– Не хватает? – переспросил Мачео, почесав нос о полотенце. – А чего не хватает любому городу?
– Ты мне скажи.
– Не хватает свободы. Не хватает земли, не засаженной этими мерзкими хищными розами с их перезревшими клыками. И монет.
– Монет не хватает даже Королеве, – усмехнулся патриций, и его руки скользнули к пояснице любовника. – Но в чем жители Аджхарапа нуждаются особенно остро? За то время, которое я провел в вашем городе, смог понять только то, что вы не испытываете недостатка в цветах.
– Для чего ты спрашиваешь?
– Хочу быть полезным Аджхарапу. Хочу, чтобы жители не видели во мне капризного иноземца, прибравшего к рукам город и прибыльное дело по производству лодок. Отныне Аджхарап – новый протекторат Эрзальской долины, но мне нужно заявить о себе жителям в правильном ключе. Нужна их поддержка.
– Поддержка для чего?
– Для того, чтобы обеспечить себе нужную репутацию и стать истинным правителем протектората.
– Город является протекторатом только в твоих мечтах, – ответил Мачео. – Корона не давала на то своего согласия.
– Корона поглощена заботами о больной Королеве, а не о далекой территории Восточного Амплерикса. С Триарби я смогу договориться. Сейчас же меня интересует другое – чего не хватает Аджхарапу?
– Чего нам не хватает… – задумчиво сказал Мачео. – Пару лет назад на нашу центральную набережную обрушился осколок скалы с Чистых гор. Несколько домов оказались погребены под камнепадом вместе с обитателями.
– Да, я видел ту глыбу в реке. – Ладони патриция поднялись по спине юноши. – В тот день, когда ваши стражники вели меня в мэрию к Дейне.
– Из-за камнепада течение реки затруднено, большие корабли не проходят. Только лодки. Торговля не умерла, но… прихворнула. А еще речная вода.
– Что с водой?
– Раньше, до камнепада, она была почти прозрачной в городской черте, даром что Арамей зовется млечноводным. Словно сами Чистые горы забирали из воды молочный оттенок на западе и пропускали ее к нам, на восток, уже ясной, точно стекло.
– У вас я уже успел искупаться, – сказал патриций, вспомнив свою первую встречу с Клареной. – Вода как будто была густой.
– Она застаивается возле пирсов и в гавани. И воняет время от времени. Даже аромат цветов не может заглушить запах. Особенно в штиль.
– Штиль… – повторил Шай и добавил: – Порою эрзальские ветра тоже требуют покоя.
– Несколько раз в неделю мы вычищаем дно реки от ила, а пирсы – от скользких водорослей. Иначе никак, – сказал Мачео. – Бега реки нам не хватает, ее быстрого течения, вот чего.
– Прекрасно. Я помогу вам.
– Ты? – усмехнулся Мачео. – Голыми руками? Или той частью тела, которой ты можешь держать даже лук? Мы уже второй год пытаемся раздробить кирками ту насыпь. Но пройдет еще несколько лет, прежде чем русло Арамея будет освобождено от глыбы хотя бы наполовину.
– Части своего тела я предпочту приберечь для твоего. Но думаю, что разделаться с глыбой мне под силу.
– Вооружишься хлыстом и будешь подгонять работников? Так Дейна уже делала.
– Глупый мальчишка, – улыбнулся патриций. – Красивый, но глупый. Пойдем за мной.
Шай поднялся с лежака и протянул Мачео скользкую от масла руку. Тот ухватился за нее и встал, улыбнувшись на комплимент.
– Помимо тебя у Дейны были еще советники? – спросил патриций.
– Помимо меня? Не смеши. Я не был ей советником. Я был ей помощником.
– Ну, пусть помощником. Не придирайся к словам.
– А я не придираюсь. Советовать, как вытереть задницу – это одно, а помогать это сделать – совсем другое. Не находишь?
