Ирина Коваленко "С любовью и печалью"

С любовью и печалью
Ирина Коваленко

В сборник вошли стихи и рассказы, повесть и поэма. В произведениях автора непростые судьбы героев перекликаются с вечными темами веры и надежды, призвания и служения, любви и верности.

С любовью и печалью

Ирина Коваленко

Редактор Лариса Королева

Дизайнер обложки Ольга Якушина

© Ирина Коваленко, 2024

© Ольга Якушина, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-2657-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любви много не бывает

Откровенный разговор с автором книги Ириной КОВАЛЕНКО о призвании, вере, судьбе и любви.

– Вы с восьми лет писали стихи. А почему призванием стала медицина, а не, скажем, журналистика?

– Я мечтала о журналистике. Постоянно что-то писала, но для себя. Школу заканчивала в городе Анапа, и в десятом классе моя учительница русского языка и литературы Валентина Васильевна настояла, чтобы я поучаствовала в конечном этапе смотра Кубанского фестиваля творчества юных, где каждый представлял какие-то свои таланты. Ей нравились мои стихи и маленькие поэмы, и она меня сподвигла выступить. Я вышла на сцену со стихотворением и получила первое место на этом краевом конкурсе, и если бы не училась в выпускном классе, когда нужно было готовиться к экзаменам в вуз, поехала бы на всероссийский. Я готовилась к поступлению в МГУ на факультет журналистики, и у меня были двадцать три публикации в газете «Советское Черноморье» и отличные характеристики от редакции.

Но моя мама совершила что-то невероятное. Сама она была учительницей, преподавала немецкий и английский. Казалось бы, было естественно, чтобы ей хотелось видеть свою дочь филологом. Но она трепетно и страстно желала, чтобы я стала врачом, и добилась этого. Не знаю, как она почувствовала, что это моё призвание.

У меня уже всё было выстроено как по нотам. В МГУ экзамены начинались раньше, чем в других вузах, и если бы я не поступила, могла поехать в Казань, где жил мой крёстный папа, тогда подполковник кафедры артиллерии, и попытаться поступить в Казанский университет и жить в его семье, где мне были рады.

Но мама сделала верный тактический шаг. Она договорилась с врачом-кардиологом с Полиной Дрозд, что я приду к ней на приём. У меня были боли в сердечке. И этот доктор внимательно ко мне отнеслась и дала дельный совет, который мне всю жизнь помогает: «Ты должна знать, что ты бессердечная, в хорошем смысле своего слова. Постарайся не трогать своё сердце, так оно лучше тебе послужит. Не задумывайся о нём. Пусть оно потарахтит себе немножко, да и восстановится ритм». И так я шестьдесят семь лет прожила, слава Богу.

В конце нашей беседы Полина Исааковна спрашивает: «А ты не задумывалась о том, чтобы пойти в мед?». Я ответила, что мама мне об этом все уши прожужжала, но я хочу на факультет журналистики. И она сказала: «Детка, ты пойми: если пойдёшь помогать людям, то постигнешь, что дороже этого ничего на свете быть не может. И люди тебя будут очень любить, ты мягкая, добрая. Ты сумеешь находить общий язык с ними. Услышь меня, пожалуйста».

Я не знаю, как это произошло, но она совершила что-то такое, как добрый Волшебник, и я ей бесконечно, благодарна. Она заслуженный врач России, и будто мне эту эстафетную палочку передала.

И вот я со своей золотой медалью 1 августа 1974 года получаю первую пятёрку на экзамене в Кубанский Медицинский Институт, и для меня этот день стал одним из самых счастливых в моей жизни.

– А почему выбрали специализацию неврология, могли бы ведь, к примеру, стать кардиологом, стоматологом?

– Наверное, так сложились обстоятельства. Я же училась без четвёрок, и на первую практику меня за отличие в учёбе отправили в Чехословакию. На втором курсе – в Ленинград. Как лучшую студентку РФ, меня фотографировали на крейсере Аврора. Много было чего, в чём государство меня ценило, девочку из простой учительской семьи, и так много для меня было сделано. Я стала ленинским стипендиантом, и эта стипендия была больше, чем моя первая врачебная зарплата, когда я пошла работать. И благодаря этой Ленинской стипендии мне дали сразу направление в клиническую ординатуру. Профессор кафедры нервных болезней Май Яковлевич Бердичевский сказал: «Тебе надо идти на неврологию». Этот совет мне понравился, его же я слышала из уст доцента кафедры нервных болезней Анны Сергеевны Михалевой. В общем, звёзды сошлись. Я даже в интернатуре не была, а сразу попала в клиническую ординатуру, и это дало мне возможность получить очень хорошее образование.

