”. От юбилеев до рождения первенцев. Вообще-то, с подачи Ника я попал в городской хоккейный чемпионат в состав команды “городского бизнеса”, в которой его отец состоит уже лет десять. Меня туда приняли нежно и с зеленым светом. Взяли нападающим прямо после первой тренировки.
Судя по всему, с хоккеем мне придется подзавязать, потому что оплачивать свое членство в ближайшее время для меня будет проблематично.
Полчаса спустя Ник вышагивает вдоль окон Таниного помещения.
Положив руки в карманы куртки, спрашивает:
– И че ты думаешь?
Прислонившись плечом к стене, делюсь мыслями:
– На той стороне дороги клубешник. Думаю, здесь можно замутить кафешку для тех, кто идет туда или оттуда. Только нам с тобой нужно будет здесь фейсами постоянно светить в качестве рекламной акции. Может, даже за баром постоять.
– Клич бросить в тусовку, – продолжает он мою мысль, осматривая потолок.
– Угу, – смотрю на улицу, складывая на груди руки.
– А по деньгам что?
– Думаю, ремонт нужен по минимуму. У Тани есть один дизайнер, может вот это все, – имею ввиду облупившиеся стены и торчащие из потолка трубы. – Вписать в интерьер…
Подумав пару секунд, называю ему примерную стоимость этой затеи.
Для Баркова подъемной будет и гораздо большая сумма, а вот для меня – нет. Я еще не говорил с бабулей, но прекрасно представляю ее возможности.
Баркова я выбрал не только из дружеских соображений. Вообще-то, нифига не из дружеский. Может я расчетливый говнюк, но я выбрал его, потому что, если кому-то вздумается ставить мне палки в колеса, отец Никиты будет моим громоотводом.
Одно дело пихать палки в колеса мне – неоперившемуся сосунку, но другое дело ставить палки в колеса Игорю Баркову.
И мой хладнокровный расчет работает, потому что, протянув мне руку, Барков-младший объявляет:
– Я в деле. С отцом нужно перетереть.
– Подбросишь до Набережной? – Прошу его, застегивая куртку.
– Ага. Только сначала Алёну из универа заберем, – кивает он.
Глава 10
Кирилл
Добежав до машины под пулеметной очередью мелкого града и дождя, забираемся с Ником в “бмв”.
Сажусь на заднее сиденье, переднее оставляя его девушке.
Не помню, чтобы когда-то ей не дал, но ее неприязнь ко мне физически ощутима.
Это странно, потому что я не сделал нихрена плохого ни ей, ни ее чокнутой подружке.
Если бы я мог извлечь Калинину из своего мозга вместе со всеми воспоминаниями о ней, я бы так и сделал. Полную перепрошивку памяти.
Холодный укол под ребрами заставляет поерзать.
Чтобы о Калининой не думать, мне понадобится трепанация черепа.
Сжимаю в кулак руку и упираюсь им в губы, пока машина трогается, выруливая на проспект.
Друзья.
Почему бы и нет.
Не все ли равно?
Не думал, что когда отнимают то, что очень хочется – это так приканчивает нервные клетки.
– Че девушке подарить на День всех влюбленных? – слышу вопрос Ника с переднего сиденья.
– Без понятия, – отвечаю хрипло.
Я знаю, что подарил бы своей, если бы она меня не отшила.
– Пффф… – откинув голову, смотрю в потолок.
Таня предложила встретиться в кафе и обсудить “мою бизнес стратегию”.
Особой стратегии у меня нет. Весь расчет на то, что народ потянется туда, где тусоваться модно, а модно тусоваться там, где тусуется универские блогеры и золотая молодежь.
Машина съезжает с проспекта и сворачивает на узкую подъездную дорожку нашего ВУЗа, которая упирается в стоянку перед главным корпусом.
К этому времени тяжелые дождевые капли лупят по крыше так, что уши закладывает.
– Зараза… – бормочет Барков, рассматривая то, что творится за лобовым стеклом.
Постукивая по колену телефоном, разминаю шею.
Через секунду двери машины с противоположной от меня стороны почти синхронно открываются, и внутрь вваливаются два визжащих тела.
Переднее сиденье занимает, без сомнения, Алёна, а на заднее рядом со мной падает “фиолетовая куртка”, без сомнения, твою мать, знакомая слишком хорошо, чтобы мое нутро не отозвалось мгновенно.
– Ник! – визжит Алёна. – Помоги! – Протягивает ему свои руки в мокрых до нитки варежках.
Скосив глаза, вижу, как Аня… Калинина сбрасывает с головы капюшон и дует на замерзшие дрожащие руки.
Волосы собраны в пучок на макушке, и те тридцать секунд, пока мое присутствие остается незамеченным, тупо любуюсь на плавную линию ее щеки и подбородка.
– Нас чуть не смыло… – хохочет Алёна и замолкает на полуслове, как будто резко вырубили громкость, когда видит меня.
– Салют, – приветствую кисло.
Дернув головой, Калинина смотрит на меня, распахнув зеленые глаза.
От ветра кожа на щеках покраснела, и губы выглядят алыми.
У меня никогда не было проблем с влечением, когда смотрел на нее, и месяц спустя нихрена не изменилось.
– Привет, – говорит еле слышно.
Отвернувшись, смотрю в окно, за которым по стоянке носится народ.
– Подкинем Аню до дома, – деловым голосом объявляет девушка Баркова.
Глухое молчание все те десять минут, пока “бмв” пробирается к улице, на которой мне знакома каждая ямка, действует на нервы.
