– Меньше спросишь – меньше вранья услышишь…
Кто знает, как далеко бы мы ушли, если бы не тонкий писк у нас за спиной.
– Что такое?
…Скрючившись у стены, в луче мощного фонаря, пищала, ревела и хныкала, вздрагивая, наша грязная, рыжая, бесхозная Ракушка.
***
После того, как схлынула первая волна рыданий и объятий, дракониха буксиром потащила нас вперёд – в пыльную глубину тоннелей. Стало заметно холодней, повеяло влагой. Ракушка то и дело спотыкалась и постоянно оглядывалась на нас: не пропадём ли? Весь её вид – поникшая неухоженная чешуя, скорбное выражение морды, тоскливый взгляд, – вопил о том, как несладко ей пришлось и как она боится снова нас потерять.
– Куда ты нас ведёшь, Куша? – в который раз спросил я, порядком устав; начинала нешуточно болеть рука, за которую Веник выдернул меня из провала. – Скажи, куда ты идёшь, может быть, мы знаем путь короче…
Я тихо гордился тем, что выучил почти наизусть единственную найденную рукописную-отсканированную карту D6. Но повода похвастать знаниями не представлялось – дракониха не слушала, а упорно топала вперёд, ухватив меня за рукав и отчаянным взглядом цепляясь за Веника.
Долго гадать, куда она чапает, не приходилось, да и о чём тут было гадать? Мама-дракониха, у которой отобрали её дракончика. Что ещё она могла делать в лабиринте заброшенных тоннелей, кроме как скрывать своего найденного малыша? Минуту спустя мы вышли на островок света – явно не электрического. Что-то волшебное, совершенно точно не рукотворное, не человеческое. Не аккумулятор, не концентрированные фотоны… Свет словно пах: теплом, мокрой шерстью… И чем-то ещё. Чем-то очень странным… очень знакомым…
– «ДракоДоктор»! – воскликнул я и поперхнулся озарением: свет создала Ракушка. Наш волшебный дракон.
И в этом колеблющемся янтарном островке, отвоёванном у здешней мглы, в гнезде из каких-то тряпок, листьев и обрывков газет копошился рыжий комок. Ракушка с воем бросилась в ворох тряпок и, закрыв комок обеими лапами, уставилась на нас.
У меня что-то внутри защемило и оборвалось от этого взгляда. Ракушка глядела с надеждой – мы ведь её друзья, мы любим её, мы никогда её не бросим. Со страхом: вдруг опять отнимем её дитя? С недоверием: неужели это мы, её друзья, так с ней поступили? Затравленно: мы сильнее, а она устала, она испугана, она голодная и замёрзшая, отдающая все силы, чтобы укутывать своего малыша теплом и светом. С ненавистью: мы отобрали её ребёнка. Неважно, что за иллюзорная тень в нём таится, что за фантомное зерно в нём спрятано – мы разлучили её с её драконёнком.
И с огромной, громадной надеждой в чёрных глазах: ну же… спасите нас… заберите отсюда… отведите домой, к нам домой.. Накормите, укройте, защитите! Вы же сильные… Вы же – свои…
Бросившись к ней, прижавшись к её оранжевому боку, горячему, пыльному, шелушащемуся, я почувствовал, как заложило нос. Веник, кажется, тоже шмыгал. Маленький дракончик глядел на нас чёрными блестящими смородинками и жался к матери.
А через два часа, добравшись домой (Веник по такому случаю поехал в старую квартиру), отмыв Ракушку и её дракошу, накормив обоих до отвала, вымазав Кушку лечебной мазью, укрыв и согрев, мы убаюкивали наших драконов. Но Куша никак не засыпала: беспокойно месила лапами плюшевую подстилку, то и дело проверяла, рядом ли её детёныш, то и дело глазела на нас. Веник не выдержал первым: стащил с дивана матрас, подтащил к драконам и улёгся рядом, не переставая копошиться в своём ноутбуке.
