Сергей Тарадин "Сколько человеку денег надо"

– Ну, из песни слова не выкинешь, – отмахнулся от нее Денис и продолжил. – Пастор тоже вот так, возмущенно: «Да вы что, святой отец! Разве можно так выражаться!?» «Ой, виноват, лукавый попутал! А можно еще попробовать?» «Да сколько хотите!» Батюшка прицелился, ударил: «Вот, б…ь, опять промазал!» «Святой отец! Побойтесь Бога! Накажет ведь!» «Да ладно там! Я сейчас еще разок… Б…ь!» И вдруг с неба – страшный грохот и пламя. Батюшка глаза зажмурил. Стоит – ни жив, ни мертв. Потом один глаз открыл. Смотрит, на месте пастора – воронка дымится. И громовой голос с неба: «Вот, б…ь, промазал!»

Возмущению Марины не было предела:

– Богохульники!

– Слушай, Андрюха, – не унимался Денис, – а я вот думаю: мужчину Господь создал по своему образу и подобию. А женщину?

– Вот тут он уже дал волю фантазии!

– Ну, так ведь и йезультат! Не зря он именно на этом и завязал с дальнейшим творчеством! Понял, что ничего лучше уже не придумать! Хотя – слушайте, Бог ведь создал не женщину, а девушку. Практически – полуфабрикат. Женщину-то из нее уже Адам сделал. Так что мы в какой-то степени тоже причастны к акту творения…

Денис обнял жену, с улыбкой заглядывая ей в глаза. Марина снисходительно усмехнулась ему в ответ.

– Ты хочешь сказать, девушка – это сад до того, как в нем поработал садовник? – прищурил глаз Андрей.

– А вот интересно, – задумчиво произнесла вернувшаяся с кухни Варя. Она, видимо, все еще прокручивала в голове анекдот про гольф. – Может ли Бог, вообще, промахнуться, ошибиться?

– У церковников есть такой термин – «упущение Господне», – ответил Андрей. – Именно упущением они объясняют случаи такой вопиющей несправедливости судьбы, что даже неисповедимостью путей оправдать сложно. Но, мне думается, нам бы научиться следовать воле Божьей, а уж искать в ней изъяны – не пристало. Как говорят испанцы, не по Хуану сомбреро!

– Я, вообще-то, не очень доверяю тому, что вещают церковники, – поморщился Денис. – На каком основании они присвоили себе право толковать волю Господа?

– Да, я тоже предпочитаю прислушиваться к Богу в себе. Но, если кому-то для этого нужно видеть купол над головой, то пускай будут храмы.

– Что-то вы, ребята, ерунду какую-то говорите, – покачала головой Марина. – Как же можно без храмов? А молиться где?

Проводив гостей, хозяин задержался в саду, задумчиво глядя на ярких кои, которые неторопливо шевелили плавниками в кристально прозрачной воде. Рыбы уже не устраивали гонок друг за дружкой, как это бывает летом, а постепенно замирали. Всю зиму они простоят на одном месте, потихоньку расходуя накопленные запасы жира. Вроде бы скука – почти полгода стоять, не шевелясь. Но для них это время, наверное, пролетает незаметно, как одно мгновенье.

Андрей окинул взглядом сад.

«Ну, вот, – подумал он. – Программа-минимум выполнена: дом построил, деревьев насажал, сын растет. Что дальше? Жизнь – как загрунтованный холст. Если самому не наносить на него краски, он так и останется пустым.

Чтобы будущее стало желанным, его надо делать желанным. Надо забрасывать в него мечты, как скалолаз вбивает колья, чтобы потом тянуться к ним, карабкаясь вверх. Счастье – это, когда вечером ты засыпаешь в изнеможении от усталости с чувством того, что сделал что-то важное, и при этом горишь желанием проснуться пораньше, потому что завтра тебя ждет новое дело, интересное и волнующее.

Надо прислушаться к себе, отыскать в глубине себя припрятанное желание, вытащить его на свет божий и превратить в программу следующего куска жизни.

Но не сегодня.

Сегодня у меня праздник».

Андрей вернулся в дом, посмотрел, как сын помогает Варе закладывать посуду в новую посудомоечную машину, еще раз похвалил ее вкусный ужин.

Когда Никита ушел наверх в свою новую комнату, Варя подошла, обняла мужа и сказала:

– Спасибо тебе за то, что ты построил этот дом. Я же всегда жила в квартирах и даже не представляла, насколько велика разница. Дом – это, правда, целый мир. Который ты подарил мне.

Через два года Денис заедет к другу и застанет его в саду подрезающим мощные побеги можжевельника.

– Слушай, у тебя тут действительно пахнет, будто в дремучем лесу. Сразу вспомнилось, как в детстве мы забредали на дальние поляны.

