Лина Серебрякова "Избегнув чар Сократа…"

Вот такой "прынц".

А теперь ответьте мне, Марина: отчего могучая зрелость интеллекта и хоть отблеск мудрости не встретились в его душе? Что он там записывает за девчонкой? Отчего истины его слабы, а свет прозренья тускл? И куда плыть молодым, если нравственные маяки старейшин едва чадят и тлеют?

Вопросы, вопросы…

Так-то, Марина. Тра-ля-ля.

от Марины 28 октября

Я начинаю думать, милая Анюта, что ты не зря прожила полгода. Что ожидало бы тебя, поступи ты в другое учреждение? Утренняя толпа, спешащая на работу, вечерняя толпа, спешащая с работы, в промежутке бесцветный день в обществе робких невольников собственного диплома. Офисный планктон – слышала выражение? Уж лучше в сторожа!

Я вновь не в духе.

Помнишь ли ты картину, висящую в комнате у геологов? На днях я словно увидела ее твоими глазами, ты ведь любишь паруса. Представь себе парусную яхту, несущуюся по изумрудным волнам, крепкий ветер, срывающий с волн стремительные брызги; они сверкают на солнце и чуть не обдают вас с ног до головы… совсем как твои письма, милая девочка. Нет, ты не зря прожила полгода! И то, как ты всматриваешься, идешь насквозь… дорогого стоит. А твой поклонник! Он затмил все! И откуда оно взялось, это полезное ископаемое, в наш рациональный, рациональный, рациональный век?

В этой связи не могу удержаться от последнего анекдота про душку-Очёскова, почтившего меня особым доверием.

С некоторый пор у него роман с кассиршей, крикливой особой в несусветном рыжем парике. И вот в обеденный перерыв мне случается купить за углом пару божественных французских колгот в бархатной коробочке, перевязанной розовой ленточкой. В комнате я вынимаю из кармана и прячу в сумку незаметно для всех. Для всех, но не для Очёскова. Кто-кто, а он мигом узрел розовый бантик и задышал мне в ухо.

– Где оторвала? Покажи.

– Не могу. Дамское.

– Да брось, предрассудки.

Я приоткрыла коробочку.

– Ого! Уступи мне.

– О?

– За любую цену. Не для себя прошу.

– Надеюсь.

– Будь другом. Если бы ты знала…

Но я была непреклонна. Тогда он махнул рукой и посвятил меня в свои "сердешные".

– Доверяю тебе, как себе, – а эту "тайну" знает все Управление.

Остервенеть можно!

…И вдруг твой Эд…

от Аннеты 7 ноября

С праздником, Марина! Я не шучу, у нас его отмечают, да еще как! Третий день все гуляют, все во хмелю, но курорт работает без сбоев. Мне тоже особенно работается именно в праздничные дни. Стендаль вообще ненавидел праздники, когда закрывались театры и лавки.

Быть при деле – быть за щитом. Приятно с умным видом сидеть за письменным столом и смотреть на объемную завесу косонесущегося мелкого снега, на ширь земли, преображающуюся на твоих глазах. Зима идет, зимушка. Какова-то она в здешних краях?

В доме тишина. Все уехали в гости на целую неделю. Я одна, если не считать пестрой кошачьей девчонки, что свернулась клубком на моих коленях.

У нас пятьсот метров глубины, у нас большое опробование, вернее, конец его, предпоследний день, когда движок еще стучит, вода льется, а результаты давно ясны. По ним-то я и пишу свой первый отчет, промежуточный и не слишком строгий, где пытаюсь изложить то, что удалось понять. Не хвалясь, скажу, что имеются находки, и чем глубже, тем значительнее. Предчувствую скорую встречу с нефтью на глубине восемьсот метров, не фонтан, конечно, упаси бог, но дальний отзвук заволжских месторождений, нечто вроде визитной карточки. Не желаете ли флакончик черного золота?!!

В конце же бурения на глубине полторы тысячи метров нас поджидают йодо-бромные рассолы. Вот где удача гидрогеолога! "Будь хорошим князем и спасешься" – говорили волхвы. Слово чести, я уеду отсюда классным ассом! ИМХО. В самом деле, стоит лишь вообразить плотное тело Земли, вечное заточение глубоких вод, проникающее жерло скважины, стоит лишь представить все это!.. Ну, можно, без затей, по-инженерски пробить дырку и сдать заказчику, мало их пробито, что ли? Но ведь это, по-моему, даже совестно как-то, а, Марина? Кто уж мы такие перед Землёю, гордецы?

