– Ну тебя в баню! Заморочил ты мне голову. Я теперь сам себя уже на такие ощущения проверять начал. Ты хоть скажи, за самогоном для поминок прямо сейчас идти или погодить малость?
– Малость погоди. Я еще полетаю.
Во втором вылете мы сопровождаем штурмовиков. Те наносят удар по подъездным путям и по подозрительным местам в окрестностях станции. Пытаются нащупать емкости, в которые слито горючее. Но их не видно. Все ложные цели уже разбиты, а настоящий склад ГСМ до сих пор не обнаружен. А это сейчас – задача номер один!
Но у нас сейчас другая задача: прикрыть штурмовиков от “мессеров”. А они появляются почти сразу. Нас они не видят. Наш полк растянулся “змейкой” на большой высоте, со стороны солнца от зоны, где работают штурмовики. Обрадованные немцы занимают исходное положение для атаки. Моя эскадрилья в самой выгодной позиции. Лосев командует:
– Семнадцатый! Делай!
Я вижу, что над основной группой “мессеров”, изготовившейся к атаке, ходит еще одна. Ага! Кое-чему они уже научились. Решение созревает мгновенно. Сваливаю “Як” на правое крыло и с разворотом пикирую на головную пару атакующих “мессеров”. Я не оглядываюсь, знаю, что эскадрилья идет за мной. Ведущий “мессер” не успевает среагировать и получает в мотор и кабину длинную очередь. Словно сорвавшись с подвески, он камнем рушится вниз.
До других мне дела нет. Не снижая скорости, рву ручку на себя и резко ломаю траекторию полета круто вверх. У “Яка” даже лонжероны скрипят, а у меня в глазах темнеет от перегрузки. Мелькает мысль: “А выдержат ли такой маневр молодые? Их в эскадрилье пятеро. Должны выдержать! Иначе какие они, к черту, “сохатые”!”
Пилоты верхних “мессеров” выругаться не успевают, а я уже на дистанции прицельного огня. Бью ведущего. Неточно! Трасса прошивает плоскость и фюзеляж сзади кабины. Это не смертельно, но для “мессера” этого оказывается достаточно, чтобы он запаниковал, заметался и нарушил строй всей группы. А вот и остальные мои ребята подоспели. Они бьют смешавшихся в кучу “мессеров”. Опять я опередил свою эскадрилью на одну-две секунды.
С левым разворотом ухожу еще выше, потеряв тем самым остатки запаса скорости. Ничего, сейчас в пикировании наверстаем. Но пикировать уже не на кого. Расстрелянные эскадрильи “мессеров” удирают на юго-восток. А наш полк расположился “змейкой”, но теперь уже в вертикальной плоскости. Очень удобно для атаки. Как кобра, готовая к броску. Но бросаться уже нет необходимости. “Колышки” заканчивают работу и строятся в походный порядок. Мы занимаем положение для прикрытия и ведем их домой. Быстро окидываю взглядом свою эскадрилью. Черт! Одного не хватает.
– Я – “Сохатый-17”! Звеньевые! Быстро доложить: кого нет?
И тут же получаю ответ Мидодашвили:
– Глебова Вити. Отстал на “горке”, а “мессеры” своего не упустили.
Ясно. Вот оно – то, чего я опасался.
На земле Сергей поздравляет меня:
– Ну, друже, ты свое слово держишь! Еще немного, и Волкова переплюнешь.
Мимо проходят лейтенанты Гордеев и Трошин. Оба мрачные. Гордеев говорит вполголоса:
– Да разве за ним угонишься, у него движок новый, модернизированный.
– Верно говоришь, – поддерживает его Трошин. – Разве можно так круто вверх лезть, так и в штопор недолго сорваться.
– Подожди ликовать, – говорю я Сергею. – Строй эскадрилью. Сейчас кое-кому мозги шлифовать буду.
Сергей понимающе кивает, и через пару минут я стою перед строем.
– Гордеев! Воронцов! Спичкин! Трошин! – называю я фамилии молодых летчиков. – Выйти из строя! Пять шагов вперед! Кругом!
Я стою на правом фланге. Слева у меня “старые” летчики, справа – молодежь.
