Глава 2
Военновоздушные силы фашистской Германии, которые должны были участвовать в нападении на СССР, составляли более 3900 самолетов… кроме того, до 1 тыс. самолетов располагали вооруженные силы Финляндии и Румынии.
История Великой Отечественной войны, т.2
В управление кадров Главкома ВВС мы приходим за десять минут до назначенного срока. Дежурный капитан отмечает нас в списке и кивает: “Ждите, вызову”.
Мы присаживаемся на стулья у стены. Сергей толкает меня в бок и показывает на дверь:
– Ты понял?
Я смотрю на дверь. На ней прибита табличка: “Заместитель начальника управления п/пк Березин Иван Дмитриевич”. Ничего, конечно, не понимаю, но киваю.
В приемной многолюдно. Обращаю внимание на то, что здесь нет ни одного лейтенанта. У всех в петлицах по три кубика, по шпале, а то и по две. Многие, как и мы с Сергеем, при орденах, а уж медали – у каждого. Я то знаю, в чем дело, а Сергей теряется в догадках и строит различные предположения.
Дежурный начинает вызывать присутствующих по одному, в алфавитном порядке, невзирая на звания.
Вот из кабинета выходит капитан Жеребцов, и дежурный объявляет:
– Старший лейтенант Злобин!
Захожу в кабинет и по уставу представляюсь начинающему седеть подполковнику. Он не дослушивает меня до конца:
– Проходи, проходи, Андрей Алексеевич! Присаживайся. Извини, что стоя не встречаю. Сам понимаешь…
Я опять ничего не понимаю, но тем не менее присаживаюсь к столу. Подполковник протягивает мне через стол руку, я жму ее, а он возбужденно говорит:
– Рад, очень рад снова видеть тебя, Андрей! И вдвойне рад, что вижу тебя при таких обстоятельствах. Короче, мы формируем новую дивизию. Дивизию особого назначения из летчиков, имеющих боевой опыт. Видел, полная приемная асов! Со всех ВВС собрали. И командовать дивизией будет не кто-нибудь, а полковник Строев! Герой Испании!
Дьявол меня забери! Не слыхал про такого, но виду не подаю и пытаюсь изобразить восхищение.
– Тебе, Андрей, выпала честь служить в такой дивизии. Твое командование не хотело отпускать тебя с Сергеем, но с Главкомом не поспоришь. Так что поздравляю! В какой только полк тебя определить? Так… Будешь служить в 129-м. Командир полка – подполковник Лосев… Тот самый!
Подполковник многозначительно поднимает кверху палец и смотрит на меня. Мне эта фамилия ничегошеньки не говорит, но я пытаюсь изобразить на лице восторг и энтузиазм одновременно. Актер из меня – никакой. Это не ускользает от проницательного кадровика.
– Ты что, Андрей, Лосева не знаешь, героя Халхин-Гола?
– Ну как же, знаю, конечно…
– Нет, с тобой определенно что-то не то… Ты, часом, не перебрал вчера на радостях, что в Москву попал? Смотри, я этого не люблю, ты знаешь. Ну, честно, много вчера пили?
– Если честно, был грех. Сам не знаю, что со мной, но вот кое-кого действительно как бы забыл…
– Ты, может быть, и меня не помнишь?
– Ну как же, васто я не забыл… – Я мучительно стараюсь вспомнить его имя и отчество.
– Еще бы ты меня забыл, – свирепеет вдруг подполковник, – того, кто тебя летать учил, птенца желторотого!
Вот сволочи! Это же надо, сунуть меня в сорок первый год, а таких вещей не предусмотреть… Вспомнил!
– Да что вы, Иван Дмитриевич! Мы с Сергеем еще вчера, когда документы сдавали, подумали, что это – вы. Только… – я не знаю, что сказать дальше, и умолкаю.
Подполковник добреет и понимающе кивает головой.
– Только не поняли, что это вдруг Батя в штабе оказался, а не полком командует? Так ведь?
