– Ничего, – снова ответил ей Макс. – Пока не рассвело, мы ничего не можем сделать.
– Но нужно же что-то… – На глаза Вики набежали слезы, и она смахнула их, размазав при этом тушь. – У тебя есть машина? Может, съездить за ними? Вдруг им нужна помощь?
– Ты хочешь умереть? – невыразительным голосом спросил Макс. – Лично я нет. Я их предупреждал.
Максим ушел ночевать к себе. Вика прилегла на диван, но заснуть так и не смогла.
Рано утром, около семи, к дому Даниной бабушки подъехала машина. За рулем «Фольксвагена» был отец Макса, а сам он сидел рядом.
Бледная от бессонной ночи Вика и растерянный, потрясенный Рома тут же вышли на улицу.
– Садитесь. Съездим, посмотрим, что там, – сказал Макс.
– Не бойтесь, днем там безопасно, – проговорил его отец.
Ехали молча. Говорить было не о чем.
Миновав Ягодное, вскоре они свернули на дорогу, что шла мимо мертвой деревни. Вдоль обочины тянулся лес. Листья на деревьях еще не появились, голые ветви были похожи на обнаженные тонкие руки.
Проехав километров пятнадцать или около того, они увидели впереди открытое пространство.
– Прибыли, – обронил отец Максима. – Вон она.
Лес словно бы расступился, окружив площадку плотным кольцом, но не решаясь приблизиться. Пустырь зарос бурьяном, желтая прошлогодняя трава и кусты доходили до пояса. Деревня, судя по всему, была не очень большая – наверное, домов пятнадцать, а то и меньше. Сейчас представить себе на месте этого унылого, наводящего тоску пустого пространства шумное поселение было невозможно.
– Вон их машина! – воскликнул Максим.
У обочины приткнулся автомобиль. Сразу они его не заметили: дорога здесь делала поворот. Отец Максима затормозил, и вскоре все четверо бежали к автомобилю.
Внутри никого не было. Дверцы оказались закрыты, но не заперты, сигнализация не включена.
– Значит, все-таки остановились, – тихо сказал Макс. В голосе прозвучала безнадежность. Стало ясно, что живыми ни Стасю, ни Даню им не увидеть. – Зачем? Говорил же…
– Кто знает, что тут случилось. – Его отец покачал головой. – Всегда одна и та же картина. В машине пусто, людей искать бесполезно.
Они с Максимом и Ромой заговорили о том, что нужно позвонить в полицию, сообщить родителям, а Вика побрела в сторону пустыря. Кругом было тихо, голоса мужчин таяли за спиной. Никто не останавливал ее, Рома и все остальные будто и вовсе забыли о ее существовании.
Девушка и сама не знала, куда идет и зачем. Ноги несли ее вглубь разоренной, ушедшей под землю, уничтоженной деревни. Впереди, на пятачке, лишенном травы, блеснуло что-то, и Вика прибавила шаг.
Наклонившись, она увидела смартфон Стаси. Экран треснул, как будто на него наступили каблуком; фальшивые бриллианты, украшающие чехол, сверкали на солнце, словно капли слез.
В этот момент Вика окончательно поняла, что Стаси больше нет. Она взяла брошенный, ставший ненужным хозяйке телефон, и хотела уже крикнуть, сообщить о своей находке, как вдруг что-то будто бы взорвалось в ее голове, и она услышала вкрадчивый голос, ласковый и вместе с тем алчный:
– Почему не пришла за мной прошлой ночью? Приходи сегодня! Мы любим гостей!
Вика выронила телефон и завертелась на месте, пытаясь понять, откуда доносится голос Стаси, пока не осознала, что он звучит лишь в ее голове.
Ощущение невидимого присутствия было таким отчетливым, что Вика была готова поклясться: ей не почудилось. Стася, которая приехала в мертвую деревню вчера поздно вечером, все еще здесь. И Даня – тоже. И другие люди, попавшие сюда и нашедшие тут свою гибель.
Вместо жизни – ее отвратительное подобие.
Вместо смерти и покоя – вечный голод и ненависть мертвых к живым.
Вика резко развернулась и побежала прочь отсюда, к мужчинам, которые все еще стояли, разговаривая о чем-то.
Бежать было трудно: так обычно бежишь в ночном кошмаре, когда кажется, что ноги утопают в чем-то вязком, колени подгибаются.
Кусты, словно цепкие пальцы, хватали девушку за ноги, хлестали по коленям, будто плетка. Жухлая трава обвивалась вокруг лодыжек. Это место пыталось остановить ее, удержать до тех пор, пока не наступит ночь!
Было светло, но Вике казалось, что тьма сгущается вокруг нее. В голове помутилось от страха: фигуры Ромы, Макса и его отца вдруг стали отдаляться, вместо того, чтобы приближаться…
Вика споткнулась и с воплем полетела на землю.
Очнулась на руках у Ромы. Перепуганный, он держал ее голову на коленях, сидя прямо на земле.
– Вичка! Ну, ты даешь! Напугала! – Он поцеловал ее. – Все хорошо?
