– Мыться надо хоть изредка, – неожиданно процедили над самым моим ухом. Зло? Скорее озлобленно, сердито, негодуя, что я, чумазая и вонючая встала на чьём – то пути, – прочь с дороги, жабёныш, и не вздумай входить пока я здесь, еще не хватало пропахнуть этой гнилью. Развели у себя перепончатые в болоте антисанитарию, самим то не тошно от этой вони?! Никакого санитарного благополучия в этом Камышово!
Я дернулась, словно получила увесистую оплеуху. Больно! А обидно то, как…. Жабёныш – это я?! Слово то, какое выплюнул… Так и захотелось сжаться, отступить в тень, вообще остаться за дверью, испуганно пропуская вперед холеного посетителя аптеки. Примечательно, что отнюдь не буффоноида, хвоста за ним не наблюдалось, и на моего сопровождающего не походил от слова вообще, по крайней мере его лицо было того же оттенка, что и у меня, до того, как я прошлась по Топи. Ухоженный, худощавый тип, ростом примерно одного со мной, одетый в добротную, хотя и походную на вид одежду смотрел на меня как на мокрицу, со смесью гадливости и брезгливости.
Но это как не странно оказалось для меня последней каплей! От хлестких слов меня передёрнуло, я словно очнулась от того ошарашенного, пришибленного состояния, что накрыло меня у входа в Камышово. Вся моя потерянность рассыпалась крошевом со звоном, словно тончайшее стекло от малейшего толчка. Толчка? Нееет. Меня ударили словом. Наотмашь. Хлёстко. Больно! Постарались от души. Ну что ж, зато в себя пришла. И на том благодарствую. А ещё говорят, что слова ничего не значат! Ага! Скажи это тем, у кого от чьих – то слов давление скачет, сердце заходится, инфарктом накрывает. Ещё как значат, облекаясь в материю, нанося ощутимые удары.
Я резко остановилась. Не говоря ни слова я подняла взгляд и посмотрела в глаза грубияна с вызовом и негодованием. Я. Не. Заморыш. Нечего. В Топь тебя надо. Без карты и привязки. Без письма с адресом. Просто отвести и оставить!
Из чистого упрямства схватилась вперед за дверную руку и дернула на себя дверь с силой, на которую оказалась – таки еще способна, перегородив дорогу нахалу, зашла в Перепончатую лапку, чеканя шаг сапогами, с которых слетала подсохшая болотная тина и грязь. Дверь я захлопнула прямо перед носом холеного типа. Вот пусть сейчас стерилизацией дверной ручки озадачится, если не передумает войти в одно помещение со мной. Ничего страшного, лишатся в аптеке одного хамоватого клиента, не велика потеря.
Развернувшись, первое, что я увидела – это была стойка фармацевта, деталь с болот. Вот это ощущалась сразу. Во – первых, травы. Везде висели пучки трав, мешочки на прилавках, скорее всего тоже были с ними. Во – вторых, на полках бутылки, скляночки, перетянутые тканью или с глухими пробками и все подписанные. А за прилавком престарелый буффоноид в плотном холщёвом фартуке и с нарукавниками на рукавах рубашки, чтобы не замарать, по всей видимости. Перепончатые лапки крепко держали деревянную ступку с пестиком, в которой буффоноид что – то перетирал за минуту до моего появления. С краю рабочей стойки я заметила калиброванные пробирки, заполненные наполовину какой – то тёмной жидкостью, мензурки, одну плоскодонную колбу Эрленмейера и ложку – шпатель. Да ладно. Лаборатория? На минуточку у жаб?! Кто у нас химики? Как вам коллега?!
Не ждали?! Судя по удивлению, что плескалось во взгляде престарелого буффоноида, стоящего за аптечной стойкой, нет, не ждали. Ну, если и ждали, то что – то более аккуратное и чистое, благообразное и уж однозначно не столь воинствующее. Да, да конечно, письмоносцы, как они сказали – реликты, дикоросы, а тут такое не попадание в образ – заморыш чумазый, к тому же еще и вонючий да в гневе! Ну что ж! Я собственно не напрашивалась к ним не на службу, не на дружбу, я даже знакомства с ними не искала! Так что отключаем опцию претензий!
–Жаб Жабыч? Вы? – дождавшись утвердительного кивка, я продолжала с напором, нажимом, вызванным скорее обидой на реакцию, которой меня обдали в конечной точке моего не мысленного, сумасшедшего, в прямом смысле убойного марш броска.
–Вам, знаете ли, письмецо пришло! Ну как сказать пришло – я его через всю топь несла. Несла, несла, еле вынесла. А она у вас, я про Топь, верно, подмечена – Большая! Чрезмерно и до неприличия! А письмецо увесистое, к слову сказать! Извольте получить и расписаться! И про обещанное вознаграждение не забудьте! Доставка обошлась мне крайне дорого! Пережить такое еще раз – увольте! И сделайте милость, объясните, как вас угораздило среди Топи поселиться? До вас же не дойдешь, не доедешь! А самое главное прошу выдать подробную инструкцию как мне вернуться обратно и желательно сократить проход по вашей мерзопакостной Топи до минимума! Карта бы топографическая с максимально крупным масштабом и со всеми условными обозначениями подошла бы идеально, а ещё компас, если он у вас, конечно, имеется, плутать по Топи часами – увольте, я больше не хочу. Вот с этого, пожалуй, и начните!
Выдав все это на одном дыхании, я плюхнулась на табурет, справедливо полагая, что приглашение присесть вряд ли последует, смрад болотной гнили уже заполнил собою небольшое помещение «Перепончатой Лапки», тут ты хоть в квадрате будь воспитан, максимум, на что тебя хватит – это вежливо промолчать. Краем глаза я видела, что нахал, высказавшийся нелестно в мой адрес открыл-таки дверь, но так и остался стоять, не переступая порог. Душок болот претит? Вот и стойте там, на свежем Камышовском воздухе, пока я на свои вопросы ответа не получу.
– Вечер добрый, уважаемый письмоносец! Очень хорошо, что вы уложились в срок, мы действительно рады знакомству с вами. Можно письмецо просмотреть? Не сочтите за недоверие к вашим словам.
– Да, конечно! Тряпку!
– Что простите? – подвис буффоноид, что старенький ноутбук, тщетно пытаясь уловить логику в моём запросе.
–Тряпку! Руки вытереть! Ваши Топи – я уже сказала мерзопакостное место для прогулок и, если вы не заметили я вся в грязи, провалилась пару раз в трясину. Ведь замараю ваше письмецо, как пить дать.
Что ж, несколько секунд и передо мной стоял тазик с теплой водой, мягкая ворсистая тряпица и горячий чай в толстом стеклянном бокале.
– Вы не подумайте, мы вас накормим, всенепременно, ужин давно готов, мы ведь вас еще с утра ждали, но горяченький взвар сейчас вам просто необходим. Сил у вас действительно ушло немерено, пересечь Большую Топь, не каждому дано.
