Дарья Коробкова "Снег и пепел"

Снег и пепел
Дарья Коробкова

Это история о тех, кто пытается угнаться за временем, но потерял себя. Это история о тех, кто умер от собственной жадности и эгоизма. Это история о тех, кто держится друг за друга, потому что больше они никому не нужны. Книга содержит нецензурную брань.

Снег и пепел

Дарья Коробкова

© Дарья Коробкова, 2024

ISBN 978-5-0064-2427-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В этой тьме,

И личной

И мелкой,

Перепетой не раз

И не пять,

Я кружил поэтической белкой.

В. Маяковский.

2000 лет до нашей эры.

Явь блистательна, ярка, чудна и завораживающая в своей ужасающей правильности красоты. Бестелесные, блеклые духи слоняются по полям, пьют, гуляют и веселятся. Люди, много людей, так много что у Кощея кругом голова идет.

Ярило, солнцеликий, громкий, звонкий как журчанье ручья весенней капели, гуляют среди них, смеется заразительно и пьет. Кощей не понимал, не осознавал зачем он это делает. Для него они сгусток жизни, смешанный с костями, мясом и кровью. Странные, далекие и непонятные.

Он не понимает почему Ярило пригласил его, краем сознания думает про княжескую вежливость. Все-таки новенький, едва сошедший на землю бог, нужно поприветствовать. Чернобогу кажется все равно, сын тут или с ним, лишь бы главное был. Странный он, поросший пылью веков и забытыми колядками о страшном боге, что правил в древности.

– Гой еси, брат.

Он возникает внезапно, хлопает по спине дружески, изображает вековую дружбу, которой не было. Для Кощей в новинку, для Кощея вся жизнь как причудливая роспись на избах, новая и блистательна как перо жар-птицы.

– Гой еси, брат. Чего не пьешь с остальными?

Он глядит украдкой на блеклые, но искрящиеся светом души, что пьют сладкую медовуху, заедают спелыми ягодами и свежим хлебом из самой печи сделанный Сварогом. Неужели смерть павших воинов, обещанная, желанная выглядит так? Почему-то данность, обыденность плохо укладывается, плохо сортируется в его голове.

Законы древние, законы ветхие, хрупкие что крепким монолитом засели в голове из-за многочисленных часов, когда отец вдалбливал в него. Это он мог понять, но что-то простое, обыденное для него было далеко подобно звездному небу и луне. Мать Сыра Земля говорила, что он всему научится, нужно только время и желание.

Возможно она права, но Кощей пока не понимал, как именно поможет. Разве время не песок, что сыпаться быстротечно, подтверждая, что ничего не вечно? Время голодный волк, сжирающий жизни огоньки людей, оставляя прах и пустоту после себя.

Он так же не понимал мать, как и отца.

– Выпить чарку с новым сыном нашей земли, дело важное, нужное.

Ярило усаживает его за большой стол, рядом на соседнее лавочку. Стайки душ стекаются к столу, переговариваются громко, о чем Кощей не понимает.

– Скатерть, скатерть самобранка дай нам еды, милая. Дай нам все самое лучшее, дорогая, – Ярило постучала рукой по столу, улыбаясь расписной разными петушками, гребешками и крендельками. – Угости наших дорогих гостей.

На столе появляется разные, вкусно пахнущие разносолы; печеная рыба, мясо ягненка, самовар с чаем, каши с фруктами, овощами и ещё многое, многое другое чего Кощей никогда не видел. Довольствоваться участью наследника Нави, значило смирение и вековое спокойствие, так всегда говорил Чернобог, редко выпуская сына в мир.

– Кушай, княжич Нави, кушай, – Ярило улыбается ярко, солнцем греет всех присутствующих. Кощей почти слышит, как журчит весенняя капель в лесах, как скачет олень рогатый по живой земле, как птицы поют о приходе весне.

Потихоньку подобно юному младенцу, открывает он мир иной, новой, но такой интересный. Люди, люди, как много в этих существах энергии, как много жажды жизни. Как казалось в такой короткой вспышке под названием жизнь, они умудрялись радоваться всему. Поразительные создания.

Дни тянутся, превращаясь в недели, недели в месяцы, а месяцы в года, тягучей патокой меда капают с ложки в чай.

Он пьёт, пьёт так много что насытиться не может, медовуха и виноград текут рекой, окрашивая весь мир в причудливые узоры на воде. Свобода, наконец-то свобода, такая желанная и нужная. Свобода от оков душных, железных как зубы зверя, смыкающиеся на свежей плоти.

