Zhanna Nikolskaya "К у к л а. Роман"

А она-то надеялась – сработал испытанный прием, пока не позвонила Галка (ну, стерва! И она еще эту стерву подругой считала?)

– Ну, и что мне теперь делать? Оттого, что мама тебя в детстве не научила переходить дорогу, меня преследует этот урод! И я не знаю, чего от него еще ожидать – теперь, когда ему обо мне известно… Чего ожидать от бандита, а?

– Может, ты все преувеличиваешь? – неуверенно (и неискренне) возразил рыжий, – Ты же ясно дала ему понять, что он тебя не интересует…

Она прищурилась.

– А если он это расценил как кокетство? И какого черта ему понадобилось справки обо мне наводить?

Рыжик с деланно равнодушным видом пожал плечами.

– Может, ему просто… интересно.

– Что интересно? – взвилась Ольга, – Я не кинозвезда! Даже не модель!

Она помолчала.

– Может, он озабоченный, а, рыженький? Неужто шлюх ему мало?

– Со шлюхами все по-другому, – тихо возразил Рыжик, – А ты вот красивая и не шлюха… Может, он просто в тебя… влюбился, – и покраснел как вареный рак.

– Спасибо, – язвительно поблагодарила Ольга, – Чего ожидать от поэта-романтика? Да такие кабаны живут по принципу «что не куплю, то украду»! Или силой отберу…

Ох, сволочь ты рыжая, – простонала она, – Не зря говорят, что от вас, рыжих, одни несчастья…

Рыжий насупился.

– Ладно, хочешь совет? Вот сессия закончится – и поезжай куда-нибудь подальше. Ты ж говорила, предки твои на море собираются?

– А ты мою поездку оплатишь? – ласковым голоском прирожденной стервы проворковала Ольга, – Ибо началось-то с тебя… если б не ты, рассеянный гений…

– Ты сама вмешалась, – буркнул Рыжик, – Я тебя не просил.

– Ах ты дрянь! – на щеке рыжего заалел отпечаток ее ладони, впрочем, через минуту она опомнилась и, догнав рыжего уже у входной двери, обняла и чмокнула в лоб (бедолага был готов расплакаться).

– Ладно, прости. Ну, прости… Ну, не сдержалась! Пойми, наконец, в каком я сейчас состоянии…

Лицо рыжего стало покрываться морковным румянцем.

– А со своим «Рэмбо» ты окончательно расплевалась?

Тут уж она сама почувствовала, что начинает краснеть.

– Он мальчик по вызову, по-твоему? – прошипела Ольга, – И сколько раз я должна напоминать, чтоб ты не называл его «Рэмбо»? Какой он тебе Рэмбо?

– Ну, – рыжий пожал плечами, – Все-таки Погребельского в свое время уделал конкретно…

Неожиданно ее разобрал почти истерический смех.

– Ты себя послушай, филолог без пяти минут! Выражаешься, как «чисто конкретный» браток!

Рыжик слабо улыбнулся.

– Ладно, прощаю, – великодушно изрекла Ольга, – Почитай что-нибудь из новенького, а, Рыжичек?

Тот вздохнул.

– Не пишется. Творческий застой… от переживаний.

– Разве? – насмешливо удивилась она, – А я думала, у вас, поэтов, переживания вызывают прилив вдохновения…

Рыжий бросил на нее короткий взгляд, означающий сакраментальное «художника любой обидеть может», и она, мгновенно устыдившись, ласково взъерошила рыжую шевелюру своего «мальчика-пажа».

* * *

Следующий день являлся выходным, и она надеялась отоспаться, однако, отоспаться не удалось – ее довольно рано разбудил продолжительный звонок в дверь.

Затем раздались шаги матери в прихожей, приглушенные голоса и, наконец, оклик:

– Оля, поди-ка сюда!

Предчувствие ее – что греха таить? – кольнуло. Противненькое такое предчувствие – все ее основные неприятности – впереди… то, что было – это цветочки…

Она наспех накинула халат, вышла в прихожую…

Точно. Цветочки. Точнее, корзина роскошных темно-бордовых роз, которую мать отчего-то держала немного брезгливо – на вытянутой руке. Как пойманную мышь за хвост.

– Это тебе, – сообщила Оксана несколько одеревеневшим голосом, – Может, объяснишь, от кого?

Ольга прислонилась к стенке прихожей. Пожалуй, это было впервые, когда чудесные цветы не вызывали у нее ни малейшего восторга…

Слишком кичливо и дорого выглядел этот букет, чтобы еще оставались какие-то сомнения в том, кто его ей прислал…

Тем временем Оксана извлекла из корзины визитную карточку.

– Громов Игорь Анатольевич, ИЧП «Альянс»…

– Индивидуальная частная прачечная, – пробормотала Ольга, – По отмыву грязных денег.

Мать, наконец, заметила, что дочь, похоже, совсем не в восторге от презента, и смягчила тон.

– Кто этот Громов?

Ольга пожала плечами.

– Думаю, член преступной группировки. Рэкет или наркомафия… что-то в этом роде.

Слегка увядающее, но все еще красивое лицо матери сделалось пепельно-серым.

– Шутка крайне неостроумна…

– А это не шутка! – Ольга выхватила из рук матери корзину с цветами, распахнула входную дверь и, пройдя к мусоропроводу, отправила роскошные розы прямиком в отходы.