– Да? Необходим? А я лягушкой после не квакать не стану?
– Ну что вы? Как можно? Хотите я выпью этот, а вам другой бокал нальем?
– Ага, и что нам это даст? Вы как квакали, так и будете! Воды. Дайте мне просто чистой воды, прохладной желательно.
Недоверчивая я и точка. Вот не встреться мне у порога этот тип, что стоял сейчас за моей спиной в дверях, пытаясь оттереть перчатки платком, бьюсь об заклад шёлковым, не обдай он меня презреньем, что ушатом помоев, возможно, наше знакомство зазвучало бы в другой тональности. Я бы тихо молча, не высказывая ни к кому претензий, посидела бы в аптеке, съедая все, что мне наготовили и, доверчиво попивая горячий, дымящийся, как назвал его Жаб Жабыч взвар.
Вымыв руки в поставленном передо мной тазике, вытерев насухо, я достала из рюкзачка пухленький конверт, адресованный Жаб Жабычу, с которого и начались мои мытарства. Получите – распишитесь! Вот ведь дернуло меня заинтересоваться работой курьера! Если вам придет такая шальная мысль в голову – сто раз подумайте, ну или хоть уточняйте все детали сразу! На берегу так сказать. По пунктам!
Передав в морщинистые с обвисшими, истончившими полупрозрачными перепонками лапки конверт, я отпила принесенной воды. Надо же. Чистая. Прохладная. Вкусная. Жабыч же читая послание, как бы, между прочим, добавил:
– Взвар вкуснее. Там ягоды мшистого морозника – так они только усталость как рукой снимут, а заряд бодрости, который они аккумулируют, вам сейчас будет очень кстати, и лист пролистника, собранный в полнолуние у границы с Топью – ясность мыслям придает. А вам это, письмоносец, сейчас просто необходимо. Поверьте старому аптекарю, я плохого не посоветую. Пейте, письмоносец, от нас никакой опасности априори исходить не может. Для нас вы – ценность, которую беречь нужно и всячески помогать.
Посмотрев на моего сопровождающего, что протиснулся мимо холеного нахала, который продолжал сердито буравить мне спину, и встал рядом со мной, я отпила взвар. О как! Не знаю я про морозник мшистый, про пролистник, а вот нотку корицы и мускатного ореха уловила. И самое главное – горячий, прямо глинтвейн, честное слово и вкусный. Глинтвейн по-лягушачьи, бьюсь об заклад, такого вы ни в жизнь не пробовали и вряд ли рискнёте проделать тот же путь ради такого удовольствия.
– Благодарю, вас, письмоносец. Сердечно. От всей души. И за корреспонденцию, вестей от родни из непараллельной нам реальности я не получал даже не припомню насколько давно. Жизнь прошла, можно сказать. И за все сложности, что вам пришлось пережить за это время, за это, пожалуй, сильнее. Первое письмо для всех письмоносцев большое испытание, я знаю. Тем более, если вам пришлось вырасти в совершенно не мысленных условиях – информации о мирах вы не получали, о пути не знали, о вашем предназначении тем более. Что я говорю – техногенный мир, этим всё сказано. Могли и сломаться. Не выйти из Топи.
– А что предупредить не судьба? Сами же говорите – информации ноль, почему бы инструкцию не выдать? Можно и не подробную, но хотя бы самую малость, в пару тройку пунктов, чтобы у меня мозги в ваших болотах не отказывали?
– Нельзя. Поймите – это правило. Только необходимое сообщение – адрес письма. Иначе сущность не раскроется, какой бы ни был потенциал. Сначала надо надломиться, согнуться, это как пружину сдавить до предела, только после этого суть, то, чем вы являетесь по своему естеству, сможет распрямиться, расправить крылья, стать явной для всего мироздания.
Так значит! Меня как пружинку сгибали! Сознательно ломали, забросив в топкое болото, чтобы непонятно кто смог получить сомнительное удовольствие назвать меня письмоносцем и получать корреспонденцию из непараллельных им миров! Вопрос только совсем уж откровенный – а оно мне надо?! Курьер! Вы скажите – межмировой? Ха! Ну и в чем прелесть?! Меня это после марш-броска по Топи что – то не прельщает, и иллюзий я больше о дальних маршрутах не питаю. Или это что – мечта моей жизни – письма разносить? А может потолок моих возможностей? Я что действительно больше ни на что не гожусь? Прессу доставлять?! Я – почтальон?!!! А ведь еще с детских лет меня подбешивало, когда стишок Маршака поручали выучить да читать с выражением! С выражением!!! Мне тогда ставили в упрёк именно его отсутствие! Вот только с каким скажите на милость выражением можно читать: «Кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой на ремне? С цифрой пять на медной бляшке, в синей форменной фуражке. Это он. Это он. Ленинградский почтальон!» Во-первых, сейчас уже никто ни к кому в дверь не стучится и корреспонденция сплошь и рядом электронная, во-вторых, а в чем собственно прелесть, к чему этот неоправданный восторг? Я уже молчу, что и Ленинграда как такого уже нет! Есть чудесный неповторимый Петербург, которому равных в нашем мире нет! Скажи мне тогда, что это и есть даже не призвание, а моя сущность, не знаю даже, как бы я отреагировала, скорее всего, стукнула бы в ответ, чтобы не выдвигали такие бредовые гипотезы. А ведь так все беззаботно начиналось! Подработка! Временная! Вот так ввяжешься сначала, как на подработку согласишься, а потом будешь как ишак с языком на плече и с толстой сумкой на ремне меж мирами в броулинском движении носиться. Что ж – нашла себе подработку на лето! Так, а что с оплатой, что – то долго к этому пункту движемся!
– Но собственно, что это я, – тем временем продолжал буффоноид, – обо всем вам должен поведать представитель ВАМПИРа.
– Чего?! – вот тут во мне черты буффоноида и проявились – глаза у меня распахнулись, словно не доверяя мозгам, решили сами разузнать наперед, что это за вампир нарисовался, упаси Господи, смею надеяться мою праведную душу?! К кому мне за разъяснениями необходимо обращаться?
И как вы думаете, чей был выход?! Вот удержись моя головушка! Тот нахал, что наговорил мне гадости, оказывается и есть тот самый представитель. Вампиров? Да ладно! Не верю! Зубов, выдающихся, выпирающих не вижу, глаз, отдающей краснотой тоже. Холеный – да, уверенный в себе – да, наглый – три раза да, но на классического вампира не тянет от слова вообще. Хотя, может, я о них мало знаю или вообще у меня информация неверная, из непроверенных источников, так сказать?
Тем временем, переступив порог, даже не делая попытку скрыть неприязненное кислое выражение на своей физиономии, неприятный типчик заявил:
– Я, Харальд Реймс, представитель Межмировой Академии. Прибыл, чтобы сопроводить письмоносца в ВАМПИР. Вам следовало выполнить задание значительно раньше, тогда мне не пришлось совершать переход в ночное, нелетное время. Тем более что у нас несовпадение в часовых поясах. В ВАМПИРе уже скоро рассвет. Смею заметить, что это не мое рабочее время и компенсировать его руководство вряд ли будет.
