Михаил Станиславович Рыбаков "Плохие танцоры"

– Так, у нас ограничение до девяноста. Как бы не убить нам кабанчика…

Мефодий не на шутку струхнул.

– Да не-е, думаю нормально все будет. Не ссы! – он похлопал Мефодия по плечу. Не сказать, чтобы этот жест придал Мефодию хоть каплю оптимизма. Петр лукаво улыбался.

– Так, пришел прогноз, чрез час тучи расходятся, тогда и полёты начнутся. Не торо?питесь?

– Торопимся, у Мефодия билеты на поезд вечером, – сказал Петр.

– Хорошо, тогда в первую партию определим. Сейчас на инструктаж. Вон ваша группа. – Инструктор махнул рукой в сторону длинного деревянного одноэтажного здания, у которого кучковались человек шесть-семь. – Пивка не желаете? – инструктор вытащил из кармана бутылку пива и со вкусом влил себя разом половину. Мефодий желал, и ещё как.

– Нет, я пас. Такой момент надо пережить трезвым, – неожиданно для себя твердо сказал он. Остальные тоже отказались. Мефодий по пути на инструктаж поинтересовался у Петра, как инструктор может пить на таком ответственном деле. Петр пояснил, что парень с гигантским опытом, к тому же лишнего себе не позволяет, так что беспокоиться не о чем.

Группа была выстроена у входа в здание. Семь парней и три девушки, примерно одного возраста, 25-30 лет. Инструктор неторопливо рассказывал и показывал, как вести себя после выхода из «борта», так он называл пузатый «Ми-8», сиротливо нахохлившийся на пасмурном поле. Подробно рассказал, что делать, если парашют не раскрылся, тогда нужно было использовать запасной, который будет размещен на груди. Основной должен раскрыться принудительно, после выхода. Система была устроена несложно. У парашюта в чехле сверху имелся маленький парашютик, он называется вытяжной, к нему крепился фал с кольцом, которое в свою очередь надевалось на штангу в вертолете. При выходе из вертолета фал тянул вытяжной парашют из чехла и отстегивался. Маленький парашютик, надуваясь, вытаскивал за собой основной. Поэтому основная задача – правильно сложить парашют. Это дело доверяют только профессионалам, цена вопроса – сами понимаете.

Затем группа прошла в здание. Внутри располагались длинные столы, на которых и происходил процесс укладки. Два взрослых дядьки сноровисто расправляли и вытягивали стропы, особым образом манипулировали с куполом, после нескольких ловких движений длинное тело, состоящее из веревок и материи, непостижимым образом ужималось до размеров большого рюкзака, помещалось в чехол и парашют отправлялся в кучку сотоварищей. Мефодий наблюдал за почти любовными движениями рук укладчиков. Они работали так уверенно, что беспокоиться о качестве укладки не было никакой возможности. Почти медитация.

Потом снова вышли на улицу и принялись прыгать с полутораметровой тумбы, имитируя приземление. Полагалось приземляться на полусогнутые ноги, слегка пружинить и валиться на бок. Это было весело, предполётное напряжение потихоньку отпускало. Инструктор собрал со всех по пятьсот рублей, пояснил, что, если кто откажется после взлета, деньги не возвращаются. Типа, «за пальцы» надо платить. Мефодий нашел такой подход справедливым.

Прогноз не обманул. Тучи разошлись, но не до конца, а как бы приоткрыв окошко на полнеба. Последовала команда надеть парашюты. Основной одевался не просто как рюкзак. Лямки проходили через пах и под мышками. Группа выстроилась на площадке. Инструктор обошел каждого, проверил амуницию, правильность размещения основного и запасного парашюта и скомандовал посадку.

– Ты последним заходи. А выходить первым будешь. Самый тяжелый. – Инструктор слегка подтолкнул Мефодия. Подождав, пока вся группа разместится в туше вертолета, Мефодий по короткому трапу забрался внутрь. По обоим бортам тянулись металлические лавки. У борта напротив двери сидели человек пятнадцать парней и девушек в красивых разноцветных спортивных костюмах с небольшими рюкзачками за спинами. По левому борту сидели «перворазники».

