Сотрудник иностранного отдела НКВД
Александр Горохов
Главная героиня вспоминает и описывает свою интересную и долгую жизнь в Персии, Индии, работу в иностранном отделе НКВД. Рассказывает о разведчиках Блюмкине, Слуцком, Саулове, Иоффе, Отрощенко, Судоплатове, других, с кем она работала. О войне в Испании, мирной жизни до Отечественной войны в Москве и во время неё в СССР, о работе НКВД на Тегеранской конференции, борьбе с бандеровцами. Описаны судьбы её родных, близких.
Александр Горохов
Сотрудник иностранного отдела НКВД
Глава 1.
Сослепу она путала на отрывном календаре надпись «четверг». Через тяжелые жирные стекла очков прочитывала: «демиург». Поднимала глаза с отвислыми, как уши спаниеля, веками, пожимала плечами, говорила:
– Причем здесь демиург? Идиоты. Тоже мне – творцы хреновы.
Отрывала прямоугольный листок с большими цифрами и мелкими буквами, швыряла в мусорное ведро.
Смотрела в окно, соображая вечер или утро. Вспоминала, что только проснулась. Вздыхала. Шла, шаркая дырявыми тапками, в ванную. Долго выдавливала из тюбика пасту, вонявшую фальшивой химической мятой. Первая порция обычно сваливалась со щетки на пол. Она топталась на ней, делала вид, что ничего никуда не падало, мазала, порыжевшую за годы, щетку, снова промахивалась. Шурудила щеткой во рту. Полоскала. Плескала на лицо теплой водой. Попадала на очки. Снимала их. Клала на стеклянную полку. Долго вытиралась. Шла опять на кухню. Вспоминала про очки. Возвращалась. Потом опять на кухню. Наливала в чайник воду и уходила в комнату. Долго искала пульт от телевизора. Включала. Ложилась на диван. Орущий телик был лучшим снотворным. Просыпалась от мысли, что чайник выкипел и на кухне пожар!
Бежала, с трудом передвигая ноги. Слава богу, оказывалось, что забыла включить. Включала. Ждала, пока засвистит. Наливала в чашку. Долго перемешивала. Потом вспоминала. Насыпала три ложки сахара. Вздыхала. Докладывала ложку растворимого кофе и снова перемешивала. Мазала ломтик хлеба маслом. Думала про холестерин, затыкавший, как говорили в программе про здоровье, все кровеносные сосуды. Вздыхала. Хмыкала, что врачиха говорила, будто бывает и полезный. Ворчала, что медики только треплются, а сами ничего не знают. И вылечить ни от чего не могут.
После завтрака выполаскивала чашку, ставила её кверху попкой в сушилку. Плелась в комнату. Искала пульт. Включала. Ложилась на диван. Долго глядела в экран. Выключала. Смотрела на серое небо в окне. В этот день начался дождь. Грязные капли криво потекли по стеклу. Захлопали по карнизу. Забылась.
Ей снилось будто она молоденькая шотландская овчарка. Бежит по зеленому полю. Длинная шелковая рыжая шерсть колышется, её догоняет молодой сильный самец. Не больно кусает за холку, они падают, переворачиваются на спину, хохочут, крутятся. Потом снилось, как она лежит на руке Лёни. Оба молодые, красивые. Улыбаются. Ни о чем не надо говорить. Давно без слов понимают друг друга. Он курит. Дым щекочет её ноздри. Она просыпается и чхает. Потом ещё. Ещё. От этого сотрясается и болит тело.
Вспоминает, что надо искупаться. Идет в ванну. Теплая вода расслабляет. Приводит к теплым мыслям. Она закрывает глаза. Мечтает:
– Вот бы сейчас умереть. В тепле. Не больно.
Размышляет, как мудро было в Риме: «Ложились в горячую воду. Перерезали вены на руке. Чирк и все! Кровь постепенно, совсем не больно, вытекала. И она бы так хотела. Заснуть и не проснуться».
Мечтательно заулыбалась. Поднялась, держась за борт ванны, боясь споткнуться, свалиться, сломать тазобедренную кость, как соседка Раиса. Или сломать ногу, как … Кто не вспомнила. Прошлепала мокрыми ногами к обшарпанному шкафу, тоскливо, будто Пьеро, скорчившему мордочку фанеровкой со стеклом. Открыла кривую залапанную дверку со стертым прозрачно-желтеющим лаком. Достала с полки полотенце. Вытерлась. Досуха не получилось. Надела чистый халат. Снова прошла в ванную. Вытерла тряпкой пролитую воду. Повесила на трубу сушить. Жутко устала. Вернулась на диван. Села. Заплакала… Сидя заснула.
