Софи Вирго "Измена. Право на счастье"

Брака…

Усмехаюсь собственным мыслям, несмотря на неутихающую боль внутри. Раньше всегда смеялась с фразы: «Хорошее дело браком не назовут», считая это глупостью обиженных людей. Теперь сама плачу.

– Заканчивай поскорее, и возвращайся. Я по тебе очень соскучилась, милый, – елейный голосок, что раньше просто раздражал, теперь кажется ядом.

Смертельным ядом. Она всегда меня ненавидела за то, что Кир выбрал меня, а не ее. Только я ничего не делала, чтобы «увести его». Они просто общались в одной компании. И все. Но сестре всегда было на это плевать. Даже родители считали меня подлой и сейчас мы из-за этого общаемся очень сухо.

Но ведь Корсаков всегда относился к младшей сестренке, как к другу. Во всяком случае мне так говорил, когда я отказала ему в первый раз, наперед зная реакцию семьи, если соглашусь.

Неужели Карина столько лет копила злобу и выжидала удачный момент, чтобы ужалить побольнее? Да. Судя по ликующему взгляду, это так. Она изощренно отомстила за то, что тогда мы с мужем полюбили друг друга, а все ее попытки по его завоеванию оказались напрасными.

Почти напрасными, ведь сейчас она в нашей постели заменяет меня.

Что пошло не так? Почему он посмотрел на другую? Я не страшненькая, подтянутая, слежу за собой, нам было хорошо вместе, я точно знаю. Тогда что не так? Почему он предал?

Смотрю на его красивое лицо. На широкие густые брови, на пронзительные карие глаза, покорившие с первого взгляда. На узковатые губы, что часто сжимались в тонкую линию, когда у него что-то шло не по плану. На прямой нос, что так часто зарывался мне в макушку и жадно вдыхал вишневый аромат шампуня. Смотрю на мужчину мечты и не могу поверить, что он меня разлюбил.

Господи, как же это больно. Словно весь воздух из легких выбили. Хочется плакать, слезы уже застилают глаза, даря такую желанную размытость. Не видеть вранья в до боли родных глазах, не видеть ухмылку Карины. Это то, что нужно.

Все в расфокусе.

Идеально.

– Мил, маленькая моя, – обманчиво тихий голос бьет по оголенным нервам, заставляя отскочить назад, как ошпаренной.

Не хочу, чтобы его руки касались меня после того, как творили безумие с другой. А то, что они это делали, не сомневаюсь. Уж мне-то точно известно, как крепко ладони сжимают бедра, как ласково умеют проходиться по оголенной коже, дразнить едва уловимыми касаниями, зарождая табун мурашек от предвкушения.

Я все это знаю. Я все это испытывала. Поэтому не хочу его прикосновений. Не хочу. Противно.

От резких движений путаюсь в собственных ногах, едва не упав. Мамочки. Малыш. Мне нельзя. Не с моим резус-фактором. Первая беременность может стать последней, ведь потом могут быть конфликты с малышом. Единожды мамочка – так часто бывает у «отрицательных».

Чудом устояв на ногах, скидываю туфли очень резко. Они летят по всей прихожей. Плевать. Главное – ребенок. Мой малыш. Мой. Теперь только мой.

Видя мое нервное состояние, муж идет вперед, прикрывая за собой дверь, чтобы любовница не раздражала своим присутствием, только поздно. Я все видела. Картинку не затереть в памяти. Не замазать черной краской. Я при всем желании не смогу забыть, ведь каждый раз, глядя на родителей, буду вспоминать белокурую красотку с перекачанными губами в нашей постели, завернутую в одеяло, с наглой победной улыбкой.

Семьи нет, и никогда не будет. Никакие жалкие оправдания и уверения в любви не помогут. Сердце разбито вдребезги, чувства в хлам. И задушенные в зародыше рыдания, что рвут сейчас изнутри, еще не говорят, что все хорошо.

– Пожалуйста, не спеши с выводами. Все совсем не так, как…

– Как я думаю? – стоит банальным словам, которые я была уверена, никогда не услышу, сорваться с его губ, как меня прорывает.

