Под серым небом … войны
Алексей Гончаров
В данном произведение, через призму восприятия молодого лейтенанта, который только что попал на фронт, в условия боевых действия, описаны события произошедшие на одном из участков линии соприкосновения в условиях проходящей Специальной военной операции.События изложены в хронологии, и доступным языком.Здесь нет натужной героики, нет пафоса, вы не найдёте в тексте засилье штампов.Все что описано, с некоторыми изменениями(имен и позывных)-события произошедшие на самом деле.Война-это грязь, пот, кровь и слезы родных и близких. Если ты готов прочесть такое-дерзай.Текст натуралистичен и реалистичен.
Алексей Гончаров
Под серым небом … войны
Он открыл слипшиеся от крови глаза. Бурая жидкость спеклась и превратилась в корку на ресницах. Подняв руку, он попытался протереть веки. Проводя пальцами по щекам и щетине, он чувствовал, как они цепляются за скатавшуюся кровь, и она осыпается крошкой.
Он лежал на спине. Бушлат был весь сырой, бронежилет пах гарью и резиной, местами прожжённая ткань чехла ещё дымилась. Тонкий, густой, словно сигаретный дым медленно поднимался от отверстий, оставленных на грудной пластине броника пулями и осколками. Куски кевларового материала и мелкие осколки бронеплиты торчали, похожие на распустившиеся бутоны красно-чёрных хризантем. Дымок от мест попаданий поднимался всё выше, но его каждый раз сносило порывами ветра.
Опустив глаза, боец увидел, что левую руку выше локтя перетягивал розовый жгут Эсмарха. Правая нога не чувствовалась, приглядевшись, он понял, что там тоже что-то намотано.
Штанина давно начала сыреть и покрылась пятнами крови. От тёмно-красных, почти вишнёвых и почерневших подтёков тянуло лёгким паром. Подошва сапога была прострелена в нескольких местах, голень и ступня почти не ощущались. Он прислушался к ощущениям. Лёгкое покалывание и тянущая слабая боль. Нога слово отекла, и её одновременно свело судорогой.
Внутри черепной коробки всё гудело. Мысли путались. Перед глазами летали какие-то мелкие чёрные мошки.
С молочно-серого, совершенно матового неба вдруг начали падать капли очередного осеннего дождя. Дым из отверстий на бронежилете перестал чадить.
Запрокинув голову, боец подставил лицо холодным потокам воды.
Тучи висели низко. Казалось, протяни руку и можно достать до их тяжёлого края, схватить за воздушный завиток облака.
Он вспоминал, осиливая мысль за мыслью. Перед тем, как он потерял сознание, что-то произошло.
Сознание было вязким, тягучим, словно болото.
Кажется, был бой. Да… Точно…
Он не мог понять, сколько прошло времени и, повернув голову, огляделся. Отдало болью по позвоночнику. Голова начала проясняться, кажется, что-то стало всплывать в памяти…
Глава первая
Взъерошенный дневальный выбежал в канцелярию роты и, смешно крутя глазами, просипел:
– Товарищ капитан, товарищ капитан, вас дежурный по части вызывает.
Но вдруг, встретив серьёзные взгляды нескольких офицеров, пивших тут чай, споткнулся и испуганно проговорил:
– Разрешите…
Все командиры улыбнулись, кто-то лишь губами, кто-то засмеялся в кулак, а один из них махнул рукой:
– Давай, чего уж…
Старший по званию всё же прогундосил:
– В следующий раз накажу, понял?
Солдат совсем поник. Казалось, он стал меньше размером и как-то сдулся. На него было забавно смотреть. Немного помявшись, он опять повторил:
– Товарищ капитан, там дежурный по части звонил, спрашивает, вы решение приняли? Просил передать, что врио комполка проявляет интерес. Так и сказал, передай мол, командиру, «Решение не примет, самого его отправим».
Ещё раз махнув рукой, командир роты устало пробубнил:
– Иди.
Солдат вылетел пулей.
В помещении было накурено, не помогали открытые фрамуги. На столе чай давно остыл, но его иногда потягивали, запивая горький привкус табака, что чувствовался на языке.
Разговор, шедший уже больше часа, наконец продолжился. Все, вспомнив о причине разговора, сделались вдруг серьёзными, лица окаменели, брови нахмурились.