Мефодий уселся прямо возле двери, за ним сидели Петр и Саша. Мефодий тихонько спросил у Петра, кто эти нарядные люди – напротив. Петр шепотом на ухо объяснил, что это спортсмены, прыгают с парашютом типа «Крыло» с полутора тысяч. Инструктор легкой ланью запрыгнул в вертолет, закрыл дверь. Винт закрутился, рёв двигателя заглушил все остальные звуки и, казалось, даже мысли. Инструктор остался стоять, нагнулся к уху Мефодия: «Как лампочка загорится, я дверь открою, вставай лицом к проёму, сигнал к выходу – по плечу хлопну, вот так, – он сильно хлопнул Мефодия, – тогда не тормози, а то не все успеют выйти».

Вертолет вертикально взлетел и начал движение, спиралью набирая высоту. Мефодий разглядывал беззаботную молодежь напротив. Он был рад, что в её числе были девушки, перед ними ударить в грязь лицом было немыслимо, поэтому хочешь-не хочешь, прыгать придется. А вот в их отсутствие – не факт, что решился бы. Альтиметр над дверью в кабину пилотов был похож на барометр, тахометр, спидометр и все другие «…метры», которые исполнены в виде круглого прибора со стрелкой. Когда стрелка доползла до отметки «600 метров», загорелась красная лампа. Мефодий вскочил. Инструктор ладонью придавил его на место. «Рано!». Он открыл дверь и Мефодий, сидя прямо у неё, увидел зияющую пустоту.

Это было совсем не то, что через иллюминатор. Высота была ощутима физически, она была ирреальна, словно окно в другой мир. Он разглядел внизу летное поле, усеянное короткой жухлой травой с многочисленными коричневыми прыщами кочек, полосатые рукава ветроуказателей, железнодорожную ветку где-то справа, по которой лысой гусеницей ползла электричка, блестящий серп реки далеко впереди, посадки, дороги.

Инструктор, кажется, его звали Валера, но уверен Мефодий не был, он вообще уже ни в чем не был уверен, жестом пригласил Мефодия встать. С предательской дрожью в коленках он разогнулся, повернулся лицом к пустоте. Она одновременно и тянула к себе и заставляла все существо Мефодия отодвинуться от края, тут же вспомнилась сказка про Тяни-Толкая. Это развеселило. Валера, наверное, всё-таки Валера, хлопнул Мефодия по правому плечу.

Набрав в легкие побольше воздуха, Мефодий, как перед прыжком в воду, внутренне сжавшись в малюсенький комочек, сделал шаг вперед с поворотом корпуса лицом по ходу движения, как учили на инструктаже, и камнем ухнул вниз. Первые две секунды перед глазами менялись местами зеленое и голубое, затем мягко, но сильно потянуло вверх, это было, как если бы Мефодий взялся обеими руками за собачку молнии внизу живота и сильным одновременным движением к голове вжикнул, раскрыл себя, распахнувшись всем своим существом навстречу пространству. Мефодий ощутил напряжение между ногами и под мышками, где крепились лямки. Зрение стабилизировалось, и первым делом он задрал голову вверх. Купол был раскрыт полностью. Где-то выше и впереди удалялась туша Ми-8, с бока которого высыпались фигурки парашютистов, сначала такие беззащитные, но потом над ними появлялись длинные белые хвосты, быстро формируясь в купола и стропы. Мефодий глянул вниз и замер от восторга.

Со всех, абсолютно со всех сторон была свобода, невыносимая лёгкость, он словно нырнул в прохладное море в самый жаркий полдень. От избытка чувств он заорал, до тонкостей поняв смысл слова «экстаз», потом, будто устыдившись, замолк и огляделся. На расстоянии вытянутой руки пред ним сверху свисали лямки с деревянными горизонтальными рукоятками внизу, похожие на перевернутый штопор. Это были элементы управления. Потянув правую, парашют лениво поворачивал вправо, левую – влево. Мефодий несколько успокоился, увидел правее себя Петра, громко спросил у него, сколько лететь?