Слезы градом текут из глаз. Чувствую, как соленые дорожки холодят разгоряченную кожу. Я красная, красная от боли и страха, чувствую это по контрасту температур. Мила, что же ты творишь. Успокойся. Успокойся немедленно! Маленькому плохо, ему нельзя.

Но как, как успокоиться? Меня рвет на части. Голос хрипит от боли. Я кричу. Кричу, потому что не могу говорить спокойно. Мне нужно хоть куда-то выплеснуть всю ту боль, что моментально скопилась внутри и нашла выход.

– Ты понимаешь, какой бред сказать хочешь? Что можно не так понять в голой девке у нас в постели? О моей сестре, которая тебя не интересовала как женщина, лежащей завернутой в одеяло? Что? Скажи мне, что я не так могла понять?

Кричу так, что у самой уши закладывает. Меня кроет от эмоций. Радостный день стал самым ужасным. Чувствую, как низ живота начинает неприятно тянуть, но не могу остановиться. Если сдержусь, будет еще хуже. Меня разорвет от сдерживаемых боли и разочарования.

– Мил, она ничего для меня не значит, пойми. Это так, от скуки, – оправдывается, разводя руками, муж.

Нет, он сейчас серьезно, или издевается? Как можно говорить о случившемся с таким серьезным выражением лица?

– Ты сам себя слышишь? – я настолько опешила, что даже голос резко пропал.

Слова звучали, словно писк, только охрипший от слез. Предательский комок в горле вообще мешал говорить предложениями. Фразы вылетали обрывками, не более того. Хотелось кинуться на него дикой кошкой, сделать больно так же сильно, как и он мне, но что-то внутри мешало, заставляло пятиться назад.

Наверное, малыш. Я точно знала, что мои поступки могут сказаться и на нем, а он сейчас самое важное. Я с ума сойду, если потеряю крошку из-за предателя.

– Слышу, а вот ты меня нет! Хватит истерик, ты знаешь, я это терпеть не могу. Иди на кухню, она сейчас уйдет, и мы обо всем забудем, – муж пытается ко мне подойти, схватить за руки, чтобы не убегала, но я не позволяю этому случиться.

– Ты меня предал. Изменил. И мало того, ты сделал это в нашем доме. В нашей постели! – продолжаю кричать осипшим голосом. – Сколько это продолжается?

– Мил, ты же умная девочка. Не задавай вопросы, на которые не хочешь знать ответ, – с нажимом отвечает, чем убивает крупицы надежды, что это была случайность.

Значит, это длится долго. А судя по торжествующему выражению лица сестры, это даже не один месяц. Получается, пока я переживала на счет беременности, поддерживала его в тяжелые времена, старалась быть тихой гаванью, он находил утешение с другой, просто потому, что со мной стало скучно.

– Просто иди на кухню. Карина сейчас уйдет, мы поговорим и обо всем забудем. Если так хочешь, с ней все прекратится, только подожди меня на кухне, – все не унимается и требует скрыться, а во мне словно что-то лопается от его последних слов.

Ком в горле, что еще мгновение назад душил, лопнул. Со вспышкой. Мне кажется, я даже почувствовала, как разлетелся на сотни осколков, которые подарили голосу долгожданную свободу.

– Если я захочу? А что, если не захочу, так и будешь ходить на сторону? Ты просто с ума сошел! Господи, с кем я жила пять лет? Просто уму непостижимо. Если я захочу. Да послать я тебя сейчас хочу. Нет, ты действительно ничего не понимаешь? Ты семью только что разрушил, – машу рукой в сторону спальни.

– Мил, не цепляйся к словам. Ее больше не будет в нашей жизни, клянусь тебе. Только дай все уладить, – слезы щиплют глаза, размыли изображение, это позволило ему схватить меня и начать утаскивать в нужном направлении. – Мы начнем с чистого листа, выкинем весь мусор. Можем даже переехать в другой город. Хочешь? Она мне вообще не нужна, с ней просто было весело. Ты моя семья, больше никто не нужен. Мы оба это знаем. Сдал позицию, но я не собирался уходить от тебя. Хочешь голой ее выставлю?