– Что случилось? – спросила она, вспомнив, как бежала к ним по пустырю и все не могла добежать. Голос Стаси еще звучал в голове – теперь уже тихим эхом.
– Мы все стояли, разговаривали. Дядя Валера в полицию позвонил, у него там знакомые. Они уже едут. – Рома погладил девушку по щеке. – А ты стояла-стояла, да вдруг как закричишь – и свалилась. Еле-еле успел тебя подхватить.
– То есть я не ходила туда? – Вика повела глазами в сторону мертвой деревни.
Рома недоуменно посмотрел на нее.
– Туда? Зачем? Я бы и не пустил тебя.
– Но ведь… – Вика осеклась и прикусила губу.
– «Скорую» вызвать? – озабоченно спросил Рома.
Послышался шум подъезжающей машины.
– Не нужно никакой «скорой». Поехали отсюда скорее.
Рома помог Вике подняться. Люди в форме направлялись в их сторону, и он сказал, что уехать сразу нельзя, нужно рассказать обо всем, что они знают. Ведь, наверное, будет следствие.
Да, наверное, мысленно согласилась Вика. Следствие будет, хотя оно ничего и не даст. И она, Вика, расскажет, что случилось вчера. Но это будет последний раз, когда она заговорит об этом. А больше никогда, ни за что не станет вспоминать о произошедшем.
И о Ягодном не вспомнит, и о мертвой деревне.
И про Даню со Стасей вспоминать не будет, чтобы ненароком не вызвать их из той тьмы, в которой они теперь обитают.
Серая старушка
Квартира в пятиэтажном доме, где им с мамой теперь предстояло жить, Лёне не понравилась сразу, с первого взгляда. Он и сам не мог сказать, чем именно, не понравилась и все тут.
Мама ходила по квартире за риелтором, худой женщиной с рыжими волосами, заглядывала во все углы, поджимала губы и покачивала головой – хотела казаться спокойной и равнодушной. Но Лёня знал, что на самом деле она очень хочет снять эту квартиру: из прежней пришлось срочно съехать.
– До работы отсюда близко, автобусная остановка в двух шагах, – говорила мама, когда они полчаса назад шли к этому дому. – Школа в соседнем дворе, все магазины под боком. Очень удобно! А вдобавок цена! За «двушку» просят на две тысячи меньше, чем я видела за однокомнатную! «Хрущевка», конечно, но ничего страшного, и в них люди живут!
– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – сказал Лёня, вспомнив пословицу, которую они проходили в школе.
Мама рассмеялась и потрепала его по волосам:
– Надо же, какие мы умные! И не бесплатно это, просто очень выгодно. Как я поняла, хозяевам надо сдать быстро, на долгий срок, порядочным людям. А мы же с тобой как раз такие, верно? Порядочные! Ладно, посмотрим. Может, там окна на мусорку. Или квартира на самом деле «убитая».
Теперь мама делала вид, что приглядывается, сомневается (может, надеялась еще цену сбавить?), но сама уже все решила. Квартира, если честно, и вправду казалась идеальной: и мебель почти новая, и чистота кругом, и окна выходят во двор, и тишина, и этаж четвертый – не высоко и не низко.
Но Лёне было здесь не по себе. Он подумал немного и понял, на что похоже его ощущение. В школе, где он до этого учился, был один мальчик, Кирилл. Он постоянно всех задирал, вечно норовил подраться. А Лёне и вовсе проходу не давал. Один раз услышал случайно, как бабушка (тогда она как раз приехала к ним погостить из своей Анапы) назвала его «Лёночкой». Он сто раз говорил бабуле, чтобы она никогда его так не звала, но та вечно забывала.
И все, с той поры этот Кирилл, стоило ему Лёню увидеть, начинал, как заведенный: «Посмотрите, кто тут у нас! Что это за девочка? А, это же Лее-е-еночка!»
Лёня старался избегать Кирилла. Всякий раз при его приближении чувствовал, что волосы на затылке будто бы приподнимаются, а по спине пробегает холодок. Неприятное, какое-то скользкое чувство.
И здесь, в этой квартире, Лёне тоже казалось, что за ним кто-то наблюдает и вот-вот выскочит из-за угла, набросится, обидит. Он понимал, что в квартире нет никого, кроме них с мамой и рыжей риелторши, но не мог отделаться от этого чувства.
– Думаю, нам подходит, – сказала мама, вдоволь нагулявшись и насмотревшись. – Да, Лёнька?
– Мама, а кто тут раньше жил? – выпалил Лёня. – Чья эта квартира?
Мама посмотрела сначала на сына, потом на риелторшу. Она, похоже, удивилась его вопросу, но все же поддержала:
– Да, правда – кто?
Женщина, как показалось Лёне, немного смутилась, но длилось это замешательство долю секунды, а после накрашенные оранжевой помадой тонкие губы разошлись в лисьей улыбке, и она проговорила:
– Хозяева живут в другом городе, потому и сдают квартиру через наше агентство. А до вас тут жила семья. Потом они купили квартиру и уехали.
Мама обернулась к Лёне:
– Доволен, Шерлок Холмс?
Лёня не был уверен, что знает, кто такой этот Шерлок, но на всякий случай кивнул. Хотя доволен не был.
