Они ходили мимо комнат и залов – каждая на свой лад, и со своим предназначением. По чудным коридорам, что удивительной сетью развилок и делений связывали помещения Храма между собой так, что с непривычки в них можно было заблудиться. Здесь было очень людно: туда-сюда ходили куллуры и куллурки разных возрастов; из классов в класс переходили ученицы; приходили и уходили по своим делам взрослые женщины и мужчины. Во всей этой оживленности, однако, не возникало суматохи и беспорядка. Взрослых мужчин всегда и везде пропускали первыми, уступали им путь, – женщины и дети, в свою очередь, ориентировались в своих передвижениях по ряду условных знаков и правилам храмового этикета, о котором Киракия пока не знала, но уже могла его интуитивно улавливать.
Запах благовоний в одних залах сменялся ароматом масел в других, откуда-то из комнат в глуби доносились песни, сопровождаемые танцами. Чуть дальше располагалась зала Культа Праматерей, где куллурки проводили ежедневное служение, – а в другой части Храма, в это же время, вели воспитательные уроки с детьми. Храм создавал свою, оторванную от реальности деревни, – и даже мира вокруг, – атмосферу, столь густую, сильную и наглядную, что она казалась осязаемой. Храм дышал, и вдыхал свой дух в обитателей; он жил, и делился своей силой. У Храма был свойритм, он задавал движение всему и всем, что было тут. Всё здесь было иначе, чем в остальной деревне.
Но годы прошли, и Киракия, пусть ещё и не до конца, освоилась. Она больше не рассматривала каждую деталь Храма разинув рот, но шла вперёд, куда-то, в неопределённом направлении, не обращая внимания почти ни на что. Она крепко о чём-то думала. И если бы кто-то сейчас попросил её описать – о чём же? – она бы не смогла ответить. Нечто подсознательное вело с ней неописуемый никакими словами и образами диалог, которым она была всецело поглощена.
Ровно до тех пор, пока она не столкнулась с кем-то в переходе между комнатами.
– Простите! –рефлекторно сорвалось с её уст. Она спешно отпрянула от взрослого акари, бегло хватая взглядом всё вокруг, будто только что очнувшаяся из полудрёмы. Она услышала тревожные вздохи служек Храма, и заметила на себе осудительные взгляды окружающих. Подняв взор вверх, к лицу незнакомца с которым она столкнулась, Кира увидела взрослого мужчину, глаза которого были плотно перевязаны алой повязкой. Это был мастер. –Ой-ой! П-простите! –повторила она, отступив ещё на шаг с глубоким поклоном.
– Ничего страшного. –неожиданно добрым и мягким тоном, ответил ей мужчина. Он легонько коснулся её плеча, дав команду выпрямиться. – Но впредь будь осторожнее, юная ученица. –он поднял левую руку, и подал окружающим знак. Киракия заметила, что до сей поры все кругом стояли на местах, замершие кто в кратком, а кто в глубоком поклоне этому мастеру, – и вплоть до поданного им сигнала, не смели двигаться в его присутствии.
Она прекрасно знала, что мастерам необходимо оказывать знаки почтения, но ещё не видела, чтобы перед кем-либо из них замирал в почтительном поклоне целый зал, полный не только женщин, но и юношей. Кто он был такой? – заиграло в ней лёгкое любопытство, и опасение.
Когда живое движение внутри Храма, наконец, возобновилось, проходящие мимо акари по-прежнему почтительно огибали пространство вокруг незнакомца. Женщины опускали при нём глаза к полу и слегка сгибались в коленях кратко кланяясь, а юноши молча приветствовали мастера прикладывая к сердцу руку, сложенную в кулак. Мастер, казалось, всех этих знаков внимания не замечал, – или игнорировал. Он сделал шаг вперёд, миновав арку в которой они с Киракией столкнулись, и вновь обратился к ней:
– Не прислоняйся так к стене, мне вполне хватит места чтобы здесь пройти. Подойди. Как тебя зовут, девочка?
– Хойен Киракия. –сию секунду отозвалась она.
Что-то вспыхнуло в её сознании. Мимолетно, но ярко. Перед глазами пронесся образ иероглифа, коим записывалось её имя.
"Бессмертная".
