– Нет. Это дыра остаточной пустоты. Но в ней была брешь.
– Но-о, как бы это сказать-то, – призадумался папа Поэ, – ведь она в воздухе и из воздуха, да?
– Да.
– Но как же ты мог схватиться за воздух, – вскричал Что Это Было, – то есть, за, по сути, ничто?! Как за то, что нельзя взять, да даже увидеть, можно схватиться, и тянуть, и стянуть?!
– Когда делаешь и не думаешь, получится или нет, то получается, – убеждённо ответил мог Амадей.
– Поэ, я не могу, где мой диктофон? – прошептал папа уголком рта.
– Я уже давно записываю, папа, – прошептала в ответ Поэ другим уголком, и слегка толкнула его локтем, показывая, что диктофон у неё за спиной.
И подмигнула.
– Вот смотрите, – предложил юноша. – Я сейчас наберу воздух, чтобы слепить из него комок.
Он решительно и спокойно провёл перед собой раскрытой ладонью, как будто зачерпывал снег из сугроба, чтобы слепить снежок, потом помял что-то невидимое в руках, словно уплотняя. Взглядом попросил девочку вытянуть руку, диктофон неслышно упал, примяв траву за спиной Поэ, и положил ей на ладонь невидимый, но плотный, шероховатый, увесистый комок, надо полагать, воздуха.
Лицо девочки онемело от удивления.
– Он скоро исчезнет, – комментировал свои действия юноша. – Как растаял бы снежок в твоей ладони.
Видимо, ком воздуха исчез, потому что девочка начала отряхивать ладони.
– Хочешь попробовать? – предложил мог Амадей. – Просто не думай, получится или нет.
И, глядя, как забавно и безуспешно девочка царапает, как кошка, воздух, спросил:
– Как тебя зовут, спутница Что Это Было?
Поэ перестала хвататься за воздух и, вспомнив, что у могов, как сказал этот удивительный юноша, первое слово важнее второго, ответила не сразу. Но, кажется, изрядно членораздельно, чтобы быть верно расслышанной.
– Поэ.
Чтобы стало понятным, как это прозвучало, произнесите это имя раздельно и максимально твёрдо. Вот так. П! О! Э! Вот так она и сказала. Но мог Амадей сообразил, что не надо называть её Пэ О Э, он правильно понял слишком усердное желание девочки оказаться понятой.
– Что вас привело сюда, Что Это Было и Поэ?
– Э, как бы это попроще сказать-то, – неуверенно начал папа, потому что не сомневался в том, что его в очередной раз не поймут
Всякий раз, когда он начинал говорить кому-нибудь о том, что его волнует, в ответ он слышал безудержный смех. И видел, как крутят пальцами у виска. Или пожимают плечами и отворачиваются, потеряв к нему интерес. Или машут раздражённо руками и толкают, выпроваживая, в спину. Поэтому, собираясь сказать что-то о том, что его волнует, каждому новому человеку, папа очень тщательно подбирал слова. И сначала как будто настраивался.
Если бы ему встретился кто-то, кто так же, при столь странных обстоятельствах терял свою любимую жену, то, наверное, он не стал бы смеяться. Но у большинства его собеседников с близкими людьми было всё в порядке, поэтому его не понимали. Тебя лучше поймёт тот, кто испытал нечто подобное. А искать понимания и участия у того, кому хорошо, чаще всего бесполезно. Вот и сейчас, глядя на стройного красивого юношу, мог ли папа быть уверен в том, что тот, кто выглядит столь блестяще, не посмеётся над ним?
Папа или, как его назвал мог Амадей, Что Это Было, хотел, чтобы мамы не уходили из жизни, рожая детей. Тем более, если бы вдруг с ними произошло то, что произошло с его Эммануэль. Поняв, что на организм его беременной жены неким образом повлияла смола упавшего дерева, он очень захотел выяснить влияние смолы этого дерева на организм человека. Но его сосна на ту пору уже высохла. А найти другую такую же, со светящимися в темноте хвоинками, не получилось.
Он снова направился в то место, где когда-то выкопал саженец светящейся сосны, но почему-то не смог найти его, хотя место было точно нанесено на карту предыдущей его экспедиции.
– Это потому, – пояснил мог Амадей, – что моги над своими кладбищами, как и над поселением, тоже ставят мысленные лабиринты. А в тот раз, когда вы смогли выкопать саженец, вероятно, по каким-либо причинам лабиринт был снят на время или ещё не установлен.