Командир повторил вопрос:
– Кто согласен повести колонну? Наш полк в резерве, поэтому приказывать не могу. Только добровольно…
Все молчали. Никому особо не хотелось опять туда возвращаться. Наконец молодой безусый лейтенант, выпускник этого года, поднял руку, как в школе, и спросил:
– Разрешите?
Все вопросительно посмотрели на него, ротный кивнул. Лейтенант проговорил:
– Товарищ капитан. Нас здесь восемь человек: три командира взвода, замкомроты, замполит, техник, старшина и я-приданный к вам. Ну и вы как командир роты. Судить-рядить особо не получится. Двое взводников только что вышли из-за «ленты», там находились по замене, третий ка-вэ – многодетный отец, его кандидатуру не утвердят. Старшина и техник отпадают – они здесь нужны. Парк забит сгоревшей, побитой техникой. Старшине принимать пополнение из мобилизантов. Остаётся только два зама, да я. Не густо…
Командир кивал.
Он и сам давно всё это просчитал и не мог хотя бы для себя решить, кто пойдёт за «ленту».
Нахмурившись, он посмотрел в окно.
В вечереющем далеке, куда хватало глаз, раскинулись широкие поля, изредка пересекаемые посадками. Граница здесь была совсем близко, какие-то тридцать километров.
Поля в этом году не убрали, колосья из золотых стали сначала серыми, а потом и бурыми. Поэтому всё, что охватывало глаз, смотрелось довольно уныло.
Урожай пропадал. Из ложбин тянуло сыростью, постепенно начал клубиться лёгкий туман.
Тучи нависли и серо-синей патокой расстилались над пашней. Где-то у линии горизонта цвет полей и вечернего неба смазывался, смешиваясь.
Стали слышны звуки винтов.
Пролетела двойка вертолётов и, разогнав туман, ушла куда-то на северо-запад.
Лейтенант, заканчивая свой монолог, произнёс:
– Давайте, я?
Капитан и все остальные подняли на него глаза. У кого-то читалось явное понимание, кто-то смотрел совсем грустно. Два комвзвода, что вернулись недавно, переглянулись и сами себе кивнули, отметив что-то. Взгляд у них был совсем отрешённый.
Командир сложил пальцы перед лицом и произнёс:
– Хорошо… Передай в строевую часть свою фамилию, пусть приказ на убытие готовят. Из числа мобилизованных подбери три экипажа на бэтээры. У тебя всего семь дней для того, чтобы их натаскать на управление техникой и вооружением. Пока технарь будет приводить боевые машинки в порядок. Колонна пойдёт большая, но пехоты не будет. Только экипажи и ты.
Капитан замолчал, но потом добавил:
– Мобилизованных тоже в приказ внеси. Чтобы по учёту прошли. Сухпай, боеприпасы, бронежилеты – дополучишь. Это без проблем.
* * *
Ночью прибыло очередное пополнение.
На пяти автобусах завезли в общем человек триста. Совершенно разношёрстная толпа, кто в чём. Были сразу приехавшие в маскхалатах или форме старого образца, были в туристической одежке: горных, рыбацких и охотничьих анораках, ну или в спортивной форме. Отдельно выделялись парни и мужики в джинсе и совершенно гражданских болоньевых куртках.
У половины не было даже элементарных спальников, из рюкзаков – старенькие советские туристические «колобки».
Полночь уже минула. Темень стояла полнейшая, воинская часть соблюдала светомаскировку: все окна были завешены одеялами или заклеены картонными листами. Близость границы повышала шанс прилёта ракеты в штаб или казармы. Пво-шники постоянно что-то обстреливали или сбивали, показывая через день новые обломки БПЛА. Но это не мешало беспилотникам висеть где-то поблизости, высматривая прорехи в обороне границы. Давно были переоборудованы казарменные подвалы под бомбоубежища. В них затащили и заложили воду, медицинские препараты, перевязочные материалы, носилки, огнетушители и песок – всё на тот случай, если по казармам всё-таки долетит. Воздушные тревоги, как реальные, так и учебные, проходили регулярно. Ракеты крупного калибра летели откуда-то из-под Хар…, Луг…, даже из глубины …краины.
