Но день клонился к закату, и дела приходилось заканчивать. Наступали сумерки – самое противное и тоскливое время. Его Анатолий Афанасьевич, ох, как не любил! Придумал он тогда себе занятие – костер на закате жечь. Смотришь на огонь – душа радуется. Вроде жил не зря. Сидел старик на улице до тех пор, пока старые кости от холода не коченели и нос от соплей не закладывало. Тогда Анатолий заливал пылающие угли и нехотя плелся к дому.
Как-то раз заметил он одну странность: принес он воду из колодца, напился, ковшик вверх дном положил и из избы вышел, а когда вернулся, посудина на полу валялась. Кот Матвей уронил? С другой стороны, животина отродясь на лавку не прыгала. Не беда! Ковш сполоснуть можно.
С той поры начались в доме ненормальности: то вещь какая на пол упадет, то дверь звучно скрипнет, то разговор в доме слышится. Сделалось старику не по себе. Человек он был верующий, потому свечку у иконки зажег, молитву прочитал, но звуки, душу и сердце тревожащие, не пропали, а стали явственней. К тому же появилось ощущение незримого присутствия.
Забеспокоился Анатолий Афанасьевич: дело-то нечистое, мистикой попахивает. Побежал старик к батюшке Егору Михайловичу, а того дома нет – на службу в соседнее село уехал. Вернулся Анатолий домой, сел на завалинку, задумался.
Видит кот Матвей ни с того, ни с сего юзом в подворье пошел, зашипел, спину выгнул, да в одну точку уставился, словно стоит там кто-то. Спустя десять секунд успокоился, подошел к крыльцу, развалился у двери – гладьте меня.
– Иди, молока тебе плесну, – поманил его Анатолий.
Кот ни с места, знай себе по крыльцу катается и мурчит, словно гладит его кто. Анатолий хорошо знал, что кот так только к жене ластился.
– Чтоб тебя, прохвост черный! – в сердцах выругался хозяин.
Чтобы мысли дурные не одолевали, залез старик на сеновал и давай снопы вниз кидать – Юрка на днях обещался забрать. Ему, Анатолию, они теперь ни к чему, а соседу в домашнем хозяйстве всегда пригодится: зима долгая, скотинку кормить надо.
Вечером сел на крыльце старик, самокрутку скрутил, задымил и от удовольствия закряхтел.
– У-ух, до костей пробирает! – передернул плечами Анатолий, почуяв, как дымок изнутри прогревает и легкие наполняет.
Солнце почти за горизонт опустилось, когда услышал он в доме странный шум, вроде окно в кухне открыли. Вбежал – никого, окна закрыты. Только рукой хотел махнуть, да на улицу выйти, как со стола ложка упала.
– Что ж ты душу из меня вынимаешь! – зло крикнул Анатолий Афанасьевич на всю избу. – Сказать что хочешь – говори, а в дому не шали. Ты кто – не знаю, а я —живой человек, Богобоязненный.
Ответа не последовало, но перед взором четкая картинка дальнейших действий встала и пришло понимание, кто с ним беседу ведет.
– Маря, Маря, ты бы сразу сказала, что душу твою тревожит, а не пугала понапрасну. Нет тебя давно, а все хозяйничаешь. Покой надо знать, покой. Плохо без тебя – таить не буду, но Божий свет людям, а вам – Царствие Небесное. Ага?
– Толь Афанасич, ты с кем беседу ведешь? – в дом вошел рослый смуглый парень с добродушным лицом.
– Да так, сам с собой балакаю. Я сено-то с верхов скинул, тебе только собрать, да домой отвезти.
– Ты что ж скотинку держать не собираешься? Может, козу тебе дать?
– Мороки с ней много. Я молоко редко пью, а надо будет – к вам приду. Угостите старика кружкой – мне и хватит. Я ж потом с сеном помогу.
– Хоть кружку, хоть ведро – для тебя, деда Толь, не жалко. Сколько себя помню, ты всегда людям помочь рад.
– Завтра на рассвете с братом приходи, я ворота открою, вы вдвоем все быстренько покидаете и – гора с плеч.
– Жди нас к семи – будем. – Юра вытер со лба трудовой пот и вышел.
– Ну и отлично, – потер руки старик. – Теперь за дело примемся.
Накрыл он стол на двоих, рюмки достал, наполнил их самогонкой, свечу зажег, картошку по тарелкам разложил, хлеб нарезал, грибы в миску из бочонка кинул, перед иконной помолился, перекрестился и сел.