– Кое-кто полагает, – начинаю я, – что раз уж мы – “сохатые”, то немцы при виде нас сами должны на землю падать, а уж стрелять по нам они тем более не смеют. А вот они, представьте себе, так не думают. Они не только сами по себе не падают, но и, мать их, еще и дерзят! Стреляют! И довольно метко. Самое страшное на войне – это считать противника слабее себя! Это значит, что ты заведомо сбит. Оставьте иллюзии, в кабинах “мессеров” не саксофонисты сидят, а истребители. Не хуже нас, между прочим. Спросите, почему мы их побеждаем? Да потому, что мы – “сохатые”. А “сохатые” сильны тогда, когда они воюют по-волковски, когда они появляются там, где их никто не ждет, когда они ходят вместе, бьют одним кулаком.
Выразительно трясу кулаком над головой, потом отгибаю мизинец и продолжаю:
– Но стоит одному пальчику от кулака отогнуться, как его тут же сломают! Это с радостью и удовольствием сделают любые истребители люфтваффе. Я уж не говорю о “Нибелунгах”, те проделают это играючи, на ходу. А вот от кулака они все побегут, и “Нибелунги” тоже. Вы думаете, почему они до сих пор живы и бьют немцев? – Я показываю на строй “ветеранов”. – Да потому, что они эту истину еще 22 июня постигли. И еще они постигли все возможности “Яка”. Они хорошо знают, как силен он на вертикальном маневре. Да, у них моторы послабее моего, потому они и отстают на одну-две секунды. Но у вас-то машины такие же, как и у меня, а вы тоже отстаете. А в воздушном бою секунда ой как дорого стоит! Вот эту секунду на наборе высоты и потерял наш товарищ, а мы потеряли его. Запомните: как бы круто вы ни шли вверх, “Як” не сорвется в штопор, если вы не потеряете скорости. Да, перегрузки будут страшные, в глазах потемнеет. Но лучше несколько секунд выдержать тяжелую перегрузку, чем долго, спокойно, без перегрузок лежать в могиле! Кому это не понятно? Молчите? Значит, понятно всем. Гвардии капитан Николаев!
– Я! – отвечает Сергей.
– С завтрашнего дня в каждый свободный час поднимай этих орлов в воздух и гоняй их на “горках” до тех пор, пока у них все, что они в столовой съедят, на парашюты не выдавится! Так, и только так! А кто не выдержит… Вон у нас “У-2” беспилотный стоит. Будет на нем постоянным летчиком. А мне здесь летающих мишеней не надо! На “Яках” воевать надо так. Опередил противника в наборе высоты – выиграл в скорости. Ты выше его, ты быстрее его. Вон он, внизу, под тобой, как на ладони. Заходи с любой стороны и бей как хочешь. Так учил нас воевать Волков, так мы и будем воевать. Я все сказал. Разойдись!
– Вот это я понимаю! – слышу я сзади голос Федорова. – Правильно, комэск! Только так и надо. Пусть у них кости трещат, а у “Яка” набор скрипит, зато и “мессеры” ни от вас не уйдут, ни за вами не угонятся. Волков как все придумал? Скорость “Яка” – пятьдесят-шестьдесят. А можно выжать больше? Можно! Так, как он сказал, – комиссар кивает в мою сторону. – И этому вы будете учиться. И чтобы не пищать! Пусть немцы пищат, когда вас увидят. Злобин, Николаев, пойдем к командиру.
– Слушай, Серега, – говорю я по пути к штабу, – может быть, молодых оставить сейчас дома? Два вылета уже сделали, нагрузка дай бог! Боюсь, не выдержат, не тренированы еще как следует. Справимся без них, как думаешь?
– Мы-то справимся, – соглашается Сергей, – только вот в этом вылете не стоит их оставлять на земле. После такого разговора они подумают, что мы им не доверяем.
– Верно, Николаев! – поддерживает Сергея комиссар. – Не надо им давать повода для таких мыслей. Вот если будет сегодня четвертый вылет, другое дело. Его они уже точно не выдержат. На четвертый вылет всю молодежь на земле оставим. Это мы уже с командиром решили.
Мы входим в штабную избу. Лосев сидит мрачный, но при нашем появлении оживляется.