Глубоко в душе трудно признаться, но он ненавидит давящую ответственность, возложенную Чернобогом на него. Он не выбирал жизнь, он не выбирал быть рожденным сыном от него и Матери Сыра Земля.

Будь Ярило рядом, посмеялся, сказав что молодым не так ведома жизнь как старикам, прожившим в мире дольше. Проще говоря думал Кощей юношеское чудачество, присущий всем молодым, едва оперившимся существам. Наверное, в каком-то смысле это правда, Кощей не стал тогда спорить, признал.

Матушка Земля обмолвилась однажды о замолвленном слове за него перед Чернобогом. Отпусти сына, отпусти радость нашу, пускай постигает мир простой, людской, смертный. Как он станет повелителем Нави после тебя если знает смерть, но не жизнь?

Он не сказал тогда, но благодарен был матери. Порой ему казалось, что отец слушал только её и никакого больше.

– Не думал, что Род приведет сюда тебя, брат. Но все равно рад видеть тебя.

Кощей улыбается почти не лицемерно Святовиту, чокается бокалом с вином, выплескивая бурую жидкость за края. Аркона не самый любимый его город, но развлечения скрасить досуг тут можно найти много. Остров на краю мира с богато живущими людьми у которых ладится торговля заморская, прибрежная. Молочные реки, кисельные берега и расписные голубые башни, крыши изб.

Одним словом, мечта всех людей, добраться до золотого, богатого Арконы, острова что скрыт далеко в море.

– Гуляю я, путешествую по миру.

Кощей делает жадный глоток вина, осушает чарку. Он слышит, как перестукиваются кости внутри, как алкоголь забирается в проемы между божественной сущностью и прахом, растворяется. Такие как они не пьянеют от алкоголя смертных, но все равно приятно пропустить по стаканчику, заполнить сознание хоть чем-то. Лишь бы не думать, лишь бы не окунутся в пучину темноты, скрытую на глубине, на изнанке Нави.

– Ясно. Что слышно на материке? – Святовит катает чашу в руках, смотрит на вино цвета крови, а Кощею чудится звон мечей на поле боя и свист стрел, пронзающих грудь смертных. – Я слышал Перун вернулся с севера.

Кощей оглядывает опорный пункт башни, ночь нежным покрывалом скрывает их ото всех любопытных смертных, сидящих на постах охраны. Море так далеко, шумит, угрожает, предупреждает. Стихия не дремлет, стихия охраняет себя, сжирая путников, осмелившихся пересечь её просторы.

– Не только он кажется, – шутит Кощей. – Скоро масленица, все собираться будут.

Боги скверные, боги расчетливые, боги страшные в гневе. В них нет добродетелей, нет жажды жизни, нет все прощения и желания меняться. Кощей давно усвоил это, заучил как правило, как буквицу и руны, что так упорно заставлял учить Чернобог.

Кажется, один Ярило, яркое весеннее солнце, блистает среди них, да Святовит и все.

– Ха, как всегда будет балаган, – он усмехается, делая глоток вина.

Вкусное, горькое и едва сладкое на кончике языке, голову заволок туман, тут же исчезнув. Алкоголь людей не действует на них, но Святовит был не против таких даров от жителей Арконы. Он любому был рад.

– Ты будешь на празднестве? – Кощея садится на бревенчатый пол смотровой башни, голова закружилась то ли от восторга, то ли от шума моря. – Я думаю много кто ждет тебя.

Святовит качает головой, указывает на деревянный идол на вершине острова и улыбается грустно, надломлено, будто извиняется. В каком-то смысле Кощей ему понравился, нерадивый мальчишка, незнающий истинного мира. Он смотрел на него как старик с высоты своего жизненного опыта.

Когда-то и он таким был, думает Святовит, мальчиком, верящим в идеалы и ищущий место в бесконечности зовущейся жизнью.

– Не могу, идол поставили. Теперь ещё больше обязанностей.

Кощей анализирует, думает, пытается понять сказанное. Обязанности слово странное, треснутое, далекое и тяжелое как корабли варягов. Обязанности тяжелы подобно цепям Локи привязанного к сердцу земли, содрогаясь каждый раз от яда, капающего со змеиной пасти.

Он ловит себя на странном выводе, мысли давно теплящийся в голове – ему страшно быть ответственным и обязанным.

– Как скажешь, твоя воля.

– Передай всем от меня поклон, – Святовит допивает чашу вина, ставит на пол, кладет руки на подоконник и смотрит, смотрит в завораживающее красотой небо. – Пускай приезжают к нам.

– Хорошо.