– Так…
– Отлетался я, Андрей. Ты думаешь, я бы отдал вас с Сергеем Лосеву? Черта с два! Я бы вас к себе забрал. Но отлетался Иван Дмитриевич. Левую ногу я в Испании оставил, Андрей.
– Вон оно как! – У меня вытягивается лицо, на этот раз вполне искренне.
– Да, вот так. Пятерых я там на землю спустил, а шестой мне – пулю в колено.
Подполковник замолкает ненадолго, смотрит на меня и тихо говорит:
– Противник он серьезный, Андрей. Скоро и вы с ним силами тягаться будете,
– И как скоро?
– Не знаю, Андрей, не знаю. Знаю только, что времени у нас в обрез. Потому и торопимся. Не хватает времени всех летчиков на новые машины пересадить да боевой опыт им передать. Потому вашу дивизию и формируем. Вы и технику быстрее освоите, и воевать будете грамотно. Пыль от них полетит. Бояться вас будут, как черт ладана. Верно я говорю?
– Верно, Батя.
– Но и вам достанется. Не хотел бы я быть на вашем месте… Вру, не верь! Завидую вам. Ну, иди. У меня еще народу – полная приемная… Ты что-то сказать хочешь?
– Товарищ подполковник, если можно, то Николаева определите тоже в 129-й.
– А как же иначе? Неужели я боевых друзей разлучу? Ну, иди… Назовешь дежурному номер полка, он тебе скажет, куда и когда прибыть.
Через час мы с Сергеем идем по улице Горького. Сергей не перестает восхищаться:
– Это же надо! У самого Лосева служить будем! Он на Халхин-Голе чудеса творил… Ай да Батя, ай да молодец!
А я его почти не слушаю, только киваю и отвечаю односложно. Мне страшно интересно посмотреть на Москву сорок первого года. Она так непохожа на ту Москву, которую я в общем-то неплохо знаю. По улицам проезжают редкие автомобили: “эмки”, “ЗиСы” и еще какието, катят непривычно формы троллейбусы и автобусы.
А люди! Очень много мужчин в военной и полувоенной форме. Остальные преимущественно – в “толстовках”. Еще штрих: невзирая на теплую погоду, не видно людей с непокрытой головой, все в кепках, шляпах, фуражках, только мы с Сергеем в синих пилотках. И хотя военных на улице много, мы с Сергеем заметно выделяемся. Еще бы, два молодых офицера, или, как тогда говорили, командира, летчики, да еще при орденах! Замечаю, что многие женщины, особенно молодые, смотрят нам вслед.
Кстати, о девушках. Я, конечно, не сильный знаток истории моды, но меня не оставляет впечатление какого-то несоответствия. По моим представлениям, одевались они в это время как-то по-другому. Во всяком случае, плечи голые не торчали, юбки, по моему, были подлиннее, а каблучки пониже… Впрочем, откуда у меня такие представления? Из довоенных фильмов? А что я из них видел? “ВолгаВолга”, “Светлый путь”, “Свинарка и пастух” да “Трактористы”. Так ведь это фильмы-то все о сельской да производственной жизни. И снималисьто они не в сороковом – сорок первом, а гораздо раньше. За это время мода, особенно женская, могла сильно измениться.
Мы выходим к Пушкинской площади. Здесь в мое время будет “Россия”, а сейчас… Стоп! А это что за лошадь? Вместо памятника Пушкину я вижу какого-то витязя на коне. Батюшки светы! Это же Юрий Долгорукий!
Какого черта! Нет, и площадь-то это Пушкинская, я это точно знаю.
В растерянности я озираюсь по сторонам. Мы идем дальше и через несколько сот метров я вижу наконец и Александра Сергеевича. Вот оно что! Видимо, их после войны поменяли местами, а я об этом ничего не знал.
Хотя стоп! Насколько я помню, Юрия Долгорукого увековечили к 800-летию Москвы. До войны его просто не было! Что-то здесь не то… Что-то с памятью моей стало…
Да бог с ними, и с Долгоруким, и с Пушкиным! Я прислушиваюсь к тому, что говорит Сергей, и на ходу врубаюсь.