Уж вампир он там или нет, не знаю, но по мне так самоуверенный нахал, хам да к тому же зануда. Время у него, видите ли, нелетное, может мне свои пять копеек вставить и объяснить доходчиво, что мне до его разницы в часовых поясах вот вообще фиолетово, особенно после блуждания по Топи. И отчитываться перед этим грубияном я точно не буду, и понятное дело, никуда с ним не отправлюсь. С чего бы это?! Так что все переговоры о возвращении к себе вести надо исключительно с Жаб Жабычем или со Шреком, он, по крайней мере, вызывает доверие, несмотря, что, по сути, жаба жабой. Демонстративно развернувшись спиной к этому Реймсу, проигнорировав его монолог и обращаясь к моему проводнику доверительно сообщила:
– Не, это без меня! Я с ним ни к каким вампирам не поеду, полночь там или ясный день! Увольте! Уж лучше в Камышово навек застрять! Согласен?!
– Вы, похоже, не понимаете! Ваш долг перед мирами стать письмоносцем! – встрял опять стоящий у порога кадр.
Да что ж, ему неймётся!
– Да неужели? Это когда же я мирам то задолжать успела?! Просветите!
– Отправляемся немедленно, – безапелляционно, не требующим возражения тоном заявил этот прибывший по мою душу токсичный тип, напрочь игнорируя мой вопрос. – Если вы все же хотите быть зачислены в группу, как полагается и получать стипендию первый семестр.
– А если не хочу? Что тогда? Силком потащите?! Вы меня вообще слышите? Вы понимаете, откуда вы сами прибыли и куда предлагаете мне отбыть? С какого это перепугу мне отправляться по собственной воле к вампирам? Я же по вашим словам вонючая, так что как закуска вашим вампирам не гожусь. И у меня знаете другие планы на жизнь. Свой мир, семья, учеба! Можете сразу меня отчислять, с вашими кровососами учиться я не буду, еще не хватало, покушанной не пойми, кем быть! И курьером после сегодняшнего дня становиться не просто не хочу, меня от такой перспективы воротит! Тошнит! Так что откланивайтесь восвояси, из списков вычеркивайте, а я к себе вернусь. Меня проводят! – сказала я с вызовом и перевела взгляд на буффоноида, сопроводившего меня до Жабыча.
Надо же, а имени я его так и не узнала. Нехорошо получается… Мало ли что, испугалась, устала, а вежливости это не отменяет. Шреком про себя назвала и успокоилась…
– ВАМПИР – это Высшая Академия Межмирового Письмоведения и Рецепции. Что за невежество? Никто никогда там никого не кусал, разве что наряд на уборку территории за нарушения устава получал и стипендии лишался, да и то на полгода. В Академию нереальный конкурс даже на подмастерные места рецепции, а вам оказана честь, быть зачисленной на бюджетное отделение факультета письмоведения со стипендией и правом проживания на территории Академии в главном студенческом корпусе на протяжении всего курса обучения!
О! Да ладно! Прямо таки Высшая Академия! Нехило для обычных курьеров! Да хоть и не обычных! Только у меня свое обучение имеется, аж третий курс наметился, на минуточку и специальность, которую я сама выбирала. Академия там или нет, с вампирами или без – я в этом не участвую! Домой! Только домой!
– Полночь у вас там или нет, но письмоносца мы не отпустим без горячего ужина, без чистой одежды и без оплаты, как обещанной, так и сверх того от нас! Девчонка натерпелась на Топях, мало никому не покажется! Как живая ещё вышла!
Мой сопровождающий встал напротив нахального типчика, заслоняя меня собой. Спасибо, друг!
Жаб Жабыч тем временем положил толстенький конвертик, перетянутый скрученной тонкой веревочкой передо мной.
– Здесь вознаграждение, письмоносец. То, что полагается при доставке межмировой корреспонденции и лично от себя. Не беспокойтесь, все в мимикрической валюте, – видя моё замешательство Жабыч пояснил. – Имитирующая валюта тех миров, в которые вы попадете. Вы ей везде сможете рассчитаться, в любом мире, куда попадёте.
– А курс? Как я пойму, что это не гроши, а соответствует оплате за все мои мытарства?
А что? Доверяй, но проверяй.
– Очень просто. Если у вас с собой были деньги, то они мимикрировали под нашу валюту, и вы сами поймёте соотношения. Посмотрите, я помогу вам сориентироваться.
Вот озадачил…. Мимикрия валют – удержись моя головушка! Это, что, если у меня с собой было рублей пятьсот бумажными деньгами, то они сейчас вовсе не рубли, а не пойми что. Тугрики какие-нибудь?! Караул! А карта? Что с ней? Как выяснилось, на электронные деньги мимикрия не распространяется. Вот всегда знала, что картам не стоит слишком доверять. Их в мирах считывать никто не собирается. Запомните! Наличные, только наличные!
Порывшись в рюкзачке, я достала вместо пяти сотенной бумажки целую стопочку, аккуратно сложенных купюр. Зелененькие с разводами, хрустящие, как выяснилось новенькие, даже сохранившие запах печатной краски местные бумажные деньги. Пятьдесят местных камышиков. Вот умилили. О как! То есть один к десяти! Интерес взял вверх, и я открыла конверт прямо при Жабыче, ведь интересно во что оценили труд письмоносца, а по мне так просто курьера. Оказывается все более чем солидно. Обязательное вознаграждение состояло из тысячи камышиков и еще пяти ста лично от господина Кваркла. То есть на наши земные деньги у меня появилось пятнадцать тысяч. За один день. То, что в этот день мне пришлось пережить, опустим. Может, стоит, и подумать о подработке, но не на постоянной основе и с разъяснениями подробнейшими и топографическими картами. И ключевое слово – подработке, никакой постоянно основы и обучения. Ещё я на почтальона в Академиях не обучалась!
– Мы вам очень благодарны, письмоносец, знайте, что вы всегда желанный гость в Камышове. Когда вам разрешат посещать Родину, то так или иначе ваш путь будет проходить через наше поселение. Мы вам всегда будем рады, сможете отдохнуть, покушать, восстановить силы. С нами у вас будет постоянная привязка. Собственно вы в любое время сможете к нам наведаться, даже во время обучения. Если нужна будет аптека, то прошу только ко мне! Я даже оплаты с вас не возьму! У нас и сапожник один из самых лучших в мирах, пусть о нём мало кто и знает, умелец каких поискать, в его обуви даже хромые ходят. Да много чего у нас здесь интересного есть. Грязевые лечебные ямы в Голодных Воронках – одни они чего стоят! Эффект от лечения первоклассный – кожа регенерирует, о болячках только воспоминания и остаются, суставы как новенькие, даже не поскрипывают. Вот вы можете предположить, что мне восьмая сотня лет пошла? То – то! Без грязевых ванн давно бы этот мир покинул. Это сейчас из-за нехватки времени не посмотришь, а как только обустроитесь, обживетесь, так на выходные к нам и наведывайтесь. Мы вам всегда будем рады!
