Элла Савицкая "Его другая"

Отмахивается, а я закатываю глаза. Не удивительно даже. У него дольше, чем месяц отношения не длятся. Шило он, вечно тянет куда-то в другую сторону.

– Дурило ты, Мишка! Когда уже нагуляешься?

– Вон плюшка вырастет и тогда остепенюсь! – играет бровями, за что тут же получает от меня локтем в ребро.

– Только попробуй!

– А чё? Разница возрасте четырнадцать лет не так уж плохо!

– Даже вот не начинай!

– Мужчина в самом расцвете сил!

– Миша!

– И нежная двадцатилетняя плюша.

Последняя фраза заставляет его самого запнуться. Мы оторопело смотрим друг на друга, одновременно кривимся от отвращения, и начинаем смеяться.

– Блин, точно инцест. Она же мне как сестра!

Ну наконец на него снизошла умная мысль!

Следующие несколько остановок мы болтаем, а потом я, чмокнув его на прощание, выхожу из автобуса.

Мариам вижу почти сразу. Она как раз выбирается из автомобиля отца, рядом с которым на переднем сидении сидит Давид.

Мой взгляд безоговорочно цепляется именно за него. На парне кожаная куртка, а вокруг шеи небрежно наброшен черный узкий шарф. Он передает сестре перчатки и не замечая меня, что-то говорит ей.

А у меня пульс разгоняется, как самолет на взлетной полосе. От того, как легко улыбается, и как при этом собираются крошечные морщинки в уголках его глаз.

Разве можно влюбиться в улыбку? Господи, да. Можно. Отвечаю с полной уверенностью, потому что его улыбка – это то, что может заставить моё сердце дрожать. Подпрыгивать в агонии и мечтать, чтобы хотя бы раз он вот так улыбнулся мне.

– Оль, – заметив меня, Мариам машет рукой, подзывая к ним.

Медленно вдыхаю и выпрямляю спину. Глаза Давида перемещаются на меня, и лучистые морщинки исчезают. Улыбка стирается, а его губы плотно сжимаются. Пока иду к ним чувствую, как его взгляд придирчиво проходится по мне от головы до ног. Вечно он смотрит так, словно я оборванка какая-то. Чувствую себя насекомым под микроскопом и от этого всегда неуклюже себя веду. Вот и сейчас почти дойдя спотыкаюсь, но Мариам ловит меня за руку.

– Осторожно, – улыбается, обнимая меня.

– Привет, – сжимаю её в ответ и немного склоняюсь, чтобы поздороваться с её отцом, – Доброе утро, Тигран Арманович!

Перевожу взгляд на Давида.

– Привет!

В ответ он холодно кивает, даже не посмотрев в мою сторону. На лобовом стекле, должно быть, что-то гораздо более увлекательное, чем я.

– Здравствуй, Оля, – низким голосом произносит отец Мариам, – Мариам сказала, что ты сегодня к нам на ночь?

– Если это не будет проблемой?

– Нет, конечно. Лучше вы у нас подготовите свой доклад вместе, чем будете на телефонах висеть пол вечера, зрение себе портить.

Доклад? Не успеваю удивиться, как подруга несильно толкает меня коленкой по ноге. Доклааад…

– Спасибо за понимание, – тут же подхватываю её изощрённую ложь.

– Да не за что. Хорошего дня, девочки!

– Спасибо, и Вам!

– Пока, пап!

– Пока, дочь.

Давид не считает нужным ответить. Только сестре подмигивает и поднимает стекло.

– Фух, – с облегчением выдыхает Мариам, едва машина отъезжает.

Я же, стараясь не обращать внимание на режущее ощущение в груди, выдавливаю из себя улыбку.

– Я, если честно, не надеялась даже, что твои родители разрешат.

– Да ну. Папа нормально к тебе относится, ты же знаешь, – подхватывает меня под руку подруга, и мы направляемся к школе.

– А мама не была против?

– Нет конечно. Я же при папе спросила.

Ну вот, что и требовалось доказать!

– Так что сегодня после танцев Давид нас заберёт.

– Он тоже потом домой? – стараюсь звучать как можно безразличнее.

По сути какая мне разница домой он или нет. Для меня все равно ничего не изменится, но вопрос как-то сорвался быстрее, чем я его успела обдумать.

– Нет. Вроде с парнями договорился в бар пойти. Нас завезёт только сначала.

– Ясно.

– А ты почему грустная такая? – внимательный взгляд подруги оседает на моем лице, и она приостанавливается, потянув меня за локоть. – Случилось что?

Отрицательно мотаю головой, мысленно отвешивая себе затрещину. Мариам не знает ни о проблемах в моей семье, ни о том, что я безнадежно влюблена в её брата. Говорят, друзьям нужно рассказывать всё, а я не могу. По поводу родителей не хочу выглядеть так, словно жалуюсь, потому что у неё самой то ещё семейство, а Дав… я точно знаю, что она скажет если узнает:

«Он скоро женится, Оля! У него и невеста уже есть, а ты ему не нужна!»

И нет, это будет не потому что она захочет обидеть. Просто жестокая констатация факта.

Их семья относится к тем, кто слепо придерживается традиций своего народа. Давиду уже давно выбрали невесту. Ани. Так её зовут. Она наша одногодка и живёт в поселке, в котором выросли Мари с братом. Их родители давние знакомые и решили, что обязательно породнятся. Жениться на ком-то другой национальности у них строго запрещено. «Кровь должна быть чистой» как-то с горечью обронила Мариам.

Она тоже знает, что однажды выйдет замуж за армянина, несмотря на то, что может влюбиться в кого-то другого. Традиции их семьи – незыблемый закон.

