Старушки чудное преданье.
Вспоминается, сколько шедевров было создано здесь, поэтому старый господский дом в Михайловском волнует по-настоящему:
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Все в этом господском доме в Михайловском насыщено поэзией, даже заднее крыльцо:
Сначала все к нему езжали;
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца…
Столовая, в которой когда-то стоял бильярд, кажется, сохранила прикосновения лицейских друзей Пушкина, потому что Дельвиг, Пущин и Горчаков навещали поэта в Михайловском.
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
А в этой комнате рождались бессмертные произведения, и она во многом напоминает деревенский кабинет Евгения Онегина в одноименном романе:
…И стол с померкшею лампадой,
И груда книг, и под окном
Кровать, покрытая ковром,
И вид в окно сквозь сумрак лунный,
И этот бледный полусвет,
И лорда Байрона портрет…
Оригинальная железная трость А. С. Пушкина, казалось, еще не остыла от его прикосновений.
В приусадебном парке находится Горбатый мостик через «пруд под сенью ив густых». Именно здесь удается прочувствовать искренность следующих пушкинских строк:
Я был рожден для жизни мирной,
Для деревенской тишины;
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны…
Согласно воспоминаниям Анны Керн, которая приехала погостить в Тригорское, в имение своей тетушки, здесь, в Липовой аллее, она прогуливалась с Пушкиным в июне 1825 года. Результатом этой встречи стало стихотворение «Я помню чудное мгновенье…», которое и сегодня воспринимается как вершина пушкинской любовной лирики.
Этот пруд «с островом уединения» остался в истории, потому что, по словам самого Александра Сергеевича:
…Здесь меня таинственным щитом
Святое Провиденье осенило,
Поэзия как ангел утешитель
Спасла меня, и я воскрес душой.
Я задумался и отстал.
Облачное небо ускорило вечер, и я, стараясь проникнуться атмосферой Михайловского, опомнился, когда остался один. Необходимо было вернуться в наш прагматичный XXI век, однако довольно трудно было осознавать, что меня ожидает не тройка, а белый автобус…
Темнело, и я направился к единственному светлому пятну в зарослях, однако вскоре опять оказался возле любимой скамейки поэта. Понял, что надо двигаться в противоположную сторону, и на ум вдруг пришли странные строки:
Ох, сердце рвется из груди:
Иду я верно или криво?
Однако, как только я отвернулся, со стороны скамейки услышал мягкий, чуть насмешливый голос:
Давайте, сударь, посидим,
Что проку в судоржных порывах?
Из-под зонтика вдруг распахнулись темные влажные глаза.
Он смахнул проворную дождевую каплю с бакенбарда и подвинулся, оставив мне теплое сухое пространство.
И я подсел…
2023 г.
Случай на раскопках
Я хорошо знал, что стенку раскопа надо делать «под зеркало», как любила выражаться профессорша Софа. Она на этот счет была очень дотошной! Но сейчас не успевал, ведь Володя Роткин уже почти дошел до центра городища. Был в нетерпении. Даже не верилось, что вскоре увижу славный исторический городок, ведь уже разучился ходить по тротуару…
…Поскольку археологические раскопки велись за несколько десятков километров от родных мест одного из наших однокурсников, то мы решили погостить у него пару дней. Руководитель экспедиции – профессорша Софа – согласилась нас отпустить при условии, что трехдневную норму нам удастся выполнить к пятнице. Надобно было сделать контрольный раскоп. Особые требования предъявлялись как раз к нему: стенки должны были отражать эпоху – быть зеркальными. Однако давала о себе знать спина. Чудесные места, где нам пришлось в прошлом году вести раскопки, сразу же выработали привычку: с утра, после пробежки, прыгать в дымящуюся утренним туманом реку. Нам, здоровым, двадцатилетним, подобных испытаний было мало, поэтому начали выделывать разные сальто. Вот один раз не рассчитал и ударился спиной о корягу – забило дыхание и потемнело в глазах. Сначала слышал голоса чьи-то; казалось, прохладные струи переворачивали меня, а потом коряга в виде ледяного паука постепенно заслонила собой все…