– Ты знаешь, – улыбнется в ответ Андрей, – иногда остановлюсь, засмотрюсь на какое-нибудь растение и спохватываюсь: чего ж я стою, дел-то сколько! А сегодня вдруг подумалось: да есть ли на свете дела, которые важнее, чем любование миром, в котором мы живем? Помнишь, я говорил о том, для чего нас создал Господь?

– Что мы – его инструменты?

– Да. И вот я думаю: есть еще одна причина.

– Какая?

– Бог ведь создал нас по своему образу и подобию, так?

– Так.

– Значит, он должен быть очень похож на нас. Не только внешне.

– Бог? Ну, наверное.

– И вот представь. Создал ты мир. Причем видишь, что классно получилось, интересно, дух захватывает.

– Ну.

– Какие чувства ты испытаешь? Радостно тебе будет на все это смотреть, если ты совсем один, если поделиться этой радостью не с кем?

– Нет, если совсем не с кем, тогда это неинтересно.

– Ну, так вот и Богу было неинтересно. Он создал нас, потому что ему хотелось разделить с кем-то ту радость, которую он испытал, когда сотворил мир и увидел, что это – хорошо.

Глава вторая. ЗЕРНОВАЯ БИРЖА. НЕПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА

В канун миллениума урожай зерновых выдался на славу. Причем фермеры убрали его слаженно и в кратчайшие сроки, так что даже пошедшие дожди не смогли помешать. Дядя Андрея, который как раз только что вышел на пенсию после долгих лет на партийной работе, недовольно бурчал по этому поводу:

– Это разве уборочная страда? Вот раньше было – сорок дней вынь, да положь! Не смыкая очей! Вот это битва за урожай! А теперь – девять дней, и все убрали. Несолидно.

– Так собрали же больше, чем в прежние времена! Ведь, чем быстрее уборка – тем целее урожай! – попытался возразить Андрей.

– Не-со-лид-но, – весомо аргументировал дядя.

Ребята так и не придумали подходящего названия своему предприятию. В документах оно именовалось по-прежнему длинно и странно, а между собой говорили просто «ХП». Но главное, что склады были засыпаны зерном, отгрузки шли одна за другой.

– Ну что, небось, в этом году поменяешь свою «Короллу» на «Лендкрузер»? – спросил Денис заехавшего на ХП Николая Морозова, преуспевающего фермера, председателя районной фермерской ассоциации.

– Да где там! С таким урожаем последние портки продашь.

– Так хороший же урожай!

– В том-то и дело. Цена на зерно, сам видишь, какая.

– Припала, конечно. Зато его насколько больше, зерна-то!

– И что хорошего? Чем больше зерна, тем больше затрат, чтоб его собрать и вывезти. Солярка-то не подешевела! Кабы я знал, что будет такая цена на пшеницу, лучше бы подсолнечник посадил, или рапс. А так возишься, возишься, а в конце – шиш! В прошлом году все ведь наоборот вышло. Все кинулись в подсолнечник, а что получилось? Отдали за бесценок, а пшеничка была дорогая. Вот и дергаемся туда-сюда, хоть вообще все бросай.

В этих словах слышалось удивление и возмущение человека, выросшего в советское время в условиях нехватки всего на свете и, в первую очередь, продуктов питания. Как же так? Он потрудился, все сделал, произвел прекрасный продукт – а результат его труда не востребован! Куда смотрит правительство?

И правительство откликнется. В следующем году, который окажется еще урожайнее, оно выделит миллиарды рублей на зерновые интервенции. Идея хорошая: купить сегодня за бюджетные деньги дешевое зерно. Забрать его с рынка. Зерна там станет мало. Цена поднимется. Тогда купленное зерно можно будет вернуть на рынок и продать с выгодой.

То есть, вроде бы, государству тройная польза. Во-первых, крестьяне сразу получат деньги за зерно. Во-вторых, стабилизируются цены на рынке. И, в-третьих, бюджет на этом заработает.

Действительность окажется другой. Пока чиновничья машина провернется, фермеры, зажатые долгами, зерно свое давно продадут за бесценок, и государство приобретет его на бюджетные деньги у крупных перекупщиков, которые обогатятся несказанно. Еще бы! Цены какое-то время будут – фантастические! Чиновники экономить не станут – бюджетных денег не жалко. Тем более, крупные торговцы на откат не поскупятся. А с фермера – какой откат? Не по деревням же ездить собирать! Как только закупки за государственный счет прекратятся, цены на рынке снова упадут.

И некому будет сказать знаменитую фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда», потому что Виктор Степанович Черномырдин, дважды неутвержденный Думой на премьерскую должность, а затем безуспешно выдвинутый в Нобелевские лауреаты, уже отбудет из страны. В качестве чрезвычайного и полномочного посла России он приступит к разруливанию ситуации на Украине. В Киеве он будет награжден орденом «Казацкой славы» первой степени и удостоен звания генерала казачества «за значительный вклад в возрождение казачества не только в Украине и России, но и во всём мире».