– Ну, Маря, за покой и душу бессмертную, – произнес Анатолий, осушил рюмку, прихватил груздь вилкой и оправил его в рот. – Сколько на веку живу, а с призраком впервые беседу веду. Как с тобой общий язык найти – не знаю. Раньше оно все ясно было: я словечко, ты словечко, а теперь что?.. Я говорю – ты ложками балуешь. Дай знать, что тебе надо, я все сделаю.
Анатолий Афанасьевич ерзал на стуле и ждал, когда видение явится, но картинки в голову больше не шли. В зале мирно тикали часы, на улице насекомые песни ночные пели, сосед Юра загонял мотоцикл в гараж – никаких необычных звуков. Поел Анатолий, посуду со стола убрал, а набор, что для усопшей жены приготовил, оставил – пусть поест, да выпьет, может, успокоится. Сам в кухне на диване сел и со стороны на накрытый стол поглядывает – вдруг тень промелькнет. Незаметно минул час, за ним другой. Старик задремал, а когда глаза открыл – от свечки один огарок остался, того и гляди погаснет. Поднялся он, чтобы свет включить, да так на месте и замер. Сидит за накрытым столом Маря, только не ест, а на него смотрит.
– Ага, еда не нравится?! – с вызовом прикрикнул дед. – Между прочим, от души старался. Как ушла от меня, так теперь и питаюсь.
Тень рукой на комнату указала и застыла. Анатолий Афанасьевич аккуратно мимо призрака в зал проскользнул и стал ждать дальнейших указаний. Белесая дымка подплыла к серванту, который между окон стоял, и коснулась запертой дверцы.
– Сейчас откроем. – Анатолий достал из комода ключ и отпер дверцу.
Призрак тут же положил руку на шкатулку.
– Что искать-то? – Старик недоуменно чесал висок: в шкатулке много житейских мелочей хранилось: и письма, и фотографии, и памятные штуки, вроде старинной материнской броши.
Так как ответа не последовало, стал Анатолий вытаскивать предметы по очереди и на призрака поглядывать – если даст знак, выходит, нашел то, что следует. Минуты через две шкатулка опустела, а реакции не последовало.
– Марусь, может ты не там потерю ищешь? – уточнил муж.
Но тень настаивала на своем и указывала на шкатулку. Тогда Анатолий принялся ощупывать деревянные края. И точно – дно двойное! Перевернул старик шкатулку, и на стол упали ложное дно и конверт.
– Послание? – Дед с интересом изучил строки под надписью: «Кому и от кого». – Это ж мне от… Любовь Андреевны, от… Любавы?.. Как оно к тебе попало?
Дед поспешно вытащил сложенный вдвое лист, включил свет и принялся читать.
«Дорогой Толя! Самоволка твоя на мне сказалась: отяжелела я. Мать поедом ест, отец в глаза не смотрит, сестры за спиной шепчутся. Что делать, ума не приложу. Слух до меня дошел, что свадьбу через неделю играете, что невеста твоя девица ладная, что дружны вы с ней. Сердце мое из груди рвется, к тебе просится. Напиши, как быть, что с дитем делать? Ждать тебя, в речку с головой или замуж за убогого (живет на селе парень один, замуж зовет. Сам хорош, да без ноги – лошадь в детстве отшибла). Как скажешь, так и сделаю. Любава».
Дочитал Анатолий письмо, на диван сел, в одну точку смотрит, сказать ничего не может. Всю жизнь прожил, полагая, что жена о грехе его не ведала, а она знала и мучилась. Отошел от потрясения дед и сказал тихо:
– Думала, тайну хранила? Думала, не знал о своем проступке? Надежда, сестра ее, накануне свадьбы ко мне приезжала и все высказала. Да что с бедой той я сделать мог? С Любой мы раньше знались. Время-то ушло. Да и не любили мы друг друга, так забавились… Она от нелюбимого сбежала, а я, дурак, молодца из себя корчил. Виноват. Дел натворил, а исправить не смог. Но вот чего ты, видать, не знала. Умерла Люба во время родов, девочку сестра забрала, сказала, чтоб я близко не совался. Она растить ее, как родную будет. Парня убогого Люба зря жалела. Он счастливо женился, троих детей нажил, всю жизнь на работе его почитали – мастер хороший был. Вот так-то. Ошибка за мной всю жизнь тяжелым следом вьется и родным покоя не дает. Марь, не серчай, письмо я сожгу. Дети найдут – маяться будут. Лида, от Любы дочка, хорошо живет. Семья у нее: муж, две девчонки. Мне об их семье друг рассказал. Сам я, как просили, туда не совался – зачем дите будоражить. Не вещь, чай. Так что, иди с миром.
– Деда Толь! Ей! Спишь что ли? – Юра потряс старика за плечо.