Легенда, рассказанная учительницей письма, вновь живыми образами пронеслась перед её глазами. Девочка изменилась в лице, избавилась от волнительной дрожи в голосе, и взглянула мастеру в его сокрытые за алой повязкой глаза.
– Моё имя – Киракия. –произнесла она в изменившейся интонации.
– Какое удивительное имя. –откликнулся мастер, и в тоне его голоса было ясно как день то, что он каким-то неведомым образом уловил всё случившееся в сознании говорившей с ним девочки. Он её понимал. И, что не менее удивительно, ясно видел в девочке нечто, что она сама ещё лишь силилась осознать. – Киракия, -обратился он к ней так уважительно, словно та была равна ему по статусу. – …я ищу выход из Храма. Не составишь ли ты мне компанию?
– Как я могу отказать вам, мастер? –немного растерялась она.
– Ты можешь. –подчеркнул мастер. – Если захочешь. –добавил он с коротким кивком, как бы подтвердив своё согласие и с подобным её решением. – Я разрешаю тебе такую вольность. Но буду очень рад, если ты согласишься.
У него был очень необычный голос: не молодой, но и не старый, слишком мягкий для взрослого мужчины из Ву'Лан, – тем более мастера, – но сильный и волевой. Его звучание мгновенно врезалось в память, и чем-то располагало внимать.
Девочка слегка прищурилась, и наклонила голову вбок.
– Вы очень… необычный мастер. –заметила она, интуитивно почувствовав, что он позволит ей такие слова. Её ожидание подтвердилось. Мастер едва заметно улыбнулся.
– А ты – очень необычная ученица Храма. Не так ли? –ответил он ей в такой манере, будто бы они знали друг друга не первый день. Свободно, открыто, почти по-дружески, – так к Киракии не обращался ещё ни один взрослый мужчина. Мастер ненавязчиво протянул ей раскрытую ладонь. – Что ты ответишь на мою просьбу, Киракия?
Кира еще несколько секунд провела в нерешительности, разглядывая своего нового "знакомого".
Мастер, стоявший перед ней, был среднего роста, и носил самую простую, ничем не украшенную тунику учителя, что надевали только старшие мастера клана во время занятий, – она уже видела такие в стирке, когда гостила у семьи Хана. Это были довольное скромные, но удобные и практичные чёрные одежды, которым было самое место во время занятий, но которые редко одевали на выход, что называется, "в люди", – как раз из-за отсутствия в них какой-либо индивидуальности. Было странно видеть мастера, пришедшего в Храм Традиций, одетого не в лучший наряд сшитый его жёнами, а в… это. При незнакомце не было оружия, – что само по себе не было чем-то странным, ведь в Храм его с собой не носили, – но у Киракии, от чего-то, было такое ощущение будто этот мастер в принципе редко носит при себе вооружение. У него были мягкие, добрые черты лица акари, что в жизни редко хмурился, и уж тем более ярился. Свои длинные волосы цвета тлеющих углей он носил сложенными в роскошную косу, опускающуюся ему ниже поясницы, а лицо его было гладко выбрито, от чего он казался моложе своих лет.
– Я пока знаю только первый этаж. –наконец, решилась она, вложив в его открытую ладонь свою руку. – Из Храма много выходов. В какой вас провести?
– Меня устроит любой, что ты выберешь. –пожал плечами мастер.
– Вы не торопитесь?
– Как знать? –его вопрос прозвучал так, что было сложно определить был ли он риторическим. – Имеет ли это значение? –Киракия вновь подметила для себя то, каким странным был этот мастер. Она ещё никогда не встречала таких как он. И его внешний вид был меньшей из его "особенностей".
– Ну… да? –неуверенно ответила она. – От того спешите ли вы, зависит выбор пути наружу! –ей было сложно поверить в то, что подобное приходилось объяснять взрослому мужчине. Окинув беглым взглядом окружение, и сразу осознав в какой части Храма они сейчас находились, Кира продолжила: – Если вы спешите, то нам лучше пройти через кухни со столовой: там всегда многолюдно, но вам уступят дорогу. Дальше только пара зал, и выход. Если же вы не спешите, – то лучше пойти через…
– Когда уже известна цель, именно дорога к ней становится важнее всего, Киракия. –осторожно произнес мастер, будто бы сожалея о необходимости прервать речь девочки-провожатой. – Дорога, и выборы что мы совершаем по пути. Ты так не думаешь?