Но хоть я и знаю, что моя любовь безответная и не имеющая перспектив, заставить своё сердце не биться чаще в присутствии Давида я не могу, как не пыталась. Оно несчастное сходит с ума всякий раз, стоит ему оказаться рядом.

– Уроки делала до самой ночи, – отвечаю, делая вид, что зеваю, и возобновляя наше движение ко входу в школу, – сейчас усну на физике!

– Ага, разбежалась. Тебя Инна Леонидовна быстро разбудит! – безоговорочно верит мне Мариам.

– А я постараюсь не храпеть! Если что пнёшь меня локтем.

Оглядываюсь на неё, и мы смеясь, заходим в школу.

Глава 5

Оля

После школы я отправляюсь домой. Нужно взять с собой форму для танцев, а также учебники с тетрадями на завтра.

Войдя, включаю режим мышки, чтобы не разбудить папу, если тот спит. Снимаю куртку, ботинки и на носочках отправляюсь к себе в комнату.

– Оля, это ты?

Голос отца ловит меня уже почти, когда я закрываю дверь. Резко торможу и выдыхаю. Проснулся.

Положив сумку на кровать, направляюсь в зал.

Картина, которая уже стала привычной, вызывает в груди болезненный спазм. Папа лежит на диване, забросив руку себе на лоб. Судя по той же самой одежде со вчерашнего дня не переодевался

– Оляяя!

– Я тут, – отвечаю, обрывая его надрывный крик и подходя ближе.

Он убирает руку со лба и сощуривает глаз.

– Воды мне принеси.

Скрипнув зубами, беру пустой стакан, стоящий рядом на стуле, и ухожу на кухню. Здесь пока что чисто, мама пол ночи убиралась. Набрав воды, ставлю стакан на стол, а сама открываю холодильник. Есть хочется ужасно.

С тех пор, как мне перестали выделять карманные деньги, я обедаю только дома. Раньше, когда отец хорошо зарабатывал я могла купить обед в школе или отправиться с ребятами в кафе. Теперь же от прошлой жизни остались только воспоминания.

На полке холодильника манят взгляд ароматные отбивные и тушеная картошка. Желудок тут же урчит в ответ на запах от гастрономических прелестей.

– Ну и где ты? – ворчливый голос отца звучит прямо за спиной, – Я бы с таким успехом сам себе сходил за водой. Пока дождешься тебя.

Обнаружив наполненный стакан, он берёт его и опустошает несколькими глотками.

– Смотрела, что у нас есть на обед, – отвечаю, цепляя пальцами нарезанную кружочками колбасу.

Мама и тут постаралась. Как будто он сам не в состоянии колбасы нарезать.

– Так возьми нормально поешь! – грузно садится на стул папа, – там Марина отбивные сделала.

Взяв тарелку, я накладываю себе две штучки и грею в микроволновке. Пока кручусь на кухне, чувствую на себе неотрывный взгляд папы, под которым мне неуютно.

– Как дела в школе? – впервые за долгое время интересуется он.

– Нормально, – жму плечами, усаживаясь за стол.

Было бы лучше уйти к себе в комнату, но это будет некрасиво с моей стороны. В кои-то веки папа сам пришел ко мне поговорить.

– Мальчик есть?

Поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядами. Отец сощуривается, пытливо всматриваясь в моё лицо.

– Нет.

– Смотри мне, Олька, – грозит пальцем, – чтобы дуростей не наделала! А то знаю я вас. Перепехнуться с кем-то легче, чем на свидание сходить.

Откусанное мясо застревает у меня в горле, и я начинаю кашлять.

– Папа, к чему вообще этот разговор? – спрашиваю, становясь пунцовой.

– Чтобы не вздумала кувыркаться с кем-то! Сначала выучись, получи профессию, а потом гуляй. Хотяяя, даже это не гарантия счастливой жизни. В один день всё может измениться, как бы не выкладывался, – секунду назад предупреждающий взгляд папы тускнеет и стекает с меня на стол.

А мне больше кусок в горло не лезет. Всю сковывает невидимыми тисками.

– Да, Олька? Пшик, и всёёёё! Ни знакомых, ни денег, ни будущего.

Медленно опускаю вилку на стол, аппетит растворяется в воздухе, как и не было, а на грудь гранитной плитой давит.

– Пап, я не виновата, – произношу в миллионный раз, не в состоянии посмотреть ему в глаза.

Боковым зрением замечаю, как отмахивается от меня, словно от пустого места, а после встаёт, чтобы достать из холодильника бутылку пива.

– Да-да, а кто ж тогда? – небрежно бросает прежде, чем выйти из кухни.

А я так и остаюсь сидеть истуканом. Он никогда меня не простит. Никогда. И хотя я не считаю себя виноватой в случившемся, этот полный обвинения взгляд оставляет каждый раз всё новый шрам на сердце. И как бы я себя не убеждала, что произошедшее чистая случайность, с каждый днем я считаю так всё меньше и меньше.

Вернув так и не съеденные отбивные в холодильник, я собираю в сумку вещи для танцев и учебники. Не в состоянии больше находиться дома ни одной лишней минуты, быстро одеваюсь и выбегаю в подъезд.

До танцев еще целых три часа, но лучше уж я проведу это время где-то в другом месте. Позвонив Мишке и получив зеленый свет, я прихожу к нему. Друг заведомо ни о чем не спрашивает, за что я ему очень благодарна. Угощает меня чаем с бутербродами, а потом каждый из нас ныряет в подготовку домашнего задания.

Я со своим справляюсь раньше, что не удивительно. Могу себе только представить сколько всего будут задавать в университете.