Это было в прошлом году. Отдохнул я тогда на кухне несколько дней и опять – в раскоп, в погоню за скифом. Даже Софе не сказали. Вроде все прошло, особой боли потом не чувствовал. Только однажды, когда на дискотеке в ближайшей деревне, где мы, подчеркивая свой столичный статус, стремились произвести впечатление на местных девушек и несколько увлеклись, вдруг спина напомнила о себе…
Неожиданно что-то скрипнуло под лопатой. Археологическая выучка заставила перейти на щеточку, кисточку… Свистнул художнику, чтобы зафиксировал раскоп. Возле палатки сонно колупался в моторе водитель – ему ехать вечером за пропитанием, а ГАЗ-66 забарахлил. Я поднялся и заглянул в палатку, где проживала руководитель экспедиции, доктор исторических наук Софья Станиславовна. Несмотря на свой высокий статус, она позволяла называть себя Софой. Правда, это бывало в те короткие мгновения, когда вечером, возле костра, мы обменивались не только впечатлениями, но и стихами. В этой палатке все было как у нас, кроме, пожалуй, кроватей. Залез в красный рюкзак, нащупал «Практику». Любил фотоаппараты, сам постоянно их менял, но столь красивой машиной не работал ранее. Сделал несколько снимков. Только теперь стало ясно, что выкопанные мной артефакты не бесформенные куски, как думалось ранее, а творение человеческих рук. Очистил – и перед глазами появился довольно упитанный поросенок, потом возникла из комка земли корова.
Рассматривая эти древние фигурки, я еще не осознавал, что сделал открытие, ведь славянское поселение, которое мы раскапывали, представляло пласт самой ранней культуры наших предков, которые, по общему мнению, не способны были к столь ювелирной работе. Да и не до этого им было, если верить учебникам, – о хлебе насущном только и думали от заката до рассвета.
– Я свою порцию заканчиваю, – поднял голову из траншеи Володя и близоруко прищурился. – А ты, вижу, темп чего-то сбавил.
– Есть из-за чего, – задумчиво произнес я, посматривая на разложенные на когда-то белой, а нынче серой от пота и пыли, кепке.
Когда я позвал Володю, тот не сразу почувствовал запах открытия:
– Ну, ты, брат, даешь! Втихаря поросят разводишь, пока другие в реке полощутся.
Действительно, спасаясь от страшной жары, все наши ушли в сторону реки, ведь все равно раскопки в это время вести было крайне затруднительно.
Очевидно, что на моем лице в полной мере отразился весь спектр чувств первооткрывателя, поэтому, протерев очки, Володя насмешливо проговорил:
– Ты что, еще не избавился от комплекса первокурсника? Какие такие шедевры у славян шестого века? Нашим предкам в этот период было не до искусства! Это тебе не скиф прошлогодний, хотя наши по-прежнему думают, что им повезло в этом году попасть на неразграбленные курганы. Я-то знаю, что такое – перехитрить родственников покойного… Да и ты должен бы…
Он подошел, взял уже успевшую просохнуть статуэтку. Почувствовал, что его глаукомных, как сам говорил, глаз явно не хватает. Начал щупать.
– Да, вроде работа человечья.
– Кто же спорит, но только из другого века! Надо Софе срочно показать.
– Постой, а вдруг не отпустит, скажет свое, любимое: «Нога легкая у тебя, рытик, давай дальше», и тогда – накрылась поездка.
До прихода остальных археологов ничего толком не решили, хотя темп резко сбавили. Фигурки прикрыли планшетом
– Ну, рытики, с такими темпами не видать вам друга, – услышали над головой.