Потом, выключив технику и затемнив окна, к ним забрался и я. И, несмотря на крохотного непонятного драконёнка, несмотря на туманный разговор с Катей-Женей, несмотря на то, что Веник своей новой работой предавал меня, а я предстоящим свиданием с Катариной почти предавал его – мне уже давно не было так тепло и спокойно. Даже несмотря на то, что я знал: утром, всего через несколько часов, на нас свалится миллион проблем с драконами, с девушками, с работой…
Ну и пусть. Невозможно прожить жизнь ровно. Бывают периоды, дни, недели и месяцы, когда ты упарываешься. Бывают островки относительного затишья. А бывают ночи приключений, после которых ты чувствуешь тепло своих драконов, своих друзей, и знаешь, что счастлив, несмотря ни на что.
…Кушка уснула, угомонился дракончик. Веник выключит ноут, повздыхал и тоже задремал. Он даже бормотал во сне – я разобрал что-то вроде «или она» или «иляна». Не знаю… Возможно, его, в отличие от меня, терзания не отпускали даже в таком умиротворении. Хотя какие у меня терзания… Самые банальные: я собираюсь увести девушку лучшего друга.
Да всё я вру, ничего они не отпускали. Я повозился ещё чуть-чуть и встал. Уснуть больше не светило.
Глава 17
Катя и Иляна
После ночных скачек население нашей квартиры пришло в себя только к вечеру. Ракушка разбудила нас беспокойным писком: требовала еды. Не для себя – для драконыша.
– Как мы его назовём? – спросил я Вениамина, который сонно проворчал что-то о мясных галетах в боковом кармане. – Ве-ень?
– М-м-нь, – пробормотал он и скалачился у стены. Мне очень хотелось растормошить друга и отправить его кормить драконов. Но я и так чувствовал себя виноватым. Я понимаю, то, что я дам ему поспать, не искупит моей вины за то, что вечером у меня встреча с его пассией, но всё-таки…
– Ну-с, Куш, что кушает твой ребёнок?..
Мы на цыпочках выползли в кухню – чтоб не будить ни Веника, ни малыша, – а там я открыл холодильник, и Ракушка немножко поруководила моим выбором с помощью прицельного писка. Я почему-то не сразу вспомнил, что понимаю драконий.
Клюквенный сок, разбавленный водой до слабо-алого. Размоченное в молоке печенье. Подогретое варёное яйцо. И три шоколадные колбаски.
– А он не ест мяса? – поинтересовался я на чистом человечьем.
Ракушка помотала головой и вздохнула. Видимо, и вправду с дракончиком что-то было не так.
Минуту спустя он, как по часам, проснулся и, прижавшись к материнскому боку, принялся уминать завтракоужин за обе щёки (очень аккуратно, надо сказать; даже не выпачкался). Ракушка с умилением глядела на него, то и дело настороженно озираясь. Я тихонько дотронулся до её гребня:
– Куша… Прости. Мы с Веником дурни. Прости нас! Мы больше никогда, никому вас не отдадим – ни тебя, ни… ни… Куш, как его зовут?..
Ракушка смотрела на меня с укором. Но всё-таки, грустно-ласково рыкнув, проворковала что-то на истинно драконьем. Не ручаюсь, что понял верно, но, кажется, разобрал что-то вроде «Пыхепых».
Пыхепых. Ну что же… Так значит так.
***
Когда драконы угомонились, проморгался Веник.
– Я есть хочу, – шёпотом сообщил он, глядя на спящих рыжих питомцев.
– Я тоже, – отозвался я. – Пойдём, попьём чаю, что ли… С блинчиками. А?