– Минуты полторы! – прокричал Пётр. Времени было мало, следовало осмотреться и готовиться к приземлению. Горизонтальная скорость была не очень велика, вертикальная, наверное, побольше. Вдоволь наглазевшись по сторонам, увидев всё ту же реку, поезд и посадки, принялся угадывать точку приземления. Немного беспокоили кочки внизу, как бы ноги не поломать. «Поздно! – с безбашенной весёлостью подумал Мефодий. – Теперь как повезет». Чем ближе к земле, тем выше казалась скорость сближения. Он подобрался, слегка согнул ноги, превратился в пружину. Едва коснувшись носками кроссовок катастрофически приблизившейся планеты, он тут же завалился на правый бок, хотя почему-то хотел на левый.

Тело жило своей древней инстинктивной жизнью, а кто такой был Мефодий, чтобы с ней спорить? Он тут же перевернулся на спину и успел увидеть, как купол гасится где-то сзади. Однако, не успев вполне еще сложиться, он поймал щедрую порцию ветра, и Мефодия рывком дернуло на пару метров назад. Беспричинно смеясь, он начал выбирать нижние стропы на себя, гася купол полностью. Тот покорно сложился на земле, больше не делая попыток утащить Мефодия в далёкие края волоком. Мефодий лежал на спине, счастливо разглядывая голубизну бездонного неба, на которое опять покушались низкие серые тучи. Над лицом навис Пётр.

– Ты как, цел? – лицо Петра выражало крайнюю степень беспокойства.

– Цел. Я от счастья лежу.

– Ф-фу. – Пётр перевел дух. – Ну ладно, а то я смотрю, лежишь, думал, не поломался ли.

С некоторым сожалением поднявшись, Мефодий отстегнул парашют, складывать его не требовалось, нужно было только собрать в кучу и в чехол. Подошёл и Саша.

– Чего? – спросил Мефодий, недоумённо глядя на друзей, которые имели самый загадочный вид.

– Ритуал. После первого прыжка полагается по заднице парашютом ударить.

– А-а-а, так давайте, раз положено. – С видимым удовольствием Петр с размаху толкнул Мефодия пониже спины парашютом, тяжело и мягко.

– Добро пожаловать в наш клуб!

По полю скакала «Газель», собирая у спортсменов парашюты, они были увесисты, а идти до базы около километра. Посмотрев вверх, Мефодий увидел десяток разноцветных точек, которые стремительно приближались к земле. Совсем невысоко от земли над ними раскрывались цветные прямоугольники, похожие на плавательные матрасы. У самой земли спортсмены поддергивали стропы, края прямоугольников устремлялись вниз и навстречу друг другу, при этом парашютисты словно замирали в воздухе, а следующим их движением был уже шаг по земле. Они приземлялись на ноги! Причем без видимых усилий. Мефодий слегка позавидовал этой легкости. Потом он узнал, что его группа прыгала с армейскими парашютами Д-1-5У. Название было солидным, каким-то монументальным. Вспоминались военные фильмы, «Дугласы», почему-то испанские летчики…

Пока дошли, вертолет уже приземлился. Их встретил Валера с пивом в руке, теперь баночным.

– Валера, спасибо огромное. – Мефодий словно зарядился в небе электричеством и теперь оно переполняло его, вероятно он искрился бы в темноте.

– Приезжайте, – Валера поручкался с компанией, – меня Паша зовут. Мефодий был настолько счастлив, что даже не смутился.

На обратном пути пошел дождь, друзья радовались, что успели попасть в погодное окно. Платок поля аэродрома незаметно свернулся и опять угнездился в невидимой коробочке. Настроение Мефодия было прямо противоположным тому, с каким ехал туда. В итоге попали в пробку, долго объезжали её окольными путями и Мефодий с семьей едва не опоздали на поезд. Но видно день был такой, удачливый. Все срослось. Осенью Мефодий узнал от Петра, что Паша, инструктор, сломал ногу. Прыгал на «крыле» и неудачно приземлился. Пьян был.