Профессорша в джинсах, в белой, как всегда (как умудрялась только!), футболке улыбалась, помахивая веточкой. Она всегда носила с собой какие-то уникальные веточки, что служили ей опахалом. Часто они были диковинные, не встречающиеся нам на пути в этой степи с яркими оазисами, но не столь богатой на деревья. Мы даже говорили: может, наша Софа на какого-то биолога параллельно работает? Волосы после купания из-под кепи еще струились, а не рассыпались. Невольно подумалось: «Авось, и правда, что у нее имеется молодой аспирант».
– Показывай трофеи! – совсем другим тоном сказала, молодо спрыгнув в раскоп. – Да с такой стенкой вы хотите, чтобы я приняла вашу работу? Это, рытики, далеко не зеркало! Даже больше… Однако показывайте добычу!
Я растерялся:
– Вы, наверное, пропажу фотоаппарата заметили?
– Я истинные находки нюхом чувствую – вы разве еще не удостоверились?
Пришлось показать свою добычу, понимая, что скрывать долго не удастся все равно.
Софа резко поменялась – в лице появилось что-то охотничье. Прихватив все находки сразу, вместе с кепкой, вскоре помчалась в штаб – центральную палатку. Интриговал тот факт, что среди статуэток домашних животных находилось три непонятных создания. Это могли быть осколки чего-то большого, нам неведомого. Когда пришли ее звать на ужин, то увидели, что Софа, разбросав вокруг себя справочники, сидит с поросенком и лопочет что-то свое, археологическое: «Не может же быть, чтобы черняховская и катакомбная…Странно, однако ж…» Мы сразу поняли, что поездка накрылась.
Ждали «светило», вызванное из Ленинграда. Мы должны были рассказать в точности все обстоятельства чудной находки. Через три дня он прилетел. Оказывается, отдыхал неподалеку, в Крыму, однако ввиду срочности даже про вертолет разговор велся. И мы слышали долгие споры в палатке, через которую просвечивала, прикрытая от комаров, лампа. Потом, в очередной раз, заезжее «светило» беседовало с нами, пытаясь поймать нас на неточностях. Причем профессор вначале подозревал нас в розыгрыше, на который мы были большие мастера. Потом говорили об юморном подарке ко Дню археолога, к которому мы всегда готовились загодя. Однако вскоре академик присмирел: взял три фигурки (больше не дали) и укатил в Киев, чтобы проверить возраст наших находок в специализированной лаборатории. Но перед отъездом вечером пригласил нас прогуляться. Возле нашего с Оксаной места, прямо на любимом, во всех отношениях, полулежащем дубе вынул флягу, угостил заморским коньяком. Закусывали дикой грушей. «Кстати, здесь жили совсем недавно», – показал он на старую одичавшую грушу. Недавно, по его археологическим меркам, это лет, эдак, 60 назад. Задумчиво пожевал, еще раз хлебнул прямо из горла, нас уже не приглашая. Криво улыбнулся:
– Ну что, партизаны, заварили кашу. Теперь, считай, мою докторскую ставите под сомнение… Ну, ладно! Живите, ваше все впереди…
…И вот сейчас сижу на границе и жду разрешения посетить места моей археологической молодости. Листаю электронную версию монографии этого профессора, где он, будучи давно гражданином западной страны, пытается доказать, что претензии восточных славян на более раннюю, сознательно-созидательную историю беспочвенны.
Бедные мои поросята! Справки, выданные серьезным НИИ, свидетельствующие о вашем древнем, славянском, вполне законном происхождении, вызывают сомнения у серьезных дядей западных. И некому вас защитить и вернуть из вашего незаконного силиконового бытия…
Бог, а вернее, История, что в общем-то одно и то же, нас рассудит… Ведь прошло всего сорок три года – мгновение…
Меня, конечно, не пустили, ведь там, в местах моих археологических открытий, где чудный Северский Донец и романтическое Усово озеро, идет военная операция…
2022 г.