– Простите, боюсь, что я не совсем вас понимаю. –немного озадаченно ответила Киракия. Мастер добро ей улыбнулся.
– Веди меня путём, что выбрала бы сама, Киракия. Не бойся меня задержать. –произнёс он, кивком попросив девочку начать их совместный путь. Киракия колебалась недолго.
Они пошли длинным путём.
Миновав коридор ведущий меж складских помещений, они вышли во внутренний крытый сад, где сейчас ухаживали за растениями с десяток взрослых служек. Завидев шедшего с Киракией под руку мастера, те отвесили поклон столь глубокий, что девочке, от неудобства, пришлось прибавить ходу, хотя обычно она любила задерживаться здесь, любуясь видами.
– Ты теперь торопишься? –справился мастер без малейшего намёка на укол в тоне, заметив смену ритма.
– Нет, но… Просто не хочу отвлекать садовниц от их дел. –лукаво изобразив улыбку, Кира попыталась солгать, но сию секунду осознала всю тщетность любых попыток хоть как-то провести проницательного мастера.
– Тебя смущает их внимание. –произнес он нейтрально, словно бы декларируя мысли вслух. – Проявляя своё почтение, они кланяются – мне, – и ты понимаешь это, но тебе всё равно не нравится находится в центре внимания. –вдумчиво проговорил он. – Хмм… точнее, тебе не нравится быть в центре не заслуженного тобой внимания. Ты хочешь, чтобы общаясь с тобой окружающие видели только тебя, а не тех, кто стоит с тобой рядом. Только так ты можешь верить в искренность их слов и поступков. –он недолго помолчал, что-то обдумывая будто бы для самого себя. – Но разве друзья – не часть нашей личности? Неужели так плохо судить о нас по ним? –Киракия ничего не ответила. Она не заметила, как сбавила скорость. Произнесённые мастером слова не были каким-то страшным откровением сами по себе, но её поразило то, как точно он прочитал её насквозь. Он почти что процитировал некоторые её мысли, возникшие в момент когда она увидела склонившихся садовых куллурок. А заданные им вопросы… до сих пор, она ещё не задумывалась об этом с такой стороны. Было в его словах и что-то из кодекса чести Хана, и что-то из наставлений матери, и даже нечто откликающееся в её собственном духе. Это было для неё ново.
Слова мастера не могли быть следствием простой проницательности или интуиции. Он действительно был очень необычным.
Пройдя сады, далее они двинулись по коридорам и залам, ведущим в ученические классы. Ещё совсем недавно Киракия покинула один из них завершив урок письма, – но учениц и учеников было много, предметов тоже, а потому тут всегда проходили занятия.
– Кузница судеб. –вновь заговорил мастер, проходя мимо скрытых за закрытыми дверьми зал и комнат, где сейчас проводились уроки.
– Что вы говорите? –переспросила Киракия с интересом. Она глянула вверх, к лицу незнакомца, и заметила что тот выглядел действительно о чем-то задумавшимся, или, быть может, предавшимся мечтательным рассуждениям.
– Ах, я всего лишь подметил для себя, что именно здесь создаётся судьба. –слегка приободрённо пояснил мастер. – Велением традиции, все мы приходим в Храм, где, поначалу, нас обучают лишь только самым основам. Всему тому, что необходимо чтобы влиться в коллектив… Но совсем скоро, мы уже сами выбираем то, какие именно дисциплины желаем изучать в будущем. –произнес он так, словно бы делился чем-то для себя действительно интересным со старым другом. Киракия, к собственному удивлению, внимательно слушала каждое его слово, хоть не могла понять и половины из странных речей мастера-незнакомца. – Это, возможно, наш первый серьёзный и полностью самостоятельный выбор в жизни… Хмм… Именно в детстве, мы сами выбираем сорт топлива знаний, что уже в юности запитает пламя наших желаний и амбиций, а в зрелости осядет пеплом уникального опыта на наши головы. Что это, если не судьба? –мастер покачал головой, и оживлённо вздохнул. – У жизни действительно есть чувство юмора: она вручила наши судьбы в наши же детские ручки, чтобы всё оставшееся нам время мы провели или в борьбе с собственным творением, или же в гармонии с ним.