А вот тут я подвисла. Что значит, когда разрешат вернуться на Родину? Из всей обращенной ко мне речи я услышала именно это. То, что Жабычу восьмая сотня лет пошла как – то даже не восприняла.
– Письмоносец, то и значит, – веско, с чувством явного превосходства высказался тип, что так и стоял, в дверях аптеки, – вы являетесь студентом ВАМПИРа, ваше образование не обсуждается и выбора вам не предоставляют. Письмоносцами в мирах не разбрасываются – это непреложная истина во всех мирах и реальностях. То, что вы смогли доставить корреспонденцию – хорошо. Но, чтобы делать это с лёгкостью, преодолевая расстояния меж мирами и временем без потрясений и потерь в личном составе необходимо учиться. Поэтому мы сейчас уходим порталом в Академию, вас уже зачислили, по сути, остались лишь формальности.
– Но я не хочу! У меня дом! Свой мир! Родители! Учеба интересная мне, а не к ночи помянутым вампирам!
– Ничем помочь не могу.
– Письмоносец, это действительно так, – Жабыч был само участие. – Но попасть в ваш мир все-таки можно. Для этого нужен либо действующий портал. А их уж поверьте мне, прожившему страшно подумать, сколько лет буффоноиду, в вашем мире уже нет. У вас на сегодняшний день крайне техногенный мир, от былого почти следа и не осталось. Либо, когда вы станете специалистом, тогда сможете сами написать межмировое письмо, и озаботится его доставкой.
– А что кто – то другой не может это письмо написать, а я доставлю? Ваша Топь – не проблема – дойду! Один раз ведь у меня это получилось, и сейчас получится!
Как выяснилось, могут, но не будут, поскольку это уже уровень моей будущей профессии, то, к чему я должна стремиться в процессе моего обучения. Вот тут – то мне стало и обидно, и страшно, а еще невыносимо больно. Я не планировала уходить из своего мира. Даже не помышляла! Я не хотела становиться письмоносцем. Мне не нужны другие миры! Я хочу домой, к родным и близким, я за них переживаю, как им – то придется от мысли, что я сгинула в лесу, пропала без вести…. Сейчас уже, поди, меня со всеми собаками по лесу с эмчеэсниками разыскивают!
– Попроси твое непосредственное начальство найти способ сообщить родным или наложить заклятие с замирающим эффектом – стазис, распространённая практика, – мой сопровождающий с вызовом посмотрел на типчика из академии, – вы должны были это сказать письмоносцу с самого начала. Зачем вы нагнетаете обстановку?! Ваша цель – отвадить от обучения вестника или объяснить перспективы, что открываются перед девочкой после получения образования? Вы точно на Академию работаете?
И уже обращаясь ко мне, добавил:
– Поешь, умойся, переоденься, час у тебя еще точно есть.
Я смотрела на вызывающую негодование самодовольную физиономию типчика, что прибыл увезти меня за тридевять земель даже от стыкующего с моим миром Камышова, не пойми, куда против моей воли и понимала, что если действовать, то только здесь и сейчас. Не ныть, не охать, не взывать к милосердию и пониманию. Ни на какой скулёж просто не было времени. Отправляться с ним невесть куда, в какой – то мир на обучение, не пойми, где зависший на просторах Галактики бесконечно далеко от родной Земли даже думать, не сметь в этом направлении! И да, уж лучше бы этот мир не имел по отношению ко мне никаких намерений! Однозначно, миру было бы спокойней.
Опустив взгляд, чтобы не пересечься с кем – то и не выдать себя, я позволила мыслям закрутились слажено, четко, словно в отлаженном часовом механизме с бесшумно двигающимися стрелками. Тик-так, тик-так! Уходить нельзя никак! Возможно, это результат пролистника и мшистого морозника, чаем с которым, не подумав о последствиях, напоил меня Жабыч. Ясность мыслей? Да, результат пролистника я ощущала в полной мере. Однозначно мои протесты и доводы не услышат, время уйдёт, так что нужно действовать. Покидать Камышово, из которого можно попасть, пусть через Болото, через Топь, но к себе было не допустимо. Потом мне не найти дорогу домой. Без вариантов. Действовать нужно здесь и сейчас.
То, что мой сопровождающий, который встретил меня на болоте, и Жаб Жабыч мне не в помощь я понимала также ясно, впрочем, как и то, что действовать нужно быстро, не оглядываясь, не выверяя шаг, на это просто не было времени. Час, у меня есть не больше часа, а то и меньше. Как бы они ко мне не относились буффоноиды, пойти против представителя межмировой академии они не смогут, да и не решатся, им и самим это не выгодно. Ни союзников, ни помощи, ни даже сочувствующих здесь я не найду, что ж, лишь бы не мешали. Мой мозг искал выход и просчитывал один ход за другим. Час говорите? Что ж, маловато, но однозначно лучше, чем ничего.
Я кивнула и спросила у господина Кваркла, где можно помыться и есть ли во что переодеться, в моей испачканной, промокшей в затхлой топи одежде крайне неудобно. Жаб Жабыч понятливо закивал, засуетился, приглашая меня внутрь аптечного помещения, на ходу показывая, что вот здесь вы покушаете, ужин удался на славу, все горячее только крышку приподнять. От накрытого стола, заставленного тарелочками, прикрытыми крышками пахло до одури аппетитно, я только сейчас осознала, насколько я голодна. Но, на это, к сожалению, ни возможности, ни времени не было. Дальше по коридору располагалась ванная комната. Меня умилила аккуратно сложенная на полочке чистая одежда, в которую можно переодеться, несколько комплектов разных размеров, ведь они не знали, кем окажется письмоносец. И обувь несколько пар на выбор. Заботливые. Я даже на какой – то миг прониклась, но почему – то пришла в голову мысль, даже нет, вопрос, отдающий шоковыми нотками, а как интересно Дюймовочку встречало семейство Жаб, может тоже заботливо со всем радушием? И проникновенно разъясняли о плюсах и перспективах совместного жития – бытия? И в свете открывшихся фактов, меня осенило, а может статься, Андерсен, который Ганс Христиан не совсем сказку написал, а вполне себе взаправдашний ужастик с похищением и переходом по Большой Топи. Дюймовочка из Камышова…. Жуть жуткая! Трагическая судьба Дюймовочки – вряд ли она с болота удрала бы, и Ласточка была единственным вымышленным персонажем! Хотя, не знаю, может и решилась на побег. Мне – то ведь почтальоном у них светит остаться, а бедняжку замуж звали. Какой там звали! Перед фактом поставили! Мезальянс! «Неравный брак» Василия Пукирева видели? Так вот после Дюймовочки сюжет картины покажется безобидным не вызывающим протеста событием. Подумаешь старикан! Не жаба же! Нет, дёру надо давать отсюда, дёру! Пока ещё что-нибудь не выяснилось!