Когда проснулась, было темно. Есть не хотелось. Долго соображала, какой сегодня день? Вспомнила – демиург. Пробормотала: «Когда уж ты меня заберешь. Поскорее бы». Посмотрела на пустой кувшин с фильтром для воды. Сказала: «на фиг ты мне нужен». Наполнила из крана чайник. Вскипятила. Насыпала в старую высокую кружку три ложки сахара. Вздохнула. Положила ложку растворимого кофе, перемешала. Намазала ломтик хлеба маслом. Сверху положила ломтик сыра. Вспомнила про холестерин. Вздохнула: Молодая врачиха говорила, что бывает и полезный. Проворчала, что ничего эти врачи не понимают. Только голову морочат. С трудом дожевала хлеб. Кофе недопила. Вылила в раковину. Чашку долго мыла. Поставила в сушилку. Капли потекли, захлопали по поддону. Вспомнила – днем был дождь. Поплелась в комнату. Нашла пульт. Включила. Долго смотрела в экран. Выключила. Легла на диван. Спать не хотелось.
Жить тоже…
Крутнулся ключ в замке. Дверь открылась:
– Баб? Ты еще жива моя старушка! Я тебе продукты принес.
В прихожей на пол шлепнулись башмаки. На вешалке зашуршала куртка.
Она быстро села на диван. Голова закружилась, но глубоко вздохнула и вроде бы круженье ушло. Глядя в стекло серванта, поправила прическу. Встала, заспешила навстречу.
Для всех она притворялась глуховатой, но не для внука.
– Старушка жива! Привет тебе привет! Ты-то как, Сережа?
– А чего мне сделается. Все хоккей.
Внук протопал на кухню. Поставил на стол тяжелые пластиковые сумки-пакеты. Открыл холодильник. Начал заполнять полки пакетами, бутылками, коробками.
– Ну, куда столько? Я же это за месяц не съем. Притащил, как на Маланьину свадьбу.
Внук обнял старушку, чмокнул в щеку:
– Не боись, съедим. Чего не съедим – понадкусываем.
– Я сейчас чайник поставлю, – засуетилась она.
– Спокойно. Уже поставил.
Она искренне удивилась:
– Когда успел-то. Я же тут была и не увидела? Шустёр, бродяга!
– А то! – внук снова обнял её, – Ты, небось, голодная сидишь. Только таблетками питаешься. Сейчас бутербродов налеплю.
Внук вытащил из пакета кучу ломтиков батона, начал намазывать одни легким сыром из коробочки, другие щучьей икрой, третьи нарезкой буженины.
Она усмехнулась, показала на все это пальцем:
– Правильно, что именно это принес. Врачиха на неделе приходила, умная такая, молодая. Должно быть на прошлой неделе мединститутский диплом получила. Учила, что это все мне строжайше запрещено. Холестерин, инфаркт-инсульт, и прочая, и прочая. А я ей говорю: «Деточка, в моем возрасте можно все! Ибо из всех удовольствий осталось одно – иногда вкусно поесть. И это, именно это и продляет жизнь. А умереть не вопрос. Хоть с холестерином, хоть без».
– А она?
– А что она. Она говорит, что надо без холестерина корячиться в муках на капусте и морковке.
– Баб, можно подумать, что ты каждый день так ешь. Небось, на завтрак – каша, на обед – суп вегетарианский, а в ужин чай пустой.
– Да нет, Сережа, я хорошо питаюсь. У меня пенсии, слава Богу, хватает на все.
– Я тебе, баб, денежки оставляю, трать. Не сачкуй, – внук вытащил из бумажника немаленькую сумму, положил на стол. Придавил сахарницей. – Ходить-то на улицу не очень тяжко? Ты сегодня выходила?
– Сегодня нет, – вздохнула она, – нужды не было, да и погода не очень, а вообще каждый день.
– Тогда молодец.
Чайник закипел. Внук налил в большие чашки. Бутерброды сложил на здоровенное блюдо, передвинул поближе к бабушке.
Сели чаёвничать. Она улыбалась, смотрела на внука, неспешно отпивала чай, откусывала маленькие кусочки от бутерброда.