Киракия пока молчала. Её мучало интуитивное чувство того, что за словами мастера был скрыт некий смысл, который ей предстояло понять не сейчас, но позже. Но как же ей хотелось суметь сделать это немедля! Быть может, это бы впечатлило странного мастера.
Она вдруг подловила себя на этой мысли. Почему ей вдруг захотелось произвести на этого незнакомца впечатление?
– Мне уже скоро девять. –неуверенно подала голос она. – Я перейду в средние классы, и смогу выбирать новые для себя дисциплины. По-вашему, так я начну создавать свою судьбу?
– Как знать. –хмыкнул мастер столь нейтрально, будто бы только что не расходился в речи пропитанной уверенностью в своей идее. – Но определённо точно, ты создашь перспективу. Будь аккуратна в выборе, маленькая легенда.
К полудню, Хан был уже измотан. Большие владения его семьи означали огромные объемы работы по восстановлению после бури. Кроме того, его отец хотел чтобы он подал своим племянникам пример, а потому на долю Хана выпало особенно много поручений. В основном, он должен был быть "на подхвате" у взрослых, что, пусть и могло показаться относительно простой долей, – но когда ты "на подхвате" у всей своей многочисленной семьи… Достаточно было сказать, что когда его наконец отпустили отдохнуть, он стал понемногу бояться звучания собственного имени, ведь с самого утра каждый оклик непременно сопровождался каким-нибудь поручением или работой.
Давали о себе знать и синяки с ушибами, что не успели ещё зажить со вчерашнего дня. Он уже давно учился в Боевом Монастыре, а там любые ошибки всегда означали боль; да и игры с Киракией на тренировочной площадке не прошли без пары-другой падений. Вчера это казалось пустяками, но уже сегодня утром он почувствовал как ошибался. Больно было делать… всё. Но он был обязан терпеть и скрывать эту боль. Отец учил Хана, что мужчине достаточно лишь единожды показать свою боль, – кому угодно, пусть даже самому миру вокруг, – чтобы прослыть слабаком. А он не был слаб. Он был Ченшай, и не имел на это права.
К его облегчению, когда время отдыха подошло к концу, отец вызвал его к себе и велел одеться в ученическую тунику. Вместе, они собирались отправиться в Боевой Монастырь.
Мастер Аркат, отец Хана, был готов объявить О'ран о намерении его сына однажды стать мастером. Не простым бойцом клана, коими в Ву'Лан обязаны были обучиться и однажды стать поголовно все мальчики, – но мастером, хранителем секретов, техник, философии и тайной силы клана.
Это был серьёзный и смелый шаг, ведь получив согласие главы клана, родитель обрекал своё дитя на особенно тяжёлые испытания, без права изменить решение в будущем. Только успех, – или же смерть. Это была большая честь. И отец Хана, наконец, счёл сына к ней готовым.
Сам Хан Ченшай был исключительно рад этой новости. Помимо того, какой повод для гордости давала такая клятва сама по себе, его грело чувство свершённости, ведь его отец, – его требовательный отец! – наконец-то счёл его достойным!
Следуя его примеру, и стараясь сохранять внешнее спокойствие и непоколебимость, Хан, на самом деле, в торопях оделся в ученическое облачение, схватил деревянную палку, служившую тренировочным мечом, и стрелой вылетел наружу, стремясь опередить отца в подготовке. Ему это удалось, и он действительно оказался во дворе родового дома раньше родителя на минуту, – правда подобный успех обошёлся ему в несколько замечаний от Арката-ран.
Вызваны они были забытыми Ханом в спешке украшающими атрибутами одежды, что сообщали о его принадлежности к Ченшай, и общей потрёпанностью во внешнем виде. Не утаилось от взора скрытых за алой повязкой глаз отца и то, что Хан по привычке завязал пояс не по этикету, а по удобству, – что по мнению Арката-ран было в нынешних обстоятельствах неприемлемо. Хан не смел оправдываться, – он знал, как отец не любит оправданий. Как бы это не было обидно, но пришлось возвращаться, вынуждая его ждать.