– Полчаса, письмоносец. Помыться, переодеться на это не больше получаса. Вы сможете уложиться? Обязательно нужно поесть. В Топях вы натерпелись изрядно, и без подкрепления сложно будет пройти порталом в Академию, сил на переход расходуется немерено. А туда действительно лучше не опаздывать и прибыть вовремя. В таком случае назначается стипендия на ближайшие полгода, что является существенным подспорьем для студента, не имеющего постоянного дохода.
Я лишь кивнула престарелому буффоноиду с теплотой смотревшему на меня снизу вверх, стараясь не пересекаться взглядом с прозрачными слегка навыкате глазами. К чему произносить то, что изначально уже является обманом? Обозначать направление, в котором я видела и обучение, и стипендию в этом заведении, расширяя при этом лексикон у добропорядочного буффоноида непечатными выражениями. Да и врать, собственно, как и ругаться, вообще, знаете ли, нехорошо. Закрыв за собой дверь ванной комнаты, не давая себе ни секунды, чтобы осмотреться, как ни как оказалась в лягушачьей ванной комнате, начала стягивать с себя мокрую грязную одежду и скидывать в открытую пустую бельевую корзину, по всей видимости, приготовленную для меня. Однозначно, горячий душ, мыло, мочалка и щётка были бы сейчас более уместны, но пришлось довольствоваться струей воды, пытаясь стереть с лица, шоркая подсохшую болотную грязь. Получалось неважно, грязь местами въелась в кожу, но на большее, увы, времени не было. Натянув на себя сухие вещи, которые заботливо сложили аккуратными стопочками на табурет, с облегчением замечая, что рубашка мягкая и как раз впору, а свитер, если и был чуть велик, и брюки были без привычного ремня, а на добротных старомодных подтяжках, то сапог стояло три пары, все разного размера, на выбор. И даже беглого взгляда хватило, чтобы понять, что обувь у них и в правду отличная, и кожа и выделка, и пошив, жаль, что в топи я эту красоту всю испорчу. Натянув сапоги, облегченно вздохнула – не жали, сели, как будто на меня были сшиты, аккуратно обхватив мою ногу, словно подстраиваясь под неё. А пряжки и обтянувшие голень ремешки смотрелись не просто стильно, а я сказала бы даже шикарно.
Что ж, господин Кваркл, премного благодарна за заботу, к тому же убегать от обрисованной перспективы лучше в обуви, которая не жмёт, и с которых не выпадаешь при беге как Золушка, дающая дёру от свалившегося на голову Принца. Я-то на Золушку не тяну, разве, что после ударного труда на кухни у злой мачехи, а вот прибывший сопроводить меня не пойми, куда на принца не тянет даже с натягом. Не его амплуа – это даже не предположение, а вердикт. А вот то, что придется бежать, я, почему – то не сомневалась. Впрочем, как и то, что в погоню прибывший по мою душу типчик из Академии пуститься однозначно. Значит, медлить ни в коем случае нельзя.
Выскользнув с величайшей осторожностью из ванной комнаты, предварительно оставив включенной воду, пусть думают, что я еще отмокаю, я прислушалась. Все трое о чем-то переругивались в аптечном помещении. Прибывший кадр из Академии что – то говорил на повышенных тонах, но сбивчиво, не разобрать. Впрочем, я и не пыталась. Всё что надо я уже услышала и выводы сделала. Накинув плащ, что Шрек дал мне у входа в Топь, держа в руках сапоги, поборов искушение стянуть со стола угощение, боясь при этом выдать себя, на цыпочках, стараясь ступать с величайшей осторожностью, благо добротные половые доски не скрипели, направилась вглубь аптеки.
Что я искала? Черный выход. Должен же быть ещё один выход кроме входа в аптеку! Ну, это же логично! Техника безопасности?! Нет? Не слышали?! Инструктора на вас по технике безопасности нет! Мда… Логики в чужом жилище искать не шибко умное занятие…. Тогда окно? Что ж пришлось открыть первую попавшую комнату, убедиться, что в ней никого нет и, приоткрыв оконные створки витиевато выругаться сквозь зубы. Высоко. Не сильно, но безопасно спрыгнуть у меня вряд ли получиться. Привычки выходить наружу через окна у меня не наблюдалось. А если уж на чистоту – это был мой первый жизненный опыт. Некстати вспомнились наставления многочисленных психологов, которых в инете развелось, что грязи, дескать, нужно пробовать что – то новое в жизни, не дать мозгам засохнуть и прочая, прочая околесица. Бьюсь об заклад никто из этих умных товарищей и подумать не мог, что для кого – то новым занятием будет выбираться из окон жабьего дома, отказывавшись перед этим от плотного горячего ужина! Это уж сосем креативный подход к восприятию наставлений! После такого опыта пусть только попробуют мои мозги засохнуть! Не позволю! Если только хоть намёк будет или Альцгеймер там, на горизонте замаячит, оживлю в памяти картину побега из дома господина Кваркла, стоявшего на отшибе Камышова, затерявшегося среди Большой Топи. Вмиг каждая извилина в мозгу встрепенётся, взбодрится.
Свет в комнате однозначно включать было нельзя, пришлось шарить впотьмах, ища, то, что мне поможет. Через пару минут я уже спускалась по связанным в тугой узел простыням и покрывалам, примотанным к чугунным ножкам не сдвигаемой в принципе кровати, накрытой тридцатью тремя одеялами и не меньшим числом подушек. Простите меня, Кваркл Жаб Жабыч, надо было все же инструкцию прикладывать….
Харальд Реймс.
День не задался с самого начала. Выговор за случайно записанный не на положенных страницах отчет. Строжайший. Подставил всех, кто уже внес свои данные. Придется переносить свои записи, деталь – всем, причем в кротчайшие сроки. Даже не понятно, как такое вообще могло случиться, он всегда скрупулёзно относился к отчетности, не мог он совершить такой оплошности. Он всегда старался исполнять возложенные на него обязанности с предельной ответственностью. Но однозначно сам виноват, конечно. И всё же кому понравится слушать от начальства нелестные эпитеты и упрёки в своей безалаберности? После пришли результаты независимой проверки второкурсников. Наивный, он ожидал отличных результатов, ведь, сколько труда было вложено в эти не сильно одарованные головы! Он старался, объяснял, повторял, рассматривал с разных сторон, требовал результатов, спрашивал, устраивал проверочные тесты. Подходил к обучению творчески, креативно, с душой. Напрасно. Всё это было напрасно. Группа второкурсников ухитрилась написать входящую диагностику по темам первого курса космографии на неприлично низкий, можно сказать провальный балл, а это, прежде всего, ударило по нему, преподававшему им эту увлекательнейшую и основополагающую для их специализации науку в прошлом учебном году. К тому же это был его первый преподавательский опыт, своего рода тест для него самого, который он провалил по вине нерадивых студентов. И где ж справедливость? Завалили экзамен – они, виноват – он. На обед опоздал, пока оправдывался да извинялся у начальства, пришлось ходить голодным и злым вплоть до ужина. А на вечернем совещании его поставили перед фактом перед всем преподавательским коллективом, что вести космографию на втором и старших курсах будет приглашенный специалист из Ланиакеи, пребывающий сегодня то ли ночью, то ли утром. Косые, сочувствующие взгляды коллег. Не было печали! И это когда уже началось обучение и все ставки между преподавательским составом согласованы и договоры подписаны! И, тем не менее, ему, Харальду Реймсу, оставляют лишь первый вводный курс космографии, но с оговоркой только на один год, если результаты у нынешних первокурсников будут низкими, то заберут и его. Тестировать студентов будут через каждые три месяца, а потом заключительная диагностика в конце обучающего периода.