– Такое дело, гвардейцы. Весь день долбят эту станцию, а хорошего пожара там все еще нет. Значит, бензохранилище до сих пор не обнаружено. А день-то близится к концу. Смекаете? Если хранилище не накроем, ночью Гудериан заправится и утром пойдет в атаку. Через час вылетаете на сопровождение “пешек”. Вам двоим – персональное задание, как лучшим разведчикам дивизии. Смотрите в четыре глаза, где эти чертовы емкости? Не могли же их немцы в землю закопать! Но главная задача, мужики, не допустить “мессеров” к “пешкам”. Все остальное – между делом. Но если что заметите, вот частота “пешек”. Сейчас настройте на эту частоту резервный диапазон. Задача ясна?
– Предельно. Бить “мессеров” и искать бензохранилище, – отвечает Сергей.
– Как настроение, Андрей? – спрашивает Лосев.
– Нормальное, командир, будем считать, что я переболел.
– Рад за тебя. Значит, еще повоюем?
– Повоюем.
– А я тебе сейчас еще немного настроение приподниму, – говорит Федоров, – гляди сюда.
Он подает мне листок. Я читаю:
“По данным постов наблюдения и разведки, самолеты III/KG38 люфтваффе “Ю-88” номера 134, 139, 141 сбиты:
134 – 21.10.41 истребителем 2 ГИАП №17;
139 – 21.10.41 истребителем 2 ГИАП №17;
141 – 23.10.41 зенитным огнем 311 ЗАП”.
– Удовлетворен? – спрашивает Федоров.
– Вполне, – отвечаю я, отдавая ему листок.
– Теперь не будешь на каждого встреченного “Юнкерса” бросаться?
– Буду. Иначе какой я тогда, к черту, истребитель?
– Но, надеюсь, не очертя голову и без оглядки на тылы?
– За это можешь не беспокоиться.
Глава 23
Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезет другому.
Выходит, и я напоследок спел:
“Мир вашему дому!”
В.Высоцкий
Мы выходим из штаба и идем к столовой. Там застаем необычную картину. За столом сидит женщина лет тридцати с двумя детьми: девочкой десяти лет и мальчиком лет семи. Все трое исхудалые и изможденные до крайности. Одеты в невообразимые лохмотья. Причем дети-то еще одеты почти по сезону, а женщина явно не для конца октября. На ней выцветшее ситцевое платье и легкая, сильно потертая кофточка неопределенного цвета. Вот и все. На ногах у всех троих – грубые самодельные лапти.
С одеждой резко контрастируют чистые, умытые лица и аккуратно причесанные волосы девочки и женщины. Мальчик стрижен “под горшок”.
Детишки с аппетитом хлебают борщ, а женщина, хотя перед ней тоже стоит большая миска, не ест, смотрит на детей, на нас и робко, недоверчиво улыбается. На лице ее можно прочесть целую гамму чувств: тут и смертельная усталость, и гордость за хорошо сделанное дело, и неверие, что все уже кончилось. Серые глаза, которые, кажется, одни только и остались на исхудалом птичьем лице, светятся внутренней энергией, неожиданной в такой маленькой хрупкой женщине. Эти глаза притягивают как магнит и заставляют снова и снова смотреть в них.
– Кто такие? – тихо спрашиваю я.
– Беженцы, – так же тихо отвечает мне Мараджабов. – Это жена командира погранзаставы. Муж погиб в первые же часы войны. А она шла с детьми от самой границы. Шли по ночам. Не заметили, как миновали линию фронта. Сегодня их патруль в стогу сена обнаружил. До сих пор не верит, что до своих добрались.
– От самой границы шли?!
– Ну да.
Я еще раз смотрю на эту женщину с детьми, и перед глазами проходят аналогичные случаи: Алексей Маресьев; симоновские солдаты, тащившие свою пушку по немецким тылам; Гельмут Шмидт. Но все это были сильные мужчины, солдаты. А здесь передо мной сидит маленькая женщина с двумя детишками, сильная только своим духом и святой материнской любовью.
– Да вы ешьте, Наталья Анатольевна! – говорит повар. – И детям хватит, и вам. Не хватит, я еще добавлю, а сейчас еще и второе принесу. Мы здесь не голодаем. Ешьте досыта!