"Приемлемо" – оценил вторую попытку сына мастер Аркат, после чего, они вместе отправились к тропе, что вела на вершину горы.
Но неожиданно скоро в их планы вмешались перемены: встреченный ими по пути вверх молодой мастер поприветствовал Ченшай-старшего, и поинтересовался у не гостит ли у него О'ран, – своё любопытство он пояснил срочной необходимостью в совете, касательно предстоящего Турнира Пылающей Крови. Мастер Аркат, конечно же, ответил что не виделся с О'ран с прошлого вечера, и в данный момент сам отправляется на встречу с ним. Он, до сего момента, полагал что О'ран, по своему обыкновению, проводит свободное от занятий с учениками время в медитации, в собственных покоях Боевого Монастыря. Нынешний глава клана редко покидал Монастырь. Если его и можно было застать вне стен клановой святыни, то всегда по важной причине. Аркат-ран был уверен что знал бы о чём-то подобном, но причин не доверять словам молодого мастера у него не было.
Мастер Юн, – так звали повстречавшегося на пути двух Ченшай молодого мастера, – был явно расстроен услышав слова Арката.
– А ведь завидев вас, я был уверен, что моя проблема решена! –посетовал он, уперев одну руку себе вбок, и бросив взгляд куда-то вдаль. Этот молодой акари, получивший титул мастера никак не раньше четырёх лет назад, был всё ещё горяч и нетерпелив, что было видно во всех его повадках. Была видна почти несоизмеримо огромная разница между ним и мастером Аркатом. Хану вдруг вспомнились слова отца, которые тот иногда, тяжело вздыхая, произносил, узнав о какой-нибудь нелепости, с участием свеже-посвящённого в ранг мастера, юнца: "Жгутся – искры, а пламя – греет". Мастер Юн как раз был такой вот "искрой", которой ещё только предстояло стать "пламенем". И сейчас, искра эта металась в нетерпении. – Куда же он мог уйти? Да ещё и так незаметно! Всего-то час назад был с нами в оружейной, а потом как в воздухе расстворился, и никто его не видел!…
– Несомненно, его внимание привлекло исключительно важное дело. –проговорил Аркат-ран спокойно. Говорил он негромко и неторопливо, тон его был отчетлив и дисциплинирован. Была в его голосе сила, звеневшая сталью. Хан хорошо знал, как тяжело разговаривать с его отцом тем, чей дух мог дать слабину. А уж вести с ним беседу глядя в глаза – было настоящим испытанием воли. Мастер Юн пока держался. – Могу предположить, что он отправился к Снимающей раны. –добавил он, оборачиваясь в сторону деревни, что лежала ниже по тропе. – С недавних пор, этот священный долг перешёл к новой дочери Храма, и грядущий турнир окажется для неё серьезным испытанием.
– Весьма вероятно! –подхватил молодой мастер чуть ободрившись, но тут же покривился в выражении если не отвращения, то уж точно – скепсиса. – Ай! И всё-таки, какой позор! Они позволили занять роль Снимающей Раны какой-то приблуде с равнин! Офабохири! –он резко выдохнул, издав звук, изобразивший смешанные чувства осуждения и непонимания. – Подумать только! Чужачка лечит наших, и наставляет наших девок о том, как врачевать! –он смачно сплюнул в сторону. – О чем только думала Старшая Мать, выбирая её? И каким обманом убедила она в правильности подобной… издёвки над Предками, нашего О'ран?
– Шайкай Каса – великолепный врачеватель, Юн-ран! –вступился Хан, держась уважительного тона при обращении к мастеру. – Пусть она и не родня нам по крови, но… -отец резко повёл головой, Хан понял поданый знак, и осёкся на полуслове.
– Не примите порыв моего сына за неуважение. –вновь заговорил отец, но в тоне его не было ни заискиваний, ни извинений. Глава рода Ченшай явно говорил с позиции силы. – В нём говорит благодарность нашей новой старшей целительнице, и супруге главы дома Шайкай, Асаи-ран. –услышавший эти слова Юн-ран, что до сей поры хоть и не задирал нос, но вёл себя с нескрываемым небрежением к объекту обсуждения, вдруг изменился в лице.