После прыжка Мефодий неделю всякое утро просыпался на таком внутреннем подъеме, словно завершил некий великий труд с большой пользой. Вероятно, именно так выглядит победа над собой. И ещё. Ему казалось, что он увидел мир глазами Бога. Мир воспринимался непосредственно органами чувств, безо всякой оптики, не через стекло иллюминатора или маску скафандра. И мир был прекрасен в своем совершенстве, в нём все было на своих местах, и никакого отношения к рациональности, математичности, логике это не имело. Мир был гармоничен сам по себе. Казалось совершенно нелепым пытаться описать его каким-то там уравнением, все это было мелко, как попытки разложить на составляющие, например, любовь. Наверное, это можно сделать, но зачем? …

С утра нужно было отвезти жену и младшего сына на базу отдыха на две недели. В течение сорока лет, с младенчества, она ездила туда каждое лето. База ласково называлась «Бережок», располагалась в сосновом лесу на берегу Волги. Берег был пологий, песчаный пляж намыт весьма внушительных размеров, оборудован грибками от солнца, скамейками, душевыми кабинками, питьевыми фонтанчиками, волейбольной площадкой, мангальной зоной. Сущая Пицунда. И всего час езды. Условия проживания правда вполне спартанские, в духе советского минимализма. Маленькие щитовые домики, состоящие из комнаты на 4 кровати с окном и прихожей-кухней, в которой помещался маленький обеденный стол и холодильник. Кухни для приготовления пищи стояли отдельно, общие на 5-6 домиков, там были газовые плиты и раковины. Несмотря на полное отсутствие какого-либо подобия роскоши, была в базе какая-то очаровательная притягательность. Многие отдыхающие, приезжающие впервые, морщили носики: «Туалет на улице? Комары? Водопровода нет? Фи!». Пижоны!

С собой Марина всегда брала столько вещей, что Мефодию это напоминало великое переселение народов. Тут и микроволновка, и обогреватель на случай холодных ночей, и разнообразная посуда, куча одежды на всякую погоду, запасы еды, питьевая вода в двадцатилитровках и еще много чего. Каждый раз Мефодий, увидев приготовленные вещи, в ужасе вопил: «Но ведь это не поместится в машину!» Марина хладнокровно отвечала, мол, без паники! Действительно, всё всегда помещалось. Со временем это превратилось в игру. Мефодий исполнял, притворно вздыхая о невозможности вместить весь скарб, а Марина делала вид, что не понимает,       о чем речь.

Как всегда, беззлобно поругались при сборах, погрузились в машину и выехали. Добрались без приключений. Едва заехав в лес, Марина открыла окно и с наслаждением зашептала обычную мантру: «Воздух!». Миновали ворота базы. По сторонам замелькали домики, отдыхающие, занятые разнообразными видами развлечений: кто читал, сидя в шезлонге, кто играл в бадминтон, кто плёлся на пляж. Кто-то тащился из магазина, нагруженный пивом. Детишки поедали мороженое в промышленных масштабах. Хорошо!

В строительстве базы, еще в шестидесятых, принимал участие и ныне покойный отец Марины. В самой атмосфере чудился дух той эпохи. Все-таки люди были тогда добрее, раз оставили после себя вещи, максимально далёкие от политики, меркантилизма и разнообразных понтов. Хотя, их вполне протаскивали и сюда отдельные личности. По краям базы с каждым годом всё обильнее вырастали коттеджи скоробогачей. Как им удавалось получить разрешение на строительство в прибрежной полосе было понятно – сотрудники администраций зарабатывали себе на домик в лесу. Коттеджи резали глаз своей неуместной технологичностью в этом царстве природы. Здесь нужно было отдыхать без удобств, лоска и роскоши, почти в палатках, в этом и была вся прелесть. И да, здесь не работал мобильный интернет. Ну, не рай ли?

Заехав между высоких сосен к своему домику, Мефодий разгрузил машину, пока Марина мыла полы и смахивала пыль. Сын умчался к воде, попробовать, можно ли уже купаться. Мефодий наскоро прибил на оконный проем сетку от насекомых и уехал, отказавшись от чая, он торопился принимать турнир.