Женщина неуверенно берет ложку, но, взглянув на детей, снова опускает ее. Она так привыкла за эти месяцы сначала накормить детей, а себе потом что останется, у нее теперь это на всю жизнь.
Присаживаюсь рядом и заговариваю с ней. Узнаю, что она и ее муж – бывшие беспризорники, воспитывались в детдоме. Сейчас ей податься совершенно некуда.
– Товарищ командир, – просит женщина, – можно нам у вас остаться? Я все умею делать: и стирать, и шить, и готовить, и раненых перевязывать. Стрелять тоже могу.
Я смотрю на нее, перевожу взгляд на детей. Нет, хватит с меня Ольги и нашего ребенка.
– Наталья Анатольевна! Во-первых, я всего-навсего комэск и таких вопросов не решаю. А во-вторых, здесь женщине с детьми не место. Это фронт. Завтра прорвутся немецкие танки, и опять для вас все сначала начнется. А вам поправляться надо, детей подлечить. Им учиться надо. Выбирайтесь, голубушка, в тыл: на Волгу, на Урал.
– На Волгу, на Урал… – Женщина вновь закрывает глаза и качает головой.
Ее явно пугает этот неимоверно долгий путь. Словно его вновь надо будет преодолевать пешком, по ночам, прячась от немцев и побираясь на хуторах.
– Да туда еще добраться надо, – тихо говорит она.
– Вот что, – говорю я и встаю. – Вижу, вы все равно есть не будете, пока дети не поедят. Пойдемте со мной.
– Куда? – испуганно спрашивает она.
– Пойдемте, пойдемте. Здесь недалеко.
Она бросает взгляд на детей, которые уже уплетают гуляш с макаронами, и, успокоившись, встает.
В штабе я подхожу к Жучкову и достаю финансовый аттестат.
– Григорий Николаевич, оформите выдачу моего денежного довольствия в полном объеме Наталье Анатольевне. Как ваша фамилия?
– Фридман, – отвечает женщина, глядя на меня недоуменным взглядом.
Жучков тоже смотрит на меня, ничего не понимая. Коротко объясняю суть дела. Подполковник кивает головой и сочувственно смотрит на женщину. Я добавляю:
– И вот еще что. Аттестат, за вычетом небольшой суммы – на курево, мыло и прочее, ну, сами прикиньте, сколько надо, переведите на ее имя. А вы, Наталья Анатольевна, когда устроитесь на месте, дела все уладите, сами дадите знать, когда вас снять с довольствия. Хорошо?
– Нет, извините, – качает головой Фридман. – Товарищ командир, как вас зовут?
– Андрей. Андрей Алексеевич Злобин.
– Андрей Алексеевич! Я такое принять от вас не могу! За кого вы меня принимаете?
– За вдову красного командира, мать двоих детей, которая намучилась за эти четыре месяца сверх всякой меры и которой надо помочь чем возможно. Извините, что не могу больше.
– А вы? Сами-то вы как будете?
– Я же сказал, чтобы товарищ подполковник оставлял мне нужную сумму.
– А ваши родные? Вы же от них отрываете.
– У меня, как и у вас, никого нет: ни родителей, ни братьев, ни сестер.
– А жена, дети?
– Нет у меня никого.
– Невеста будет!
– Уже не будет. И кончим этот разговор! Оформляйте, товарищ гвардии подполковник, – говорю я и выхожу из штаба.
Уже в дверях слышу, как Жучков тихо говорит Наталье Анатольевне:
– У него жена неделю назад…
На стоянке нахожу молодых летчиков. Они о чем-то спорят, но при моем появлении замолкают. Я подхожу и кладу руки им на плечи.
– Вот что, орелики. Вы на меня не серчайте, отчихвостил я вас для вашей же пользы.
– Да что вы, товарищ гвардии капитан! – начинает Гордеев.
– Я уже говорил, что, когда мы не в строю и не в бою, я для вас – Андрей, в крайнем случае Андрей Алексеевич. А сказать я хочу вам вот что. Вылет сейчас будет особый. Мы с Сергеем будем искать непораженное бензохранилище. Поэтому и направление, и высоту менять будем резко и неожиданно. Будьте вдвойне внимательны. “Мессеров” там будет, как всегда, с избытком. Чуть оторветесь – растерзают. Ясно?
