Тризна
Лидия Платова
Славянский фольклор, наверное, в каждом находит отклик в глубине души.Мы подсознательно плюем через плечо, чтобы не сглазить, крестим соль, если рассыпал, и стучим по дереву. Это так глубоко внутри, что даже самый ярый атеист иногда упоминает Чура.В этом произведении есть отголосок первобытного, того самого знания, от которого мурашки.Мистическая история, завязанная на славянском фольклоре, погрузит вас в волшебный деревенский мир, в котором вы пройдете путь вместе с главным героем. Познакомитесь с доброй, но строгой Маришкой, немного вредным Вертяком и многими другими.
Лидия Платова
Тризна
Глава 1
"И аще къто умьряще, творяху тризну надъ нимь, и посемъ сътворяху краду велику, и възложаху на краду мьртвьца, и съжьжаху, и посемь, събьравъше кости, възложаху въ судину малу, и поставляху на стълп? на путьхъ, еже творять и нын?…"[1 - И если кто умрёт, совершают над ним тризну. После неё складывают большой костёр, кладут на него мертвеца и сжигают. После этого, собрав кости, складывают их в малый сосуд и ставят на столбе у дороги. Так делают и ныне.]
И если кто умрёт, совершают над ним тризну. После неё складывают большой костёр, кладут на него мертвеца и сжигают. После этого, собрав кости, складывают их в малый сосуд и ставят на столбе у дороги. Так делают и ныне.
На дворе буйно цвёл май одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Воронцов неторопливо вышагивал по каменной мостовой, наслаждаясь пригревающим, но ещё не палящим солнцем и ароматами сирени. Будучи студентом 5 курса Государственного союзного Министерства тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР, он устроился подрабатывать ночным сторожем на местный тракторный завод. Работа не пыльная – вечером обходил территорию, потом пил чай с бутербродами и ложился спать до утра. Платили немного, но на пропитание хватало.
Наручные часы показывали ровно четыре часа дня.
Смена Воронцова начиналась в шесть вечера, когда работяги ещё только собирались домой. Старший смены, дряхлый нудноватый старик, обходил с Воронцовым территорию завода и сдавал ключи.
– Не балуй тут, – грозил он корявым старческим пальцем, больше похожим на совиный коготь, – а то знаю я вас, молодёжь!
– Ага, – кивал головой Воронцов, – не буду.
И не баловал. Только изредка, после завершения трудового дня, приходили к нему в комнату охраны ребята, с которыми завязалось общение – выпить пару бутылок пива.
Войдя на территорию ровно в пять тридцать, первым делом Воронцов рванул в цех. Подмигнул парням и кивнул в сторону своей каморки, мол после смены посидим. Те подмигнули в ответ и, приободрившиеся, поторопились в раздевалку.
Старший медленно делал обход, скрупулёзно всё проверял, что-то рассказывал, но слушать Воронцов его не мог. Перед глазами стояла бутылка пива, по запотевшему боку которой сбегала прохладная капля.
Обход закончился, старший сдал ключи, по обычаю на прощание погрозил заскорузлым пальцем и скрылся за железными воротами.
Не удержавшись, Воронцов потёр ладони, в предвкушении приятного вечера.
В комнате охраны ребята, уже сбегав в магазин, накрывали на стол.
На расстеленной вместо скатерти газете стояло блюдце с нарезанными шматками сала и чесноком, прямо на газету выложили огурцы и хлеб, банка шпрот была неаккуратно вскрыта – большое масляное пятно заливало газету.
– Ого! Да стол накрыли, как на свадьбу!
– И это ещё не всё! – торжественно поднял палец вверх Мишка, рыжий парень из ремонтного отдела.
Театральным шагом кремлевского курсанта он дошёл до холодильника, открыл дверцу и, щёлкнув каблуками как гусар, торжественно изрёк:
– Вуаля!
На дверце брякнули, стукнувшись пузатыми боками, две бутылки водки,
– Завтра суббота! Сегодня нормально посидим, а пиво на опохмел оставим.
За столом тут же появились рюмки, наполнились до краёв и были выпиты. Воронцову обожгло гортань и он, закашлявшись, пробежал глазами по столу, высматривая чем закусить.
– На, – протянул Мишка бутерброд из куска чёрного хлеба с салом, – водку лучше закусывать салом.
Быстро откусив кусок и практически не жуя, Воронцов проглотил его, чтобы сбить горечь.
– Эх вы, городские, – хохотнул Мишка, – совсем пить не умеете! То ли дело мы, деревенские! Нам хоть бензину налей, мы и не поморщимся! Да, Костян?
Костян, без энтузиазма пережевывающий огурец, только кивнул головой.
Костя первый, с кем Воронцов начал общаться здесь – простой парень, приехавший из деревни. Они вместе закончили девятый класс и поступили на тракториста, проходя практику на этом заводе. Таких называют «рубаха-парень» – открытый, добрый, немного наивный. Умел травить истории так, что слушатели до слёз хохотали и хватались за живот.