Борисыч приехал первым. Он привез набор фишек в красивом узком продолговатом чемоданчике серебристого металла, вроде тех, в каких мафиози совершают обмен денег на наркотики или ядерную бомбу. Стильно, да. Фишки были из плотной увесиситой пластмассы, их приятно было крутить между пальцев во время игры, или пижонским жестом бросать на стол по параболе подкручивая, словно фрисби, и они с тяжелым стуком шлепались на стол без отскока и вращения. В наборе присутствовали две новые колоды, всё, как обычно.

Мефодий разогревал казан в беседке.

– Привет, Борисыч! В седой служебной бороде, без знаков доблести и чина! – Мефодий с улыбкой осмотрел друга, прочитав услышанную где-то строку, которая как нельзя лучше подходила к внешности Борисыча. – Как бизнес?

– Потихоньку. Ищу место для второй точки. – Борисыч и Мефодий двадцать лет проработали вместе в МВД, и сейчас Борисыч вышел на пенсию, пару лет отдохнув от трудов государевых, открыл пункт выдачи одного из маркетплейсов, в изобилии расплодившихся в стране. – С одной профита никакого, все на аренду и зарплату, хорошо, если в ноль выхожу, а так долги начинаются.

– Но пока терпимо?

– Ну, да, думаю к новогодним получше пойдет.

Мефодий налил в казан масло, подкинул в печь полешек и принялся нарезать длинные косички вырезки крупными пятаками. Затем промокнул их бумажным полотенцем. Рядом стоял уже нарезанный крупным кубиком лук, много, около килограмма, и миска порезанного длинными полосками болгарского перца. Дождавшись, когда от нагретого масла пойдет сизоватый дымок, вывалил мясо в казан. Оно тут же зашипело, но лишнюю влагу Мефодий убрал полотенцем, поэтому масло не стреляло кипящими брызгами во все стороны. Не закрывая крышки, Мефодий отошел от печи, дотянулся до колонки, включил её и законнектил с телефоном, выбрав для фона что-то амбиентное, совсем негромко.

– Ну, давай накатим по одной?

– Так это же никогда не помешает, – фразой из «Не может быть!» ответил Борисыч. Он уже разливал из пузатой бутылки ароматную хреновуху по рюмкам. Она прокатилась по пищеводу прохладной свежестью, оставив во рту легкий аромат хрена, смородинового листа и мяты. Закусывать совершенно не хотелось.

Покерный стол был хорош. Изначально это был просто стол, сделанный из двух поддонов, обшитый сверху доской и покрытый коричневым лаком, такой, в пиратском стиле. Потом решено было сделать поверхность идеально ровной. Столешницу сделали из листа ОСП, обшили толстым зеленым сукном, разлиновали его на восемь игровых мест – боксов. Вышло весьма аутентично.

Друзья разложили фишки по количеству игроков, сегодня ожидалось шестеро.

– Как там наши? Кто там остался в отделе, Толян? – Борисыч всегда интересовался жизнью подразделения, которому посвятил двадцать лет.

– Из старых Толян только, да я. Толян хандрит что-то. Он всё подполковника хочет получить пред пенсией. Должность не позволяет, сам знаешь, меня подсидеть не получается, а дел нормальных ему не дают, проявить себя не получается, да и не сможет. Злится.

– В смысле, подсидеть? Пытался?

– Да так, не то что бы всерьез, постукивает потихоньку. Но это скорее смешно выглядит, чем опасно. Но зато Коробов чудит.

– Он же уже в лампасах шастает, всё не успокоится?

– Да, мы тоже ожидали. Вместо этого маразм крепчает. Народ увольняется пачками из-за него. Знаешь, эти рапорта на увольнение мне представляются брызгами крови на сапогах.

– На чьих? Коробова?

– В узком смысле, да, его, как причины. В широком – на сапогах системы. Он, как представитель, идет напролом, топчет подчиненных, отсюда и аналогия.

– Все так сложно?