Потом вернулась в квартиру и, зайдя в ванную комнату, стала тщательно мыть руки.

Оксана остановилась у косяка приоткрытой двери в ванную. Теперь выражение ее лица стало растерянным.

– Ты все это серьезно?

– Серьезнее некуда, – Ольга взглянула в зеркало и отметила, что тоже бледна, не считая двух ярких пятен румянца на скулах.

– О, Господи, этого только не хватало, – выдохнула Оксана, – Где тебя угораздило с ним познакомиться?

– Я с ним не знакомилась, – безжизненным голосом ответила она, – Сам привязался.

Оксана нахмурилась.

– Но, видимо, какой-то повод ты ему все же дала так себя вести?

Ольга сухо и зло засмеялась.

– А что тебя не устраивает? Во всяком случае, за твоей дочерью ухаживает не какая-то «голь перекатная», а состоятельный господин! Директор целого ИЧП!

Оксана поджала губы, молча развернулась и ушла на кухню.

Ольга подумала – уж не звякнуть ли Рыжику? (А толку-то? Что этот слабак посоветует?)

Потом все же чуть успокоилась. Ну, прислал этот толстомордый детина цветы – что тут крамольного? Если наворованные «бабки» некуда девать, пусть развлекается…

Это же только цветочки…

…Ягодки прибыли через день.

На сей раз дверь открыла она сама. И увидела стоящего на пороге накаченного молодчика с настолько короткой стрижкой, что он казался почти обритым наголо. Молодчик оскалил в улыбке золотые коронки.

– Ольга Петровна СнЕгирева? Это вам. От кого, – ухмылка, – Сами знаете. Распишитесь. Вот тут.

– СнИгирева, – машинально поправила она. Удивительно, но ей еще предъявили какой-то сомнительный квиток, на котором она поставила столь же сомнительную загогулину, не имеющую ничего общего с ее витиеватой, изящной подписью.

Правильно, ведь стоял июнь месяц – и влюбленный бандит прислал корзину черешни. Отборной, спелой… «Надо бы скормить ее рыжему, – зло подумала Ольга, – Всю. С косточками. Чтоб… подавился».

Но слаба человеческая натура. Сплавить такое лакомство в мусоропровод рука у нее не поднялась (полностью, во всяком случае).

Разумеется, и в эту корзину была вложена знакомая визитная карточка. Уж ее-то Ольга выбросила без малейших угрызений совести.

А ближе к обеду раздался телефонный звонок, и поднявшая трубку Оксана, зажав мембрану ладонью, вполголоса позвала дочь:

– Мужчина. Ты дома или…

– Или, – буркнула Ольга, – Исключительно «или»!

…Третьи презентом явилась корзина спелых абрикосов.

– Для рэкетира у него неплохие манеры, – иронично заметила Оксана.

Ольга расхохоталась. До слез. Этот истерический смех Оксану насторожил.

– Что с тобой?

Она отсмеялась, наконец, и аккуратно вытерла уголки глаз, в которых выступили слезы.

– Разве не весело, когда тебя добросовестно покупают? При этом выплачивая столь щедрый аванс…

После чего ее снова разобрал смех и прекратился лишь тогда, когда слезы уже покатились градом, и началась икота.

* * *

5.

– Босс, ну, а че я должен был делать? – скулил «Груздь», – На лестнице его, что ль, конкретно оставить? Эта дрянь мне дверь открыла, а цепочки не сняла… Я ей, типа, вот, киска, тебе это, типа, презент… А она – это, мол, типа, не ко мне, и пошел, мол, к хозяину и, типа, ни фига мне от него не надо, надо, типа, чтоб только отвязался…

Дальше он слушать не стал. Просто отделал «Груздя» – да так, что тот самостоятельно подняться не мог (братва ему после этой экзекуции доктора вызвала).

Вот он, ешь твою мать, браслетик золотой… И что б вы думали? Дрянь его просто… швырнула. Швырнула на лестничную площадку.

Вот так его, «Громобоя», эта тварь опустила. Перед всей братвой! За все хорошее, а? За то, что кровно заработанные «бабки» на нее тратил, цветы присылал, лакомства… И вот так опустить его, «Громобоя»!

Ну нет. Всему, в конце концов, имеется свой предел. Всему! И такого унижения (от бабы!) он, «Громобой», терпеть не намерен. Нет, не намерен.

…Какие только планы изощренной мести этой курве не приходили ему в голову, пока он, уединившись в своем коттедже, успокаивал себя литровой бутылью смородинового «Абсолюта»…

А закончилось все чем? Наутро братки, охраняющие его, босса, по его требованию признались-таки – наклюкавшись в хлам, он раз пятьдесят прокрутил душевную песню о том, что «нельзя быть на свете красивой такой», причем, сам тоскливо подпевал (точнее, учитывая отсутствие у него, «Громобоя», слуха и голоса, подвывал), вдобавок, со слезами на глазах…

Вот ведь как его припекло, а? Впору к какому-нибудь колдуну идти, чтобы снял порчу, что навела на него эта юная ведьма…

Но, опохмелившись, он все же сумел взять себя в руки, привести мысли в порядок и разработать четкий план действий.

Прежде всего, направился уже к своему боссу, «Гвоздю». Заявил, что заработался. Срочно нужен отдых, хотя бы двухнедельный. Иначе сорвется и греха не оберешься…