Так гадко я себя не чувствовал ещё никогда в жизни. Впрочем, было и похуже что уж там, но там-то от меня ничего не зависело, а здесь было приложено максимум стараний, от этого было вдвойне обидней. Снисходительно предложили в довесок ставку помощника книгохранителя, от неё в принципе можно было и отказаться, но вопрос тогда, что в итоге он будет получать за свой труд и чем будет оправдано его присутствие в Академии? А ведь ВАМПИР – это то место, в которое он стремился попасть, сколько себя помнит. Пожалуй, для него это единственный шанс попасть в иные миры. Перебрать все до единого по службе, раз вестником он по своей сути не являлся и не вызвать при этом ненужных вопросов.
Но на этом сюрпризы не закончились. Его поставили перед фактом, что на него возложена обязанность куратора поступающих на обучение письмоносцев. Не часто. Будем откровенны, поток письмоносцев, по-настоящему одарованных не то чтобы иссяк, но словно пунктир шёл прерывисто, грозясь затихнуть, прерваться, а там и вовсе замереть. Каждый был на учете, их обучение было под пристальным контролем Межгалактического Управления. Право выбора с этой обязанностью ему не предоставили. Должен. Вот это-то и было последней каплей. Разозлило, вышибло из колеи, заставило потерять привычную выдержку и самообладание. Все были прекрасно осведомлены, что у него непомерно болезненно развитое обоняние, ему сложно переносить резкие и уж тем более неприятные запахи. Студентов он выдрессировал на славу, никто на его занятия не приходил, к примеру, без утреннего душа или во вчерашних носках. А тут его первый же маршрутный лист, даже свыкнуться с мыслью не успел, а в нем пункт назначения – Большая Топь! Даже прийти в себя не получилось, настолько стремительно всё произошло, не было возможности свыкнуться с обязанностью, которая была то ли наказанием, то ли понижением по карьерной лестнице, на которой он только начал делать первые шаги. И тут Большая Топь! Что это?! О! Кто ж не знает?! В первую очередь – смрад и гниль вековых болот плотным непроходимым кольцом обхватившее одинокое поселение буффоноидов… Душная прелость прошлогодней лежалой листвы… запах тины и стоячих вод…. То ли завывание, то ли плач и причитание одичавших кикимор по ночам… Топь! Это ему – то?! За что? Где ж в мирах справедливость?!
На сборы, подписание бумаг для перехода в Канцелярии, получение заряженного и настроенного на ВАМПИР портального камня, на рецепции ушло прилично времени. Выдвигаться сразу в Камышово, в котором не было даже самого маломощного портала, не дожидаясь сигнала о прохождении письмоносцем Арки миров, он в принципе не хотел. Хотя по инструкции должен был не просто ждать его у Арки, а выйти за её пределы и оказать помощь при приближении письмоносца к цели, помочь сориентироваться, ободрить, в конце концов. Ему нужно было это сделать! Но на это он не был готов не физически, ни морально. Во-первых, еще не факт, что тот вообще сможет пробиться сквозь миры, ведь стыкующий мир был уже почти полностью техногенный, а если и пройдет на территорию Топи, то дойдет ли до Арки в Камышово? Резонный вопрос. Большая Топь – она же не просто полна смрадной гнили, она реально опасная, её преодолеть не так то и просто, даже с охранным письмом вестника, хотя потенциал письмоносца вскрывает на раз-два-три. Конкретно этому письмоносцу не повезло, что его мир имеет так мало стыковок с другими реальностями, ему предстоял действительно сложный переход. Во – вторых, он попросту не в силах пробыть там больше времени, чем того требует процедура идентификации и стоять возле Арки ожидая нарисовавшегося на его голову студента, вдыхая гнилостное дыхание Топи. Отходить от болотного воздуха ему так и так придётся, но на большее он, увольте, не способен. Глубоко за полночь, уже успев задремать, он услышал, как прозвучал чёткий сигнал перехода. Раздраженный сверх меры, что все-таки придется наведаться в это смрадное место, он выдвинулся в путь.
Душный, прелый запах все нарастал по мере его продвижения по Вересковой Пустоши, возле которой сработал портал. Виски нещадно ломило, глаза уже начали слезиться, а ведь такой запах, как правило, имеет способность впитываться, проникать во все поры. От него потом так просто не отмыться, а у него, к тому же, начнется проблема со зрением. Это сначала глаза будут слезиться, потом, если не удастся покинуть это место в кротчайший срок и промыть в проточной воде глаза, видеть он будет как в тумане, мутно. Если ещё занести какую-нибудь заразу, то, как сквозь едкую, мглистую завесу. Поэтому лица даже касаться сейчас нельзя, вообще за лучшее стараться не до чего не дотрагиваться, а перчатки по прибытии в Академию нужно будет выбросить сразу в портальной башне, а всю одежду сдать в чистку.
У самой аптеки дыхание стало перехватывать, дышать стало попросту невозможно, и тут он распознал источник этого смрадно-гнилостного запаха. Жабёныш! Здоровяк буффоноид, что шёл с ним за руку лишь пропах этой вонью, а настоящий источник смрадного, гнилостного запаха был завернутый в плащ, кое-как плетущийся рядом, запинающийся на каждом шагу в сгущающихся сумерках полуживой мерзкий жабёныш.
– Мыться надо хоть изредка! Прочь с дороги, жабёныш, и не думай входить пока я здесь, еще не хватало пропахнуть этой гнилью. Развели у себя перепончатые в болоте антисанитарию, самим то не тошно от этой вони?!