— Есть ли у вас братья и сестры?

– Есть «маленькая» сестрёнка, которая на одиннадцать лет моложе меня. Она тоже сначала мечтала о своём и поступила в училище имени Римского-Корсакова на теоретико-композиторское отделение, потом был факультет журналистики Кубанского госуниверситета. А потом она окончила МГУ, факультет клинической психологии.

– Старались ли вы дать своим детям то, что получили от родителей?

– У меня было так много любви от мамы и от её родителей, что я и сына назвала дедушкиным именем, хотя это имя совпало с именем моего мужа – Александр. Так что сыну вдвойне повезло – назван в честь дедушки и папы. И мои дети тоже знают, что их очень любят. Главное – это любовь, её никогда много не бывает.

— У вас много регалий и наград. Какая для вас главная?

– Конечно, заслуженный врач России. Это бесценно. А сложилось всё удивительно. Меня Сергей Иванович Исаенко, наш уважаемый руководитель, начальник нашего госпиталя, сподвиг подать документы на Всероссийский конкурс работников госпиталей. Спрашивает: «В Самару поедете со мной? Зима, холодина… Наверное, не захотите поехать?»

Поговорила с мужем, и Саша говорит: «А что тебе не поехать? Увидишь ты потом когда-нибудь эту Самару? Поезжай, тебе интересно будет». Он вообще у меня молодец, я же прошла четырнадцать курсов усовершенствования на лучших медицинских базах страны, уезжала, деток на мужа оставляла, и он должен был за них отвечать. И мама его Анна Петровна очень помогала, до самой её кончины в восемьдесят восемь лет она заменяла мне мою рано ушедшую маму. Мне повезло с мамами. Они опекали моих детей, пока я училась.

Итак, мы приезжаем в Самару, дают мне журнал, в котором перечень врачей, и я смотрю – моя фамилия первая. Сергей Иванович заметил, что я удивлена, и сказал: «Не впечатляйтесь, я заметил, что здесь по алфавиту».

И вот идёт конкурс работников госпиталей, приехавших со всей России. Люди выступают на сцене, после чего проходит окончательное заседанию жюри. Я стою в коридоре, Сергей Иванович выскакивает из аудитории и говорит: «Если ничего не изменится в течение получаса, у вас будет первое место». И убежал. Потом нас всех пригласили в зал, и действительно оказалось, что мне дали первое место. Это было очень трепетно и трогательно. В газетах писали об этом, губернатор приезжал поздравлять.

Эта моя победа дала право нашему краевому совету ветеранов отправить мои документы на получение звания заслуженного врача России. А я больше чем о заслуженном враче Кубани и не мечтала. И вот Президентом России Владимиром Владимировичем Путиным подписан Указ… Специальный знак и удостоверение мне вручили в Краснодаре.

– Это высочайшая профессиональная награда. Но вы ведь ещё стали и поэтом года.

– Да. Я отправляла свои стихи в Российский Союз писателей и получила диплом…

– Создаётся впечатление, что сюжеты многих рассказов из ваших изданных сборников, вам подсказали пациенты.

– Это так. Я не специально их расспрашиваю, да и безумно некогда, в день принимаем по двести больных. Я как заведующая отделением, разумеется, отвечаю за всех. Это очень много, это беспрестанная напряжённая работа. И всё же люди делятся наболевшим.

Много лет назад моя пациентка Нина Семёновна, героиня повести «Какарида», сидела в моём кабинете на стульчике, плакала и рассказывала про концентрационный лагерь, в который попала в детстве. Я до этого даже название этого лагеря не знала, сидела напротив этой женщины и записывала её рассказ. Так что, всё описанное в этой повести – подлинная правда.

Позже произошла интересная вещь. Нина Семёновна госпитализируется в очередной раз, и я дарю ей книжечку с повестью «Какарида». Она её прочла, пришла в мой кабинет вся в слезах и говорит: «Откуда вы это узнали? Этого я вам не говорила». И я поняла, что дописанная мною повесть о взрослой судьбе героини совпала с реальной личной жизнью этой женщины.

– У многих писателей есть дар провидения. Такое впечатление, что они черпают информацию из космического пространства.

– Это очень трудно объяснить. Иногда возникает ощущение, что информация в голову стучится, и надо тут же записать её на любом клочке бумаги, который окажется под рукой. Так же и со стихами. Как-то я ехала на машине платить кредит, и вдруг в голову ворвались строчки. И главное тогда было использовать первую возможность их записать, пока не забылись.

– У вас есть пронзительный рассказ о том, как молодой мужчина безнадежно тонет, и его спасает молитва. Вы действительно верите в то, что такое может быть?

– Абсолютно уверена. Я считаю, что на Чудо способен только Господь.