Застываю в его руках, мне страшно от его слов, но он все продолжает бить меня словами наотмашь. Если бы Кир не держал, точно бы упала, и никто не смог бы меня поднять.

– Она никогда не была тобой и никогда не сможет заменить тебя. Она ведь никакая, только для этого и годится. Это ее потолок. Но я устал, просто от вот этого всего.

Резко отпустив мои плечи, начинает размахивать руками, а я отшатываюсь к стене и пытаюсь удержаться за комод.

– Мне пресытилось все это. Это не я, это ты сейчас хочешь все разрушить. Забудь ты эту курицу. Она сейчас вылетит отсюда, как пробка. Только уйди на кухню, чтобы не видела. Карины не будет в нашей жизни, она вообще не приблизится к нам.

Как же мне хочется ему верить. Слова кажутся спасательным кругом, за который хватаюсь с радостью. Мы ведь можем все и правда забыть, начать с чистого листа. Карина же легко могла его соблазнить, она хитрая лиса, которая давно мечтает мне отомстить.

Ну, было и было, у многих ведь так, а у нас малыш. Ему нужна семья. Мне об этом нужно думать. Я смогу ведь забыть. Он ведь раскаивается. Глаза сумасшедшие, он в панике, как и я.

– Прости меня. Прошу, ошибся, – Кирилл падает на колени и обнимает меня за ноги, целует в живот, не зная, что там ребенок. – Она никто, что тогда, что сейчас она была и будет пустышкой и куклой. Я только тебя люблю. Прости и выброси все из головы. Ты моя жизнь, она болонка, замена, просто помутнение. Бес попутал.

– Что? – дверь спальни резко распахивается, и из нее вылетает разъяренная сестра в его рубашке. – Ты сказал, что уйдешь от нее, бросишь и мы будем вместе! Что тогда ты ошибся, выбрав не ту сестру.

Голова мужа резко поднимается, и я вижу, как в его глазах небеса разверзлись. Сейчас что-то будет. Но мне уже все равно. Я поняла, что запуталась, кто из них врет. Нужно бежать отсюда, от этих людей. Срочно.

– Ненавижу тебя! Ты снова отнимаешь его у меня. Ненавижу. Он мой, теперь я его не отдам тебе его! Слышишь?

Она летит на меня с разъяренными глазами. Мне становится страшно.

– Чтобы ты горела в адовом пламени. Тебе никогда не будет счастья с МОИМ мужчиной!

Расстояние сокращается слишком быстро, и я не успеваю ничего предпринять. Муж стал моим якорем, из-за него не могу двинуться, и фурия с оглушающим криком толкает меня в плечи.

Муж резко встает, лишая меня хоть какой-то опоры и, потеряв равновесие, с отчаянным криком я ударяюсь животом о комод.

– У-ууу, больно, – меня простреливает.

Живот, что итак нещадно тянул, теперь разрывается от боли.

– Что скулишь? Это только начало. Я тебя уничтожу!

Не вижу ее, меня скрутило пополам на полу, и плачу, чувствуя, как малыш уходит от меня.

– Мил, что? Что? – откинув сестру в сторону, Кир кидается ко мне.

– Врача.

Единственное, что успеваю сказать, перед тем, как улететь в темноту.

Глава 3

Милана

– Не отчаивайтесь. Все прошло хорошо, у вас еще есть шанс забеременеть. Медицина не стоит на месте. Постарайтесь прийти в себя. Жизнь не закончилась. Все у вас будет замечательно. У вас может и не быть резус-конфликта с малышом. Не накручивайте себя раньше времени. Восстановитесь, продолжите работать с мужем в этом направлении, и через год-полтора с кулечком в руках выйдите из этих стен.