– Долго рассказывать, да и неохота. Бестолочь он, всё ему кажется, что все его пытаются нае.. обмануть, в общем Это конечно, так, но не более, чем все подчиненные своего начальника. А у этого маразм, направляет проверку на всё, потом проверяет проверяющих и так далее. И ссыт одновременно, ты не поверишь, дежурные к нему с оружием не входят, сдают специально.

– Да уж! По-ходу, я вовремя спрыгнул.

Мефодий перемешал мясо. Приехал Коля. Выпили еще. Мефодий чуть не забыл про мясо, оно уже начало прижариваться к дну казана. Еще раз перемешав его, всыпал лук и вышел покурить на улицу, в домике не курили.

Коля рассказывал Борисычу, что его сократили на работе, перспективы не самые радужные. Он был как-то связан со строительством, не то каменщик, не то бетонщик. Можно было по шабашкам пошуршать, но раньше была стабильность, а сейчас впереди маячила подёнщина. Фирма, где он работал ранее, обанкротилась, месяц работы выходил бесплатный. Кое-какой запас был, но вряд ли хватит больше, чем на три месяца. Пообсуждали возможные варианты, ничего путного не нашли и закурили снова. Затем разом приехали Саша, Руслан и Женя. Все прошли в беседку. Мефодий засыпал в казан куриные сердечки, круто посолил жаркое, перемешал.

– Сердечки? – Кто-то спросил из-за спины.

– Поющие сердца! – пафосно ответил Мефодий.

Компания собралась. Все выпили за встречу и расселись за столом.

Первый круг прошли ровно, как бы осторожно вплывая в игру, без резких повышений, почти на каждый рейз сбрасывая карты.

В перерыве на перекур Мефодий всыпал в казан болгарский перец, добавил чеснок, закрыл крышку и удалил почти все угли под казаном, оставив его томиться. Никаких специй, кроме соли и черного перца в блюдо он не добавлял. Так лучше раскрывался вкус мяса. Оставалось только посыпать все зеленью, укропом и петрушкой, но это уже пред подачей.

Второй тур пошёл интересней. Мефодий отдал свои две пары под

фулл-хаус Жени, разом лишившись половины стека. Затем Борисыч двинул олл-ин с парой тузов. И снова Женя выиграл стритом. Борисычу пришлось докупаться. Следом и Мефодий влетел своим флэшем по старший флэш того же Жени.

– Новичкам везёт, – проворчал Борисыч. Женя играл всего второй или третий раз.

– А знаешь почему? – Мефодий с иронией посмотрел на друга.

– Да хрен знает, всегда так!

– Ты себя новичка вспомни. Им почему везет? Просто новички все делают по правилам, видят комбинацию, играют, не видят – сбрасывают. Не газуют. Это мы, набравшись опыта, пытаемся правилами пренебрегать, на удачу где-то рассчитывая, на блеф. А они строго как учили. Это не только в игре. Водители точно так же. Получили права, ездят аккуратно, всего боятся, чтобы перестроиться – сто раз по сторонам посмотрят. Особенно женщины. А опыта наберутся, и всё, прут как танки. Мы же на дороге сами их видим за версту: ползёт по знакам, поворотник включает заранее. А мы ему что? «Тормоз, дави на тапку!» На светофоре сигналим сзади, если он на жёлтый не рванул.

– Ну и везёт тоже. – Борисыч не сдавался. Его игра пока не задалась.

– Ну, и везёт, – примирительным тоном ответил Мефодий.

Женя невозмутимо складывал фишки во внушительную стопку. В перерыве закусили жарким. Мясо таяло на языке, сердечки приятно похрустывали в зубах, перец аль-денте вносил свежую нотку.

Быстренько перекурив, вернулись к столу.

– Слыхали за электрический суд? – спросил Руслан за раздачей. В их компании слово «электронный» заменялось на «электрический», для смеха.

– Что думаете?

– Пока непонятно, – Борисыч скептически нахмурился. – После «Терминатора» к искусственному интеллекту доверия нет.

– Дед бы в гробу перевернулся, – Мефодий тоже был не в восторге.

– Почему?