Вечный долг
Мимо Василия мелькали привычные уже окрестности заброшенного края, поэтому он не сразу обратил внимание на покосившийся столб с еле прорисовывающимся названием деревни – «Трасовка». И только через несколько сот метров его вдруг осенило. Визг тормозов на этой разбитой дороге привлек внимание пастуха, дремавшего невдалеке, и он начал всматриваться в не столь привычную в этих краях иномарку, сложив ладонями домик. Василий из открытого окна примирительно помахал рукой и даже крикнул: «Порядок!» Тут же лихорадочно вытащил синюю тетрадь, нашел нужную страницу: «Когда неожиданно моя бывшая однокурсница вышла замуж за офицера и уехала с ним, то меня попросили поработать в дальней деревне Трасовке, пока найдут замену».
Василий удивленно хмыкнул: «Трасовка все-таки! Как это я раньше не обратил внимания на отсутствие одной буквы, из-за чего вынужден был колесить по пыльным дорогам, нарезая круги в поисках Тарасовки. А их, оказывается, почти полтора десятка!» Нужную строку детально просмотрел при помощи увеличительной функции телефона, чтобы окончательно убедиться в правильном названии нужной деревни. Нет, буква не затерлась за десятки лет – ее не было изначально!
Василий вполне осознал свою ошибку, которая привела к бесполезным поездкам по Украине в поисках Тарасовки, хотя ему нужна была Трасовка, но не сразу удалось оторваться от маминого дневника, который достался ему после ее недавней смерти. Когда стал перебирать ее обширную библиотеку, то внимание привлекла эта зеленая тетрадь с надписью наискосок: «Мысли для себя». Василий попытался, словно жаждущий в пустыне, сразу охватить глазами несколько фрагментов в этих записях, представляющих собой то ли дневник, то ли мемуары. «Может, настала пора рассказать. Сегодня пыталась, однако не хотелось твое, сын, явно праздничное настроение портить. Не знаю, как отважиться… Наверное, отец там обидится, но ведь потом он так вас с сестрой любил…»
В стоявшей наискосок на обочине автомашине он продолжал вникать в мамин ровный почерк, опасаясь пропустить еще какой-то важный факт. «Приехав туда, я вскоре узнала, что беременна. Поскольку мой избранник неожиданно уехал поступать в академию, я с трудом представляла свое будущее. Нет, он не собирался меня бросать, однако его постоянные поиски себя, а также мое настойчивое желание продолжать учебу вынудили меня задуматься об аборте. Однако я, молодой зоотехник, являлась слишком заметной фигурой в большом совхозе, включающем восемь деревень. Более того, мне пророчили карьерное повышение. Да и отец твой был партийным, а его родственников, как я понимала, не особо радовал тот факт, что наше потомство какое-то время будет находиться на их территории, где уже было несколько маленьких детишек…»
Развернувшись, Василий начал двигаться назад и вскоре нашел перекресток, где на покосившемся столбе можно было еще прочитать поржавевшую надпись «Трасовка». Он медленно поехал по колее, которая, видать, давно не принимала легковушек. Не сразу из-за плотных кустов начали показываться заколоченные избушки. Василий пытался отыскать жилье хоть с какими-то признаками жизни, поэтому автомобиль двигался медленно, пока чуть не уткнулся в прицеп с сеном, преградивший дорогу. Поскольку объехать препону не было никакой возможности, Василий обошел этот громадный стог и увидел мужика, распластавшегося возле переднего колеса допотопного трактора.
– Бог в помощь!
Мужик, хотя и вздрогнул от неожиданности, но приподнимался неспешно, прихватив разводной ключ. Прохладно-стальной взгляд и соответствующие наколки, выглядывающие из-под застиранной тельняшки, сразу же заставили Василия насторожиться. Однако мужик, отбросив ключ на кусок парусины с инструментами, вытер руки и только тогда произнес с кривоватой улыбкой:
– Коль церкви у нас нет, то и Бог вряд ли услышит, однако помощь не помешала бы.
– Да, я тут человека ищу, полагаю, что вашего односельчанина. Аркадием зовут, а фамилии не знаю. Не подскажете?