– Кладбищами? – Подумала Поэ. – Почему кладбищами? Какие кладбища?
Но вслух ничего не сказала.
И тогда Что Это Было стал ездить по хвойным лесам всех стран, где они есть, в поисках светящейся сосны, но никак не мог найти. Местные жители какой-либо страны говорили ему, что да, им как-то встречалась такая сосна, но ему она не попадалась. Как будто избегала встречи с ним. А ему так нужна была смола, чтобы, исследовав её состав, воплотить свой невероятный проект. Из-за которого над ним и смеялись. Он хотел сделать специальный раствор, введение которого в организм беременной женщины вызовет определённую реакцию.
– Какую? – спокойно поинтересовался мог Амадей.
Что Это Было рассчитывал, что животик беременной женщины покроется древесной коркой и отделится от тела мамы. И в этом древесном инкубаторе ребёнок бы самостоятельно дозревал до распила коры. А мамы бы ходили с удовольствием по своим делам, периодически стирая пыль с деревянной родовой капсулы. Пришло время, привезли деревянную капсулу в больницу, распилили, ребёнка вытащили и домой поехали.
– А над чем смеялись? – опять спокойно поинтересовался мог Амадей.
Потому что так не бывает, а если у людей чего не бывает, то и быть не должно. Хотя, если бы так думали все люди, то всего того, что у нас сейчас есть, никогда бы и не было. Если б не смелые фантазёры, то мы, пожалуй, даже и не разговаривали сейчас, а продолжали рычать и мычать, безумно прыгая с ветки на ветку.
И вообще, чтобы ты понимал: фантазёры – это инженеры Вселенной.
…Что Это Было пробовал сделать нужный раствор из смол разных хвойных деревьев, но результата добиться не мог. Он не проводил эксперименты над беременными женщинами, нет, что вы. Он экспериментировал над лягушками, ящерицами, мышами. Причём только над теми, которые по каким-либо обстоятельствам были неизлечимо больны, и им всё равно умирать. Он ходил в ветеринарные клиники и покупал таких животных. Долго шёпотом просил у них прощения, а потом вводил им экспериментальные препараты. Ничего не получалось, только иногда подопытные частично деревенели. То у них лапки становились веточками, то спинка пеньком, то живот покрывался хвоёй. А когда они умирали, то Что Это Было выставлял их заспиртованными в специальных стеклянных банках в своей лаборатории. Смотрел и очень-очень хотел найти смолу нужного дерева.
Даже если он когда-нибудь смог бы сделать такой препарат, то вовсе не обязательно, что все женщины кинулись бы его пить. Это ведь необычно. И даже странно. Но ведь может быть так, что организм какой-нибудь больной женщины не смог бы самостоятельно выносить младенца, а медицина в её случае вдруг расписалась в бессилии, вот таким бы препарат доктора наук Что Это Было очень бы даже пригодился. Как последний шанс иметь своих детей. Поэтому, несмотря на насмешки, он продолжал ездить по миру в поисках светящейся сосны.
Правда, его мысль бежала впереди него, и он уже представлял, как детей выращивают на грядках. Он бы тогда вырастил для Поэ сестрёнку, потому что после Эммануэль ни с какой другой женщиной больше жить не хотел, а без них дети не получаются. Этим он обязательно запланировал заняться как-нибудь в будущем, но сначала хотел создать препарат на основе смолы для созревания детей в деревянных капсулах-инкубаторах…
Из-за дерева вышел огромный двухэтажный кот и, не моргая, сверху вниз уставился на собеседников, дёргая хвостом.
– Пойдёмте отсюда, – сказал мог Амадей, – а то у засидевшихся без дела иллюзоидов нюх на людей. Сейчас они все здесь соберутся. Подойдите ко мне.
Он прижал их к себе за плечи, чуть присел, вгляделся куда-то, и вдруг всё резко смазалось, раздался дикий свист, и они ухнули в темноту. Это и был тот самый прыжок, травмирующий пространство.
Напоследок Что Это Было успел разглядеть, как из-за другого дерева вышел динозавр и плотоядно посмотрел на них, переведя недовольный взгляд на кота.
Когда мог Амадей обнял Поэ, она хотела в шутку спросить «Мы что, полетим?!», но успела только сложить в голове «Мы что, полети…», а дальше в темноте повис один только визг – «и-и-и-и-и-и-и-м…».
Диктофон остался лежать в траве. А в нём информация, которую никто никогда уже не узнает? Кто знает…
Глава 3
– Давай рассказывай, что ты там про них знаешь!