Была в его внешности одна особенность, о которой он никогда не рассказывал, предпочитая отшучиваться. Большая седая прядь под левым ухом. Ребята пару раз интересовались откуда она взялась, но тот всегда, махнув рукой, говорил, что это жизненный опыт проявляется.
– Что-то наш Костяныч сегодня совсем грустный. Баба что ли не дала? – громогласно рассмеявшись от своей шутки, Мишка чуть не опрокинулся вместе со стулом.
– Угу, – снова кивнул Костян и потянулся вилкой за очередным огурцом.
– Ну, между первой и второй перерывчик небольшой, – быстро налив в наши с ним рюмки, Мишка покосился на Костю, – а тебе может не в рюмку надо? А в стакан гранёный? Так сказать, горе залить? – он расхохотался, перемешивая свой смех с хрюканьем. Костя даже не посмотрел в его сторону, только сдвинул рюмку к остальным.
– Миш, много говоришь, давай выпьем уже! – Костя поднял рюмку.
– Да это мы всегда пожалуйста, – наигранно вскинул брови Миша и, поднявшись, отвесил неуклюжий реверанс, опрокинув рюмку в себя.
Так и продолжался вечер – под болтающего без умолку Мишку, шутки которого с каждой рюмкой становились всё пошлее и грубее. После первой бутылки Воронцов захмелел и уже смеялся над его прибаутками. Лишь Костя был всё таким же угрюмым и почти не реагировал, изредка рассеянно улыбался.
– Так, это уже совсем не смешно, – пьяно подперев щёку рукой, толкнул Мишка Костю в плечо, – я что, один отдуваться весь вечер должен? Давай рассказывай, что случилось?
Костя поднял на него глаза, перевёл взгляд на Воронцова, словно ожидая его одобрения. Воронцов утвердительно кивнул. Если у товарища горе, помочь нужно обязательно.
Тяжело вздохнув, Костя бросил пустой взгляд на банку шпрот и, выдержав паузу, тихо произнес:
– Она умерла.
Ребята оторопели.
– Кто?
– Ведьма умерла, – тихим голосом проговорил Костя и спрятав лицо в грязные ладони, расплакался.
Только после второй рюмки, влитой подряд, он смог успокоиться и внятно говорить.
Глава 2
– В нашей деревне, в доме, что поближе к реке, – начал Костя рассказ – жила женщина, Авдотья.
Она ничем не отличалась от сельчан, простая, не злая, но с каким-то особым взглядом – завораживающим и проницательным. А ещё Дуся умела лечить. Лечила и людей, и скотину. О ней ходили глупые сплетни и сказки, а может неглупые и не сказки, но суеверный деревенский народ побаивался её и за глаза крестил ведьмой. Наверное, поэтому родители строго-настрого запрещали своим детям подходить к её дому.
Помню, как-то, у почтальонши бабы Кати корова заболела после отёла. Вымя опухло, молоко доилось с кровью и гноем, рогатая маялась и мычала.
Ветеринара в деревне не было, поэтому все к Дусе обращались за помощью. Пошла к ней и баба Катя. Собрала немного еды и отправилась на поклон. Ведьма не отказала – продукты занесла в дом, а затем пошли в хлев. Осмотрев коровье вымя, Дуся задумалась, хмыкнула, сказала принести ей ведро, а бабе Кати выйти.
Что уж она делала с Зорькой, никто не видел, но мычала корова жалобно и часто, да так, что тем, кто слышал, сдавливало грудь и щемило сердце.
Вскоре она замолкла. Баба Катя, всё это время перепугано крестившаяся, сложила руки на груди. Уж не померла ли её кормилица?
Вышла Дуся, утирая руки о длинные юбки.
– Ну что там? Как моя Зоренька? Сглазили? Не померла?
– Никто корову не сглазил. Застоялось молоко в вымени. Делай ей компрессы из отвара ромашки с мятой, да выдаивай каждые три часа. Быстро поправится. Только молоко, выдоенное, не пейте, сливай в отхожее место, плохое оно пока. И теленку не давай!
– Сколько же мы без молочка – то будем? Теленок маленький совсем.
–У деда Ивана тоже корова отелилась, води теленка к ней, пусть кормится. Через три дня проверю корову твою.
Развернулась и пошла.
Как рассказывали люди, баба Катя выполняла в строгости все наказы ведьмы, но шёпотом говорила, что порча всё-таки на корове есть, поэтому корову перед дойкой крестила. Даже говорили, что Дуська сначала портит скотину, а потом сама лечит. Не знаю, как там на самом деле было, но через три дня, опухоль сошла, а корова выздоровела. Спасибо ей никто не сказал.
В деревенской среде её боялись, но просили о спасении души на воскресных молебнах.
Мы тогда были совсем пацанами, самому старшему из нас, Сашке, было пятнадцать лет, а мне должно было исполниться четырнадцать. Я считал себя взрослым. Нам хотелось острых ощущений, а где их взять? Чем можно заняться детям в деревне?