Голос врача до сих пор звучит в голове на повторе. Его слова – скорее утешение, попытка восстановить психологическое состояние пациентки, нежели констатация фактов. Мне от них ничуть не легче. Мало кто из таких, как я, мог выносить малыша вновь, если не было идеального совпадения по группам крови.

Все рухнуло в один миг. Семья, возможность стать мамочкой, просто все. Единственное, на что сейчас хватает сил, бесцельно смотреть в стену напротив и сдерживать рвущийся наружу крик отчаяния. Хочу выпустить всю ту боль, что причиняет мне боль, ранит, заставляет гореть в отчаяние.

Я уже не плачу, нет. Слезы закончились, осталась только дыра в груди, которую хотелось чем-то заполнить. Чем угодно, лишь бы не быть в этой тишине, с катетером в руке, который мешает свернуться клубочком, прижать руки к груди и, хотя бы несколько минут пожалеть себя. Самую малость. Вот чуть-чуть.

Но в одном мне повезло, врач прав. В палате на двоих я была одна. Будь рядом будущие мамочки, трепетно гладящие животики, мне было бы значительно хуже. Никому не пожелаю оказаться на моем месте, даже врагу, но и находиться рядом со светящимися от счастья женщинами не смогла бы.

Хотя, даже если бы в палате была бы такая же, как я, потерявшая самое ценное, и в истерике, могло бы быть еще хуже. Одна, я могу держать себя в руках, но с кем-то… нет. Если бы девушка плакала, билась в истерике, меня бы прорвало. Прорвало так, что не помогло бы самое сильное успокоительное.

Я ведь так мечтала о большой и дружной семье. Мне казалось, что она у меня есть, пусть небольшая, но идеальная. Мы с Киром никогда не ссорились. За пять лет ни разу, но страсти в нашей паре было много. Малыш. Пазлы сложились. И тут его измена.

У меня почву из-под ног выбили. Лишили опоры, мечты. Всего. Нет, не хочу думать об этом. Не буду. Нельзя.

Спасибо врачу за это одиночество, так я все в себе удержу.

– Привет, – но долго наслаждаться одиночеством не вышло, в палату вошел муж.

Странно, смотрю на него, и сердце больше не сжимается в радостном предвкушении, а ведь раньше оно замирало от восторга. Вся моя жизнь сосредоточилась на нем. Но после измены, потери ребенка, все стерлось. Возможно, это защитная реакция, и пусть. Главное сейчас – сохранить себя.

Он ждет ответа, но его нет. Вместо приветствия, мне хочется скривиться, но сил почти нет. Во мне только одно желание – спать. Видимо, в утренней капельнице что-то для этого было, а сон, как известно, лучшая защита от реальности.

– Как ты себя чувствуешь? – наигранно спокойным голосом говорит муж, присаживаясь на край кушетки.

Отодвигаюсь на самый краешек. По поджатым губам понимаю, что ему это не нравится. Ничего. Мне сейчас тоже много чего не нравится. Он даже банальных фруктов не принес жене, а для мамы своей всегда половину магазина скупал, когда она попала в больницу два года назад.

– Тебя это волнует? – не могу сдержать ухмылку, но получается скверно.

Вместо пренебрежения, выходит нечто странное из-за хрипа, что вырвался вместе со словами. Сильно хочется пить, но сил дотянуться до тумбы почти не было, поэтому в горле пустыня, а теперь и подавно не буду, пока он не уйдет. Пускай кривится от неприглядного вида и ужасного голоса.

– Мил, не начинай. Я же сказал, с Кариной была ошибка, давай забудем, начнем все сначала. Просто перелистнем страницу и продолжим жить, как раньше, – он не спрашивает, утверждает.

– Нет, не будет ничего, как раньше, – качаю головой, потому что не могу согласиться, не могу поверить, что он так сказал.

– Мне перед тобой, может, на колени еще упасть прикажешь? – мгновенно закипает муж. – Так не будет этого. Мне стало скучно, я устал от тебя. Дома – ты, на работе – ты. Да любой нормальный мужик взвоет. Ты мне дышать не давала спокойно. Я ведь просил тебя не работать, но ты не послушалась.