Что тогда на него нашло? Сорвался. Молчал, терпел весь день, глотая унижения, наблюдая, как рушится карьера, под снисходительные взгляды коллег, которая еще не успела толком начаться. А ведь вспыльчивость – это не то, что ему было присуще, наоборот, он всегда гордился выдержкой, непрошибаемостью, несгибаемостью, если хотите. Сколько ему пришлось натерпеться в детстве? И ведь кто сможет предположить сейчас, глядя на него через что ему пришлось пройти в своё время? Даже в голову не придёт. Что же нашло на него сейчас? С чего он дал себе отмашку, и позволил выплеснуть всю обиду и злость на жалкого жабёныша? Ведь самому пришлось в свое время натерпеться мало не покажется и, поди, же смог выплеснуть, задеть, обидеть еле живого буффоноида. А ведь тот и в аптеку, наверное, шёл за лекарством, не так ведь просто от него Топью несло за версту.
Вот чего он тогда не ожидал, так это не менее сердитого, да что там – взбешенного взгляда от этого самого чумазого, облепленного грязью жабёныша. Ему не ответили ни слова, впрочем, взгляда было достаточно, чтобы физически почувствовать волну негодования, что хлёстко наотмашь окатила его в ответ на его злые слова. Затем этот заморыш не говоря, ни слова схватился за дверную ручку своей извоженной в грязи лапищей и с силой рванул на себя дверь. Нет, ну всему есть предел! Обидел – да, но дверь, зачем пачкать болотной грязью?! Еще и в каком – то Камышеве, притулившемуся на окраине отдаленной спиральной галактики ему терпеть такое к себе отношение! Раскаяние, что было, подступило, тут же схлынуло, уступая место упрямству и желанию задеть, придавить, одним словом поставить на место. Показать, кто есть кто! В конце концов, как ни как представитель Межмировой Академии здесь и сейчас – он, Харальд Реймс. И какого же было его удивление, когда оказалось, что это и есть письмоносец, которого нужно сопроводить в Академию да к тому же девчонка! Теперь хоть понятно происхождение этой смрадной грязи – в Большой Топи можно и сгинуть, то, что, по всей видимости, она несколько раз проваливалась, делает ей честь – выбраться она – таки смогла, не дала себя утянуть, уволочь кикиморам, и насколько он разбирается, то отбилась она не от одиночек, а от стаи. А значит, потенциал не малый. Возможно, он бы ещё и переиграл тональность их незадавшегося знакомства, но натолкнулся на непомерное раздражение и упрямство письмоносца. Вот ведь нашла коса на камень. Остановиться, проявить дипломатичность – то, что от него требовалось в этой ситуации. Ведь в отчете все будет указано, а он накрученный с самого раннего утра вел себя как последний кретин. Почему? Да потому что спустя полчаса, когда аптекарь Кваркл пошел напомнить письмоносцу о времени, оказалось, что девчонки и след простыл.… Сбежала! Он него! Как? Куда?! В Топь?! Она же там, не имея привязки и направляющего охранного письма, сгинет в два счета! И вместо еще одного письмоносца в Академии появится кикимора в топях! Прямо на границе с Камышова! Беспредельно злая кикимора и именно на него – Харальда Реймса! А виноват будет он, только он! Нашел на ком отыграться! На девчонке, натерпевшейся за этот проход между мирами уж больше, чем он за весь день однозначно! Уж он-то должен был это понимать! Где теперь её искать?!
Вылетев из «Перепончатой лапки» он подвис лишь на мгновение. Сопровождающий письмоносца с Топи буффоноид буквально снес его с ног, схватив за грудки и тряханув, что было сил:
– Это ваша вина! Если девчонка сгинет в Топи, я вас уничтожу!
Что ж, он прав, единственное, ему придется занимать очередь, в ВАМПИРе найдутся желающие сравнять его с землей за то, что он поспособствовал самоуничтожению письмоносца.
Буффоноид рванул по тёмному переулку, ему же не оставалось ничего другого как припустить за ним, стараясь не упустить из виду. Он абсолютно не ориентировался в лабиринте улиц и проулков затерянного в мирах Камышова. Направление? Арка меж мирами – это очевидно! Понимать то он это понимал, но счет шел даже не на минуты, девчонка рванула к ней гораздо раньше и если не успеть перехватить её там, то придется идти за ней в Топь и отбивать от стаи одичавших кикимор! И это ему – то?!
Вот ведь надо было привязываться к местности, когда я входила со Шреком в в Камышово! Что нужно делать, когда ты оказываешься в незнакомом месте? Ну же? Думайте быстрее! В такие мгновения надо быть начеку, не растекаться бесформенной лужицей, беспомощной одноклеточной амёбой, а быть предельно внимательной ко всему, что окружает вас! Переживать из-за внешнего вида?! Мимо! Жалеть себя любимую? Мимо! Смотреть направо и налево, запоминать дорогу, наблюдать, держать ушки на макушки! Вот что нужно было делать! А я? А я повела себя крайне непозволительно – вздумала рефлексировать, анализировать то, когда меня разглядывали буффоноиды, да переживать за гнилостный запах, что шлейфом тянулся за мною с болот. Как на меня посмотрели?! Ах, что про меня подумают?! Да какая мне разница, если есть чем, пусть думают! На здоровье! Что мне с того?! Отслеживать повороты и многочисленные проулки, по которым можно было вернуться к проходу в мой мир – вот что мне нужно было делать! Головой вертеть в разные стороны и запоминать дорогу, не надеясь, что сопровождение будет обязательно и в обратную сторону!
В результате я потерялась почти сразу, как только вылетела с Вересковой Пустоши, свернув пару раз не в те закоулки. А вот времени на то, чтобы забегать в тупики, и устраивать себе незапланированный экскурс по Камышово у меня как раз-таки и не было. Сейчас мне как воздух нужны были четкие представления, куда бежать и желательно наикратчайшим путём. Эх, ну, как же так?! Да, я в шоке, в ступоре выползла из Топи, так это меня не оправдывает, наоборот, в такой ситуации вдвойне, слышите меня, вдвойне нужно быть внимательной и отображать дорогу, по которой идёшь. Примечать детали, считать многочисленные камышовские повороты. Сейчас же приходилось напрягать и память, и логику, но спрашивать редких прохожих, встречающихся мне на пути среди тёмных улиц, я все-таки не решалась. Я не обольщалась, союзников и друзей в этом мире я точно не найду. Помогать с побегом мне никто из буффоноидов не станет, меня сдадут с потрохами, только я дам о себе знать. Это же для них крайне не выгодно – терять их долгожданного нарисовавшегося письмоносца. Как же тогда иномирные посылки и письма к ним транзитом пойдут, если я сбегу! Нашли курьера! Почтальона! Воображение услужливо и назойливо подсовывало неказистый образ почтальона Печкина на раздолбленном велосипеде и в шапке ушанке наперекосяк – докатилась! Быть на посылках у жаб и ящериц – это, что и есть моё предназначение?! Я что на большее не гожусь?! Посылки жабам доставлять?! Ух!!! Злая, какая же я была злая в тот момент! Я буквально ощущала клокочущую в себе непримиримость, гнев вперемешку с решимостью добраться в свой мир, где все привычно и знакомо, не пугают перспективой межмирового обучения, где жабы не носят плащи и шляпы и не заведуют аптеками и обувными лавками, не предоставляют грязелечебные процедуры в Голодных Воронках. Пожалуй, я впервые в жизни физически ощутила, почувствовала, как подступает к самой гортани душная, густая ярость, перехватывая, сжимая своим прерывистым дыханием, словно запрещая делать спасительный вдох, пуская сердце вскачь, заставляя его биться неровно где – то у самого горла. Как же мне хотелось в тот миг кого-нибудь, если не прибить, то покусать или стукнуть! Да не раз, а так основательно побить!