Человек с обезображенным лицом, шевеля губами порванного перекошенного рта, с бионическими протезами из отполированной слоновьей кости вместо почти всех пальцев, нервно барабанил по чашке с кофе, стоявшей на огромном письменном столе из древесины редкостной породы. Возможно, даже из таких деревьев, которые давно и намеренно истребили, чтобы изделия из них стали стоить космических денег.
Ведь всё, чего мало, стоит дорого. И иногда того, чего мало, специально мало.
Пределов помещения не было видно по причине очень тусклого освещения, хотя понимающий характер освещения, догадался бы, что свет идёт от очень дорогих, сейчас сильно приглушённых люстр. В этом доме явно не любили свет, а ещё зеркала.
Даже ты, увидев на носу прыщ, злился или злилась бы на своё отражение в зеркале. А тут случай был куда как хуже…
Ещё тут была тяжёлая спёртая атмосфера на грани кислородного голодания: явно дорогу воздуху преграждали тяжеленные портьеры, которые не раздвигались даже в самый ясный солнечный день. По сути, они, эти портьеры и другие невидимые при тусклом освещении предметы интерьера, заменяли собой атмосферу, предлагая в условиях иного социального сословия дышать не воздухом, а роскошью. Наверное, это всё здорово напоминало своеобразную реанимацию для тех или для того, для кого выйти из дома в люди, это как опуститься ниже своего достоинства.
Ручка у чашки с кофе была в виде крылатого юноши, и когда протезированная кисть руки, барабаня, в один момент щёлкнула юношу по голове так сильно, что откололся кусочек фарфора. Человек с обезображенным лицом смахнул осколок на пол, а чашку швырнул в сторону. Она упала с треском на пол, в полу робко открылся маленький люк, рука в белой перчатке схватила чашку, люк бесшумно закрылся.
Горбатая кривозубая старуха с бородавками на лице и длинными грязными волосами почесалась, незаметно вынув листок бумажки. Искоса заглядывая в неё, она заскрипела:
– Несколько тысяч лет назад моги прилетели на нашу планету на звездолёте. Их выжили со своей родной планеты, и им некуда было деваться, кроме как найти себе новое пристанище, новую родину. А выжили могов потому, что они не хотели делиться секретом своих чудесных способностей, которыми обладали. Не хотели делиться потому, что это легко могло быть обращено во зло, а моги были против тёмных помыслов.
– А-ха-ха-ха-а! Да-да, ага! Ты мне эту политинформацию брось! Давай дальше! Сокращай вступление!
Казалось, что клочковолосая голова человека с обезображенным лицом мелко и неравномерно тряслась во все стороны, тем самым сопровождая смех и крики.
– Сразиться с ними никто не решался, боялись их волшебной силы, но вот невыносимую для жизни обстановку создать смогли. И моги сами были вынуждены уйти из-за этого, потому что пренебрежительно относиться к обстоятельствам, созданным против них, не сумели. Потому что, на самом деле, плевать на всё могут только чёрствые люди. А моги такими не были. И – улетели на нашу планету.
– Да! Да! Конечно! Мораль и этику себе оставь, мумия, мне нужны только факты! Давай ближе к делу!
Если бы кто-то в этот момент посмотрел на люк в полу, откуда недавно высунулась рука, забравшая брошенную чашку, то он заметил бы, что люк, буквально, ходит ходуном, видимо, в такт чьему-то страху.
– Подружиться с немногочисленными местными аборигенами получилось не сразу, и далеко не со всеми. Некоторые задиристые племена землян захотели показать переселенцам, кто тут хозяин, но получили такой отпор, что… решили во что бы то ни стало либо заполучить секрет их силы, либо заставить могов служить себе для бесконечных войн за новые земли, за расширение территорий. Эти воинственные племена начали охоту за могами. Не желая приносить вред тем, кто слабее, моги были вынуждены опять уйти, в самую чащу леса, но и там особо настырные аборигены их находили и вынуждали быть всегда начеку.
– Так что за сила-то у них была?! Ты, старушня корявая, долго ещё будешь меня за нос водить?! – вновь заорал нетерпеливый обезображенный человек и невольно потёр протезом место на лице, где когда-то был нос.