Кажется, я все же ошиблась, не все слезы выплакала. Чувствую, как кожу холодит соленая струйка. Как он может говорить подобное? Мы ведь вместе принимали решение, когда я устраивалась на работу. Это он настоял, чтобы его жена работала только с ним, либо сидела дома. Естественно, я выбрала быть с ним, потому что дома мне скучно.

А оказывается, ему нужно было, чтобы я сидела дома. Интересно, когда он начал мне изменять? С первого дня свадьбы, или хоть немного продержался? Смотрю сейчас в его глаза и боюсь разглядеть в них ответ на незаданный вопрос.

– Чтобы проще было завести любовницу на работе? – кричу, если этот всхлип можно назвать криком, от чего он кривится.

Не нравится ему мой голос, но кто из нас к этому больше руку приложил.

– Прекрати все перекладывать на меня, Мил. Это твоя вина. С первого дня нашего брака. Ты меня не слушала. Никогда. Всегда манипулировала мной. Думаешь, я слепой и не замечал? Замечал и позволял, пока ты не переходила границ.

– Ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь? Слышишь вообще себя со стороны? Ты как о норме говоришь про другую в нашей постели! Ты сейчас просто переложил на меня ответственность. По твоей логике, если бы я сидела дома, готовила тебе ужин и единственным моим интересом стало – создать комфортную обстановку для мужа, то у нас все было бы идеально? Не было любовницы? Совсем с ума сошел? – последние слова получаются с криком.

В груди начинает жечь от горечи осознания, с кем я жила столько лет. Ему нужна была кукла, бесправная рабыня. Это очень страшно.

– Милана, прекрати передергивать! Я совсем не это имел в виду, – маска спокойствия окончательно слетает с его лица, теперь передо мной злой мужчина.

Если бы малыш был жив, то обязательно испугалась бы мужа, но сейчас мне бояться нечего, терять нечего. Отчаяние и так съедает изнутри, поэтому реакции Кирилла мне не страшны.

– Карины больше не будет в нашей жизни. Все. Точка! Мне не об этом с тобой нужно поговорить, – вскакивая с кушетки, он нависает надо мной грозовой тучей. – Прекрати меня пере…

– Нет, не прекращу.

Сжав зубы, снова перебиваю. Его давление, от которого еще секунду назад я внутренне сжималась в комочек, прорывает внутренние барьеры, и я начинаю защищаться.

– Кир, ты ужасен. Даже сейчас, зная, что со мной случилось, ты продолжаешь мне врать! Хорошо, Карины не будет, но о других ты не обещаешь, – не позволю и дальше вешать лапшу на уши. – Но и этого тебе мало. Ты во всем обвиняешь меня.

– Нет, это с тобой случилось? Как ты могла мне ничего не сказать о ребенке? Это не я, это ты убила моего сына. Ты лишила меня наследника. Не смей меня обвинять в случившемся! Я оступился, но разве это стоило жизни моего малыша? Скажи ты мне о наследнике, сейчас бы все было не так. Это ты во всем виновата!

«С пеной у рта» муж сыплет обвинениями, убивая во мне остатки всего…

Не могу поверить, что он всерьез все это говорит. Слезы душат от несправедливости. Это ведь просто не укладывается в голове. Как я могла столько лет жить с этим человеком? В чем он еще по мелочам делал меня виноватой? Да во многом. От мелочей по дому до невозможности забеременеть.

– Молчишь? Конечно, это ведь так выгодно меня козлом сделать. Не получится. Мы оба знаем кто виноват. И зная это, ты не удосужилась извиниться. Вместо этого, ты пытаешься всю вину переложить только на мои плечи. Повторюсь, ничего не выйдет. Когда вернешься домой, у нас будет серьезный разговор. Это никуда не годится. Мы о чем договаривались перед свадьбой? Забыла?

– Нет. Мы не будем разговаривать. И вспоминать ничего не будем, – приподнимаясь на кушетке, пытаюсь хоть немного занять более высокую позицию.