С непередаваемым облегчением я поняла, что дома буффоноидов заканчиваются, а вдалеке можно было разглядеть еле различимые в сгустившихся сумерках очертания высоких елей. Нашла! Жаль, что времени ушло немало. Оставался последний рывок, преодолеть лесную тропу, миновать пень у которого я приходила в себя после обморока и добежать до ветвистого арочного перехода и рвануть обратно в болото. И я не позавидую никакой твари, что выползет мне навстречу в этой ненавистной Топи! На куски порву, а ошмётки по болоту раскидаю на все четыре стороны! Столько во мне было злости, несогласия принимать такой жизненный кульбит, я чувствовала в себе столько силы и решимости смести все на пути к дому, но обязательно дойти, вернуться. Я хочу домой! Дом! Родные! Семья! Мой мир! Почему я раньше не ценила то, за что сейчас готова бороться не на жизнь, а на смерть?! Осознала, что могу потерять и как яркая вспышка, со всей очевидностью, что не замечала раннее до меня-таки дошла непреложная истина: жизнь – вот та единственная ценность, что нельзя потерять, столько еще не сделано, столько не сказано, не охвачено, упущено. А я на болотах! Среди жаб и ящериц! Пришла на ум судьба Дюймовочки, уж если она тогда сбежала, то мне, что слабо?! Нужны силы пройти сквозь Большую Топь?! Пройду!
Только вот применить эти силы пришлось, не доходя до арки. Меня нагнали. Типчик из академии и Шрек! Так и хотелось крикнуть, порвав повисшую над сумрачными болотами вязкую ночную тишину: «И ты, Брут?!» Вместо этого я решила действовать. Нет, сдаваться здесь и сейчас я не буду! Это как – то даже не по-нашему, не по-русски, сложить лапки и, не дав ответного боя, покорно поплестись не к ночи помянутым вампирам. Наклонившись к тропе, на которую я уже успела забежать, я, ломая ногти, сгребла полные кулаки мелкого песка и придорожной грязи. И как только типчик из академии нагнал меня, выкрикивая на ходу, что нам нужно спокойно еще раз все обговорить, что в Топь соваться ни в коем случае нельзя я развернулась и что было силы, кинула ему в лицо горсть придорожной грязи. Попала! Шрек меня не задерживал, он попросту побежал дальше. Не давая опомниться типчику, я налетела и с размаху, где только силы – то взяла пребольно ударила его со всей дури в колено. Послышался сдавленный ох. Следующий удар, в который я вложила все свои силы – по лицу побежала кровь из разбитого носа. А вот не надо было становиться между мной и моей жизнью! Впредь наука будет!
Решив, что на какое – то время противник обезврежен, я ринулась к арке. Но! Что?! Как?! Шрек! Что же ты наделал?! Как же так?! Зачем?!
Читали про лягушку царевну?! Да?! А как та убивалась при виде сожжённой лягушачьей шкурки?! Никогда ей не сочувствовали? Вот даже ни разу?! Ну конечно! Подумаешь – шкура! Лягушачья же! Велика потеря! А она, бьюсь об заклад, пережила такую гамму боли, безысходности – ведь таилась от Кощея годы, а после хочешь, не хочешь – иди. Вот и я почувствовала себя сродни той то ли лягушки, то ли царевне. Стояла, словно это мне сейчас дали под дых, судорожно пытаясь глотать в раз ставшим поперек сгустившийся комками воздух…. Только виновником этого был не царевич, а как раз таки трансформировавшаяся до неприличных размеров лягушка. Жаба.
Арки не было! Ветви, вырванные с корнями, с налипшей на них комками чёрной влажной земли лежали безжизненной, потемневшей охапкой у ног Шрека. Прохода в мой мир больше не было! Сам он не сводил с меня взгляда, словно пытаясь нырнуть внутрь и проговорить уже туда, перепрыгивая через эмоции, которые захлестнули меня с головой.
– Прости! Ты бы сгинула на Болоте! Не просто бы погибла. Таких как ты Топь не выпускает, поверь, а охранного письма письмоносца у тебя с собой уже нет. Стала бы вечно жить в Топи смрадной кикиморой, да выть и скулить по ночам, проклиная всё и вся. Я тебе такой участи не желаю. Уж поверь. И допустить такое не могу. Ты вернешься к себе, обязательно. Но позже. Года пролетят, и не заметишь. Попроси наложить стазис на тот день, в который ты отправилась к нам. Они это могут. Вернешься, и никто даже не поймет, что ты отлучалась куда – то надолго, максимум поплутала несколько часов по лесу, не более. Зато ты будешь дипломированным письмоносцем, вестником. Миры увидишь – множество. Если впишешься в требуемый диапазон, а ты впишешься, даже не сомневайся, то и в прошлое попасть сможешь – историю миров править! Вестей письмоносцев везде ждут. Это такие перспективы, девочка, уж поверь мне! Я бы не раздумывая в ВАМПИР отправился, если б только позвали.
Я стояла у разрушенной арки перехода в свой мир, слушая, что мне второпях, сбиваясь, говорил Шрек, размазывая слезы, что невольно наворачивались на глаза. Бог мой, как же так! Ну почему кто – то считает, что может войти, ворваться в чью-то жизнь и начать дирижировать по нотам, ведомым только ему, как бы, между прочим, меняя саму жизненную тональность на минуточку чужой жизни?! Ну почему это не просто не наводит страх, а даже не смущает? Словно перед ним не жизнь, ценность которой даже не передается словами, а так набросок, эскиз, на котором можно почиркать, то, что вздумалось, а то и, смяв в кулаке выбросить, растоптать за ненадобностью? Одним словом – уйти мне не дали. Я говорила, что не знала раньше, что такое отчаяние? Так, похоже, я многое о себе еще не знала! Гнев, да что там, ярость, душила меня, сжимая горло безжалостной хваткой, заставляя хватать воздух, выдыхая же рвано, почти болезненно. Годы пройдут, говорите? Пролетят, и не замечу? Вы серьезно? Вот так просто – посчитали нужным и забрали у меня несколько лет моей жизни, только потому, что обнаружили у меня способности разносить письма?! Нет уж. Вы в своей Академии еще долго будете вздрагивать, меня вспоминая. С облегчением диплом вручите и спровадите из вашего ВАМПИРа. А может, даже и пару лет не выдержите – отчислите! Что ж. Сами виноваты. Иду! Встречайте!
– Пошли Шрек, зову.