Мужик заглянул за прицеп, хмыкнул, вероятно, оценивая автомобиль, и только тогда ответил:
– Ну, Аркадий – не Иван! Один он в наших краях. В самом конце улицы, вернее, того, что он нее осталось. Только в толк не возьму, зачем этот спившийся полудурок понадобился городскому человеку, покрывшему такое расстояние! От нерадивого его сынка Кольки приветик, небось?!
Василий неопределенно хмыкнул.
Еще раз показав направление движения, мужик вдогонку проговорил:
– У нас тут остались только те, кто никому не нужен…
Избу Аркадия Василий нашел бы и без подсказок, поскольку возле нее виднелись свежие следы. Самого хозяина Василий не нашел, хотя его присутствие ощущалось повсюду. Решив подождать, Василий сел в автомобиль, включил кондиционер и вновь окунулся в мамину жизнь, запечатленную в зеленой тетради.
И опять большой промежуток в дневнике, где много говорилось о работе и родственниках. Через несколько десятков страниц он нашел продолжение сюжета: «Здоровье подсказывает, что необходимо высказаться. Часто думается: а нужно ли тайны уносить с собой? По-разному отвечают на этот вопрос психологи и мудрые люди. Не буду сегодня ни тем, ни другим».
Василию очень хотелось прочитать итоговые мысли, записанные уже совсем больной мамой, и сразу заглянуть за черту. И вместе с тем появилось понимание того факта, что это новое знание не позволит ему жить по-старому.
«Когда ты уже… получился, то я написала твоему отцу, однако ответа не получила. Но ты не думай плохо о своем отце, потому что письмо мое припрятала хозяйка квартиры, которая, видать, имела виды на него. Проплакав несколько ночей, я осторожно разведала у работниц фермы, кто может помочь избавиться от будущего ребенка. Осенним вечером, когда уже темнело, я приехала на дальний хутор, где жила баба Мелана. Ты ее должен знать, ведь потом она стала главным специалистом по вправлению костей многим страдальцам, причем далеко за пределами нашего региона.
Раньше несколько раз приходилось здесь бывать по работе, поэтому просьба отвезти в субботу на ферму, для того чтобы взять анализы у больных животных, не вызвала подозрения. Однако мне не повезло, потому что в одном из соседних домов была свадьба, поэтому пришлось затаиться в ближайших кустах, дожидаясь момента, когда гулянка перейдет в последнюю стадию. Было противно на душе: я, двадцатишестилетняя женщина, признанный, авторитетный специалист, должна прятаться в мокрых кустах, чтобы подчиненные не узнали о будущем внебрачном ребенке, потому что сразу же пойдут сплетни, от которых не отмыться, наверное, и за полжизни. Ближе к полуночи, когда я решилась выйти на дорогу, вдруг услышала шуршание и крик: «Куда лезешь, дура?!» Почти упершись передним колесом в мои ноги, стоял мужчина, поддерживая велосипед. Правда, можно было утверждать и обратное: велосипед поддерживает это изрядно пьяное существо. Обдав меня плотной смесью самогона с чесноком, мужик вдруг оправдательно зачастил: «Анна Игнатьевна, извините, ради Бога, – не узнал! А мы сегодня немного отпраздновали конец недели! А тут – темнота! Вы, наверное, помогали где-то кабанчика вычистить?! Ловко, говорят, это у вас получается! Вот что значит человек ученый, а то наши костоломы только портят скотину».
Этот пьяный мужик, казалось, за частоколом слов хотел спрятать свою растерянность. Однако я находилась в еще более глупом положении и лихорадочно пыталась придумать более-менее правдоподобную версию моего странного пребывания далеко от дома этим субботним вечером.
– Нет, у меня здесь…
– А дошло! Звиняйте, я забыл про свадьбу. Вот что значит уважение: приглашают уже и на чужие села! Можно позавидовать. Разрешите проводить, а то какому-нибудь пьяному всякое может прийти в голову.
– Так это я должна и вас бояться, – я через силу засмеялась.
Однако молодой мужчина обиделся:
– Да я за вас, Анна Игнатьевна… Для вас я…