– Разве те, кто воюет, не молятся? И всё же они погибают… Говорят, в падающем самолёте атеистов не бывает, и всё же случаются крушения…

– Наверное, в этих случаях действует постулат: «Если это твоя минута, прими её достойно». Хоть в падающем самолёте, хоть на поле боя, хоть где, раз уж так свыше предопределено.

– И всё же врачи, по Судьбе ли, по велению Божьему, спасают людей от, казалось бы, неминуемой смерти. Были у вас пациенты, которых только Чудо и спасло?

– Был удивительный случай. Коллега попросила полечить её родственника, у которого были боли в поясничном отделе. А я на него смотрю, и он мне совершенно не нравится: бледный, мокрый, анализы отвратительные, уже обнаружили болезнь Бехтерева. Я спрашиваю: «А что у вас ещё болит»? Говорит: «Да что-то в области пупка». Я смотрю, а там на первый взгляд околопупочная грыжа. Звоню заведующей хирургическим отделением и прошу осмотреть пациента.

Отзвонилась она только через пару дней и спросила: «А вы знаете, что с вашим пациентом? Мы его прооперировали. Рыбная кость прошла через кишку. Осумкованный перитонит. Ещё несколько дней, и не обнаружили бы, от чего человек скончался». Потом он приходил в дни Восьмого марта с букетами цветов.

Ну, конечно, как бы я могла додуматься, что за проблема у пациента? Я ведь не хирург. Думаю, Господь помог мне догадаться отправить его на обследование в хирургию. Таких случаев много во врачебной практике, когда словно тоннель какой-то прокладывается, твоё сознание идёт по этому тоннелю и достигает цели в конкретно определённом направлении.

– А ваша собственная жизнь когда-нибудь висела на волоске?

– Это случалось дважды, и оба случая связаны с детками. Когда сыночка родила, у меня открылось сильнейшее кровотечение, синдром дефицита внутрисосудистой свёртываемости. Оставалось очень мало эритроцитов, будь я мужчиной, померла бы. Нас с малышом только не десятый день выписали, мне и кровь переливали, и чего только не делали со мной… Но всё обошлось.

Потом история повторилась, когда моя мамочка умерла. Она приехала ко мне в гости, я заранее купила ей обратный билет в Анапу, но он так и остался у меня на память… У неё случился инфаркт, и она ушла из жизни. Я ждала в то время ребёночка, но моя беременность замерла. Прошла операция, и опять ДВС синдром и выживание… Маме было сорок дней, и я молила: «Мамочка, не забирай меня, мне надо деток поднимать!» Моя молитва была услышана.

– Встречала врачей, которые говорили о себе: «Я хороший диагност, безо всяких анализов и рентгенов скажу, в чём проблема пациента». Так бывает?

– Я далека от экстрасенсорики, но клинически опытный доктор зачастую может и по внешнему виду понять многие проблемы со здоровьем. Уже по тому как человек вошёл в кабинет: ссутулился или ногу волочит, нездоровый цвет лица… Иногда по улице идёшь и думаешь: «О, да тут паркинсонизм…» Конечно, замечаешь много из того, за что ты по жизни отвечаешь.

– А не возникает шальная мысль подойти и сказать: «Вам необходимо обратиться к такому-то специалисту»?

– По молодости возникали такие мысли. С возрастом я поняла, что не должна быть бестактной. Помогать надо тем, кто просит, но не навязывать своё мнение. Исключение – если есть угроза жизни. Как-то в самолёте пришлось пассажирку выводить из тяжёлого гипертонического криза. И мне её удалось спасти.

– Болезни посылаются Богом как наказание?

– Иногда как благодать. Для очищения души. Когда ты болеешь, тебе не до греха. Более того, можно искупить былые прегрешения.

– Как вы относитесь к тому, что диагнозы уже начинает ставить Искусственный Интеллект?

– Никак. В начале моей врачебной практики у нас ни компьютеров, ни МРТ не было, и мы должны были без техники разобраться и поставить диагноз. И меня это до сегодняшнего дня выручает. Иногда МРТ показывает, что что-то где-то выпячено, а с молоточком нет симптоматики, которая бы говорила, что у пациента страдает какой-то конкретный корешок. Примерно у 37% людей приличные по размерам грыжи «молчат», не мешают жизни и здоровью, и потому не надо их трогать.

Гипердиагностика это хорошо, но очень важны клинический опыт врача и анализы, они во многом могут распознать симптомы болезни. В любом случае, это всегда ребусы. У меня «лёгких» пациентов мало.

– Можно ли это сравнить с работой следователя, у которого куча фактов и улик, и надо вычислить преступника?

– Да, это похоже. Кстати, у меня дочка следователь.