Впрочем, пустое. Вечно меня заносит. Ничегошеньки я не знаю. Сижу за столом, смотрю в окно, а мысленно заглядываю то вглубь земли, то вглубь себя и теряю, теряю последние опоры. Маска сорвана. Карточный домик зашатался, покосились стены и похилилась крыша.

Ну… в общем, так. В канун праздников в "моем" семействе разыгрался очередной скандал. Шло опробование, мы с Иваном не уходили с буровой. Ах, как с ним счастливо, как едино вместе! На жену его было жалко смотреть. Улик никаких, лишь сердце-вещун да радость в глазах любимого при виде соперницы, которая моложе ее на десять лет.

Не позавидуешь.

И перед самым отбытием Иван, усмехнувшись, обратился ко мне с небывалой просьбой.

– Давай поругаемся, солнышко, при ней, для понту. Пусть расслабится и не портит мне праздников. А то у нее комок в горле из-за тебя.

Я согласилась, мне что, я сильнее! И возвысила голос, и вошла в роль, и хлопнула дверью… и ощутила, чмо, в какую трясину погружаюсь душой, в какой ад! О… злиться, дуться, взлаивать, как собака в углу – нет и нет, это не мое. Быть веселой и доброй – вот я.

А через минуту Рая запела.

Какое же страдание несу ей я, «добрая и веселая»! Эта мысль гвоздем засела в башке и неясно влияет на все, что я думаю… а мне-то казалось, что все рассеется и станет хотя бы спокойно. По морда?м за такие вещи!

Нечисто мне, нечисто.

Сижу, тепло одетая, в холодном доме, смотрю на первый снег и чувствую себя последней из последних. Как явствует, мне сродно все: жить в фуфле, гнать в глаза, даже ломать комедию… Браво! Вот я какая, оказывается! Стоило же ехать за тридевять земель, чтобы узнать о себе эти милые подробности!

от Марины 9 ноября

Охолони, Аннета. Все мы не без греха. Совесть сама устраивает себе суд и чистку. Ты умница, разберёшься.

от Аннеты 20 ноября

Спасибо, Марина. Простите меня.

У нас чудо, у нас зима! Снежный воздух, острый и душистый, сугробы, мороз. Дорога мягко уходит за поворот мимо заваленных белых кустов, заснеженных елей, мимо красавиц-сосен, которые одни во всем лесу не терпят на себе снега, нарочно качают ветвями и вновь зеленеют под солнцем, под холодным высоким небом.

Вот показалась подвода с сеном, на ней, стоя с вожжами, краснолицый рабочий в ушанке. Поздоровались. Оглаживая снег, подвода проехала мимо, а я подняла сухой лиловый цветочек. Не тот ли, с лучшей копны? Вдохнула слабый медовый запах… тот… и пустилась бегом по белой дороге, потом вплясовую. Ой, люли-люли-люли… Запыхалась, прислонилась к шершавому стволу и долго смотрела теплыми мокрыми глазами.

А лыжня! Я бегаю наперегонки с собакой, кричу, взрыхляю снег, такой чистый-чистый, что дырочки от палок сгущено голубеют, точно налитые морской водой. Собака моя лает от радости, носится прыжками, длинными шаловливыми кругами и мчится навстречу, чтобы изловчиться-исхитриться и лизнуть меня в лицо.

И пусть он угасает, зимний день, я прожила в нем свою сказку.

Ночь. Горит моя лампа. Звучит моя музыка. В ней нарастает порыв, я слежу за ним, и радость моя следит со мною. За окном ночь-ночь, луна-луна. Снег будто светится, все синее, все сверкает.

…В квадрат окна медленно входит звезда. Спускается до неровной полосочки на стекле и расплывается, отдыхает. Я знаю этот путь. Можно послушать русские распевы, помечтать о Марии Черни, о генерале… а генерала все нет и нет, и вокруг одна солдатня.

Музыка огромная, до той звезды.