История с государственными зерновыми интервенциями повторится еще не раз. Закупленное зерно будет по нескольку лет лежать на уполномоченных элеваторах, требуя дополнительных затрат на оплату его хранения. Что с ним делать – будет непонятно. Продать его станет возможно только вдвое дешевле, чем покупали, но это означало бы – открыто признать нанесение бюджету колоссальных убытков. Ни один чиновник на такое пойдет. Сначала пшеницу будут пытаться раздать на гуманитарную помощь во всяких горячих точках, возникнет даже идея поменять ее на кубинский сахар – при экспортных и бартерных операциях убыток можно затушевать. Но, как всегда, ничего не выйдет. В итоге основная часть зерна просто сгниет. Обвинят в этом элеваторы, убытки спишут на них и за долги отберут их у частных владельцев в государственную корпорацию. Бюджет страны страдать не должен!

Однако все это будет спустя несколько лет. А пока Андрей за ужином рассказал Варе о разговоре Дениса с фермером и парадоксальной ситуации с урожаем.

– Надо же, – удивилась жена. – Теперь, значит, вырастить – мало. Надо еще суметь продать.

Андрей задумался.

– А ведь на самом деле проблема! Да еще какая! В рыночной экономике цена – это не просто ценник в магазине. Это – начало начал. Это больше, чем вопрос «как делать?», это вопрос «делать ли вообще?» Быть или не быть? Невозможно производить продукт, не зная, почем ты его продашь! Это даже не риск. Это глупость.

– Ну, а что тут сделаешь? Рынок ведь! Ты сам говорил – таракан, – сказала Варя.

– Весь мир давно нашел управу на этого таракана!

– Какую же?

– Фьючерсную биржу.

– Это – что такое?

– На самом деле, Варя, это – разновидность казино, – объяснил Андрей. – А, вернее, букмекерской конторы, где собираются азартные люди, делают ставки, выигрывают, проигрывают, обогащаются и разоряются.

Он принял из рук жены чашку с чаем и, пригубив, продолжил:

– Но есть одно важное отличие. Все, что происходит в обычном казино, никому за пределами его стен неинтересно и неважно. Это пустое прожигание денег, да и жизни. Обществу от него никакой пользы. Разговоры о налоговых поступлениях в этом случае – от лукавого. С тем же успехом можно ввести налог на убийство и предвкушать, как наполнится казна, когда все друг друга перебьют. А вот фьючерсная биржа – это полезное казино, где азарт работает на экономику. Биржа делает сразу два дела. Во-первых, формирует цену на товар. Вот ты помнишь, где мы с Денисом брали цены на ваучеры?

– Ну, на этом вашем «срубе».

– ЦРУБе, – улыбаясь, поправил Андрей. – А на акции – в РТС. И то, и другое – биржи. Но не фьючерсные. Фьючерсная, в отличие от них, дает еще одну, дополнительную возможность. Она позволяет не только знать сегодняшнюю цену товара, но и застраховаться от ее неблагоприятного изменения в будущем. «Фьючерс» – от английского «future», то есть «будущее».

– Как это «застраховаться»? Биржа полисы выписывает? – не поняла Варя.

– Нет, тут механизм другой. Если ты готова слушать, я расскажу.

– Ну, ладно, давай.

– Как я говорил, внутренний двигатель биржи – это спекулянты, то есть люди, у которых нет ни товара, ни денег на его покупку, но они – азартные игроки и готовы рисковать в надежде сорвать куш.

Спекулянты делятся на две противоположные группы: на быков и медведей.

Быки – это те, кто уверен, что данного товара – например, зерна – будет мало, и цена на него вырастет.

– Почему их называют быками?

– Бык – он цену товара как бы рогами снизу поддевает и вверх толкает. Вот, допустим, сегодня – начало года, 1 января, и зерно стоит 8 рублей за килограмм.

– Ты вроде какие-то совсем другие цифры называл…

– Я сейчас говорю условно.

– Ладно.

– Как рассуждает Бык? Он уверен, что через год зерно будет стоить дороже. И он готов сегодня заключить договор на его покупку с поставкой через год по сегодняшней цене – 8 рублей. При этом само зерно его не интересует. Бык мечтает о чем? Вот придет он на биржу в конце года, 31 декабря и спросит:

– Кому нужно зерно?

А все наперебой:

– Мне, мне!

Зерна-то мало! А Бык говорит:

– По десять рублей.

И все с радостью:

– Согласны.

А он:

– Вот у меня есть договор, по которому мне должны завтра поставить килограмм зерна за 8 рублей. Мы с вами договорились по десять. Я вам переуступлю этот договор, и вы возьмете зерно по восемь, только мне сначала разницу – два рубля – отдайте, пожалуйста.

Вот и все. Зерна он даже не видит. Ему нужны только вот эти два рубля.

Теперь глянем на ситуацию глазами Медведя. Этот, наоборот, уверен, что зерна будет много, продать его будет трудно, и цена на него упадет. На то он и Медведь – он сверху на цену наваливается и давит ее вниз.