Патриций замедлил шаг, повернул голову к Мачео, но промолчал. Умение острословить всегда было для Шая знаком неслабого ума, и эти знаки прельщали его. Мачео, чей ум слабым назвать было нельзя, понял это.
– В Аджхарапе устроен синедрион, – продолжил Мачео, когда Шай двинулся дальше. – В состав городского синедриона входят трое: Эрбус, начальник стражи, Акира, старшая из счетоводов мэрии, и главный лекарь Одвин. А Дейна председательствует в синедрионе.
– Председательствовала, – поправил его Шай. – Расскажи мне о каждом из них. В чем их интерес, если не брать в расчет жалование и положение? В чем слабости?
– Слабостью лекаря Одвина являюсь я, – сказал Мачео. – Безо всякого результата для него, впрочем.
– Части его тела не в состоянии держать лук?
– Той части не видно за рыхлым старым большим животом, – ответил Мачео.
– А ты видел?
– Небеса уберегли. Просто допускаю. Он одаренный травник. Очень любит пиво и очень любит поглядывать на меня, когда приходит к Дейне. Судя по тому, что за большим животом не видно других частей его тела, я предположу, что любовь к пиву все же сильнее.
– Кто он для Дейны?
– Скорее привычка, доставшаяся от ее отца. Одвин был в синедрионе еще при нем. Он единственный, кто остался из прошлого синедриона.
– Он авторитет?
– Разве что для юношей, что торгуют своим телом. Да и за тот авторитет Одвин платит им монетой. Дейна слушает его порой, но не всегда считается с его мнением. Впрочем, сомневаюсь, что Одвина это сильно беспокоит. Он в синедрионе только ради прибавки к жалованию. Это к словам об интересе.
– Хорошо. А начальник стражи?
– Эрбус не такой старый. Довольно крепкий мужик, опытный воин. Его уважают. Даже плавийцы, которые дежурят в Аджхарапе, прислушиваются к его словам. Месяц назад в городе заметили Хищника, и Эрбус в одиночку разрубил его. Хищник прикинулся торговцем из Серебряной Слезы и одним вечером, когда на площади было малолюдно, последовал за дочкой корабельщика. Говорят, дети для Хищников – что запеченная тыква для Дейны. Отец девчонки заметил его за миг до того, как торговец собирался схватить ее. Врезал ему прямо промеж глаз и сломал нос. Капли черной крови – и все стало понятно. Хищник не успел даже обратиться, как Эрбус, который проходил неподалеку, разделил его своим мечом на две равные половины. Голова еще человечья была, а внизу уже мохнатые белые лапы показались. Так он и рухнул на землю, в таком виде. Его даже сразу не сожгли – два дня он гнил на площади, пока на него только ленивый не посмотрел. С тех пор Эрбус – местный герой, это даже плавийцы признали, ведь их бы высекли до полусмерти, кабы Хищник девку пожрал.
– В чем его слабость?
– Такие слабостей не показывают. У него нет глаза – это, наверное, единственный его изъян. Лишился в битве. У Дейны он был в фаворитах, и даже когда дело касалось условий сделок, его слово было выше мнения Акиры.
– Акира, надо думать, его недолюбливает?
– Его все в синедрионе недолюбливают, кроме Дейны. Он очень умный и властный. Пытается подчеркнуть первое и скрыть второе.
– А что та счетоводка?
– Акира? Акира самая молодая из состава синедриона. У нее в позапрошлом году утонули муж и сын. Вышли на лодке на воду как раз тогда, когда в Арамей обрушился камнепад. Их вместе с лодкой придавило глыбами. С тех пор Акира немного отрешенная. Она знает свое дело, аккуратно ведет счет монет, у Дейны к ней никогда не было нареканий. Мне кажется, после смерти сына и мужа она живет больше по привычке, чем для удовольствия. К городским делам проявляет мало внимания, только если дело не касается финансов.
– В чем, как я понял, ее легко может подвинуть местный герой Эрбус?