– Аркат-ран, только не сочтите мои слова за оскорбление дома Шайкай! -поторопился оправдаться молодой мастер, внезапно осознав возможные последствия своих слов. – Я лишь хотел сказать…
– Будьте очень осторожны с тем, что говорите, и даже думаете, когда рассуждаете о правильности подобных решений. –продолжил Аркат, тон которого теперь больше походил на предупреждение, или даже угрозу, – в то время как внешне он не проявлял никаких признаков враждебности, сохраняя почти что "каменное" выражение лица. – Вы рискуете спровоцировать на весьма опрометчивые выводы никого иного, как главу рода Шайкай, который, – давайте признаем, – обладает не самым сдержанным темпераментом. Хуже того, -беспощадно продолжал Аркат, словно бы каждым словом вбивая гвозди в уже порядком растерявшего в самоуверенности мастера Юна. – …этими же словами вы можете задеть чувства Старшей Матери, которая делает всё что в её силах на благо всего нашего клана. А если выяснится, что О'ран оказался солидарен с нею в выборе преемницы на роль клановой целительницы, то и его осуждение не заставит вас себя ждать. –Хану стало немного не по себе. На его глазах, перешагнув через собственную гордость, молодой мастер склонился перед его отцом в кратком поклоне, ожидая, пока тот закончит свою речь. Аркат же, кажется, совершенно не знал пощады. – И всё это – не считая того факта, что вы непосредственно осуждаете Снимающую Раны, – первую, кто придёт к вам на помощь, в случае если вашей жизни, вдруг, станет угрожать какое-либо ранение. –Ченшай-старший хмыкнул, как бы призадумавшись, но прозвучало это, скорее, как возглас лёгкого негодования. – Говорю вам: будьте действительно осторожны со словами. Времена вашей юности прошли, и уже не первый год титул мастера служит вам об этом напоминанием. А вы, если задуматься, только что сумели задеть всех тех, кого задевать не стоило, Юн-ран. Как хорошо, что эти ваши слова услышал только ветер!
– Я понял, Аркат-ран. –не поднимая головы ответил ему молодой мастер, понизив голос. Он всё ещё стоял в кратком поклоне старшему мастеру. – Благодарю вас, учитель. Впредь, я буду умнее. –Хан не знал точно, обучал ли именно его отец этого молодого мастера, но был горд тем, что его отец входил число старших мастеров, – учителей, – к которым так и было принято обращаться в Монастыре.
Мастер Юн, наконец, выпрямился, но не смел глядеть Аркату в глаза.
– Отправляйся в дом Снимающей Раны, и вырази ей слова своего глубокого почёта её священному долгу. –начал Аркат, слегка смягчив тон. – Если найдешь там О'ран – сообщи ему о том, что я буду ждать его в Монастыре с вечера до самой ночи. Если ты его там не отыщешь, – проведешь остаток дня в услужении Шайкай Касе, а своё важное дело отложишь до того момента, когда она отпустит тебя восвояси. –произнёс он тоном наставника. Юн-ран, это было заметно, был не рад такому распоряжению, но не посмел сказать и слова против.
– Я искуплю свою гордыню, учитель. –произнёс он, прилагая над собой усилие, но не кривя душой перед мастером, который, – уж он-то знал! – сразу бы этой понял.
– Не гордыню, Юн-ран. –тут же поправил его Аркат. – Невежество. Ты давал клятву мастера Предкам, но, очевидно, забыл её слова. –процедил он сухо, и почти отрешённо. – Проведи один день в распоряжении целителя, чтобы понять почему наш клан чтит их ремесло. Если не поймешь с первой попытки, – окажи ей помощь ещё раз. А если мудрость Предков не будет доходить до тебя в служении ей, – я лично преподам тебе этот урок так, как это делалось в былые времена. –Хан заметил, как лицо молодого мастера слегка исказилось, в попытке утаить страх перед учителем. Мысленно, он сделал для себя заметку о том, что никогда не позволит себе неуважения к врачевателям, – уж точно не в присутствие отца. – Выполняй. –коротко бросил Аркат. Юн-ран сию же секунду тронулся с места, даже не пытаясь идти в развалочку, высоко подняв нос, или как-либо иначе сохранить лицо. Ченшай-старший не глядел ему вслед.