Тот открыл глаза и осмотрелся. Свеча почти догорела, рюмка с самогонкой и тарелка с картошкой перевернулись. Кот Матвей с удовольствием доедал внезапное угощение, а самогонка мирно капала со стола на пол.
– Случилось что? – окончательно просыпаясь, тревожно спросил старик.
– Мать корову подоила, молоко и сыра передала. Я их на притолоке оставил. Все, пошел. – Юра уже выходил, но обернулся. – Ты, давай, в кровать иди, нечего за столом спать – тело занемеет, мается будешь.
– Да, иду. – Старик тяжело поднялся и устало улыбнулся.
Когда сосед ушел, он прошел в зал, достал шкатулку, извлек письмо и долго смотрел на него. Сон сном, а послание в указанном месте хранилось. Анатолий порвал его, да в голландку кинул – завтра с утра растопит, и… нет послания из прошлого. Но грех остался – не на листе, на душе он.
– Маря, прости дурака старого… – прошептал Анатолий и вернулся в кухню, где по-прежнему неторопливо капала со стола самогонка. – Не зря ты меня ужинать позвала: и выпила, и закусила. Ну, теперь ступай, я приберу… Всю жизнь тебя любил, перед тобой и повинился…
Искушение
Весна была в самом разгаре. Озорной ветер метался от дерева к дереву, сбивал воробьев, трясогузок и других мелких птиц с намеченного пути, пугал случайных прохожих, звучно стучал плохо закрепленным металлическим листом старого сарая, метал пыль – в общем, шалил с размахом. Теплое солнце приятно грело подставленные ему лица, спины и бока, но в теньке по-прежнему было прохладно и сыро.
Даша встала со скамейки и пересела туда, где пригревало солнце – приятно чувствовать легкие весенние прикосновения. Она перевернула страницу журнала и продолжила читать статью о кефирной диете. В свои пятнадцать лет Даша весила сорок семь килограммов, что вполне вписывалось в норму, но месяц назад одноклассник Максим сказал:
– За зиму ты подросла: из-за твоей спины мне доску не видно.
Конечно, Даша не поверила в подобную ерунду, но с того дня сидела на диете и считала каждую съеденную калорию.
Аня тихонько подкралась к подруге, звонко хлопнула в ладони и сказала:
– Бум!
– Ты в своем уме? – от неожиданности Даша вскочила. – Так человека до инфаркта довести можно!
Аня села рядом с подругой, положила на колени бумажный пакет и принялась энергично размахивать ногами, напевая при этом веселую песенку. Заглянув в журнал, Аня недовольно сморщила нос и отвернулась, потом открыла пакет и протянула Даше свежевыпеченную, ещё горячую слойку. Она надеялась, что запах выпечки победит и подруга начнёт нормально питаться. Даша, почуяв аромат, потянула носом и прикрыла глаза от удовольствия, но сказала она нечто совершенно противоположное:
– Убери эту гадость!
– Твоя любимая, с ветчиной и сыром, – не сдавалась Аня.
– Хлеб, мясо и молочка в придачу – это чересчур! – Даша сердито нахмурилась.
– Ты уже на ветру качаешься, – возмутилась Аня. – Что будет, если совсем есть перестанешь? Увижу Макса – последние мозги из его дурной головы выбью!
– Максим ни при чём.
– Я тебя не понимаю, – тихо пробормотала Аня.
– Не удивительно! – вспылила Даша. – На тебя все мальчишки заглядываются, а мне, чтобы приятное словечко услышать, до седьмого пота потеть приходиться!
Аня тоже разозлилась: может со стороны кажется, будто ей легко и просто всё дается, но она тратит много усилий, чтобы быть веселой и хорошо выглядеть.
– Ну и сиди на диете, пока совсем не исчезнешь, тогда на тебя точно никто не посмотрит! – Она вцепилась в слойку двумя руками, поднесла ко рту, но неожиданно остановилась. – Между прочим, здесь не только калории, но и полезные вещества. – Аня смолкла, а потом, ни с того ни сего, спросила. – Ты слышала легенду о пастухе Саиле?
– Пастухе? – Подруга удивленно вскинула брови.
– Да. Однажды Саил оправился на пастьбу. В поле сон его одолел. В нем четкое указание: если сумеет он сыр хороший сделать, то женится на дочери богача Ильгара. Красавицу-соседку Саил давно любил, да вот только Ильдар близко к дому его не подпускал.
– И что? – Даша отложила журнал.
– Три года Саил учился мастерству сыродела, а потом превзошёл мастера и прославился. Люди к нему вереницей потянулись: сыр на языке таял. Вскоре от покупателей не было отбоя. Саил открыл лавку. Через три месяца сосед-богач сам ему дочь посватал. Тут и сказки конец, а кто слушал, тот и ест.