* * *
Вдоль строя прибывших в кромешной тьме бегали оставшиеся в тылу, не привлеченные к охране границы солдаты из подразделений обеспечения и штабные писаря. Они освещали человека за человеком, прямо на плацу проверяли документы, предписания и вносили в сводные временные списки. Лучи фонариков, особенно яркие сейчас, когда не хватало света Луны, вырывали из темноты чьи-то недовольные лица. Глаза щурились, слышалось шуршание бумаги и тихая ругань.
Перепись личных данных и заполнение бумаг закончились часа через два. Разместив всех по казармам, уставшие штабные офицеры ушли спать. Их сон с начала спецоперации не превышал четырёх – пяти часов в сутки.
В ночь остались шарахаться только парные патрули да военная полиция, которая проверяла все посты каждые пятнадцать – двадцать минут.
* * *
Этим утром везде суетились: необходимо было всё, что переписали ночью от руки, довести до ума, поставить людей на котловое довольствие, начать выдавать вещевое имущество и закреплять оружие.
Безусый лейтенант залетел в казарму на первый этаж в поисках старшего группы. Среди мобилизованных было много водителей категории «C». Из них надо было найти наиболее толковых, чтобы не учить с нуля, как управляться с крупногабаритной техникой.
В спальных помещениях творился какой-то бытовой сумбур. Вещи мобилизованных были свалены в общие кучи, сами они занимались кто чем: разговаривали по мобильникам, с десяток уставились в телевизор, оставленный прежними хозяевами казармы, небольшая группа разбирала уже выданные бронежилеты и подгоняла их под себя, неподалёку, сбоку на проходе сидел кружок из дюжины человек и что-то по очереди тянул из кружки. Увидев офицерские звёздочки, они быстро спрятали кружку и, хитро посматривая на прошедшего мимо командира, стали негромко обсуждать свежие новости.
Казарма была в плачевном состоянии. Её специально выделили под нужды переменного состава и прикомандированных. В начале лета здесь собирали ополченцев, свозимых со всей территории непризнанных республик в эту часть для формирования хоть каких-то боеспособных подразделений из их числа. Ополченцев, – вчерашних гражданских, – на скорую руку учили обращаться с оружием, тренировали, отправляли на стрельбы. Всё очень быстро, в короткие сроки.
Старых дедов и совсем молодых вчерашних студентов, бывших шахтёров и работяг с заводов города До… в краткие сроки всем премудростям военного ремесла не обучить.
Их набрали в части Народной милиции народных республик, без разбору, как они рассказали, ловили всех подряд. Многие относились с пониманием к таким экстренным мерам. Но случались явные перегибы: так, комендатура и военкомы непризнанных республик загребли на спецоперацию школьников прямо с выпускного.
Позже здесь обитали резервисты «Барсы», один из этажей занимали росгвардейцы, выделенные для охраны тыла и порядка в занятых городах.
Потом начали прибывать добровольцы.
Теперь мобилизованные.
Казарму даже не передавали от хозяина к хозяину – новые просто въезжали, когда освобождались этажи или помещения.
Бардак, глина с обуви, пыль, мелкий мусор, облупившаяся краска и разводы грязи на стенах и стёклах.
Хотя, когда здесь стояли вояки из Народной милиции непризнанных республик, они выставляли охрану казармы: патрули и дневальных. Среди командиров ополчения было много военных пенсионеров и «бывших» – из структур. Эти люди были с пониманием. Хоть видимость дисциплины поддерживать пытались.
* * *
Увидев лицо знакомого сержанта, лейтенант поспешил к нему.
Тот стоял прямо в центре прохода, окружённый толпой. Кожа лица была серой, на щеках небольшая щетина, от недосыпа под глазами залегли фиолетовые круги. Форма стала нестираная и мятая. В руках он держал кипу каких-то бумаг, в которые сосредоточенно что-то записывал, периодически переспрашивая у окружающих. Окружившие его громко галдели, перебивая друг друга.
Лейтенант махнул рукой, приветствуя его, «мятый» сержант ему ответил кивком и произнёс:
– Тут такое творится… – показав пачку листов и, прокашлявшись, продолжил. – У половины нет приписных, военные билеты оформлены как из жжж…, ну ты понял. Учётные специальности не проставлены. А ещё оружие закреплять. Надо это всё собирать и нести в штаб. Но там ещё с прошлой группой мобья не раскидались…