– Папа? –подал голос Хан, когда мастер Юн скрылся за изгибом отвесной скалы, под которую заводила тропа при спуске в деревню. – Когда ты говорил про… -он вобрал в лёгкие воздуха, выдохнул. –Это правда, что раньше учителя изрезали молодых мастеров до полусмерти, чтобы те, спасённые Снимающей Раны, клялись той в вечной благодарности?
– Не совсем. –ответил Аркат сухо, разворачиваясь к сыну. – Их не резали до полусмерти, – их ранили насмерть. Считалось, что настоящий мастер должен быть способен дать бой самой смерти. А если кого-то из них спасала Снимающая Раны, то ей клялись в вечном долгу и преданности. –Хан слушал отца внимательно. Его почти одолела дрожь, он немного побледнел, но не позволил страху одолеть себя. Аркат видел это. Заметил он и то, как его сын сжимал кулаки, как постарался скрыть от него то, что нервно сглотнул, представляя себе описанный старый обычай.
– А в твоё время, -вновь заговорил младший Ченшай, чуть нахмурившись. –…когда ты проходил Инициацию…
– Я не застал этой традиции клана, Хан. –всё так же сухо и спокойно ответил отец, по-прежнему не отводя взгляда от сына. – Но её застал мой отец, – твой дед. И он решил, что даже если клан от неё отказался, то он сам позаботится о том, чтобы в нашей семье эта память сохранилась. –Хан невольно опустил глаза вниз, к белоснежному полотну покрывавшего гору снега. Он не испугался, и вовсе не утерял воли. Даже наоборот: его воображение, живо рисовавшее для него картину тех испытаний, той борьбы и боли, через которые был вынужден пройти его отец когда-то давно, – вызывало в нём порыв воли, и толику гнева. Странное сочетание желания абстрактной мести за отца, и желания суметь повторить его путь отозвались в его сознании решимостью, что понемногу выжигала естественный страх.
– Значит, ты поклялся нашей бывшей целительнице? –немного угрюмо, но без тени страха в голосе, до селе немного подкашивающего звучание слов, спросил он отца.
– Нет. Твой дед считал надежду на постороннюю помощь – слабостью, недопустимой для наследника. А потому лишил меня такой возможности. –Аркат выдержал короткую паузу. – Я выжил сам. –он коснулся руками повязки на глазах, и неспешно стал её разматывать. Сняв её с лица, он аккуратно намотал ткань на свою руку, и открыл глаза, обращённые к сыну. У мастера были карие глаза, сверкавшие на свете солнца огненными вкраплениями, словно ещё не успевшие угаснуть и разжигаемые ветром угли. У него был пугающе-острый, соколинный взгляд, что лезвием врезался в сознание, и вызывал необъяснимый, инстинктивный страх. Однако сейчас, при взгляде на сына, хищный взор мастера проявил свою неожиданную способность выражать любовь и заботу. – Именно поэтому, я не стану продолжать поддерживать этот обычай. –он коснулся головы сына рукой, и по-отечески добро слегка растрепал ему волосы, как делал это в его детские годы. Отец даже позволил себе улыбнуться. – Не переживай, я не твой дед. Я не стану этого делать. –заверил он, впервые за весь день позволив тону голоса лёгкую оттепель. Хан не смог удержаться от счастливой улыбки, но постарался сдержать эмоции.
– Но… -припомнил Хан, поправляя волосы на голове. – Ты всегда говорил, что наша семья – древняя, и мы гордимся тем, что храним множество даже забытых традиций. Разве ты не хотел бы, чтобы и я…
– Ты для меня немного важнее нашей гордости, Хан. –потихоньку возвращая себе выражение полного безучастия, ответил Аркат, начав вновь наматывать на глаза алую повязь. – Но только вот на столечко. –показав пальцами "самую малость" подмигнув сыну напоследок, Ченшай-старший позволил себе последний смешок, перед тем как скрыть собственные глаза за повязкой.
– Куда мы пойдем теперь, папа?
– Мы отправимся в Монастырь, но вечером. Если у О'ран нашлось важное дело вне его стен, то не стоит его торопить. –мастер выдохнул, и глянул в сторону поселения внизу. – Впереди у нас ещё половина дня. Пошли проведаем твою маму.
Сегодня во дворе Храма Традиций было много народу.