Они переехали уже на следующий день.
– Смотри-ка, у тебя теперь будет своя собственная комната! – радостно проговорила мама. – А еще риелтор сказала, что если нам тут понравится и будет возможность купить, то можно будет договориться с хозяевами о скидке. Если на работе все будет хорошо, я постараюсь оформить ипотеку.
Мама обняла Лёню и прижала к себе. Так они стояли некоторое время, и Лёня точно знал, о чем она думает, потому что и сам думал о том же самом.
О том, как им жилось втроем, с папой. Папы больше нет: он попал в аварию, когда Лёня только-только пошел в первый класс, и теперь они с мамой жили одни.
Первая неделя на новом месте прошла хорошо. Лёня даже забыл о своих страхах: квартира ничем не отличалась от той, где они жили прежде. И даже от той, где они жили с папой, пока бабушка – папина мама, которая всегда терпеть не могла Лёнину маму, не велела им съехать, потому что квартира была, на самом деле, ее, а вовсе не их.
Мама устроила в их новом доме все по своему вкусу: разложила вещи по шкафам, переставила местами тумбочку и кресло в большой комнате, постелила коврик в ванной. А еще купила Лёне письменный стол, который поставили в его комнате. Прежде на этом месте стояло древнее черное пианино, и риелтор сказала, что можно его продать или подарить, чтобы освободить место для стола. Хозяева не против. Им оно без надобности.
Покупать инструмент никто не хотел, и тогда мама написала объявление про «бесплатный самовывоз». Почти сразу приехала толстая тетя с грузчиками, и вскоре на месте пианино красовался новенький стол.
– Через две недели каникулы закончатся, будешь сидеть тут и делать уроки! – Мама произнесла это таким радостным тоном, как будто Лёня только и мечтал о том, чтобы начать их делать.
С утра мама уходила на работу – она трудилась в стоматологической поликлинике, а Лёня оставался дома. Завтракал тем, что оставляла мама, играл в компьютерные игры, иногда выходил на улицу. Друзей у него тут пока не появилось, так что делать было особенно нечего, и поэтому вскоре он возвращался обратно в квартиру.
В одно из таких возвращений Лёня заметил, что ноутбук, который он поставил на зарядку, оставив на столе, лежит на кровати. Он стоял, смотрел на лэптоп и чувствовал знакомый уже противный холодок вдоль позвоночника.
«Но ведь я мог отключить его, положить на кровать и забыть?» – спросил Лёня сам себя. Это было разумное объяснение, и мама, когда он рассказал ей обо всем, сказала, что так и есть.
– Я и сама такая. – Она поставила перед ним тарелку с жареной картошкой, которую приготовила на ужин. – Вчерашний день не помню.
Лёня постарался убедить себя, что все хорошо, но это удавалось недолго. Утром, когда мама ушла на работу, Лёня проснулся и увидел возле себя стул.
Вроде бы ничего особенного – стул и стул, обычное дело. Но ведь с вечера стул стоял возле письменного стола. А теперь был придвинут вплотную к кровати, словно кто-то («Конечно, мама, кто еще?») поставил его тут, чтобы посидеть возле Лёни, посмотреть, как он спит.
«Оно сидело тут ночью и смотрело на меня. Я спал, а оно смотрело!»
Мысль была настолько пугающей, что Лёня пулей вылетел из кровати и едва не закричал на весь дом, услышав телефонный звонок.
– Доброе утро, соня! – сказала мама.
– Это ты стул поставила? – вместо приветствия спросил он.
– Стул? Какой еще стул?
Сердце упало. Объяснять было нечего, но Лёня все же ответил:
– Я проснулся, а он возле кровати стоит.
– Малыш, прости, не могу долго говорить, у меня люди, – торопливо проговорила мама. – Но ты не переживай. Наверное, это ты сам подвинул, ночью. Бывает такое. Встаешь среди ночи в полусне в туалет и делаешь что-то, чего потом сам не можешь вспомнить.
Лёня молчал, обдумывая ее слова. Маме, ясное дело, виднее. Раз она говорит, что бывает такое, значит…
– Ау, ты чего там притих? Все хорошо?
– Угу.
– Хочешь, мороженого куплю? Поедим с тобой вечером. Что скажешь?
Мороженое – это всегда здо?рово. Вешая трубку, Лёня уже воспрял духом. Переставил стул на его законное место, заправил кровать и пошел умываться.
Завтракал, глядя в окно, и увидел, что внизу, возле песочницы, сидит на лавочке мальчик примерно его возраста. Лёня раздвинул занавески, чтобы получше его рассмотреть и решить, не стоит ли спуститься и познакомиться, но тут мальчик поднял голову и посмотрел на него. Их разделяли четыре этажа, но все же было заметно, что на лице мальчика промелькнуло что-то, сильно напоминающее страх.
Он уставился на Лёню, а потом вскочил с лавки и бросился прочь.
«Что его так напугало?» – Лёня мыл тарелку и чашку тщательно, как учила мама, чтобы не оставалось разводов и следов пищи, и чувствовал, что настроение испортилось.