– А мне сегодня дурацкий сон приснился, – Она поставила чашку, засмеялась, прикрыла ладонью рот. – Будто я, это не я, а собака. Колли. Красивая, молодая, ловкая. Бегу по зеленой лужайке. Даже не лужайке, по полю, а за мной красавец пес. Догнал, кобелина, охальник.
– Ну, ты бабуля даешь! – Внук заулыбался, погрозил ей пальцем, обнял. – Ты пока меня не было случаем мужиков не водила?
– А то! Почти каждый день.
– Смотри, а то холестерин повысится.
Они снова засмеялись.
– А ты-то как, когда на свадьбу пригласишь? А то и не доживу. Я в этом году помирать собралась.
– Жениться, баб, не напасть, да как бы с женой не пропасть. Совсем ты меня засмущала, – внук жеманно прикрыл лицо.
– Ой-ой, видала я твоих красавиц. Очень даже симпатичные девицы.
– Да к чему они мне, когда ты есть. Вот на тебе хоть завтра бы женился.
– Я уж, Серёженька, давно отженихалась. Слава Богу, с твоим дедом хорошую долгую жизнь прожили. Господь его берег. С войны вернулся. Институт окончил. Умный он был. И выдержанный. Не суетливый.
– Бабушка, – внук вдруг посерьезнел, – а ведь ты мне ни разу про свою жизнь не рассказывала. Так, какие-то отрывки слышал, а ведь толком ничего не знаю. Расскажи.
– Серёженька, да в другой раз.
– Ты, дорогая моя не отнекивайся, а то ведь и вправду другого раза может и не случиться. Вот выйду от тебя, кирпич по башке с крыши бабахнет и нету. Тю-тю. Кому тогда рассказывать будешь? Так что не отнекивайся. Начинай по порядку.
Старушка взглянула на внука, улыбка сошла с лица. Она вдруг, будто впервые, увидела, насколько он похож на деда, её мужа.
Слеза блеснула, Зинаида Филипповна смахнула её:
– Совсем сентиментальная стала. Чуть что – слезы.
Она не стесняясь вытерла возле глаз платочком.
– А я тебе внук говорила. Что ты на деда похож. Одно лицо.
– Нет, баб. Но я на фотке видел. Сам догадался.
– И походка, и жесты. – Старушка оживилась, – этого на фото нет. Удивительно, ты же его не застал. Он умер до твоего рождения, а все тебе передалось.
– Генетика.
– Да, генетика. Теперь этим такое объясняют. А объясняется-то не все. Характер – объясняют химическими реакциями в головном мозге, походку и жесты идентичным устройством суставов и связок, длиной мышц. Так-то оно так, но не убедительно. Хотя я не против и такого объяснения, все лучше, чем никакого.
– Бабушка, чаю подлить?
– Пожалуй подлей, родной ты мой.
Внук налил в чашку чай, обнял, поцеловал в щеку, сказал, чтобы не грустила, что придет в конце недели. Оглядел комнату, добавил, что в выходные сделает генеральную уборку. Потом зашел в ванную, вымыл руки, увидел старую зубную щетку:
– Баб, я же тебе три щетки зубных приносил. Специально мягкие выбрал, почему эту не выкинула? Давай я выброшу. А куда, новые-то положила?
Зинаиде Филипповне не хотелось огорчать внука, хотя к старой она привыкла:
– Ну, выбрасывай. Новые в шкафу, где банные полотенца.
Сергей открыл шкаф, выбрал самую красивую, вытащил из пластиковой обертки, на кухне обдал кипятком, заодно отмыл стакан. Старую щетку выбросил в ведро, а новую, в сверкающем чистотой стакане, поставил на место.
Ушел. Она еще долго сидела за столом с остывшей чашкой. Улыбалась. Вспоминала, о чем говорили. Подумала, что и вправду надо бы записать все, что помнит о своих предках, о муже, Сережином прадеде. Потом перебралась в комнату, в кресло. Начала размышлять, с чего начать записи. Снова подумала, какой у неё хороший внук. Улыбнулась, поправила себя – «вообще-то правнук». Но всегда называла Сережу внуком. Задремала.
Глава 2.
Ей снилось, как она, маленькая девочка в летнем платьице, плывет на колесном пароходе. На палубе. Отец, большой, красивый, держит её на руках и объясняет:
– Зину?шка, – говорит он, – сейчас мы идем по Оке, а скоро, в Нижнем Новгороде, пароход повернет вправо, и пойдем по Волге.
– А как я узнаю, что повернули вправо?
– А как увидишь Кремль, так и повернем. Так и перейдем из Оки в Волгу.