– У меня дед судьей был, один из самых известных в стране, Беляков Дмитрий Николаевич. Я, правда, не общался с ним почти, он с бабушкой в разводе давно. Я и видел-то его только в детстве. Я не рассказывал разве? Он долго прожил, умер три года назад, там мутная какая-то история. Погиб при пожаре, хоронили в закрытом гробу, были слухи, что головы у тела нет. Подробностей не знаю. Я слышал, что он был против разработки этой системы, говорил, мол, машина никогда не заменит человека, как можно доверять судьбу компьютеру, и все такое.

– А ты что скажешь, Руслан? – Руслан как раз был айтишником, не то разработчиком, не то программистом, никто толком не понимал.

– Ну, тут разные мнения есть. Вопрос в том, можно ли искусственный интеллект называть интеллектом вообще. Я думаю – нет. Как не программируй алгоритм, он будет решать задачи, выдавать рекомендации, писать может даже книги, управлять отраслями и тому подобное. Если прописать ему реализацию решений, тогда опасность есть. И то это зависит от входных данных и предоставленных полномочий управления. Для автоматизации, например, промышленности, логистики там, еще чего-то подобного, смысл есть. А в военных целях надо только, чтобы рекомендации выдавал, без доступа к управлению оружием. Дело в том, что его архитектура заточена только под решение задач, какими бы сложными они не были, чисто математически. Или на основе уже имеющихся решений. У него нет, и не может быть своих целей и побуждений. Поэтому страшилки, что алгоритмы могут принять решение об уничтожении человечества, смешны. Если им не прописать такую возможность. В них отсутствует внутренний наблюдатель со своими интенциями. Это просто очень умные и быстрые счеты. Даже не умные. Быстрые.

– Божьей искры в нем нет, – проговорил Саша. Он в последнее время увлекся религией. – Бог создал человека по своему образу и подобию, но разве человек стал Богом? Так и человек создал машину, хоть и похожую на себя, но разве человека? Создатель всегда больше созданного, в высшем смысле, разумеется. В человека Создатель вложил свои правила, которые проявляются в виде нравственного начала, другое дело, что он, человек, их все время под себя правит, но на то и свобода воли. А в алгоритм можно программные правила заложить, и нарушить их там просто некому.

– А как тогда это судь-Е работает, Руслан?

–Скорее всего, определяет соответствие входящих данных процессуальному законодательству, если все соответствует, доказательства принимаются, если нет, отвергаются. В принципе, ничего сложного. Как сроки определять – вообще пустяки. Здесь сложил, там отнял. Главное – корректность входных данных, а это материалы следствия, как я понимаю?

– Ну, в обычном суде да, я просто не понимаю, как следаки загружают свои бумаги в систему. Я еще в работе не сталкивался. Похоже, скоро будет электронная форма для заполнения всех протоколов, такая, со всплывающими подсказками. Пока экспериментально, конечно, все проходит. Но в нашем детстве даже моби?л не было, не то, что интернета, так что в секунду наладят.

– Не дай Бог под такое правосудие загреметь. Судья хоть скидку какую может сделать, чисто по-человечески.

– Похоже, от таких скидок и пытаются уйти. Слишком уж они обусловлены экономически. К тому же примут поправки, что депутаты-де, не подлежат Е-суду. И обоснований приведут миллион, не мне вам рассказывать, как это бывает. Вспомните, как с цифровым рублём было. Все, кроме нас! А для черни сверхбыстрый и сверхсправедливый процесс и адье… пополнять ряды оркестра. – Коля всегда был реакционен.

– А что ты против оркестра имеешь? – вскинулся Женя. Он был из той части общества, которая весьма романтически относилась к фигуре дирижёра.

– В смысле? А что непонятно? Они герои, да. Были. Но этим летом ими же было перечёркнуто все сделанное, вся память о погибших. Будь они сто раз правы, все разборки оставляются на после победы. Вы вспомните декабристов. Ведь все они воевали в 1812. Ни один мятеж не поднимался во время войны. Кроме большевистского, конечно. Сначала Родина, победа, потом политика. И за что, получается, дирижер воевал? Ну, теперь Бог ему судья. Озеро Коцит никогда не опустеет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».