от Марины 22 ноября

Анна-Анюта, пожалей меня. У нас моросящий ледяной дождь, оттепельный туман над грязным городом; стена ненавистная отполирована мокрым льдом… а и как же осточертело, кто бы знал! Так бы и грохнула кулаком, и рванулась туда, где "дырочки от палок сгущено голубеют". Идут, идут по улицам мужчины, лица как жеваная газета, им наплевать, кто встретится на дороге: женщина, самосвал, крокодил, в голове у них деньги, выпивка, тусовка. Зеркало предо мной, я красивая женщина, мне дают не более двадцати семи, так почему же эти слепцы идут мимо, а если и встретят случайный взгляд, тотчас отводят глаза, мол, извините, не хотел. Что происходит? Одна морщинка, другая… что за беспросветность, господи боже!

Прости мою истерику, не сердись, милая лыжница.

Кстати, с лыжным спортом в нашей Компании тоже полный ажур. В соответствии с распоряжением молодого президента, мы провели забег на три километра по застывшему водохранилищу. Бежала вся бухгалтерия, плановый и производственный отделы, все бабы, коим возмечталось задаром получить отгул. Мое достижение – шестнадцать с половиной минут, спаленное горло и первенство по Управлению, а также любезное поздравление от руководства, вывешенное на видном месте с указанием результата и года рождения. Мальчишки!

"И дырочки от палок сгущено голубеют". А что, в самом деле, не купить ли путевку, не махнуть ли куда-подальше по твоему примеру? Отпуск-то мой не использован. Дай развяжусь с делами в жилищной комиссии, с распределением бессрочных субсидий, этим ежегодным испытанием нервов, когда созерцаешь внутренности милых сотрудников, дай освобожусь, и ей-ей сорвусь, куда глаза глядят.

от Аннеты 23 ноября

Замечательно, Марина!

Приезжайте к нам. Путевки не надо, уж мы расстараемся, останетесь предовольны. О, счастье! С утречка мы пойдем на лыжах, я покажу Вам лес, длинный спуск к реке, одно страш-шное место, где я видела пиршество волков. А днем Вы увидите, как синицы со всей Усть-Качки слетаются клевать сливочное масло, подвязанное для них к моей форточке. Оно твердое, как кристалл, и они долбят его, как дятлы. А темным вечером будем беседовать, и свет из нашего окна будет падать на сугробы, и между делом привяжем кисти к зеленой шали, которую я сплела крючком, сидя среди зеленых клубков. А ночью услышите органный хор натянутых морозом посеребрённых проводов над крыльцом. А станет скучно, соберем званый вечер и прямо руками будем хватать кровавую печенку со сковородки величиной с колесо. Надеюсь, Вас устроит общество местных охотников, краснолицых викингов, среди которых Вы будете золотоволосой Изольдой?

– Кто такая, кто такая? – станут спрашивать на Усть-Качке. – У вас что, в Москве-то, все красивые, что ли?

Я же обрету свободу и независимость, не буду играть в карты и пить вино, выручая Раису, которая зазывает меня к себе, чтобы удержать Ивана в доме, чтобы ему было с кем говорить и смеяться, потому что… че-е-ерт! им самим давно-предавно скучно-прескучно. Тёмная сила глупости… хоть головой об стенку!.. зато синие-синие айзы. Прости ей, господи!

Мне не бывает скучно. Печаль-тоска – святое дело, но скука – что за хрень?!! А уж здесь-то! Когда-нибудь я пожалею о здешней свободе, о безбрежном времени. Сколько прочитано в уединении моих сосен! И мне плевать, что кто-то не въезжает, чванится своим… гендером! пусть пойдет… Я – сама по себе, и моя жизнь – не хрень с ботвой. Грубо? Да. Могу, умею.

Тра-ля-ля.

Что за поразительные места встречаются у Великих! У Ницше! Слежу за его суждениями и жажду простого решения, ибо "истина проста", по уверениям наших мудрецов. Как бы не так! Точно грузчик ворочает и перетряхивает он глыбы своих мыслей, всякообразничает, заводит и выводит.

– Нельзя счесть праздным вопрос, – замечает где-то, – не нашел бы Платон, избегнув чар Сократа, еще более высокий тип философствующего человека, тип, который теперь навсегда утрачен для нас.