– Ерунда это. – Даша опять раскрыла журнал, но подруга взяла её за руку.
– Представь, что этот сыр волшебный, съешь кусочек и… твоё желание сбудется.
– Как же! – хмыкнула Даша, но почувствовала слюноотделение.
– Слойки мягкие, горячие, сочные, а ветчина – просто объедение! – Аня надеялась, что ей удастся искусить подругу. – Ты же знаешь, когда тётя Нюра работает, выпечка – пальчики откусишь.
Даша посмотрела на страницу журнала; стакан с кефиром стоял на синей клетчатой салфетке. Она перевела взгляд на пакет в руках подруги, откуда тихо доносился аромат слоек, и непроизвольно облизала губы:
– А-а-а! Дай сюда мою слойку! – Она вырвала выпечку и с удовольствием откусила огромный кусок. – Ну, ефо, этофо Макфа, – говорила она, пережевывая лакомый кусок, – пуфть фам фудеет.
– Ну вот, моё желание исполнилось! Спасибо доброму пастуху. – Аня вытащила из пакета вторую слойку и втянула носом манящий аромат.
Даше всегда нравился одноклассник Петя, но она не знала, как с ним заговорить, как вести себя при встрече. Ей хотелось, чтобы Петя сам обратил на нее внимание. На днях одноклассник заметил, что у Даши на учебниках новые обложки, но дальше короткого замечания разговор не пошел. «Что же делать?» – девушка остановилась напротив классной комнаты. Там было тихо. Казалось, класс пустовал. «Может, незаметно взять его тетрадку, а когда он начнет ее искать, вернуть. Так мы хоть чуть-чуть поговорим». Даша мечтательно закатила глаза и толкнула дверь.
– Осторожней! – услышала она громкий выкрик. Петя ловко увернулся от удара и теперь выгладил напряженным. – Будь внимательнее, когда дверь толкаешь, вдруг за ней кто-то стоит! – брови молодого человека грозно сдвинулись, а нос раздулся.
– Извини, – растерянно прошептала девушка.
Её щеки моментально вспыхнули – не такой встречи она ждала. Даша не могла сдвинуться с места.
– Говорят, девушки слабые. Ерунда! – видя ее смущение, попытался пошутить Петя. – С таким ударом тебе в боксеры следует податься.
После этих слов Даша расстроилась ещё больше: «Сравнивает меня с мужиками. Что я совсем на девушку не похожа?» Петя не мог понять, почему Даша поникла еще больше, ведь он старался разрядить напряженную атмосферу.
– Сам виноват! – выпалила Даша, стремительно шагая к шкафу, ведь она вернулась в класс не из-за этого дурака, а за учебниками.
– Я вешал плакат на стенд – общественное задание выполнял, – а мне, вместо спасибо, дверью по лбу?
Даша виновато ссутулилась и надула губы.
– Я же извинилась! – в чувствах выпалила она: обида не позволяла просто сказать – «прости».
– Забудь, – махнул рукой Петя. – В конце концов, я ее мастерски поймал. Не зря в баскетбол играю – реакция потрясающая! Правда? – Он присел на парту недалеко от Даши.
– Да, хорошая, – тихо согласилась девушка – Петина близость ее нервировала, а громкий сбивчивый голос мог выдать взволнованное и напряженное состояние.
Происходило нечто странное: вроде мечта сбылась, но не было радости от встречи. Не потому ли, что все пошло не так? С другой стороны, разве можно запланировать жизнь? Случай – пакостник-виртуоз, всегда найдет место для интриги. В любом случае, сейчас стоит что-то предпринять, найти тему для разговора, улыбнуться, что-нибудь сказать… Глупо стоять и молчать. Даша раскрыла рюкзак, стоящий возле парты, и достала любимые карамельные конфеты. Когда она нервничала, они помогали отвлечься от назойливых мыслей.
– Хочешь? – Она протянула конфету Пете. – Это довесок к извинениям, – прибавила она, подходя ближе.
– Давай. – Молодой человек охотно взял карамельку. – Это не обед, но сойдет. Ты за книгами зашла? Все уже по домам разбежались, не думал кого-то встретить.
– У меня дополнительные занятия по русскому. По четвергам я обычно ухожу позже остальных.
– Вдвоем идти домой веселей. Собирайся скорее.
Даша прошла в конец класса к шкафу. На полке в пакете лежала новая юбка, которую она сшила на уроке труда. Даша не определилась с длинной – чуть короче или чуть длиннее. Срок сдачи изделия – понедельник. Нужно, наконец, решить проблему. Даша раскрыла пакет и вытащила недошитую вещь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