– Блинчики, конечно, заманчиво… Но их готовить долго. Да и вообще, я бы что-то поплотнее поел…
Признаться, я страшно обрадовался, что у Веника вновь проснулся аппетит. Последние дни совместного житья-бытья он почти ничего не ел. В кухне мы вытащили из холодильника большую стеклянную миску со вчерашним салатом, контейнер винегрета и банку сметаны, нарезали батон и сыр, а в качестве основного блюда поставили на стол лазанью с пюре и острые куриные ножки в панировке – всё от Фуфур. Та ещё натура, но производство поставить умеет и доставку наладить – тоже. А уж как готовят её повара… Правда, в последнее время Веник признавал первенство за своей Катей-Женей.
Да кто сказал, что она – его.
– Слушай, ты пока спал, всё бормотал «или она», «или она». Что это за она такая? – поинтересовался я, когда, стараясь не слишком шуметь, мы таскали еду в комнату – не хотелось надолго оставлять драконов одних. Спросил просто так, шутки ради, но друг вдруг насупился.
– Девушка.
Ого! Ого! Так-так-так…
Я тактично выждал несколько секунд, но Веник не собирался распространяться. Тогда я решил надавить:
– Ну?
– Я переезжаю к ней.
Я опешил.
– К ней? Это Катя?
Оказалось, нет. Я надеюсь только, что, пока он рассказывал, у меня слюни из открытого рта не текли.
Веник коротко изложил события, и по всему выходило, что он с этой Иляной даже не знаком. Так, случайная встреча в вагоне.
– Но это ещё нескоро будет, – как-то странно моргнув, успокоил меня он. – Переезд.
Я только и нашёлся, что спросить: почему?
– Потому что она… она… Катя-Женя пока не знает об этом…
– Понятно, – выдохнул я. – Всё с тобой ясно.
Точно помню: ровно в тот момент я отчётливо понял, насколько Катя-Женя похожа на фантомную девушку моей мечты. Настолько похожа, что могла бы быть матрицей. Да только Веник – Веник уже успел захапать эту чудесную девушку себе. И заочно бросить ради какой-то мутной девицы с черногорским, хазарским именем. Теперь у меня нет шансов. А вдруг теперь Катя-Женя не посмотрит на меня иначе, как на друга бросившего её хама?!
Как быстро-то всё это. Как спуталось, как наслоилось…
– Тьфу. Вень. Как собака на сене. Видеть тебя не могу.
– Да что случилось?
– Да ты вообще-то девушку динамишь!
– А тебе-то какое дело?
Напарник вскочил и упёрся кулаками в стол. Звякнула миска с салатом, дрогнули пластмассовые крышечки на сушилке. Взвизгнул во сне дракончик.
– Тише! – прорычал я.
– Ещё будешь мне указывать?
– Ах ты ловелас!
Я от души дал по столу – со звоном подскочили белые широкие кружки, а ладони вспыхнули тупой и горячей болью.
– Идиот! На хрена ты обнадёживаешь Катю, если у тебя другая на уме?
Вениамин подскочил ко мне близко и прищурился:
– Катю, говоришь? А тебе что за интерес? И с каких это пор она стала тебе Катей?
– С тех самых, как ты во сне зовёшь какую-то Иляну! Кто промывал мне мозги, что крутить с двоими – моветон?
– Яйца курицу не учат, – прошипел Веник и схватил меня за рукава рубашки. Я почувствовал себя курёнком, которого трясут за грудки. – Не смей лезть в мою жизнь!
– Тогда и ты не смей меня попрекать! Ни в прошлом, ни в будущем! – крикнул я высоким голосом. Ракушка тревожно пискнула, на миг мы оба оглянулись на дракониху, но тут же снова повернулись друг к другу – холодный, яростный Антон Константинович и пышущий раздражением Вениамин Егорович.
Веник не пожелал тратить слов и красиво и скупо, без замаха, ударил меня правой рукой. У меня зазвенело в голове. Я не думал, что дойдёт до драки! Но адреналин уже вскипал под кожей и разносился по крови. Я позабыл, что Веник крупнее и куда опытнее в рукопашной, позабыл, что он мой лучший друг. Сейчас я видел перед собой только злобного нервного парня со скривившимся лицом. При мысли, что Катя-Женя находила это лицо красивым, я зарычал и вмазал ему по носу.