Вот так. Неотразимые чары Сократа огрузили ученика признательностью в виде томов "Диалогов" с тридцатью шестью беседами между Сократом и всякими-прочими, дабы возвысить Учителя. На это он положил жизнь, и , возможно, задержал развитие человечества. Прогнулся чел под Сократа – и упустил тропу озаренных сокровений. Трагедия античной мощи. А все только блеют: ах, Платон, ах, Сократ! Не догоняют, что ли? Что происходит, когда что-то происходит?

Марина!

Приезжайте, ведь Новый год!

По этому случаю маленькое поручение. Не забудьте о гостинцах для ребятишек, моих верных друзьях и заступниках. "Тетя Аннета хорошая, тетя Аннета хорошая…" – перечат они матери, когда та распоясывается за стенкой. Обиды я не держу, при мне молчит и ладно. Так для мальчугана подошел бы автомобильчик, фонарик и перочинный ножик (или ножик не надо?) – тогда солдатики. Для девочки, конечно, ленты-кружево и кукла с приданым. И что-нибудь столично-сладкое для обоих.

Елку срубим на поляне, привезем, нарядим, зажжем свечи. Эх! Одно только… помните «В лесу родилась елочка?». Окончание:

А после нашу елочку

В помойку отнесли,

Давай, смотри, метелочка

Веселенькие сны…

Извините.

А хотите, будем гадать на суженого-ряженого, на заговоренной воде? Приезжайте.

от Аннеты 18 декабря

Худо мне, Мариночка, совсем худо. Что произошло сегодня, час тому назад, в день моего рождения? Не знаю, не понимаю ничего.

Вчера рано утром Иван завел машину и уехал. Далеко? – неизвестно. Был ясный зимний денек. Я сбегала на лыжах, заглянула на буровую, постояла, стуча ботинками, – не появилась ли нефть? Иван не вернулся. К вечеру закачались сосны, засвистел ветер, метель понеслась в разные стороны. Ивана не было. Вот, кажется, фырчит машина… нет, это печи гудят, вьюга воет. Вот идет! Нет, это мурлычет котенок. Другие машины светили фарами, другие моторы слышались сквозь буран. Мы сбились в общей каморе в молчаливой тревоге. Страх – ожидание зла. Его может и не произойти, а человек изглодан ожиданием, пространство жизни его сгорело.

Так мы сидели, пока не заснули дети, и долго беседовали потом.

Утро пришло хмурое. Дорог как небывало, сугробы поднялись под самые окна. Расчистили тропку для наших школьников, попили чаю. Я засела за работу. Рая стукнула в стенку "За молоком", и вновь стих огромный дом, пустыня, с единственной живой душой, моей, именинницы. Вдруг ухо насторожилось – мотор? Ближе, ближе, и зеленый капот нашей "Газели" качнулся у калитки.

– Иван!

А он и вот он, горячий, морозный, пропахший бензином. Никуда бы его не отпустила, никому бы не отдала!

– Почему не звонил, почему не звонил?

Бережно сняв с плеча мою руку, он вложил подарок, золоченую ложечку с ясной цветной эмалью. Вот зачем он гонял в город, пробивался снегами, чуть не замерз, как ямщик в чистом поле!

Поющая нежность обвила меня, чуть-чуть и поплыла бы по воздуху прекрасной мелодией… Так я стояла, прижав руки, боясь вспугнуть свою радость, он же давно исчез, Иван-царевич, помчался на буровую как на свидание.

После обеда мы втроем сидели в камералке. На мне был любимый малиновый свитер и зеленые брючки длиной чуть ниже колена, с разрезиками по внешним швам, за что местные модницы окрестили их "недошитыми" и спешно нашили точно таких же. Иван по-хозяйски развалился за столом у самой двери, хмельной и лукавый, а Рая – Рая наслаждалась, простая душа, его благополучным возвращением, его превосходным расположением духа.

Идиллию нарушил Людвиг.

– Нефть идет, Николаич, – сказал он, входя с мороза в затертой телогрейке, ватных штанах, рассевшихся грязных валенках. – Пена мазутная, в точности. Глянь, как перепачкался.

Я захлопала в ладоши.

– Ура! Это для меня, ко дню рождения. Чем не производственный подарок?!

– У тебя рождение, Ляксевна? Вот не знал. Поздравляю. Давай бог здоровья, как говорится, богатства и хорошего жениха.