Самое веселое развлечение – купаться на речке, гулять на природе, сбивать палкой крапиву и драть сорняки на огороде. Как-то раз, в очередной скучный день кто-то из ребят предложил сходить ночью к ведьме Дусе домой.
В деревне тема нечистой силы была самой неиссякаемой. Часто, по вечерам, мы любили слушать взрослые разговоры про ведьм, домовых, водяных, леших и чертей, кто такие колдуны и ведьмы, как они могут нанести порчу…. Было страшно, но интересно. Мы верили в эти рассказы.
– Представляете, сколько всего у неё можно увидеть? Мой дед говорит, что дома у неё петух чёрный. И в сарае банки с козьей кровью, которую она приносит в жертву чертям, чтобы они оборачивали её кошкой. Чёрной, конечно же.
В наших детских головах, взбудораженных таинственностью и неизведанностью, быстро созрел план.
Дома, после ужина я сказал, что хочу лечь спать на веранде. Родители не возражали и, как только из их комнаты донесся храп, я вылез в окно и рванул на место встречи. Ребята уже собрались и мы, разгоряченные, подстёгиваемые азартом, направились к дому ведьмы. Передвигались вдоль заборов, старались держаться вблизи деревьев, как настоящие разведчики. Постепенно мы погрузились в полную темноту. Бледная луна наводнила всё вокруг неясными и жуткими тенями. Глаза испуганно всматривались в пугающие переливы. И так жутко стало мне от этой луны! Страшно, ноги не идут, дрожь в теле. Невмоготу дальше идти. Я посмотрел на парней и понял, что им тоже страшно.
У калитки мы остановились. В окнах было темно, значит, ведьма спит. Переминаясь с ноги на ногу, глядя друг на друга, все молчали. Никто не решался первым лезть через забор. Одно дело обсуждать это днём, и совсем другое стоять у её калитки в полутьме и решиться перелезть через забор. Никто не показывал страх, не хотел упасть лицом в грязь. И тогда я предложил ребятам скинуться на «камень-ножницы-бумага». Все согласились и быстро раскинули на руках. Андрею выпало первым лезть. Мне вторым. Мысленно я поблагодарил судьбу и плечом подсадил Андрея на высокий забор.
Оказавшись по ту сторону, мы засеменили к сараю, пригибаясь у кустов. Страх и ужас быть пойманными ведьмой щекотал нутро.
– А где же эти банки, кровь, коза мёртвая? – Сашка подсвечивал полки сарая спичками. На них лежала различная банная и домашняя утварь, мешки с чем-то твёрдым внутри и огородный инвентарь. Мы осматривали полки, пока не догорела последняя спичка, и единственным источником света остался лунный луч в приоткрытой двери. При таком свете полки разглядеть было невозможно, и разочарованные, мы направились к выходу, но встали как вкопанные. У ворот сидела чёрная, как уголь кошка. Несмотря на темноту, глаза её словно светились и отливали изумрудной зеленью. Она не шевелилась, неотрывно смотрела на нас, и только кончик её хвоста, обёрнутый вокруг лап, нервно подрагивал.
– Ведьма! – Крикнул Сашка, и все кинулись к забору. Мы сиганули через него один за другим. Очень проворно, быстрее, чем до этого.
Остановились только у моего дома. Тяжело дыша после бега, смотрели друг на друга и неожиданно я засмеялся. Это был нервный, дёрганный смех, переходящий в гогот, остановить который было выше моих сил. Следом за мной расхохотался Андрей, а потом и Сашка. Просмеявшись, мы, так и не сказав друг другу ни слова, разошлись по домам.
Утром, наскоро позавтракав, я побежал в наше условное место на берегу речки. Ребята были уже там.
Долго, перебивая друг друга, мы пересказывали вчерашние события. Говорили одновременно и громко, перебивая друг друга, эмоционально жестикулируя. Рассказывали, кто как себя вёл, кто боялся, кто сжимался от страха, когда входили в сарай, пока разговор не перерос в ссору. И тут Сашка, перекатывая с важным видом из одного уголка губ в другой сухую травинку, сказал:
– Мамка моя сказала, что ведьма уехала на три дня в город. Чего спорить? Можем сходить ещё раз. Тот, кто сможет зайти в дом ведьмы и пробыть там час – тот и победит.
Мы оторопели. Идти снова к Дусе и тем более лезть в дом, было по-настоящему страшно. Одно дело сарай, который не закрывался, оставляя пути отхода, но в дом….
– Ну, я так и знал, – Сашка выплюнул травинку и расправил плечи, – зассали. Я пойду, а вы можете идти обратно к мамке, сиську сосать.
Стерпеть такое унижение было нельзя, поэтому мы без особого энтузиазма, но согласились.
Как только на деревню опустились первые сумерки, я выбрался из дома и направился к оговоренному месту.
Глаза у пацанов, как это было в первый раз, не горели. Мы поговорили на отвлеченные, совершенно неважные темы, оттягивая время, и понимая, зачем мы это делаем, но никто не решился предложить отказаться от затеи.
– Ну что, идём? – в голосе Сашки слышалась издёвка.