Кощей отмахивается от осознания, страшного и жуткого осознания, что боится остаться один наравне со всей ответственностью, идущей вкупе со статусом сына Чернобога. Нет, нет, он не может и не хочет. Не желает, как чумной шарахается от этой мысли.

Утром ранним Кощей отплывает на одном из кораблей, увязавшись с экипажем как один из матросов. Море неспокойное, бурное шатало корабль как щепку, приходилось цепляться за борт, чтобы не вывалится с корабля. Это был первый раз, когда он не использовал свою силу, путешествовал как обычный смертный человек. Странное, щекочущее чувство приятно будоражило нутро. Что-то новое, что-то интересное и необычное, разбавляющее скучную самобытность.

Возможно ему стоит чаще делать это, плавать в дальние места на кораблях.

Яровит на смотровые башни стоит, смотрит устало, рассеянно, провожая взглядом корабль. Не ясным, блеклым запахом несет с моря, что-то о далеком будущем где правят боги и бессмертной тоски жизни. Святовит сидит на полу, трясет в руках древние руны, кидает.

Предзнаменование, четкое, яркое вырисовывается на деревянных квадратиках. Алатырь гаснет возрождаясь, зверем придет война в ваши края, огонь не пощадит вас.

– Не утешительно, – замечает Яровит.

Руки дрожат мелко, предвкушая кровавые войны и набеги саранчи на посевы если люди не почешутся что-то изменить.

– А когда было утешительно? – подмечает со смешком Святовит.

***

За стенами яранги буря бушует, бык зимы злобствует как не в себя, сметает снежной метелью всех на своем пути. В яранге тепло, трещит огонь в маленькой печке, а теплая шуба из оленей кожи согревает. По-семейному хорошо, сказала бы Морена.

Не то что на севере, ближе к ледникам где мороз колючий как зубы зверей, северное сияние не прекращается, она помнит все зимы проведенные там смазанным клубком шерсти для пряжи. Ничего ясного, ничего четкого только холодное безразличие и крики. Бесконечные крики, завывания и гнойная тоска, сочащиеся со всех щелей.

Лицо Лады, матери, до сих пор стоит бессвязной картинкой перед глазами, а она все кричит, кричит не прекращая. Сварог затыкает уши, совсем как она в детстве, хмурится грозно и уходит работать в мастерскую. До самого утра, Морена помнит, слышала стук молота о раскалённый металл.

Тогда хотелось только бежать, бежать как можно дальше от тоски и безразличия. И она наконец-то сделала это, исполнила детскую мечту.

– Возьми.

Майя садится рядом, протягивает румяный хлеб, а сама уже дожевывает свой. Щеки раскраснелись, глаза блестят ярко, а губы растянулись в улыбке. Не то что она, серая, холодная как закатное небо ледников.

– Спасибо.

Она никогда не была в гостях у кочующего народа севера, видела издалека, любопытно наблюдая их маленькие фигурки среди ледников и белых сугробов. Но даже забавно, что именно они приютили её, стоило осмелеть и сбежать из семейной избы.

Хотя даже семьей не назовешь, скорее сожители, которые не обращали внимания друг на друга. И дочка растущая как сорняк на обочине жизни, одинокий волчонок потерявшийся во времени и холода.

Клык лежит рядом, прижавшись к её боку, ворчит, рычит о чем-то что она не понимает. Волк древний, старый как сам Род, исказился кривым зеркалом, потерял способность разговаривать. Морена чувствовала его, считывала реакции как охотник. Один шаман пошутил однажды, найдя её замерзшую в лесу и волка рядом, что повязанные временем и силой нашли друг друга.

Смешно до коликов в животе, не так себе представляют взросления дочери чьих ни будь князей заморских о которых любили рассказывать птицы перелетные. Одинокая богиня, выросшая с волком, бегающая по заснеженным степям в исступлении охоты и желания крови. Пока её родители ругались до хрипоты, ломали голыми руками костяные ребра души и выли зверем немертвым на луну.

– Скажи Майя, – тихо, вежливо начала она. Грубить не к чему, кров нужен, жизненно нужен. – Тебе помощники нужны? Ты одна, оленей много и всех перегонять надо по зиме.

Она вскинула голову, долго-долго смотрела, выискивая понятное ей одной, а потом улыбнулась. Морена вздохнула, сжав руку на загривке волка, поняв, что не дышала все это время. Ни при каких обстоятельствах не возвращаться к родителям, волком жить в лесах среди оленей и медведей, только не возвращаться. Натерпелась её душа гнили и разложения, кипевшего в стенах родительской избы.

– Конечно, оставайся! – она воскликнула радостно, сжала в нетерпении пучок распущенных волос на плече.