– Моги умели, когда надо, перевоплощаться в сильных животных – медведей, ящеров, тигров, орлов и даже таких, каких мы с вами, господин, ни разу не видели, ведь они с другой планеты. В таком виде моги запросто одолевали любого самого грозного врага. Это казалось волшебством. И поэтому так тщательно оберегали секрет силы. У каждого мога для перевоплощения было своё родовое животное, существо, передающееся в определённый день от отца к сыну во время ритуала. Если, например, отец умер раньше ритуала передачи умения перевоплощаться в родовое существо, то тогда сын оставался без способностей. И если такие способности появлялись без отца и ритуала, ну-у, тогда это можно было бы назвать избранностью.
– О-о-о-хо-хо, меньше слов, перейди в режим телеграммы! – обезображенного трясло не на шутку.
Но старуху, кажется, это не сильно трогало. Наверное, потому что страшные боятся меньше?
– Говорят, что за всё время пребывания на Земле могов был один такой избранный. Его отца убили, когда он был ещё младенцем. И вдруг сами собой, без всякого ритуала в нём проявились способности перевоплощаться в большую птицу, а птица – это его родовое существо.
– И на что он был способен в этом виде? – человека с обезображенным лицом вроде начало отпускать, наверное, это был какой-то приступ, спровоцированной либо нарушенной психикой, либо хроническими заболеваниями.
– Он, – всё в той же неизменной тональности скрипа продолжала старуха, – когда отводил крылья назад и резко взмахивал ими вперёд, тогда шла ураганная волна, которая сметала всё перед собой на расстоянии метров сто пятьдесят-двести. А то и больше. И чем сильнее он отводил крылья назад, и чем резче взмахивал, тем ураган большей силы вызывал.
Обезображенный, молча, пожевал порванным ртом, издавая какие-то глубинные хрипы и концентрируя на старухе глаза без ресниц и без бровей выше.
– От одного взмаха вдаль, вертясь как пушинки, могли лететь злодеи и даже выкорчеванные деревья. От взмаха другой силы могли только шелестеть листочки на деревьях, исполняя мелодию любви. Всё зависело оттого, насколько далеко он отводил крылья, и насколько резко ими взмахивал.
Странно, но слышать от натуральной Бабы Яги словосочетание «мелодия любви» значило бы заподозрить её в… в… пока не знаю в чём. Посмотрим, что будет дальше.
Безобразный человек призадумался, барабаня протезами пальцев, а потом выпалил:
– Мне нужен чёртов мог! Любой чёртов мог! Или именно этот избранный чёртов мог!
Сказано это было так резко, гораздо резче и неожиданнее, чем прежде, что старуха даже подпрыгнула и выронила бумажку.
– Посмотри, кто из них ближе к нам находится! Кого легче… не-е-ет, кого лучше взять, чтобы мне наверняка пригодился.
Старая горбунья плеснула на большое серебряное блюдо воду.
– Притушите швет, – прошамкала она, внезапно сменив скрип на шепелявость.
Хотя, казалось, куда ещё тушить-то?! И так еле что видно. Но то ли старуха издевалась, или как сейчас говорят, троллила, то ли реально для мистики и экстрасенсорики были необходимы максимально предельные и даже запредельные условия.
– Эй, там, притушите свет! – рявкнул человек с обезображенным лицом.
И кто-то невидимый за колоннами и тяжёлой портьерной тканью на цыпочках пробежал к переключателю и погасил ещё часть ламп в роскошных, но не видимых люстрах.
– Вижу, – снова проскрипела старуха, – вижу!
– Что ты видишь?!
– Мога вижу.
– Какой он?
– Молодой, даже юный. С ним…
– Что с ним?!
– Да не что, а кто с ним, господин. С ним мужчина и девочка, по виду не моги.
– Где они?
– Рядом. Лес по ту сторону гор, господин.
– Точнее!
Старуха покашляла и закатила глаза. Протез пальца из отполированной слоновьей кости придвинул к стопке купюр на столе ещё одну купюру.
– У озера, господин.
– Как его взять? – спросил человек с обезображенным лицом и, не дожидаясь кашля старухи, придвинул к стопке купюр ещё одну.
– Надо, чтобы он потерял свою силу, господин.
– Как?!
– Вот как, господин.
Старуха наклонилась к большому серебряному блюду с водой так, что концы её косматых волос намокли. Человек с обезображенным лицом брезгливо ещё больше перекосил и без того перекошенный рваный рот. Старуха опустила в воду крючковатый палец и загадочно сказала:
– Чтобы у мога отнять силы, в наших… ваших условиях поможет только параллельность.
– Давай без загадок!
– Хорошо, господин.