Но он уже был готов: встал в стойку и выставил ладонь ребром, не обращая внимания на сочившуюся из носа кровь. Эти алые пятна разъярили меня ещё больше. В ушах гремело: «Касалка! Касалка!». Словечко из далёкого детства, беспощадная драка до первой крови…
– Идиот! – орал я, плохо запоминая, что говорю. – Донжуан! Собака на сене!
– Придурок! – тяжело дыша, презрительно выплёвывал он и скользил вокруг, пытаясь прорвать оборону. – Колду-у-ун!
– Бездарь! Эксплуататор! Обманщик!
– Псих-одиночка! Чокнутый!
– Веник драный!
– Ай! Оф-ф! Ф-ф!
Что-то влажное, липкое и холодное стукнулось об мою макушку и потекло по лицу и затылку.
– Что за др-рянь?!
У Веника тем же влажным и рыжим оказались залеплены глаза. Он шарил руками по лицу, плюясь и чертыхаясь.
– Ракушка!
Дракониха решила не ждать, пока наши упражнения перейдут в мордобой, и разбила о наши макушки сырые яйца. Я начал хохотать, но желток затёк в рот, и я закашлялся. Вениамин всё ещё плевался яйцом.
Ракушка, едва справляясь с хрупкими ручками морозилки, вытащила весь фарш и замороженное масло и заставила нас прикладывать ледяные брикеты к наливавшимся фингалам. А мелкий дракошка всё спал – вот ведь дети, всё им нипочём! Только то и дело хлюпал и вздрагивал. Кушка грозно зыркнула сначала на меня, потом на Веника. Погрозила нестриженным когтем, опустилась на подстилку и склубочилась вокруг своего детёныша, не сводя с нас сердитого взгляда.
Дракончик присмирел и затих. Мы с Веником, повозившись, тоже улеглись – на этот раз каждый на своём диване.
Не знаю, спал ли он в эту ночь. Сколько бы раз я не скашивал взгляд на напарника, он лежал, уставившись в потолок и бесшумно щёлкая пальцами.
***
Я встал, стараясь не сильно скрипеть пружинами. За окном гулял ветер. На нашем двадцать пятом завывания особенно отчётливы, к тому же в ветреную погоду сильно шумит вентиляция. Чтобы немного утихомирить гул, я распахнул окно. В кухню ворвалась зябкая бодрящая морось.
– Ыж-ыж-ыж!
Я натянул джинсы, застегнул рубашку и принялся готовить кофе. Сегодня хотелось чего-то особенно; я поднялся в несусветную рань и мог позволить кофе в турке. Правда, конечно же, никакой турки в нашей кухоньке не было, а была оловянная солдатская кружка, в которую я засыпал намолотого «Эгоист Нуар», всыпал чёрного перца и добавил застоявшейся в шкафу сахарной пудры. Ещё бы веточку розмарина, и было бы просто супер, но в коробке из-под конфет, в которой мы хранили пряности, его не оказалось, а спускаться в лавочку в одном из нижних этажей было лень.
– Куда это ты разоделся? – проворчал Вениамин, сонно и звонко шлёпая по ламинату босыми лапами.
– Куда надо, – полусердито ответил я, но ругаться с ним больше не хотелось. Напарник, хмурясь, понюхал мой кофе в оловянной кружке и жестом фокусника извлёк из шкафа розмарин. Примирительно уронил его в кофе и взглянул на меня со смесью виноватости и бравады:
– Так куда собрался?
– Спасибо за розмарин, – сухо ответил я, не желая вдаваться в подробности.
– Если на свидание, лучше смени рубашку.
Вот свинья! Иногда я был уверен: он всё-таки умеет читать мысли.
– Почему?
– У этой пятно на рукаве.
